Ночной мотылек

Владимир Анин, 2023

Пятая повесть из цикла «Екатерининский парк».В этот раз Екатерине Андреевне Романовой предстоит разгадать тайну убийства танцовщицы из ночного клуба, обнаженное тело которой было найдено в Екатерининском парке.Повесть «Ночной мотылёк» впервые вышла в свет на страницах Молодежного журнала «Странник» в 2022 году.

I

Гладилин подкатил к воротам Екатерининского парка и остановился. Включённые фары, пронзая темноту, освещали убегающую вдаль дорожку. Он взглянул на свои позолоченные «Сейко»: половина третьего ночи.

— Что ей от меня нужно? Да ещё здесь?

Лежавший на пассажирском сиденье мобильник издал квакающий звук, и экран его призывно засиял. Гладилин схватил трубку и прочитал:

«Заезжай в парк».

— Какой парк?! — в сердцах воскликнул Гладилин. — Тут же «кирпич»!

На воротах висел знак «въезд воспрещён». Телефон снова квакнул, и на экране высветилось новое сообщение:

«Заезжай».

— Дура! Ненормальная! — выругался Гладилин и, ещё раз оглядевшись, нажал на газ.

Сердце замирало, как обычно бывает, когда делаешь что-то запрещённое. И, как назло, он забыл дома очки, а без них силуэты деревьев вдоль дороги неприятно расплывались, вызывая неуверенность и беспокойство. Гладилин крутил головой, всматриваясь в темноту, лишь местами разбавленную бледным светом фонарей.

Она появилась внезапно. Во всяком случае, ему так показалось. Ещё секунду назад дорога перед машиной была пуста, и вдруг прямо перед капотом возникла женская фигура. Голая! Гладилин резко надавил на педаль тормоза, и машина, вздрогнув, встала как вкопанная.

Он искал её здесь, в этом парке, ведь она сама позвала его сюда. Но он никак не ожидал увидеть её в таком виде  — на ней были только чёрные кружевные трусики. Босиком она брела прочь по дорожке, не замечая ударившего в спину света фар и рокотания мотора.

Гладилин выскочил из машины и подбежал к ней. Все заготовленные заранее фразы, гневные и раздражённые, мгновенно улетучились из головы. Она явно была не в себе, поэтому говорить ей что-либо было совершенно бессмысленно.

Однако понять, что же всё это значит, было необходимо, и Гладилин спросил:

— Что случилось?

Она молчала, продолжая неуверенно перебирать ногами. Гладилин схватил её за локоть.

— Что случилось?! — повторил он громче.

Она остановилась. Гладилин почувствовал, как холодна её кожа. Да она замёрзла! Пусть на дворе июнь, но ночи всё равно прохладные. Гладилин снял пиджак и набросил ей на плечи. Затем, приобняв, повёл к машине. Она повиновалась.

Он усадил её на переднее сиденье и, обогнув машину, собрался было сесть за руль, но вдруг заметил, что его «БМВ» стоит в какой-то неестественной «позе». Бросив взгляд в сторону «кормы», Гладилин чертыхнулся — заднее колесо оказалось спущено.

— Этого ещё не хватало! — процедил он сквозь зубы и, обратившись к «пассажирке», сказал: — Я быстро, только колесо заменю.

Конечно, менять колесо ему доводилось и раньше, но не в таких обстоятельствах: ночь, пустынный парк и замёрзшая полуголая девушка. Вот только как она смогла отправить ему сообщение в таком состоянии? Она пьяна или чем-то обкурилась? И, главное, где её телефон? Все эти мысли промчались в голове Гладилина, пока он вертел рукоятку домкрата.

Вытерев руки тряпкой, которую по старой привычке всегда возил в багажнике, он снова сел за руль и наконец спросил:

— Зачем звала?

* * *

Настенные часы в гостиной пробили семь раз. Екатерина Андреевна Романова сладко потянулась и открыла глаза. По выработанной годами привычке она никогда не слышала, как часы бьют один, два, три раза, и так далее. И только когда число ударов достигало семи, она машинально просыпалась. Несмотря на почтенный возраст, Екатерина Андреевна легко спрыгнула с высокой кровати, метко угодив босыми ногами в мягкие, подбитые мехом тапочки.

Умывшись и нанеся легкий макияж, она облачилась в бело-синий спортивный костюм и такой же расцветки кеды, после чего постучалась в комнату внучатого племянника Андрея Чайкина, с которым вот уже много лет, с тех пор как не стало его родителей, делила кров.

В комнате Андрея было тихо. Екатерина Андреевна постучала ещё раз. Она знала, что у него выходной, а в выходные племянник страшно любит поспать подольше. Он уже два года работал в уголовном розыске и всячески отстаивал свою независимость. Но Екатерина Андреевна продолжала его опекать, не позволяя расслабиться.

— Андрей, пора вставать!

Тишина. Она приоткрыла дверь и озадаченно уставилась на пустую, даже не разобранную постель.

— Это ещё что за фокусы! — воскликнула Романова и, пройдя в прихожую, сняла трубку висевшего на стене телефона.

Мобильный номер Чайкина она помнила наизусть и потому, не задумавшись, пробежала пальцами по кнопкам. Через несколько секунд равнодушный женский голос известил её, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.

Вечером Андрей сам позвонил и, как водится, сообщил, что задержится, потому что ему нужно кое с кем встретиться. Кое-кто наверняка был девушкой. Екатерина Андреевна приветствовала желание племянника найти вторую половинку, и с её одобрения Андрей продолжал поиски. Но… ночевать он всегда приходил домой. Это было непреложным правилом, которое Чайкин ещё ни разу не нарушил.

Екатерина Андреевна вскипела. Но тут же постаралась взять себя в руки, мысленно сняла крышку с закипающей в голове кастрюли и подула на готовый вырваться наружу гнев.

— Ну, погоди! — сказала она и, посмотрев на себя в зеркало, усмехнулась — в эту секунду она и выражением лица, и костюмом очень походила на героя некогда популярного мультфильма. — Заяц, — добавила Екатерина Андреевна и вышла из квартиры.

* * *

Чайкин отключил телефон, зная, что тётя Катя не сдастся и будет названивать до тех пор, пока он, наконец, не возьмёт трубку. А именно это он сейчас делать не хотел, потому как обе его руки были заняты: левой он придерживал висевшую на плече чёрную дамскую сумочку, а правой обнимал за плечи высокую стройную блондинку в бежевом кожаном пиджачке, накинутом поверх короткого бордового платья. Из-за высоченных каблуков она казалась даже выше Чайкина.

В ту пору они как раз не спеша прогуливались мимо Екатерининского парка, где в столь ранний час царило необычное оживление и суета. Заметив две полицейские машины и «скорую», Чайкин нехотя снял руку с плеча спутницы и, попросив её подождать, направился к коллегам.

— Что здесь? — выдохнул он, поднырнув под огораживавшую место происшествия ленту и наткнувшись на скучающего постового в форме сержанта, с автоматом на плече.

Постовой зевнул и пожал плечами.

— Чайкин?

Он обернулся и увидел капитана Завадского, хмурого опера в помятом костюме неопределённого цвета, с потёртой кожаной папкой подмышкой.

— Здравия желаю, Сан Саныч! — поздоровался Чайкин.

— Издеваешься? — проворчал Завадский. — Какое тут к чёрту здоровье… А ты что тут делаешь? Ты же сегодня выходной.

— Да вот, мимо проходил, и…

Завадский подозрительно посмотрел на него, потом на часы и снова на него. Заметил висевшую у Чайкина на плече дамскую сумочку и усмехнулся.

Перехватив его взгляд, Чайкин смутился.

— Я тут, это… в общем… — пролепетал он.

— Ну, если в общем, присоединяйся, — сказал Завадский и пошёл по направлению к кустам сирени, возле которых стояли двое медиков, наблюдая за сидевшим на корточках небритым криминалистом.

Чайкин подошёл поближе и отшатнулся. Он так и не научился с безразличием взирать на покойников, хотя и старался сохранять самообладание, прячась за маской циника. Но вид практически обнажённого тела красивой мёртвой девушки с ножом в груди поколебал его стойкость.

— Это же Алиса! — прошептал кто-то у него за спиной.

Чайкин резко обернулся и увидел свою покинутую спутницу. Лицо её было бледным, глаза округлились, губы слегка дрожали.

— Ты чего здесь? — так же шёпотом спросил Чайкин и, схватив её, потащил прочь.

— Ты унёс мою сумку, — сказала она.

— Ах, да. А как ты сюда прошла?

— Я сказала, что с тобой.

Чайкин снял с плеча сумочку и протянул ей:

— Ты иди, ладно? Извини, я не смогу тебя проводить. Мне тут нужно…

— Куда это «иди»? — раздался совсем рядом резкий голос Завадского.

Чайкин вздрогнул и обернулся.

— Сан Саныч, это… — начал он.

— Я понял, кто это. А ты, кажется, ещё нет. Ты почему отпускаешь важного свидетеля?

— Да какой она свидетель… Ах да, что-то я и не подумал.

— Не подумал он, — проворчал Завадский. — Вы, девушка, пожалуйста, никуда не уходите. Когда мы тут закончим, поедем в отдел — нужно задать вам несколько вопросов.

— Сан Саныч, а зачем в отдел? — спросил Чайкин. — Я могу и здесь опросить. Ира после работы, устала.

— Чайкин, я сказал в отдел — значит, в отдел. Где мы тут будем опрашивать? Гляди, сколько народу кругом, а скоро вообще не протолкнуться будет. Так что ждите.

Завадский направился к медикам, грузившим на каталку продолговатый чёрный полиэтиленовый мешок.

— Вот ты где!

Чайкин снова вздрогнул и уставился на грозно подбоченившуюся двоюродную бабушку.

— Тётя Катя? — растерянно пробормотал он.

— Нет, Президент Российской Федерации! — ответила Екатерина Андреевна. — А теперь поясни, что всё это значит?

— Здесь совершено преступление.

— Это я и без тебя поняла. Что здесь делаешь ты? И почему не ночевал дома? — спросила Романова, косясь на смутившуюся Ирину.

Чайкин сложил губы трубочкой, намереваясь что-то ответить, но раздумал. Екатерина Андреевна продолжила нападение:

— Может, ты нас познакомишь?

— Ирина, — представилась девушка.

— Очень приятно, — буркнула Екатерина Андреевна.

Чайкин встрепенулся:

— Это тётя Катя… то есть Екатерина Андреевна.

— Мне тоже приятно, — Ирина улыбнулась. — Андрюша, я подожду у входа.

— Да, конечно, — ответил тот. — Я сейчас.

— Я повторяю свой вопрос, — сказала Екатерина Андреевна, когда Ирина отошла. — Что всё это значит?

— Тёть Кать, ты ставишь меня в неловкое положение. Я взрослый человек.

— Какой ты взрослый! — воскликнула Екатерина Андреевна и щёлкнула его пальцем по носу.

Чайкин схватился за нос и посмотрел обиженно.

— Да, я взрослый, — прогудел он в нос. — И вправе делать то, что хочу.

— О правах вспомнил? А об обязанностях поговорить не желаешь, взрослый? Ты когда последний раз в своей комнате уборку делал? А стирал, гладил? Я уже не говорю о готовке и мытье посуды! Или ты полагаешь, быть взрослым — это значит ночь напролёт шляться в компании с какими-то подозрительными девицами?

— Тёть Кать, мы не шлялись… Она… Ира работала…

— Что?!

— Она работает в ночном клубе.

— Где?!

— В клубе. Ночном. Официанткой.

— То есть ты был в ночном клубе?

— Ну да.

— О горе мне, горе! Кого я воспитала!

— Ну, тёть Кать, это вполне приличное место.

— Вполне? Хочешь сказать, что там голые девицы на сцене не пляшут?

— Ну… вообще-то пляшут. То есть танцуют. Стриптиз.

— Ну вот что, с меня хватит!

— Тёть Кать, но я же не ради них там был. Просто Ира там работает, ну и… Я ждал, когда она освободится, а потом провожал. Она живёт тут недалеко. И она хорошая, я тебе клянусь.

— Она вроде и впрямь ничего, по крайней мере внешне, — смилостивилась Екатерина Андреевна, строго добавив: — но ночевал чтоб дома! В крайнем случае, предупреждай заранее.

— Тёть Кать! — воскликнул он и бросился ей на шею.

— Тихо! Опрокинешь, окаянный! Лучше расскажи, что тут произошло?

— Представляешь, девушку убили. Ножом в грудь.

— Ужас какой!

— А девушка эта почти голая. Ну, то есть в одних

трусах.

— В нижнем белье, — поправила Екатерина Андреевна.

— Да. А главное, работает в том же клубе, что и Ира.

— Тоже официантка?

— Нет, она как раз… — Чайкин коряво изобразил несколько па.

— Понятно. И что уже известно?

— Никто ничего не видел. Камеры видеонаблюдения здесь отсутствуют. В общем, пока знаем только имя.

— И место работы, — добавила Екатерина Андреевна.

— Да, и место работы.

— А этих опрашивали? — спросила Романова, заметив стоявших неподалёку двух таджиков в оранжевых жилетах, с мётлами в обнимку, старика Сархата и его юного помощника Анзура.

— Не знаю, — признался Чайкин. — Я только что подошёл.

— Ладно, — перебила его Екатерина Андреевна, — я сама с ними поговорю. А ты иди, охраняй своего свидетеля, пока ей не надоело ждать и она не сбежала.

Чайкин пошёл к выходу, а Екатерина Андреевна, стараясь

не попадаться на глаза капитану, с которым у неё были давние «тёрки», направилась к застывшим, словно парковые скульптуры, таджикам.

— Ассалому алейкум, Екатрин Андревна, — воскликнула ожившая фигура Сархата, и на сморщенном загорелом лице вспыхнула двумя рядами золотых зубов приветливая улыбка, над которой среди глубоких морщин с трудом можно было различить узенькие щёлочки глаз.

— Ассалому алейкум, — вторила ей другая ожившая фигура, на голову выше и вдвое тоньше первой, тоже с загорелым, но девственно гладким личиком, испорченным разве что большой лиловой шишкой на лбу, и широко распахнутыми бархатно-чёрными глазами, всегда почему-то грустными, как у бассет-хаунда.

— Ва-алейкум ассалом, — торопливо ответила Екатерина Андреевна. — Сархат, Анзур, рассказывайте.

— Не знать нищего, — ответил Сархат. — Нащальник дапрос делал, ми всё гаварил. Нищего не видель, нищего не слышаль.

— Никому ничего не скажешь, — добавила Екатерина

Андреевна.

— Пащему ни скажешь? Всё скажешь.

— Ну так говорите! Вы же каждую ночь тут что-нибудь делаете, рыбу в пруду ловите. Неужели так ничего и не видели?

— Э-э, — протянул Сархат. — Сиводня нищего не делаль, нищего не лавиль. Сиводня спаль.

Он поставил метлу на землю и, сложив вместе две ладони, поднёс их к правой щеке.

— Спаль, — подтвердил Анзур и тоже изобразил ладошками, как спал, уронив метлу на землю.

— Как так «спаль»? — не поверила Екатерина Андреевна.  — Вы же и так полдня спите в своей подсобке.

— Вщера не спаль, — сказал Сархат. — Вщера деньраження отмещал.

— Чей день рождения?

Сархат кивнул на Анзура, пытающегося поднять метлу и уже второй раз роняющего её.

— Анзур? — Романова улыбнулась и ласково посмотрела на молодого парня. — Поздравляю! И сколько же тебе стукнуло?

Анзур покосился на Сархата и промямлил:

— Нихто не стукнул. Сам падал.

И прикрыл рукой шишку на лбу.

— Дивасать щетире, — сказал за него Сархат. — Савсем маладой ищо.

— А где же он так неудачно упал?

— Вина пил, савсем пьяны был.

— Как вина пил? Вам же нельзя!

— Если низзя, но ощен хощишь, то мала-мала можна.

Екатерина Андреевна принюхалась и удивлённо спросила:

— Сархат, вы тоже «мала-мала»?

— Щуть-щуть, — улыбнувшись, сказал Сархат.

— Ага щуть-щуть! Весь бутылка пил, — проворчал Анзур.

— Ты сам полбутылка пил! — сердито возразил Сархат.

— А ты мине палка голова!

— Стоп! — прервала их Екатерина Андреевна. — Я что-то не поняла: какая палка? Анзур, ты же сказал: упал.

— Вина пил, пьяный был, — пояснил Сархат. — У мене палка рука был. Анзур падал, голова палка — бах! Шишка теперь.

— Понятно, — усмехнувшись, сказала Екатерина Андреевна. — Стало быть, вчера гуляли, поэтому всю ночь продрыхли. Ну что ж, тогда у меня к вам будет просьба.

— Щиво изволите? — с готовностью откликнулся Сархат.

— Надо кое-что поискать…