Я ещё живой. Рассказы и повести

Владимир Анатольевич Удод

В книгу вошли лучшие рассказы и повести автора. Разные по жанру и тематике. Их объединяет желание писателя показать человека в различных жизненных ситуациях, порой невероятных, иногда комических, а чаще драматических.

Запах мачо

1

Валентина, по старой шахтёрской традиции, собирала мужа на работу: встала на полчаса раньше него, разогрела завтрак, накрыла на стол и только после этого разбудила мужа. Она берегла каждую минуту сна супруга, потому что уважала и любила его и хорошо знала, как нелёгок шахтёрский труд. Муж быстро умылся, сел за стол и принялся за завтрак. Ему нравилось есть, смотреть при этом в окно и разговаривать с женой. Разговоры были самые обычные, какие бывают в нормальных семьях, то есть ни о чём особенном, но без которых это была бы уже не семья.

— Сашку на выходные к бабушке отведёшь? — спросил он жену.

— Да, пусть побудет пару дней у стариков, — ответила Валентина.

— Может, сходим куда в воскресенье?

— Давай сходим, — соглашается жена. — Я бы в кино пошла — сто лет уже не были.

— А что там идёт?

— Да какая разница? После кино в кафешке можно посидеть. Тоже уже забыли, когда были последний раз.

— Хорошо, — соглашается муж и тут замечает в окно знакомую мужскую фигуру, вышедшую из их подъезда. — О, а этот что тут делает?

— Кто? — жена отвлеклась от приготовления тормозка и тоже посмотрела в окно.

— Петька Самохин.

— А ты его откуда знаешь?

— Ещё бы мне его не знать! Он у меня в звене работает. Опять где-то у бабы ночевал. Бабник из бабников. Сейчас придёт на работу и будет хвастать своими «подвигами». К кому, интересно, он мог придти в наш подъезд? Не знаешь?

— Откуда? — сделала удивлённое выражение лица Валентина. Она тоже узнала этого человека и догадалась, чьим ночным гостем он был.

— Не иначе к твоей подруге приходил, — вслух размышлял муж, — а больше тут и не к кому. Не пойдёт же он к Спиридонихе или к Савельевне, которым по девяносто лет. Ох, и мерзость твоя Лариска! Муж в ночную смену, а она к себе ухаря (слово было покрепче) привела. Вот бабы…

— Ты, Витя, только не обобщай, — оборвала мужа Валентина. — К тому же ещё неизвестно, к кому он явился.

С Ларисой они были одноклассницами, дружили с самого первого класса, часто делились секретами, но о Петьке Самохине Лариса ничего не рассказывала. Однако Валя хорошо знала этого сердцееда, который ухлёстывал за ней ещё в десятом классе и которого она отшила, узнав, что она у него не единственная. И помнила его пошлое оправдание: «Ты же не даёшь, а я здоровый мужик, мне необходима разрядка». После этого он ей стал даже противен, хотя многие девчонки сходили по нему с ума. Он был красивым, модным, имел хорошо подвешенный язык и не скупился на комплименты, что было редкостью среди мужчин провинциального городка. А женщины, как известно, любят в первую очередь ушами.

— Ну что ты, Валюша, — стал оправдываться муж. — Ты у меня не такая. Была бы ты, как твоя Лариска, — убил бы сразу.

— Так бы и убил? — улыбнулась жена, шутливо шлёпнув мужа полотенцем, которым протирала вымытые тарелки.

— А то! — поддержал шутливый тон супруги Виктор, а потом уже серьёзно продолжил: — Вот чего ей ещё надо? Муж — работяга, на хорошем счету у начальства и в авторитете у рабочих, слышал, собираются его замом начальника участка поставить, к тому же не пьёт, не курит, пылинки с неё сдувает. Ну не дура ли?

— Конечно, дура, — соглашается Валентина, — но ты опоздаешь на автобус.

— Да, да, пора уже, — заторопился мужчина, посмотрев на часы. — Как не люблю я эту первую смену, но ничего не поделаешь.

У дверей он чмокнул жену и побежал на рабочий автобус, в котором уже сидел ночной посетитель.

В шахте, прежде чем приступить к работе, по неписаным правилам шахтёру полагалось съесть тормозок, а поскольку шахта не газовая, то ещё и перекурить. Хотя за такое грубое нарушение по правилам могли не только уволить, но и привлечь к уголовной ответственности.

Каждый, выбрав место поудобнее и развернув тормозок, состоящий из нехитрой снеди — хлеба, сала или колбасы, лука, огурца, пары конфет или печенья, — не спеша всё это поглощал, запивая чаем из фляги. Только ловелас Самоха, как его звали в бригаде, сидел в стороне и курил сигарету.

— Петруха, ты что, опять без тормозка? Иди к нам, поешь, — позвал его Славик, машинист комбайна, добродушный и весёлый парень.

— Не-е, не хочу я, — отказался Петруха.

— Его опять какая-нибудь баба на гульках накормила, — сделал кто-то предположение.

Потрепаться во время принятия пищи — любимое занятие шахтёра. Тут уж можно смело развесить уши и услышать такое, о чём в книжках вряд ли прочтешь. Самоха славился умением весело рассказывать о своих любовных похождениях, а кто же не любит посмеяться, особенно в рабочее время. А так как его уже зацепили, он не заставил себя упрашивать.

— Да, сегодня бабёнка попалась что надо, — похвастался он. — Ненасытная, гоняла меня всю ночь. Пару часов только и поспал. Но что она вытворяла… А фигура — обалдеть. Говорит: «Возьми меня сзади». И приняла такую позу — француженка! Талия — во, а бёдра — во! — Он показал руками, какими были у любовницы талия и бёдра. — Будто токарь точил, до чего же всё идеально.

— Можно подумать, ты и француженок трахал, — усомнился кто-то.

— Француженок у меня не было, зато китаянка была. Но это неважно, в кино-то я видел француженок. «Анжелику и короля» смотрели? Вот моя на Анжелику эту похожа.

— Чего же не женишься на ней? — поинтересовался наивный и добродушный Славик.

— Ну, так замужем она. Мужик в ночь ушёл. Не мог я упустить такого случая.

Всё это время Виктор молча слушал, но тут не выдержал и рявкнул:

— Может, ты заткнёшься, пока я не запустил клеваком!

Все затихли, посмотрев на звеньевого. Никто не сомневался, что Виктор мог осуществить свою угрозу.

— Ладно, умолкаю, — миролюбиво сказал Петруха. — Злой что-то сегодня звеньевой. Молчу, молчу.

— Хватит трепаться, закругляйтесь, по-быстрому перекурили — и по паям. — Виктор скомкал недоеденный тормозок, бросил его в пустоту, где снедь тут же подхватили смелые крысы, и первым полез в лаву.

В конце смены Петруха осмелился подойти к Виктору:

— Звеньевой, что ты такой злой на меня? Или сам молодым не был, или сам без греха?

— Я и сейчас нестарый, да, и сам не без греха, но замужних баб не трогаю. Тем более — жён своих товарищей.

— А-а, ты знаешь, где я был, — догадался Самоха.

— Видел, как ты утром выпорхнул из моего подъезда.

— Поверь, Витя, она сама ко мне приставала, говорила, что с мужем уже давно у неё ничего нет, что от него борщом воняет.

— Ты только о себе и думаешь, куда бы свой конец макнуть. А ты иногда и о мужиках подумай, прежде чем с их жёнами связываться. Жениться тебе надо, тогда быстрее до тебя дойдет, о чём это я сейчас. В общем, так: увижу ещё раз возле моего дома — ноги переломаю, ты меня знаешь.

— Да знаю, — вздохнул Петруха, — но на мой век и других баб хватит.

2

Жена Виктора после ухода мужа переделала домашние дела, отвела в детский сад сына, вернулась домой, села и задумалась, как ей поступить с подругой. Открывать глаза её мужу на «шалости» жены она, конечно же, не собиралась, но и оставлять этого просто так не могла. Решила поговорить с Ларисой по душам.

Поднялась на два этажа выше, позвонила в квартиру №9. Долго никто не открывал, затем за дверью послышался недовольный сонный голос:

— Что, опять ключи забыл, растяпа?

— Это не твой «растяпа», а я. Открывай, соня!

Щёлкнул замок, в проёме двери появилась заспанная и сильно помятая физиономия женщины, образ которой был очень далёк от образа Анжелики.

— А-а, ты, — узнала она подругу, — чё припёрлась в такую рань?

— Какая рань? Скоро девять уже, проснись.

— Ладно, заходи уже, коль пришла. Вино будешь? Проходи на кухню, а я хоть лицо сполосну. Можешь налить себе, там осталось ещё немного. Вино хорошее, португальское. Вчера угостили.

— И я даже знаю, кто.

— Да-а-а, даже так? — удивилась Лариса.

— Даже так, — подтвердила подруга.

— Теперь понятно, зачем припёрлась. Воспитывать будем?

— Иди, умойся сначала, лахудра, — Валя подтолкнула Ларису в ванную комнату. Сама прошла в кухню и, окинув взглядом неприбранный после вчерашнего свидания стол, воскликнула: — Неужели не боишься, даже не прибрала за собой? А как муж придёт, что ему врать будешь?

Из ванной высунулась всклокоченная голова с полным ртом зубной пасты и произнесла:

— Скажу, что с тобой маленький девичник вчера устроили. Он проверять никогда не пойдёт.

— Ох и страхолюдина, — вздохнула Валентина, глядя на подругу, — за что только мужики на тебя вешаются?

— А за енто за самое, — прыснула от смеха Лариса, разбрызгивая изо рта пену.

Через десять минут она появилась на кухне. Преображение было потрясающим. Это была уже настоящая Анжелика, сошедшая с большого экрана. Валентина не удержалась от восхищения:

— Как это тебе только удаётся так быстро перевоплощаться? Вот змеюка! Ну вот только что была заспанная, страшная, как моя жизнь, а сейчас — как огурчик!

— Ближе к телу, подруга. Наливай!

Когда выпили по бокалу действительно прекрасного вина, закусывая его дорогими шоколадными конфетами, Лариса снисходительным тоном проговорила:

— Ладно, наливай ещё по одной и воспитывай. Я вся во внимании.

— Ты не ёрничай, я серьёзно пришла с тобой поговорить. — Валентина хотела дать понять подруге, что она пришла к ней не шутки шутить.

— Так говори.

— Мы сегодня с Виктором видели, как от тебя выпорхнул Петька Самохин.

— Ну и что?

— А то ты не знаешь что. Он бабник и трепло. Вся шахта скоро будет знать о ваших отношениях.

— Тю, та пусть знают. Всё равно рано или поздно я со своим Колькой разойдусь.

— Ты что, совсем ненормальная? — возмутилась Валя. — Где ты такого мужика найдёшь? Разве можно его с Самохой сравнить? Ты же за ним как за каменной стеной: вся в золоте и мехах, ни дня не работала, после замужества он с тебя пылинки сдувает, дышать на тебя боится… С жиру ты бесишься, Лорка!

Тут глаза у Ларисы вспыхнули, и она уязвила подругу:

— С жиру, говоришь? Да у меня жиру меньше твоего будет, — она хлопнула себя по плоскому животу, намекая на пышные формы Валентины.

— Да не о том жире я говорю. Ты сначала роди, а потом будешь себя по животу хлопать. От безделья всё у тебя. Не смей мужика обижать, который для тебя всё.

— Да какой он мужик! Я действительно мужика хочу, чтобы от него борщом не воняло, как от моего. Ну разве это мужик, придёт с работы и давай возле меня крутиться: Ларочка то, Ларочка сё, что Ларочке приготовить, что моя киса грустная, не мочи ручки, я сам помою посуду, и так далее. А в постели как начнёт сюсюкаться: я тебя не придавил, тебе, рыбка, не больно, тебе хорошо, моя киса… Тошнит меня уже от него. Понимаешь, тош-нит!

— Зато от Самохи не тошнит!

— Представь себе, нет! А ты, случайно, не ревнуешь? Я же помню, как вы в десятом встречались. Не дают покоя воспоминания?

— Было бы что хорошее вспомнить. Он уже тогда был бабником, за что и нагнала его.

— Хочешь сказать, что между вами ничего не было?

— Мне что, побожиться, что ли? Витька у меня первый и единственный.

— Ну и дура, потому что сравнить тебе не с чем. Петя меня как прижал, — все косточки захрустели. И не задавал тупых вопросов: больно — не больно, плохо — хорошо… А как он целуется!.. Ну, это ты, пожалуй, с ним проходила. Он пришёл, как настоящий джентльмен, принёс цветы, вино, конфеты. Одет чисто, модно, выбрит гладко, пахнет дорогим мужским парфюмом. Я даже знаю, как этот крем после бритья называется: «Мачо». Вот Петя — это мачо, особенно в постели.

— Ну, купи своему мужу этот крем.

— А-а-а, — махнула рукой Лариса, — моего сколько ни мажь дорогим кремом, от него всё равно борщом вонять будет. А Петю чем ни намажь — будет мачо. Глаза закрываю и балдею от воспоминаний. Вот это был праздник души и тела!

В этот момент послышался щелчок дверного замка; муж вернулся с работы.

— Лёгок на помине, — пробурчала Лариса, допивая вино.

— Привет, девчонки! — поздоровался, входя на кухню, красивый, высокий и стройный мужчина. — Гуляем?

«Что ей ещё надо?» — подумала Валентина, глядя на этого добродушного красавца. Но вслух сказала:

— Здравствуй, Коля. Ты с работы, садись, поешь. Лариса, корми мужа. Пойду я.

— Не к спеху. Посидите, пообщайтесь ещё, у меня одно дело на балконе — вчера не успел закончить, так я сейчас поработаю немного.

Валентине стало очень жаль мужчину. Она понимала, что это он говорит из деликатности, боится чем-то огорчить жену.

— Да как же ты после ночной смены? Тебе нужно поесть и ложиться спать, — сказала она.

— Целый день впереди, успею ещё, — он просто светился добродушием и хорошим настроением.

— Да пусть идёт, — равнодушно сказала Лариса, — а мы ещё посплетничаем. Иди, иди, Коля, занимайся своими полками. Только потом прибери за собой.

— Обязательно, солнце моё, — пропел муж и вышел.

— Убедилась? — спросила Лариса через минуту. — Разве это мужик?

— А зачем же ты за него замуж пошла? — понижая голос до шёпота, поинтересовалась Валентина.

— Все галдели: какой парень, какой парень, не пьёт, не курит и тебя любит, перспективный, институт закончил, со своей квартирой — дали как молодому специалисту. Но главное даже не это. Помнишь Светку Федулову из параллельного класса?

— Ну?

— Эта Светка просто убивалась за Колькой, а он на меня глаз положил. А я не забыла, как эта самая Светка в восьмом классе отбила у меня Витальку Гончарова. Ты бы видела её рожу, когда мы свадьбу гуляли. Только из-за одного этого стоило выходить замуж за человека, которого не любишь. Конечно, он мне нравился. И было приятно, что девчата шеи сворачивали, глядя нам вслед. Да и разве могла я тогда предположить, что он окажется такой размазнёй! А последнее время стал приставать насчёт ребёночка. Вот я и задумалась: а нужно ли мне это?

— Какая же ты все-таки чокнутая, Ларка, — горько, с жалостью в голосе сказала Валентина. — Без толку тебе что-либо доказывать. Не головой ты думаешь, а совсем другим, ты знаешь каким, местом. Пойду я. Не будь стервой, покорми мужа.

На прощание она добавила:

— Помяни моё слово, подруга, уведёт какая-нибудь умная баба у тебя Колю, а ты одна на бобах останешься.

— Можешь не сомневаться, не останусь. С таким товаром — и пропадать в девках? — Она сделала движение руками, повторяя изгибы стройного тела.

3

Через несколько месяцев, уже под Новый год, Николай вынужден был уйти жить в общежитие шахты. С собой он взял только личные вещи и документы. Даже постельное бельё выдала со вздохом сочувствия комендант, немолодая, очень добрая женщина.

А у Ларисы начались весёлые дни. Первым делом она пригласила своего мачо праздновать Новый год у неё дома. Чувство свободы и ожидание чего-то прекрасного, незабываемого, сильного заполнили всё её существо. Она даже с удовольствием произвела уборку в квартире и нарядила искусственную ёлку. Сама удивлялась себе: с чего бы это? И вот долгожданный звонок в дверь…

Мачо стоял с бутылкой шампанского в одной руке — вместо цветов, в другой сжимал увесистый пакет с продовольственными деликатесами из супермаркета. От него так же исходил упоительный мужской аромат, он был так же красив и так же сиял обаятельной улыбкой. Лариса с визгом бросилась ему на шею, покрывая поцелуями всё, что не прикрывала зимняя одежда. Петруха даже растерялся от такой буйной встречи, замер на мгновение, а потом вместе с шампанским и пакетом занёс в квартиру повисшую на нём женщину.

Время бежало быстро и весело. Вот уже часы дают последний отсчёт уходящему году, двенадцатью ударами призывая загадывать желание.

— Успел загадать, милый? — спросила Лариса после того как выпили по фужеру шампанского.

— У меня одно желание: чтобы твой благоверный не одумался и не пришёл поздравлять тебя с Новым годом. Не хочу, что бы нам испортили такой чудесный вечер.

— Можешь не беспокоиться, не придёт. А вот моё желание заключается в том, чтобы ты остался со мной навсегда. Ты рад?

Петруху даже в жар бросило от этих слов.

— Пойду покурю, — вместо ответа произнёс он.

— Кури здесь. Я не поняла, ты рад? — Нотки тревоги выдавали её волнение.

— Даже не знаю, как тебе сказать, — растерялся мачо. — Всё так неожиданно.

— Говори как есть. Чем тебя не устраивает моё предложение? Может быть, я тебя не устраиваю? Так и скажи!

Пётр долго мычал, бормотал что-то несвязное. В таком ступоре ему приходилось быть впервые, такого идиотского положения он не испытывал за всю свою жизнь, а ведь он бывал, и не раз, в щепетильных ситуациях, в которые неизбежно попадают ловеласы.

— Что ты мычишь? — уже откровенно злилась женщина, почувствовав приближение краха своих надежд. — Я ради тебя прогнала мужа из его собственной квартиры, испортила ему жизнь, а ты тут мычишь?! Скажи что-нибудь нормальным языком.

— Хорошо, — вдруг взял себя в руки Петруха, — я скажу. Ты, Лара, баба классная. У меня таких женщин не было и, скорее всего, больше не будет. Не знаю второй такой красавицы в городе, как ты. Любой позавидует тому, с кем ты будешь. Но я не хочу уходить на работу и думать в забое о том, что ты там, дома, с кем-то трахаешься.

Звонкая пощёчина окрасила левую щёку несостоявшегося претендента на руку и сердце в розовый цвет.

— Ну, вот и поговорили, — вставая, сказал Пётр. — Предельно ясно поговорили. Только предупреждаю: правую щёку не подставлю — дам сдачи. Я тебе не твой Коля.

Уже выходя, произнёс не без иронии:

— С Новым годом, дорогая, все было очень вкусно.

В закрывшуюся за мачо дверь полетел хрустальный бокал. Она впервые в глубине души пожалела о том, что прогнала мужа.

Однако вольная жизнь быстро закружила в водовороте удовольствий голову ветреной женщины. Она недолго страдала от этого фиаско, найдя замену незадачливому Петру, и даже не одну, благо привлекательная внешность манила мужиков как мух на мёд или… Ну, это кому что нравится. Через год она даже вышла замуж. Была горда собой и мужем, везде и всем пыталась продемонстрировать, как она счастлива. А вот с Валентиной они постепенно отдалились друг от друга, перестали заглядывать в гости, при встрече обменивались редкими дежурными фразами. Ещё больше они отдалились после того, как Валентина заметила у Ларисы синяк и пошутила неудачно: «Попробовала мачо не только на предмет запаха?». Бывшая одноклассница фыркнула: «Ты мне просто завидуешь». После этого случая Лариса некоторое время даже не здоровалась. А ещё через год она жила уже совсем одна. Соседи перестали замечать ночных визитёров. Женщина сильно изменилась внешне. Пропал лоск, появилась сутулость.

И вот однажды, когда их дружеским отношениям, казалось, пришёл полный крах, Лариса ворвалась к Вале и разрыдалась у неё на плече. Рыдала долго, не могла остановиться. Валентина не мешала ей, давая возможность вволю наплакаться, и ждала, когда та сможет говорить.

— Представляешь, — продолжая всхлипывать, начала Лариса, — я только что своего встретила.

— Какого своего? У тебя их столько было, своих, — которого из них?

— Да Кольку же-е-е! — разразилась новым потоком слёз женщина.

Прошло ещё несколько минут, прежде чем она успокоилась.

— Представляешь, иду сегодня по Ильича, а навстречу Колька катит детскую коляску. И знаешь, кто с ним рядом?

— Кто? — спросила Валя, хотя уже догадалась, о ком речь.

— Мымра эта, Светка Федулова. Идут под ручку, улыбаются. Даже поздоровались со мной. Но ты бы видела, как эта змеюка на меня посмотрела, только что не зашипела, а в глазах торжество. И улыбочка ехидная.

— А помнишь, я тебе говорила, что уведёт умная баба твоего Николая?

— Валюха, не сыпь мне соль на раны, сама знаю, что дура. Только разве теперь вернёшь потерянное?

— Теперь не возвращать нужно, а думать, как жить дальше.

Они ещё долго говорили, и с этим долгим разговорам, казалось, к ним возвращается дружба, а с ней и надежда на то, что всё в жизни со временем наладится.