Гладиаторы: Идущие на смерть

Владимир Александрович Андриенко, 2006

Это история воина, ставшего гладиатором. Он попал в мир сильных, отважных людей, в мир, полный противоречий и жестокой борьбы. Он доблестно сражался на арене и стал кумиром толпы. Он жаждал получить священный деревянный меч – символ свободы.

Глава 2

Казарма гладиаторов.

В пути.

Повозка гладиаторов.

Дни путешествия сменялись, и караван Акциана быстро приближался к цели. Теперь Дакуса совсем не мучила тоска как тогда, когда его везли одного. Он стал находить удовольствие в беседах со своими новыми товарищами. У этих людей было, что порассказать, так мало повидавшему в своей жизни дакийцу. Он перестал проявлять непокорность и превратился в одного из самых покладистых пассажиров гладиаторской повозки.

Акциан был немало удивлен такой переменой произошедшей в рабе за столь короткое время. Поначалу он даже думал, что Дакус задумал нечто недоброе и затаился специально. Но, случайно подслушанный им разговор рабов, убедил его в обратном.

— Нас везут в Помпеи, а не в Рим, — заявил Юба.

— Значит, мы не увидим Вечный город? — искренне был огорчен Кирн. — Я давно хотел увидеть Рим. Говорят, что Афины, ни в какое сравнение не идут с Римом.

— Верно, кто не видел Рим, тот не видел ничего.

— Увидишь и Рим. После того как нас натаскают, и мы станем выступать на арене, — ответил ему Юба. — Но только нужно быть лучшим, чтобы попасть туда. Я знаю, что значит быть знаменитым гладиатором.

— Знаешь? — удивился грек. — Хоть ты и был гладиатором, но в глубокой провинции, а не в Италии. Когда же ты успел стать знаменитым?

— Я ведь долгое время жил в крупных городах римской империи. А гладиаторы у римлян в большом почёте.

— В большом почёте? — вмешался в разговор Давид. — Я бы совсем так не сказал. К ним относятся как к людям третьего сорта. Даже больше — их совсем не считают людьми.

— Вот здесь ты не совсем прав, Давид. О чем говорят римские граждане в банях, на рынках, в гостях, на собраниях? О гладиаторах! На кого они ставят деньги в надежде приобрести большее? На гладиаторов! Кого боготворит толпа? Кого она носит на руках после удачного боя? Гладиаторов!

— Воинов любят везде. В Дакии все настоящие мужчины — воины! — поддержал Дакус нубийца.

— Да что ты все время со своей Дакией! Гладиаторы не простые воины, дакиец. Это кумиры толпы. Гладиаторов воспевают известнейшие поэты Рима. Сцены гладиаторских боев можно видеть на горшках, амфорах, блюдах, чашках. Я по таким картинкам многое узнал о жизни римских гладиаторов. Но для тебя, дакиец, это пока непонятно. Ты никогда не видел крупных городов.

— Но я жил в городе…

— Это в Дакии? — усмехнулся нубиец. — Все ваши города ни в какое сравнение не могут идти даже с провинциальным римским городом. Но ничего. Скоро ты увидишь все своими глазами. И быть в таком городе кумиром толпы — не так плохо. В Помпеях, в которые мы едем, десять лет назад произошла стычка между гражданами из-за гладиаторов. Мне об этом раскрывал один старый солдат из италиков, что служил в моем легионе в Африке. Он был тому свидетелем.

— И что же там такого произошло? — спросил грек. — Что за стычка?

— Сторонники нескольких гладиаторов устроили в амфитеатре драку.

— Из-за гладиаторов? — с сомнением в голосе спросил Давид.

— Именно из-за гладиаторов. В этой драке погибло несколько десятков человек, и император в течение 10 лет запретил специальным указом устраивать гладиаторские бои в Помпеях. И вот только три месяца назад кончился срок этого запрета. А помпеянцы страстные любители этих развлечений. Вот почему, наш Акциан следует в Помпеи. Он носом чувствует выгоду.

— Думаешь, будут большие игры? — спросил грек.

— Множество больших игр. Но нам пока вряд ли суждено в них участвовать. Хотя наше время еще придет. Город Помпеи очень древний и получил название от «помпы» с которой Геракл праздновал победу над противником.

— Значит, в этом городе был сам Геракл? — дакиец чтил имя этого легендарного героя-бога.

Раб отца грек много рассказывал ему о Геракле и его подвигах. И неужели ему суждено попасть в город, где был этот полубог и великий герой древности?

— Да. Соседний с Помпеями городок даже назван в честь Геракла Геракланум¹⁹.

— Я рад, что увижу этот город, — сказал Дакус. — Город, в котором был великий герой.

— С чего ты взял, что это герой? — спросил Давид дакийца.

— Мне говорил про это старый раб Охромен. Эти истории были моими любимыми.

— Я также много раз слушал истории об этом сыне бога и смертной женщины. Особенно о том, как он прикончил чудовище со многими головами. Сейчас не могу вспомнить, как оно называлось.

— Гидра, — подсказал грек. — Взамен каждой отрубленной головы у неё вырастало по две новых.

Децебал попытался представить себе город, в котором побывал сам Геракл и у него возник образ грандиозной крепости с высокими башнями и стенами.

— А я бы хотел видеть Рим, — снова произнес грек. — Я много слышал об этом городе. Больше его нет во всем мире. Так говорили знающие люди.

— Ты его сможешь увидеть, только став победителем. А чтобы побеждать на арене, нужно научиться убивать.

— Для воина это вполне привычная работа, — заявил Децебал. — Нас этим не удивишь.

— Но ведь тебе придется убивать не врагов, как на войне. А тех, кто живет рядом с тобой. Может быть даже своего друга.

— Поэтому лучше гладиатору не заводить друзей, — сделал вывод Кирн. — Ты, Юба, знаешь, что такое убивать друзей?

— Друзей? — задумчиво произнес чернокожий воин. — Не могу сказать, что в Азии в провинциях римской империи у меня было много друзей среди рабов-гладиаторов. Меня часто возили с места на место, и почти нигде я не уживался среди рабов.

— И ты до сих пор жив? — спросил грек.

— Как видишь. Хотя шрамов на моем теле достаточно. Может быть, я жив до сих пор только благодаря моей ненависти.

Децебал много раз убивал в своей жизни. И никогда не терзался муками по этому поводу. Он всегда делал это в бою, и его противник был с оружием в руках. Теперь же он представил, что ему придется убить кого-либо вот из этих людей, к которым он не испытывал вражды.

Акциан, что держался в стороне от повозки, при этих словах улыбнулся. А ему давно следовало бы поместить этого дака к другим гладиаторам. Их болтовня лучшее лекарство от бунта. Ничего он теперь не затевает. Ему даже начинает нравиться новая жизнь, хоть и с ошейником раба. Этот нубиец-говорун настоящий клад. Не зря все-таки поломалась повозка, в которой везли льва. Все-таки не зря он принес Зевсу-Юпитеру богатые жертвы…

* * *

Кто только не спешил в Рим в жажде славы, почестей и наслаждений. Бродячие мимы, врачи, мошенники, нищие, ремесленники, купцы. Юба говорил, что население Вечного города давно превратилось в пестрое лоскутное одеяло, и настоящие римляне давно растворились в безбрежном море иноплеменников. Там можно было встретить представителей самых различных народов. По его улицам бродили чернокожие африканцы, смуглые низкорослые египтяне, беловолосые и рыжеголовые люди с севера — бриты, галлы, германцы, курчавобородые и смуглые жители междуречья Тигра и Евфрата, индусы с берегов Инда, греки из Эллады, иудеи, финикийцы, сирийцы, иберийцы, скифы с северных берегов Понта Эвксинского, пшеничночубые аланы, носатые кавказцы — дандарии, синды, меоты, гениохи и многие другие. Всех и не перечислишь.

Рим запечатлел в своей памяти славные и грозные имена Гая Мария, Луция Корнелия Суллы, Марка Красса, Помпея Великого, Гая Юлия Цезаря, Марка Антония, красавицы Клеопатры, Марка Тулия Цицерона. Может быть, и в этой скромной повозке к Риму приближались будущие герои?

Акциан тоже мечтал о Риме, но понимал, что его время посетить Вечный город еще придет. Пока он поедет в Помпеи. Оттуда начнется его восхождение к вершинам богатства, а может быть и к вершинам власти. Однажды он уже покорял Рим и пытался подняться по этой скользкой от крови лестнице, но совершил ошибку и сорвался вниз. Теперь стоило быть очень осторожным.

Купец выгодно распродал свой живой товар (зверей) и продолжал путь только с одними гладиаторами. Это позволило дать расчет большинству стражников и слуг, что нанялись к проезжему сирийскому работорговцу.

Караван держался вдали от больших городов, видеть которые, можно было лишь издали, поэтому Дакусу пока не удалось насладиться вблизи зрелищем настоящего города. Когда они достигли Помпей, это положение не изменилось. Гладиаторская казарма находилась в Помпеях близ Стабиевых ворот, у самого въезда в город, поэтому дак не сумел проехать через шумные улицы с величественными фасадами храмов и домов знати, которые так хорошо описывал Юба.

К концу этого долгого путешествия Дакус-Децебал стал понимать резкий язык римлян. Первое слово, которое он усвоил еще там, где его взяли в плен, было слово «сервус», и означало оно «раб». Теперь его словарный запас обогатился несколькими сотнями слов, главными из которых были «аква» и «панис» — «вода» и «хлеб».

— Вот мы и приблизились к славному городу Помпеи, дак! — Юба указал на город вдали.

Дакус посмотрел на город, утопавший в полосах тумана, и его сердце защемило. Неужели это его новая родина? Неужели он больше не увидит Дакии и умрет где-нибудь здесь на арене цирка? Но вместе с этим чувством где-то в глубине его души таилось восхищение и преклонение перед той новой жизнью, что ждала его впереди. Здесь не было той суровой простоты его родины и не было её строгих племенных законов.

Дакия, насколько Децебал сумел сравнить за долгие дни пути, жила совсем по-другому и не знала развлечений. Там был только труд и безрадостные серые будни, а здесь в Италии, он заметил, что люди умеют и хотят веселиться и наслаждаться жизнью.

Но в тот же момент как Децебал подумал об этом, на него дохнуло совсем другим запахом римской жизни. Как раз в это время они поравнялись с партией рабов-кандальников, которых пять стражников, в покрытых пылью доспехах, гнали из города на работы.

Дакус уставился на этих людей с ужасом. Он впервые видел так близко настоящих рабов, изможденных непосильным трудом и побоями. Ведь в караване Акциана таких не было. Он предлагал для продажи свежих рабов, еще не испытавших тяжелой участи двуногого скота.

Лязг цепей и стоны сливались в один протяжный и унылый звук. Это был голос рабства.

— Что смотришь, дак? — спросил его грек. — Не видал настоящих рабов?

— Эти люди страшно худы. Словно восставшие из могил покойники.

— Поработаешь ты в сельском эргастерии и станешь таким же вот за два года. Я знаю, что такое настоящее рабство. Так что нам с тобой еще повезло.

— Но как люди, в прошлом, может быть, свободные, могли дойти до такого? Разве смерть хуже такой жизни?

— Человек всегда живет надеждой, — сказал нубиец. — И надежда умирает последней.

— На что же могут еще надеяться эти живые трупы? — спросил дак.

— Кто знает?

В этот момент один из рабов споткнулся и упал на дорогу. Дак видел, что он пытается подняться, но ноги его не слушались. Раздалась грязная ругань, и к рабу подскочил надсмотрщик, что на ломаном греческом языке стал орать:

— Встать! Собака! Отдыхаль здесь? Да?

Он принялся колотить упавшего древком своего копья.

— Встать!

Но раб больше не двигался. Его лицо уткнулось в пыльную дорогу.

— Не поднимай его, а прикончи! Толку от него все равно уже нет! — посоветовал другой стражник, равнодушно проследовав мимо.

Воин снова заругался, и пригвоздил острием копья раба к дороге. Раздался отвратительный хруст позвоночника. Децебал вздрогнул при этом звуке.

— Ты словно девица, — усмехнулся Кирн. — Видел бы ты рабов на рудниках в Афинах, то подобное не вызвало бы у тебя удивления.

— У нас в Дакии тоже были рабы, но подобного обращения с ними я не видел, — признался Децебал. — Там они также не свободны и пасут скот с нашими мужчинами, работают по дому, убирают стойла, носят воду. Но никогда они не умирали вот так.

— Рим, как и Греция, высасывает из раба все. Там изобрели жестокие законы, дакиец. Наш Кирн хоть и грек, но сам стал говорящим орудием, — усмехнулся наивности дака нубиец. — Здесь тысячи рабов кончают свою жизнь вот так, как только что тот на дороге. Это совсем не случайность.

Помпеи.

Казарма гладиаторов.

Повозки остановилась у широких ворот, вделанных в высокую серую каменную стену. За стеной располагались здания казарм для гладиаторов. По сигналу Акциана обитые медными листами ворота со скрипом отворились и рабов вогнали внутрь. Они увидели место, в котором им предстояло жить до конца дней своих.

Строения были добротными, но достаточно унылыми. Узкие окна напоминали бойницы, и были убраны заржавленными решетками. По серым стенам в некоторых местах смело поднимались вверх змейки зеленого плюща, который был единственным живым и красочным пятном в окружающем серо-унылом фоне.

Во дворе упражнялись несколько пар гладиаторов под руководством двух рутиариев. Гулко стучали деревянные мечи и раздавались бранные окрики:

— Сильнее бей, тетеря сонная! Разве это удар?

— Верно! Четче выпад! Заставляй своего соперника открыться!

Акциан прекратил поединок и приказал всем молчать. Двор казармы затих, словно по мановению волшебной палочки.

— Уберите всех лишних со двора! Гладиаторов в казармы! Я стану говорить с новичками!

Рутиарии²⁰ быстро исполнили приказ нового хозяина. Они до этого никогда не сталкивались с Акцианом, но много слышали о нем от агентов, через которых он осуществил покупку школы.

— Что за сброд мне достался под видом бойцов, — громко произнес он. — Я не удивляюсь теперь, почему эта школа приносила только убытки своему прежнему хозяину. Рутиарий!

Один из преподавателей фехтования подбежал к новому хозяину. Это был невысокого роста коренастый человек с лысой головой и уродливыми шрамами на руке.

— Что это здесь происходило? Бой? — с усмешкой спросил новый хозяин школы.

— Тренировка, господин! — ответил тот.

— Тренировка? Этот ты назвал тренировкой боя? Ты кем был раньше, до того как стать рутиарием?

— Солдатом преторианской когорты, господин! — четко ответил тот.

— Преторианец? И это ты называешь полноценной тренировкой?

— Но старый хозяин покупал в гладиаторы совсем никудышный товар, господин. Что можно сделать с такими? Мечи держат словно палки!

— Я знал, что так и будет. И потому привез с собой настоящий товар! Это прирожденные бойцы. Эй вы! — он повернулся к вновь прибывшим рабам. — Строиться! Вот здесь! В ряд!

Гладиаторы исполнили приказ.

— Вот эти ворота, — Акциан указал на вход в казарму, — отделяют вас от города Помпеи. Это казармы гладиаторов. Здесь вы будете обучаться искусству боя! Отныне ваша удача в ваших руках. Ибо выйти отсюда вы сможете только на арену цирка! А, снискав лавры победителя, сможете получить относительную свободу и получать увольнения в город. Не научитесь сражаться хорошо — вас ждет смерть. А мне выгодно чтобы вы жили. И жили как можно дольше, увеличивая мое достояние своим мужеством и искусством. Так, что наши цели совпадают. Вы принесете мне победы — я вам сытную пищу, сладкое вино и красивых девок. Ваша обязанность слушаться рутиариев и беспрекословно выполнять все их команды. За леность и строптивость вас ждет наказание. За побег или бунт — смерть. Это ясно?

Двадцать пять рабов угрюмо молчали. Для них начиналась совсем новая жизнь, о начале которой призывно возвестили заскрипевшие ворота²¹.

Помпеи.

Казарма гладиаторов.

Мастер меча.

Децебал помылся в бане и ему коротко остригли волосы. Он получил серую накидку, которая пахла старым сукном, как и у других гладиаторов школы Акциана²².

Молодой дак выглядел настоящим Гераклом, высокий, плечистый с толстой шеей, грудь двумя мощными выступами выпячивалась вперед. Теперь он совсем не походил на дикого варвара, а напоминал цивилизованного грека.

Затем новобранцев отвели в трапезную, где они получили по глиняной чашке с пшенной кашей и по лепешке. Децебал посмотрел на товарищей и сам сделал как они, свернул лепешку совком и стал выгребать ей кашу. Затем, разделавшись с кашей, он быстро проглотил лепешку.

После приема пищи и получасового отдыха прозвучала команда:

— Всем строиться во дворе! Даром жрать кашу никому не дано хозяином нашим и богами Рима! Сейчас на вас посмотрят рутиарии и распределят по группам!

Гладиаторам дали деревянные мечи и разбили по парам, заставив сражаться.

Лысый рутиарий²³, бывший некогда преторианцем, взял в руки деревянный меч.

— По одному нападайте на меня. А вы, будете ставить краской знаки у них на хламидах!

Последние слова относились к двум рабам, принесшим ведра с краской.

— Вот ты будешь первым! — рутиарий обратился к нубийцу. — В тебе чернокожий, я могу сразу узнать опытного солдата римской пехоты. В каком легионе служил?

— В нумидийском, господин!

— Отличный легион. Я знаю, что там умеют сражаться. За что же ты попал в гладиаторы?

— За убийство!

— Вот как? И кого же ты убил, нубиец?

— Своего центуриона. Мечом выпустил ему кишки.

— Посмотрим, что ты за боец! В позицию!

Они схватились и несколько минут сражались с переменным успехом. Преторианец несколько раз пытался задеть нубийца ударами сбоку, но тот ловко отражал их.

— Отличная выучка, нубиец! Но почему ты сам не атакуешь? Так совсем нельзя понять, на что ты способен по-настоящему. Атакуй!

Юба пошел в атаку, и она были отбита рутиарием с большим трудом. Тот опустил меч.

— Красная метка! Следующий!

Иудей Давид также проявил редкостное умение драться на мечах и даже сумел дважды задеть рутиария, что считалось чистой победой в учебной схватке.

— Если у вас в Иудее все такие бойцы, то нашим легионам там проходилось туго. Мои друзья были тогда в войсках Веспасиана. Мне не пришлось! Я уже стал рутиарием! Красная метка!

Еще троим опытным бойцам, хорошо державшим в руке меч, поставили на груди красные метки.

Затем последовали 11 зеленых меток. Эти гладиаторы были зачислены в разряд средних бойцов, с которыми нужно было работать.

И, наконец, слабые в смысле умения фехтования, получили синие метки на груди. Децебал попал в последнюю категорию, ибо умением фехтовать, пока не блистал.

— Настоящий Геркулес, но не боец! — громко отметил рутиарий.

— Пока не боец, — поправил его Акциан, появившийся в этот момент во дворе казармы. — Но станет им. Он прирожденный воин.

— Однако быть воином мало, чтобы стать отличным гладиатором, господин. Гладиатор сражается, дабы показать всю красоту боя на мечах и потому его искусство должно быть совершенным. Воины этим не занимаются.

— Вот увидишь, как дак себя покажет в будущем. Пусть тренируется до седьмого пота.

— Ты отобрал отличных бойцов, господин и некоторых мы сможем выставить на арену в ближайшее время. С такими работать одно удовольствие.

— А что ты предложишь делать с теми, кто достался мне от старого хозяина школы?

— Гнать их со двора! Продай этих неучей в сельские эргастерии. Пусть солят рыбу или работают на полях. Воинов из них не получится. Это я тебе говорю как профессионал! Я полюбил искусство боя на мечах с 11 лет и с тех пор непрерывно совершенствуюсь в нем.

— Сделаю, как ты советуешь. Как твое имя, рутиарий?

— Марцелин, господин.

— Я вижу в тебе отличного бойца и главное, что ты умеешь разбираться в воинах. Я хочу дать тебе важное поручение. Не согласишься ли ты отбирать для меня хороших рабов? Мне нужны еще бойцы!

— Отбирать? Здесь в Помпеях?

— Нет, Марцелин. Не в Помпеях, а в других городах и в Риме!

— В Риме? Ты не шутишь, господин?

— Нет. Я совершенно серьезно! Я дам тебе 10 тысяч сестерциев на расходы. Мне знакомы соблазны большого города!

— Но на хороших бойцов также потребуются хорошие деньги, господин. Этот товар нигде нельзя купить задешево.

— Я и не стану просить тебя покупать дешево. Хоть и деньги транжирить не дам. Мне нужен хороший товар за умеренную цену. Поэтому отбирать нужно таких, что пока еще не бойцы, но станут ими в будущем.

— Я смогу делать такую работу, господин. Но и в эту школу тебе предстоит вложить немало. Прошлый хозяин совсем не следовал ничьим советам, и потому прибыли школа совсем не приносила. По императорскому закону гладиаторские бои здесь были запрещены в течение десяти лет. Я говорил ему, что в момент снятия запрета он сумеет получить немало, если раскошелится на хороший товар. Но он покупал только отбросы, а не воинов.

— Я стану поступать по-другому. Мне нужно попасть в Рим, — Акциан похлопал Марцелина по плечу…

* * *

Потекли тяжкие дни учения²⁴. С упоением Децебал тренировался, бился на деревянных мечах и тупых копьях. Он только теперь понял, что раньше в Дакии его совсем мало чему научили, и он абсолютно не понимал что такое боевое искусство.

Какими жалкими и смешными казались теперь ему потуги отца, старавшегося чему-то научить мальчишку. Он был больше пастухом, чем воином. И потому виновен в неудачах был совсем не ученик, а только тот, кто его учил.

Дакус хотел превзойти всех и быть первым. Он рвался вперед, и его раздражали препятствия. Он преодолевал их с яростью всей его страстной натуры. Никогда не ленился и занимался всегда до упаду.

Так прошло несколько месяцев. Акциана по праву стали называть ланистой, то есть владельцем школы гладиаторов. У этой школы даже появилось несколько филиалов в городках поменьше. Ими руководил его ставленник беззубый Бал. Марцелин же успешно приобрел для ланисты на рынках Рима два десятка отличных рабов-германцев.

В общем, дела школы шли хорошо, и Акциан готовился принять участие в играх и с триумфом заявить о себе…

Сегодня дак сражался с Юбой во дворе, тренируясь парировать удары. Нубиец был опытным бойцом и отлично дрался на любых видах оружия. Да и на арене был совсем не новичком. Поэтому молодой гладиатор любил тренироваться именно с ним. Больше того, ему нравилось слушать Юбу, у которого всегда было наготове много интересных историй.

— Ты стал хорошо обращаться мечом, Дакус. Хотя твердости тебе ещё не хватает. Клинок должен стать частью твоей руки. Только тогда, когда ты станешь чувствовать его острие — ты станешь настоящим мечником.

— Я готов тренироваться еще больше. Мне кажется, что боги специально сделали меня рабом-гладиатором, дабы я стал настоящим воином.

— Но не торопись слишком. Всему свое время. И не стоит благодарить богов заранее. Олимпийцы капризны и любят разочаровывать смертных.

— А если это сделали не олимпийцы? — улыбнулся Децебал.

— А кто? Твой Великий Замолвсис?

— Может и он, а может и таинственный бог Давида!

В этот момент кто-то сильно толкнул Дакуса сзади. Это был новый рутиарий Квинт, недавно нанятый Акцианом для воспитания новичков. И этот преподаватель фехтования почему-то сразу же невзлюбил Децебала. В прошлом этот человек тоже раб-гладиатор, несмотря на то, что родился римским гражданином. Его продали в рабство за какое-то преступление, и он попал на арену. За несколько лет он стал одним из самых популярных гладиаторов Помпеи, и его имя было не последним, из-за кого тогда произошла драка, приведшая к запрещению игр на 10 лет.

Говорили, что Квинта тогда хотели казнить по приказу императора Веспасиана Флавия. Но гладиатор имел могущественных покровителей среди сенаторов в Риме. Они и спасли его от позорной казни на кресте и даже освободили от рабского ошейника.

Теперь он решил вернуться в Рим, и кратчайший путь туда был вместе с ланистой Акцианом. Он слышал, что этот новоявленный содержатель школы, взялся за дело рьяно и стал готовить многообещающих бойцов.

Друзья рекомендовали Акциану Квинта как самого способного воспитателя гладиаторов знавшего их быт и жизнь. Плюс брал за свои услуги он совсем недорого.

— Ты! — Квинт ткнул кнутом Децебала в грудь. — Бросай меч и пойдешь со мной чистить нужники.

— Но я делал это только вчера.

— Что делать, если нужник снова переполнили. Бери свой скребок, и будешь черпать «золото», — рутиарий мерзко захохотал.

— Но почему я должен это делать каждый день? Я ведь не раб-уборщик!

— Ты раб, господина Акциана. И ты будешь делать, то, что тебе прикажут. И сейчас ты пойдешь чистить нужники.

— Послушай, Квинт, — вмешался Юба. — С чего это ты напал на парня? Ведь для чистки нужников есть отдельные рабы. А наша задача — изучать искусство боя. Этим мы и принесем прибыль нашему хозяину. Децебал сможет стать отличным бойцом и ему нужно заниматься на мечах!

— Ты много позволяешь себе, нубиец. Не стоит тебе встревать в чужие дела. Ты еще раб и не смеешь перечить мне! Я римский гражданин! Моя задача не только воспитывать бойцов, но прививать им покорность. Этот раб не понял, куда он попал и постоянно проявляет непочтение.

— Непочтение? — удивился Юба словам рутиария. — Но Дакус один из самых старательных учеников школы! Никто кроме него так не старается на тренировках. Он работает до седьмого пота!

— Я знаю о гладиаторах многое, нубиец. Этот дак лезет не туда, куда ему следует лезть. И я покажу ему, где его настоящее место, еще до того, как он сдохнет на арене цирка. Я знаю, что он учится писать у этой гниды Давида. Грамотным захотел стать? Так?

Дакус действительно в редкие свободные минуты отдавался познанию тайны букв и хотел научиться писать и читать! Он делал это с великим рвением, и в познании продвигался вперед с большими успехами.

— Да разве это преступление? — спросил дак рутиария.

— Тебя купил господин Акциан совсем не для этого, раб! Твоя задача угодить римскому народу и подохнуть так, чтобы зрители наградили тебя аплодисментами!

— Да разве умение писать и читать помешает мне в этом? — в голосе дака прозвучал вызов.

— Хочешь стать грамотным? Так? — вскипел рутиарий.

— Хочу! — яростно ответил Децебал.

— Вот я покажу тебе грамоту, — Квинт замахнулся кнутом, думая пугануть раба.

Децебал резко схватил рутиария за руку.

— Ах, ты сучье мясо! Да я тебя сгною! Отпусти!

— Дакус! — Юба схватил его за плечо. — Опомнись! Что ты делаешь?!

Дак вырвал кнут, переломил его пополам и бросил к ногам рутиария…

Помпеи.

Каземат в гладиаторских казармах Акциана.

Послания из прошлого.

Дико ныла спина исполосованная розгами, которыми Дакуса наказали по приказу рутиария Квинта. Он заставил себя подняться с неудобного деревянного ложа.

Стены подземелья, где он находился уже два дня, были позеленевшими от сырости. Все они чуть ли не до потолка испещрены надписями. Целые жизни вместились в кривые строчки и отдельные слова. Все это писали узники, сидевшие здесь до него много лет назад.

Что они хотели доверить этим стенам? Кто они были? Воины, как Дакус, попавшие в плен, или преступники, осужденные к смерти на арене цирка?

Дак с трудом стал разбирать буквы письма, которым вечерами учил его иудей Давид. Вот это греческие письмена, а вот латинские. Но в этих он совсем не силен.

«Эти люди начертали свои имена и послания к таким как я, — думал дак. — Стоит почитать».

«Ешьте хлеб из ячменя, — гласила одна из надписей, — и прозвище станет…ячменник…».

Дальше было неразборчиво.

Дакус улыбнулся прочитанному. Гладиаторов кормили хлебом из ячменя, считавшимся более сытным и полезным для здоровья. Отсюда и произошло их шутливое и презрительное название «ячменники».

«Я трижды побеждал на арене, — гласила другая надпись, — но сегодня я убил надсмотрщика. Я поднялся на открытый бунт. Я не простой раб…»

Это была практически его история. Но вот только он не убил Квинта и даже не ударил его. Хотя мог бы. Когда-то он совсем не был таким осторожным. Неужели он стал бояться за свою жизнь? Нет! Децебал решительно покачал головой, отгоняя от себя эти мысли. Он совсем не трус! Ведь если бы это произошло раньше, он мог бы убить римлянина за такое обращение. Ну, во всяком случае, попытался бы это сделать. А сейчас он смолчал. Пересилил себя и смолчал. Но совсем не из трусости и страха за жизнь. Ему еще многое хотелось познать и понять. Умирать он не торопился.

«Свобода! Сладкое слово, что пьянит раба не хуже вина! Не умирать на потеху толпе, а сражаться за свободу…» — гласила новая надпись. Её буквы были глубоко врезаны в стену.

Клеон, Дамасий, Гатта, Спартак. Эти имена совсем ничего не говорили Дакусу. Он не знал этих людей и ничего не слышал о них. Они навсегда ушли в прошлое. И он уйдет точно так же, может быть даже не оставив имени на стене. Хотя, что это даст, если он начертит слово «Децебал» рядом с этими каракулями?

Последняя надпись запала даку в душу. Не умирать на арене, а бороться за свободу. Это совсем не походило на то, что твердил нубиец Юба, говоривший о гладиаторах, как о баловнях судьбы и кумирах толпы в римских цирках. Побеждать на арене и завоевать любовь римлян! Это могло дать свободу. Народ в цирке был всесильным. Даже императоры должны были считаться с ним. И народ мог дарить эту волю полюбившимся бойцам. Тем вручался деревянный меч — символ новой жизни без рабского ошейника. Это же говорил и Акциан.

А вот этот на стене призывал к иному. К чему же? Не умирать в цирке, а сражаться за свободу с теми, кто посылал его на арену. А это значит сражаться с той самой толпой. Ведь эта толпа очень любит кровавую потеху!

Что-то здесь не стыковалось. Слова Акциана и Юбы звали его к мужеству и победам в цирке. Это благородно и почетно для мужчины и воина умереть красиво в бою с мечом в руке. И этого дак не отрицал. Разве хорошо ходить по земле немощным стариком, измученным болезнями, с безобразным и дряблым телом? Нет! Он мог сто раз ответить на этот вопрос. Но получается, если взглянуть на это с другой стороны, что они завали его к покорности тем, кто его поработил. Правильно ли это?

А если умереть, бросившись на своих поработителей? Это также будет красивая смерть! Но кто оценит её? Что он докажет этой смертью? Не назовут ли его товарищи по казарме такой подвиг глупостью?

Да и на кого ему кинуться? На Квинта? Но что даст смерть простого рутиария — одного из тысяч подобных жестоких наставников? На Акциана? Но дак совсем не испытывал ненависти к этому мужественному человеку. Больше того он уважал его и даже преклонялся перед ним…

— Дакус! — в слуховом окошке показалась голова Кирна.

Дак вышел из задумчивости.

— Это ты, Кирн?

— Я. Рутиарий Квинт сильно зол на тебя. Я слышал его разговор с одним из надсмотрщиков. Он требует, чтобы ты просидел в карцере еще неделю и получил пятьдесят плетей у столба позора.

— Но меня уже отхлестали розгами.

— Квинт говорит, что этого мало. Розги, по его словам, существуют для воспитания детей. А для таких как ты, это снова он говорил, нужны плети с таволгой.

— А это еще что за таволга?

— Не знаешь? Крайне неприятная вещь. Прутья с шипами. Когда такая штука врезается в кожу, то выдирает целые клочья.

— Но я ведь ничего не сделал этой свинье. Только кнут его сломал. А нужно было зубы выбить.

— Тогда бы это назвали бунтом и тебя бы насмерть засекли.

— А что же Акциан? Ему-то это невыгодно чтобы меня выводили из строя надолго!

— Ему да. Но он бывает в казармах все реже и реже. Квинт и его компания здесь всесильны. Что ему будет, если кто-нибудь из нас подохнет? Да почти ничего. Тебе еду приносят?

— Кусок хлеба в день. Хлеб и вода. Вот и вся моя еда!

— Я принес тебе бобов, — грек бросил в камеру узелок.

— Спасибо, друг. Но не стой здесь долго, а то ещё заметит эта свинья, Квинт.

— До встречи, брат.

На следующее утро за Децебалом пришли два надсмотрщика.

— Выходи, — один из них грубо толкнул гладиатора.

— Что? Мой срок закончился? — спросил дак, вскакивая с лежанки.

— Да. Теперь пришло время угощения, — мерзко загоготал другой.

— Твою спину сейчас немного погладят таволгой.

Уже все было готово для экзекуции. На средине двора в землю был вкопан толстый гладкий столб. К нему привязывали в наказание тех, кто был недостаточно расторопен во время тренировки или дерзок с учителями фехтования. Рядом со столбом позора стояли деревянные козлы, которые вынесли, для того, чтобы растянуть на них тело для порки.

Сначала его станут сечь, и только потом привяжут к столбу. Все гладиаторы школы были собраны во дворе. Квинт позаботился о публичности наказания.

— За дерзость и наглость этот раб получит сполна! Я приговариваю его к 50 ударам плетью с вплетенными прутьями таволги! Это урок всем рабам! Ваша главная задача — подчиняться! Смелость вы можете проявлять только на арене, дабы спасти свои никчемные жизни! — громко провозгласил рутиарий. — За неповиновение — наказание! За злостное неповиновение — смерть! Вы еще не поняли кто вы такие?! Вы варвары, захваченные в плен непобедимыми легионами Рима! Вы дерзнули поднять оружие против священного города, за которого стоят боги!

Толпа гладиаторов угрюмо молчала. Жестокость рутиариев, зачастую вчерашних рабов, была обычным делом в гладиаторских школах. И потому такие речи ни у кого не вызывали удивления.

— Вам сохранили жизни только для того, чтобы вы до конца своих дней развлекали граждан великого Рима и умерли для удовольствия римлян! Это ваш долг и это ваша судьба! Кто не хочет понять этой истины — получит смерть! Пусть наказание этого раба станет для всех хорошим уроком!

Квинт жестом указал палачам на Децебала, и они уже кинулись к нему, но в этот момент в ворота в сопровождении охраны вошел сам ланиста Акциан, хозяин школы гладиаторов.

— Что это здесь происходит, Квинт?

— Публичное наказание, господин.

— Дакус? — Акциан жестом приказал освободить гладиатора. — И что же он такого совершил, что заслужил таволгу?

— Этот раб дерзок и склонен к бунту. Такого опасно держать в казармах, господин.

— Но таволга надолго выведет его из строя, Квинт. Мне гладиаторы необходимы для того чтобы приносить мне деньги.

— Это так, господин. Но покорность — главный закон в гладиаторских школах!

— Покорность нужна! Но сейчас, все наказания отменяются, Квинт. У нас есть заказы! Пришла пора проверить, на что способны твои воспитанники. Это и для тебя проверка, как для рутиария. Конечно это совсем небольшие игры, но тоже можно неплохо заработать.

— Наши гладиаторы покажут себя. У нас есть ряд отличных бойцов.

— Смотри не опозорь школу ланисты Акциана перед школой капуанцев. Они привезут ряд хороших бойцов.

— Капуанцы? — Квинт презрительно ухмыльнулся. — Разве эти могут быть достойными соперниками?

— Но многие утверждают, что капуанцы недурно владеют мечом. Не стоит недооценивать противника, Квинт. Это зачастую плохо заканчивается.

— Я знаю школу в Капуе очень хорошо. Щенки! Двойным выпадом они не владеют. Только и похвальбы, что они из школы, где был рутиарием сам Спартак. Попомни мои слова, господин, они нам проиграют.

— Хорошо если так! Тогда мы приблизимся к Риму на один большой шаг!

— Да, господин, — Квинт поклонился и приказал слугам убрать козлы для экзекуции.

— Заставь всех работать! Чего они стоят? — ланиста проследовал в дом рутиариев.

— Будет исполнено! — рутиарий еще раз поклонился и повернулся к гладиаторам. — Всем тренироваться! Разбиться по парам, как я вас распределял вчера! Кто будет плохо работать — получит таволгу! Работать!

Все гладиаторы вернулись к своему привычному занятию. Тренировка теперь проводились с удвоенным рвением. Квинт решил доказать свои таланты Акциану и подтвердить мнение, что именно он лучший рутиарий в этом городе…

Помпеи.

Казармы гладиаторов школы Акциана.

Давид.

Иудей Давид был одним из лучших учеников школы Акциана. Он владел любым оружием в совершенстве, и в бою словно танцевал, появляясь то тут то там. Из всех учебных схваток он выходил победителем. По школе даже прошел слушок, что иудей владеет каким-то секретным заговором или амулетом. Его вещи уже несколько раз обыскивали в его отсутствие в поисках этого волшебного талисмана, но никто ничего не нашел.

Каждый вечер Давид кормил голубей, набрав в свой деревянный учебный шлем целые пригоршни хлебных крошек, которые он всегда запасал для птиц.

— Зачем тебе это, Давид? — спросил Децебал. — Мало ли у нас своих проблем? Ведь мы не на родине.

— Эти птицы не знают родины, друг.

— Ты не прав, брат. У каждой живой твари есть родина. И они, как и мы, люди, её любят. И всегда туда возвращаются. Но на них нет цепей и ошейников, и они свободны, лететь куда вздумается.

— Может ты и прав насчет родины. Но все твари угодны богу.

В этот момент, один из питомцев Давида сбросил на голову дака, нечто не сосем приятное. Давид, увидев это, мягко улыбнулся. Голуби слетались к иудею со всей казармы и настолько привыкли, что садились на голову и плечи.

— Как тебе такое может нравиться, — дак с отвращением очистил себе волосы.

— Все твари живые угодны господу, — повторил он. — Хотя он и не нуждается в их крови.

— Я не совсем понимаю твоего бога, брат. С нашими все гораздо проще. Вот ты недавно говорил, что твой бог въехал в Иерусалим на простом осле.

— Это так. И что же?

— Но почему бог, если он бог, ехал на простом осле? И почему он дал себя распять простым смертным? Наши боги могущественны, и среди них самый великий Замолвсис. И они могут поразить любого смертного молнией. Они могут обратить в бегство целые армии.

— А ты видел хоть раз, как боги делали это? — с усмешкой спросил Давид. — Ты видел бога в земном сражении со смертными?

— Нет. В последнее время они редко лезут в дела людей.

— Богу совсем и не нужно лезть в дела людей, Дакус. Царство божие на небе, а не на земле. Запомни это!

— Это так, и наши боги живут далеко в небесах! Но заслужить лучшее будущее там может только смелый и решительный человек. Воин, который убивал врагов, получит там почет и уважение.

Давид ничего не ответил даку и только молча про себя улыбнулся.

— Ты, говорят, скоро, попадешь на арену. Одним из первых. Ты смерти не боишься, Давид?

— Нет. Смерть всего лишь начало новой жизни. Жизни вечной и светлой. И её не стоит бояться.

— Но ты говорил, что вам, христианам, нельзя убивать. Как же ты станешь это делать?

Иудей снова загадочно улыбнулся и промолчал.

В этот момент к ним подошел Кирн.

— Снова Давид рассказывает о своём боге. Вот пропустил я потеху. Ты, иудей, делаешь нашу жизнь здесь совсем не такой тоскливой.

Давид никогда не отвечал на насмешки и издевательства. Он словно был одет в непроницаемую броню и никогда не отвечал греку. Даже когда Кирн намалевал на стене их общей казармы иудейского бога в виде длинноухого осла, пригвожденного к кресту.

Вот и сейчас он, чтобы не сказать резкого слова греку, стал бормотать себе под нос слова молитвы. Кирна это всегда начинало бесить.

— Что ты за человек, Давид? — спросил он, уже без смеха. — Разве можно жить так? Бабы, которых нам приводят, тебе не нужны. Почему? Ты не мечтаешь ни о чем, что нужно каждому молодому и здоровому мужчине!

— А ты разве хочешь меня понять, Кирн? Я ведь много раз говорил тебе. Я много раз отвечал на твои вопросы. Но ты не хотел и не хочешь слышать мои слова.

— Да то, что ты говорил сплошная дрянь. Любому мужику баба нужна! Что твой бог баб запретил? А размножаться то как? Без баб, да? Да без баб род человеческий бы вымер начисто! Разве не так?

— Господь благословил любовь между мужчиной и женщиной. И я никогда не отрицал и не стану отрицать этого. Но любовь — освященную узами брака, чистую. А эта любовь, о которой говоришь ты, порочная любовь. Похоть.

— А разве нам дают возможность завести жен? Кто освятит нас браком? Ты?

— Я ведь не судья тебе, Кирн. Я не смею судить тебя, ибо сам грешен. Судить право господа, а не моё. Поэтому я живу, так, как мне позволяет моя совесть. А ты так, как позволяет тебе твоя.

— Если мы попадем с тобой в одну пару, когда-нибудь, я выпушу тебе кишки, иудей.

— На все воля господа, — спокойно ответил Давид.

Грек плюнул ему под ноги и удалился. Давид никогда не углублялся в разговоры о женщинах. И как только гладиаторы начинали хвастаться друг перед другом своими похождениями, иудей краснел, как девушка, и немедленно уходил. Этот случай с Кирном был редкостью, когда он ввязался в подобный разговор…

На следующий день три пары гладиаторов были отобраны для боев на вилле одного знатного патриция приехавшего из Рима. Это были Кирн, Юба, Давид и трое «стариков», что были в школе еще до прибытия Дакуса, и которых не продали в деревенские эргастерии.

Сам Децебал был еще в числе новичков, и считалось, что он мало обучен искусству боя. Хотя он сам себя новичком не признавал и вполне мог сражаться, но у ланисты Акциана были насчет дака свои планы.

Поэтому он остался ждать своих друзей в казарме. Еще у себя на родине Децебал слышал греческую легенду о знаменитом мореходе царе острова Итака Одиссее. О том, как этот Одиссей попал в пещеру людоеда и дал ему вина, после чего чудовище обещало в виде милости съесть его последним. Тяжело было итакийскому царю видеть, как гибнут его друзья. Вот и он, Децебал, сейчас подобен легендарному греческому герою. Ему предстояло ждать.

Но ведь Одиссей не только ждал. Он сумел обмануть людоеда и спас уцелевших друзей. Может ли он Децебал бездействовать?

И снова перед его глазами возникла надпись: «Не умирать на потеху толпе, а сражаться за свободу…»

Помпеи.

Казармы гладиаторов школы Акциана.

Рутиарий Квинт.

Рутиарий Квинт в третий раз пересчитал золотые монеты, полученные от Акциана. Отобранные им бойцы отлично выступили на вилле римского патриция Кальвия, и тот был восхищен искусством провинциальных гладиаторов.

Ланиста получил сумму вдвое большую, чем та, что была обещана первоначально, и щедро одарил своего рутиария.

«Я сегодня отлично подзаработал, — думал Квинт. — И это всего лишь начало. В будущем я получу много больше и снова попаду в Рим. Тогда некие господа сенаторы будут вынуждены вспомнить о существовании Квинта. А то сохранили мне жизнь и думают, что мы квиты? Нет, господа, не будет по-вашему! Я сделал для вас в свое время много больше. Если бы не я, Нерон тогда снял бы ваши головы с плеч. Ведь обещали, что по гроб своей жизни не забудут этой услуги».

Перед глазами рутиария встали те далекие и страшные события, когда император Нерон²⁵ устроил гонения на христиан, обвинив их в поджоге Рима. Горящие кресты с дико кричавшими людьми и запах горелой человеческой плоти, преследовали его в страшных снах и по сей день. Квинт не был человеком мягкотелым. И он мог, не моргнув глазом, всадить нож в своего врага, но жестоких пыток он боялся.

Некогда приближенный Нерона Тигелин²⁶, префект претория²⁷, любивший присутствовать на пытках и даже сам не гнушавшийся обязанностей палача, привел молодого Квинта в пыточный подвал, где пытали молодых христианок.

— Это враги императора. И ты, как верный его слуга, должен исполнить волю божественного.

— Я готов, — пробормотал Квинт. — Но это совсем юные девочки, префект. Что они могли сделать императору?

— Они христианки, а все христиане — враги Рима.

— И что я должен делать, префект?

— Обязанности палача тебе известны?

— Палача? — побледнел юноша. — Нет. Я совсем ничего не знаю об этом деле.

Тигелина забавлял его страх.

— Ты еще не видел, как пытают девственниц?

— Девственниц запрещено подвергать пыткам по законам Рима, — тихо ответил тогда Квинт.

— Верно, — засмеялся Тигелин. — Потому мы и станем строго соблюдать закон. Перед тем как их начнут пытать, они будут лишены девственности вот этими палачами. А ты не желаешь к ним присоединиться, юноша?

— Я? — Квинт задрожал так, что это стало всем заметно и люди, окружавшие Тигелина, засмеялись.

— А разве ты предпочитаешь мальчиков? — спросил Тигелин.

Префект преторианцев взял со стола «кошачью лапу» — металлическое приспособление для сдирания кожи с осуждённого.

Квинт тогда потерял сознание, и его отливали водой…

* * *

Об этом периоде жизни Квинта здесь в Помпеях никто не знал. Он тогда был моложе и удачно начал делать карьеру при императорском дворе. При Нероне можно было легко подняться на самые высокие ступени. Достаточно было одного уместно сказанного слова об актерском даровании императора.

Но во время гонений на христиан он сплоховал из-за своего отношения к пыткам. Выдай он тогда тех знатных господ префекту претория Тигелину, то, без всякого сомнения, получил бы четверть их состояния. Но пытки девственниц-христианок стояли у него перед глазами и он промолчал. Квинт ненавидел Тигелина!

Воспоминания завели Квинта еще дальше — в 62 год. Он тогда поддался уговорам и вступил в ряды заговорщиков. Обычно в таких делах он никогда не ошибался и четко чувствовал собственную выгоду. Император Нерон в тот год приказал отравить свою жену Октавию, любимицу римлян. По Риму поползли нехорошие слухи и на стенах храмов появились злобные надписи против него. Среди патрициев возник заговор.

Заговорщики прочили в императоры после убийства Нерона известного оратора Гая Кальпурния Пизона и Квинту пообещали должность центуриона в преторианской гвардии. Проклятый соблазнитель Публий Клодий Тразея тогда говорил ему:

«Не теряйся, и хватай свою судьбу за волосы! Одно удачное дело и ты получишь многое и сразу! Пизон умеет быть благодарным в отличие от Нерона. Что ты сможешь получить у Агенобарба²⁸? Ничего!»

Вот он и не растерялся. Дал втянуть себя в заговор по самые уши. Еще бы! Среди заговорщиков был сам воспитатель Нерона философ Сенека — сказочный богач. Он много раз жил его щедрыми подачками. Но через несколько лет, когда заговор окреп и упрочился, в 65 году их предали! И покатились головы и полетели смертные приговоры. Погибли Пизон, Сенека, поэт Марк Аней Лукан, Петроний и другие.

Он ждал и своего ареста и казни, но никто не назвал его имени. А Вестин, хотя и ненавидел заговорщиков, и знал лично о нем многое, но также никому ничего не сказал. И Квинт стал ему обязан.

«А может быть, стоило тогда рискнуть? — в тысячный раз спрашивал он сам себя. — Плюнул бы тогда на все приличия и отбросил бы условности! Может тогда, и не было бы всех этих долгих лет неудач и лишений?»

Стук в двери перевал его раздумья.

Ржавые несмазанные петли надрывно скрипнули, и в комнату вошел седой старик с широкой густой бородой и блестящей лысиной. На его широких крепких плечах был серый хитон, и вся фигура пришедшего, говорила о его принадлежности к военному сословию. Ноги он расставлял широко как моряк, привыкший стоять на шаткой палубе корабля больше чем на твердой земле…

Примечания

19

Город Геркуланум в провинции Кампания. Гаракланум для благозвучности.

20

Рутиарий (или рудиарий) — преподаватель искусства боя в гладиаторской школе.

21

Большую часть гладиаторов составляли рабы и преступники, проданные в школу или приговоренные судом к арене, что, было заменой смертной казни. Они после курса обучения, длившегося 3 года, должны были сражаться в цирке. Если гладиатору удавалось остаться в живых, то после еще 2 лет обязательного пребывания в школе в качестве тренера или помощника ланиста он получал полное освобождение и восстанавливался в гражданских правах. А если принимал решение продолжить карьеру гладиатора, то так же, как и добровольцы, оставался в разряде infames — «опозоренных».

22

Во времена правления Октавиана Августа (около 10 года до н. э.) в Риме существовало 4 императорские школы: Большая, Утренняя, где готовили бестиариев — гладиаторов, сражавшихся с дикими зверями, школа Галлов и школа Даков.

23

Рутиарий (или рудиарий) — преподаватель искусства боя в гладиаторской школе.

24

Тренировки гладиаторов, продолжавшиеся с утра и до вечера, были очень интенсивными. Под руководством учителя, бывшего гладиатора, новички обучались фехтованию. Каждому из них давали деревянный меч и щит, сплетенный из ивы. Удары отрабатывались на вкопанном в землю деревянном колу высотой около 180 см. На начальном этапе обучения молодой гладиатор должен был овладеть умением наносить сильные и точные удары в воображаемые грудь и голову противника, а также не раскрываться при обороне.

25

Нерон — Римский император из рода Юлиев-Клавдиев. Отличался жестокостью и безумствами. Любил выступать в театре как актер и певец.

26

Софоний Тигелин — приближенный императора Нерона. Префект претория.

27

Префект претория — командир императорской гвардии преторианцев.

28

Агенобарб — прозвище императора Нерона.