Проклятие Баскервилей. Первоначальная рукопись сэра Артура Конан Дойла

Владилен Елеонский

Гибель престарелого богача-аристократа, кажется, вызвана мистическими причинами, изобличить замаскированного убийцу непросто, а орудием убийства оказывается вовсе не собака, как предполагал известный английский сыщик.

Глава четвёртая. Сэр Генри Баскервиль

Утром следующего дня стол для завтраков был убран раньше обычного. Холмс, не снимая домашний халат, ожидал назначенной встречи.

Наши клиенты были пунктуальны. Едва часы пробили десять, как в комнату вошёл вначале доктор Мортимер, а вслед за ним — одетый в красноватый твидовый костюм подвижный темноглазый невысокий крепкий человек лет тридцати с густыми чёрными бровями и открытым волевым лицом. Загорелая и обветренная кожа говорила о том, что он много времени проводит на свежем воздухе, в то же время твёрдый взгляд и благородная осанка выдавали в нём джентльмена.

— Сэр Генри Баскервиль, — сказал доктор Мортимер.

— Пожалуй, да, хотя совершенно не чувствую себя титулованной особой, — сказал баронет. — Как странно, мистер Холмс, если бы мой друг не предложил мне навестить вас, наверное, я всё равно пришёл бы к вам сегодня утром. Насколько знаю, вы — любитель головоломок, так позвольте мне предложить одну, моего воображения на её разгадку, кажется, не хватает.

— Пожалуйста, присаживайтесь, сэр Генри. Вы хотите сказать, что по прибытии в Лондон пережили нечто загадочное?

— Ничего особенного, не исключено, что это всего лишь шутка. Вначале я остановился в отеле «Нортумберленд». Окно комнаты располагалось в цокольном этаже и выходило на узкую и совершенно безлюдную улицу. За окном стемнело, я зажёг свет, задёрнул штору и сел читать «Хронику графства Девоншир», которую давно разыскивал, так как мне не терпелось узнать все подробности скоропостижной смерти моего дорогого дядюшки. Едва я погрузился в чтение, как мне показалось, что снаружи под окном кто-то стоит. Осторожно посмотрев в щель между шторой и стеной, я никого не увидел, и вернулся к чтению, однако буквально через минуту кто-то легонько, вот так, постучал в оконное стекло. Вы не поверите, мне сделалось как-то не по себе, и признаюсь, что-то нехорошее зашевелилось в горле. Мне вдруг вспомнилось, как в детстве няня предостерегала меня от того, чтобы выглядывать в окна по ночам, мол, так человек навлекает смерть своим родным и самому себе. К тому же, как раз в этот момент я прочёл в газете, что мой дядя ни с того, ни с сего выбросился в окно и сломал себе шею, а черты его лица были искажены до неузнаваемости, по всей видимости, от дикого ужаса. Хотите, верьте, хотите нет, однако я не нашёл в себе силы отдёрнуть штору. Вместо этого я переехал в другой отель, это «Коринфия», он располагается неподалёку. Там меня тоже поселили в цокольном этаже, я отужинал, поднялся к себе, зажёг свет, плотно задёрнул шторы, окно выходило в уютный внутренний дворик, и решил окончить чтение статьи, посвящённой кончине моего дяди, однако не прошло и минуты, как кто-то легонько постучал в окно. Признаюсь, у меня волосы на голове зашевелились. Охваченный безотчётным ужасом, я отбросил газету и лёг под одеяло прямо в одежде. Лёгкий стук повторился, однако я дал себе слово, что не приближусь к окну даже на дюйм. Несколько минут висела пугающая тишина, а затем раздался тихий стук в дверь. Тогда я не выдержал, вскочил с постели и, ругаясь последними словами, послал неизвестного шутника ко всем чертям. Только после этого меня оставили в покое. Утром я не обнаружил своих штиблет, которые выставил перед дверью, чтобы коридорный их почистил. Мне пришлось поднять на уши весь отель, прежде чем они нашли мою обувь. Как думаете, мистер Холмс, где её обнаружили?

— В корзине для мусора?

— Нет, не угадали. Штиблеты мирно стояли снаружи на сливе моего окна. Кому-то взбрело в голову стащить мою обувь ночью, затем пробраться во внутренний дворик и водрузить их туда. Весело, не правда ли? По моему требованию меня переселили в номер этажом выше. Если ещё раз повторится нечто подобное, я разнесу этот притон вдребезги!

— Каково расстояние от окна до земли?

— Футов около шести, не больше.

— Можно поместить ботинки на слив, не подставляя лестницу?

— Да.

— Служащие отеля заметили что-нибудь подозрительное?

— Ничего они не заметили! Они вообще, не ходят, а ползают, как сонные мухи. Такого сервиса я ещё не встречал.

— Хорошо ли были освещены коридоры в обоих отелях?

Сэр Генри посмотрел на моего друга с недоумением.

— В них царил полумрак.

— Кто знал о том, что вы остановились в отеле «Нортумберленд»? — сказал Холмс, буквально пронзив баронета взглядом.

— Ни одна живая душа! Мы выбрали этот отель после того, как встретились на вокзале.

— А доктор Мортимер, вне всякого сомнения, тоже остановился там?

— Нет, я остановился у своего друга, — сказал доктор.

— Мы не планировали направляться именно в этот отель и никому не сообщали об этом. Скажите теперь, мистер Холмс, гори оно огнём, кого это вдруг так заинтересовала моя персона?

— Что вы думаете, доктор Мортимер? Кажется, здесь вряд ли можно обнаружить что-то сверхъестественное?

— Совершенно верно, однако тем, кто знаком с обстоятельствами кончины сэра Чарльза, рассказ сэра Генри может показаться зловещим.

— Не пойму, джентльмены, о чём вы говорите, однако это ещё не всё.

С этими словами баронет торжественно достал из кармана конверт и положил перед Холмсом.

— Посмотрите, конверт пуст, однако на нём самом написано нечто занятное.

В самом деле, на конверте аккуратными печатными буквами было выведено от руки чёрными чернилами «Keep away from the moor».

— Опять предостережение! — сказал я. — Кто-то упорно пугает всех Баскервилей болотами.

— А причём здесь болота? — сказал баронет, посмотрев на меня чистым незамутнённым взглядом младенца. — Похоже, что здесь все знают о моих делах намного больше, чем я сам!

— Обещаю, что вы узнаете всё, что нам известно, прежде чем покинете эту комнату, — сказал Холмс. — Пока же могу сказать, что надпись на конверте была сделана в отеле, и её, судя по особенностям почерка, сделал мужчина, а не женщина.

— Силы небесные, почерк понятно, а откуда вы узнали, что он писал в отеле?

— Если присмотреться, то можно легко увидеть, что перо и чернила доставляли автору неудобства. Кончик пера раздвоился от частого использования, от этого линии букв тоже двоились, и их приходилось по нескольку раз обводить. Чернила высыхали трижды, прежде чем он смог написать такую короткую вроде бы фразу, из этого следует, что чернильница была почти пуста, там было мало чернил, поэтому пришлось трижды обмакнуть перо, чтобы закончить. Редко, чтобы в домашних условиях совпадало и то, и другое. Дома, если чернил мало, то, по крайней мере, перо нормальное, а если перо изношено, то обычно чернил в достатке. С другой стороны, именно в отелях письменные принадлежности, как правило, находятся в таком бедственном состоянии.

— Ха, вы меня поражаете, мистер Холмс! В самом деле, всё просто. Почему я сам не догадался?

— Потому что у вас другие интересы, а я каждый день занимаюсь этим. Вам подсунули этот конверт под дверь?

— Нет, кто-то вложил его в один из тех моих пропавших ботинок, которые отельные сонные мухи, продрав, наконец, глаза, обнаружили на сливе моего окна нынешним утром.

— Похоже, кто-то следовал за вами и, возможно, останавливался в тех же отелях, что и вы.

— Итак, джентльмены, не успев прибыть в Лондон, я оказался в гуще событий, достойных описания в каком-нибудь детективном романе. С какой стати кому-то понадобилось неотступно следовать за мной?

— Мы ещё подойдём к этому, а пока, сэр Генри, будьте добры вспомнить, не случилось ли с вами ещё чего-нибудь с момента вашего прибытия в Лондон?

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду нечто такое, что кажется необычным.

— Нет, больше ничего такого не происходило. Знаете, мистер Холмс, мне вполне хватило того, о чём я вам поведал. С того момента, как я ступил на землю метрополии, мне даже не удалось поспать нормально, а в газете я прочёл об опасениях жителей Дартмура по поводу того, что молодой наследник вдруг не захочет жить в имении со столь пугающей репутацией. Я ничего не понимаю! Может быть, вы всё-таки объясните мне, наконец, в чём дело?

— Ваше требование, безусловно, обоснованно.

С этими словами Холмс достал из ящика стола старинную рукопись, которую оставил ему сэр Чарльз, и попросил доктора Мортимера прочитать баронету вслух его семейное предание. Сэр Генри выслушал повествование с глубочайшим вниманием и несколько раз даже изумлённо вскрикнул.

— Я, кажется, принимаю в наследство не только имущество, но и зловещее прошлое, — сказал он, когда доктор окончил чтение. — Конечно, я слышал от бабок о Чёрной собаке преисподней. Повзрослев, я перестал воспринимать эту сказку серьёзно, тем более, что никаких письменных источников на тот момент не было. Откуда взялась рукопись?

— Мне её принёс сэр Чарльз накануне своей кончины.

— Накануне своей кончины, вы сказали? Зачем?

— Он хотел, чтобы я проверил, в чьей компетенции находится это дело, — полицейского или священника.

— А вы?

— Тогда я пришёл к выводу, что у вашего дядюшки нервное расстройство, и ему требуется помощь соответствующего медицинского специалиста.

Сэр Генри недобро улыбнулся.

— Может быть, меня вы тоже отправите к психиатру?

— Полагаю, в этом нет никакой необходимости. Кто-то, в самом деле, либо пугает вас, либо действительно знает больше нас всех о том, что происходит на болотах.

— Может быть, он просто хочет отпугнуть меня от имения? Например, дворецкому это было бы, наверное, удобно, он продолжал бы получать жалование за обслуживание Баскервиль-холла, при этом практически ничего не делая.

— Как бы то ни было, теперь нам следует решить, сэр Генри, стоит ли вам ехать в Баскервиль-холл.

— Почему мне не следует ехать?

— Это может быть опасно.

— Опасность от адского чудовища или существа в плоти и крови?

— Вот это как раз предстоит выяснить.

— Я так вам скажу. Никакой дьявол из преисподней и никакое существо на земле не отвратит меня от дома моих предков. Это мой окончательный ответ!

Его лицо вспыхнуло и резко потемнело в тот момент, когда он говорил эти слова. Было очевидно, что пылкий нрав Баскервилей не угас в этом представителе древнего рода.

— Между тем, — помолчав минуту, сказал он, — не следует рубить с плеча, у меня совершенно не было времени, чтобы обдумать всё, что вы сообщили. Думаю, мне потребуется час, чтобы прийти к какому-то разумному решению. Послушайте, мистер Холмс, сейчас половина одиннадцатого, и я собираюсь идти к себе. Предлагаю вам и вашему другу, доктору Ватсону, вместе отобедать в отеле в два часа. После этого я сообщу вам своё решение.

— Вам удобно, Ватсон?

— Вполне.

— В таком случае ждите нас к обеду. Мне вызвать кэб?

— Нет, я пройдусь пешком. Это дело, знаете ли, слишком взбудоражило меня, хочу немного успокоиться.

— Я тоже с удовольствием пройдусь пешком, — сказал доктор Мортимер.

— Итак, встречаемся в два часа. Аревуар!

Мы сидели и слушали звук удаляющихся шагов наших посетителей на лестнице, однако, едва хлопнула дверь парадного входа, Холмс мгновенно преобразился, превратившись из сонного мечтателя в человека действия.

— Скорее, Ватсон! Где ваш цилиндр и ботинки? Дорога каждая секунда!

Он бросился в свою комнату в домашнем халате, и через несколько мгновений вернулся в цилиндре, пальто и с тростью в руке. Мы поспешили вниз по лестнице и оказались на улице.

Только что прошёл лёгкий моросящий дождь, и мостовая дышала сыростью. Доктор Мортимер и Баскервиль не успели скрыться из вида, нас отделяло не более двухсот шагов. Наши клиенты шли в сторону Оксфорд-стрит.

— Давайте я побегу вперёд и остановлю их.

— Ни слова больше, дорогой Ватсон! Мне всегда приятно находиться в вашем обществе, но особенно приятным оно бывает, когда вы молчите. Наши друзья правы. Какое чудесное утро!

Мы быстро зашагали вперёд, пока не сократили дистанцию вдвое. Продолжая держаться на расстоянии ста шагов, мы проследовали по Оксфорд-стрит и свернули на Риджент-стрит. Когда наши друзья остановились, чтобы поглазеть на витрину магазина, Холмс сделал то же самое. Мгновение спустя он обрадовано вскрикнул. Проследив за его острым взглядом, я увидел не очень длинного согбенного человека в тёмной испанской шляпе и коротком чёрном плаще с просторным бежевым саквояжем в руке. Он шёл на противоположной стороне улицы, и, как видно, тоже держал дистанцию, не желая приближаться к сэру Генри и доктору Мортимеру. Когда они остановились у витрины, он тоже остановился, а когда они пошли, тоже двинулся следом.

— А вот и наш человек, Ватсон! Давайте-ка хорошенько рассмотрим его.

В этот миг мужчина повернулся вполоборота в нашу сторону, и я различил вначале густую клинообразную седую бороду, а затем встретился взглядом с устремлённой на нас парой пронзающих глаз, едва различимых в тени шляпы. В следующее мгновение конный экипаж, неизвестно откуда взявшийся, подъехал к нему.

Я никак не ожидал от своего друга такой стремительности. В два прыжка он, едва не попав под ехавшую навстречу карету, пересёк улицу, оказался рядом с незнакомцем и протянул руку, чтобы схватить его, однако тот с неожиданным и резким разворотом ударил его углом саквояжа в голову, прыгнул на подножку и что-то крикнул извозчику. Кэбмен стегнул лошадь так, что она безумно рванула с места в карьер, и кэб мгновенно влился в плотный транспортный поток, обычный для Риджент-стрит.

Я помог моему другу подняться. Держась за голову, Холмс огляделся, однако свободного экипажа поблизости не было, тогда он бросился в самую гущу транспортных средств, пытаясь догнать кэб, но скорость была неравной, и экипаж сумел очень скоро скрыться из вида.

— Что я говорил! — с горькой досадой сказал Холмс, едва ступив обратно на тротуар, он задыхался и был бел от охватившего его раздражения. — Ужасное невезение и ужасающее дилетантство. Ах, Ватсон, Ватсон! Если вы человек чести, вы обязаны отразить этот факт. Шерлок Холмс не такой успешный профессионал, каким вы изображаете его в своих записках!

— Кто этот человек?

— Не имею ни малейшего представления.

— Шпион?

— Скорее всего, исполнитель, неотступно следующий за Баскервилем с того самого момента, как он прибыл в Лондон. Именно он испугал сэра Чарльза, а теперь ищет случай, чтобы испугать и довести до смерти сэра Генри. А как можно знать, что наследник, прибыв в город, выбрал вначале отель «Нортумберленд», а затем «Коринфию»? Только посредством слежки. Если они следили за ним в первый день, я мог бы поспорить, что сегодня они продолжат. Может быть, вы обратили внимание, что я дважды подходил к окну, пока доктор Мортимер читал вслух семейное предание Баскервилей.

— Да, припоминаю.

— Я смотрел, не болтается ли там кто-нибудь без дела, однако никого не заметил. Мы столкнулись с умным человеком, Ватсон. Дело развивается стремительно, и хотя я пока не могу точно сказать, кто за всем этим стоит — друг или враг, — я отчётливо ощущаю хладнокровный и остроумный замысел. Когда наши друзья покинули нас, я немедленно последовал за ними, надеясь увидеть кого-нибудь, кто сопровождает их, при этом стараясь оставаться незаметным. Хитрость в том, что он шёл пешком, однако предусмотрительно нанял кэб, чтобы воспользоваться им, если те, за кем он следит, вдруг сядут в экипаж. Помимо этого, сев в кэб, который под рукой, легко скрыться, что он и сделал, едва почувствовав подозрительное внимание.

— Голова болит?

— Пустяки! В юности, когда я боксировал на ринге, и не такое бывало. Кэб — превосходный вид транспорта, однако он имеет один очевидный недостаток.

— Кэбмен может стать свидетелем.

— Точно.

— Как жалко, что мы не запомнили номер!

— Мой дорогой Ватсон, мы не могли его запомнить, потому что он был, как нарочно, покрыт грязью, — совсем недавно прошёл дождь.

— Разве можно было ещё что-то сделать?

— Я должен был обратить внимание, что кэб неотступно следует за ним. Непростительная небрежность! Если бы я заметил, что его сопровождает экипаж, я мог бы развернуться и пойти в обратном направлении, после этого нанять свободный кэб и поехать следом на приличном расстоянии, или, ещё лучше, отправиться прямиком к отелю «Коринфия». Незнакомец появился бы там, следя за Баскервилем, и тогда мы сыграли бы с ним в ту игру, которую он затеял с нами, проследили бы за ним и узнали, что он намерен делать. Вместо этого мы проявили излишнее рвение, противник не замедлил им воспользоваться, мы выдали себя и потеряли нашего человека.

Я вспомнил о докторе Мортимере с Баскервилем и посмотрел вперёд, однако они успели скрыться из вида, поскольку, разговаривая, мы слишком медленно шли по Риджент-стрит.

— Теперь нет смысла следовать за ними, — сказал Холмс. — Чёрная тень за их спиной отстала и больше не вернётся. Нам следует понять, какие карты остались у нас на руках, и сыграть ими. Вы различили черты его лица?

— Я смог различить только бороду.

— О, она, в самом деле, запоминающаяся и, скорее всего, фальшивая. Умный человек, отправляясь выполнять столь деликатную задачу, использует какую-нибудь характерную бороду лишь для того, чтобы скрыть внешность. Теперь, Ватсон, нам остаётся навестить отели «Семирамида» и «Нортумберленд», после чего, если там не будет ничего интересного, мы отправимся в картинную галерею на Бонд-стрит, чтобы занять наше время до назначенного часа.

— А что может быть интересного в этих отелях?

— Журналы регистрации постояльцев, однако, вначале давайте зайдём в магазин косметики «У Бернара», вот он.

Мне было совершенно непонятно, для чего Холмсу вдруг потребовался магазин женской косметики. Пассии у него, как я знал, не было, да и не могло быть, судя по тем взглядам на отношения с женщинами, которые он исповедовал. Мой друг был искренне убеждён, что романтические отношения ввергают душу в область бесплодных и всепожирающих эмоций, не давая подняться над окружающей действительностью на крыльях холодного рассудка, который так необходим настоящему сыщику.

Мы звякнули в колокольчик, и к нам вышел плотный седой краснолицый старикан лет восьмидесяти, типичный француз, а французы, как известно, обладают удивительной способностью сохранять лучезарную юношескую улыбку до глубокой старости.

Холмс неожиданно подался вперёд всем своим худым и натянутым, словно скрипичная струна, изящным телом.

— О, месье Бернар, неужели это вы? Ваша губная помада, завёрнутая в шёлковую бумагу в форме карандаша, произвела фурор на всемирной выставке в Амстердаме, если не ошибаюсь, пять лет назад.

— О, да, сэр, точнее сказать, не я, а мой старший брат представлял там её. А вы, я вижу, знаток косметики. Торгуете?

— Моя дорогая сестра любит болтать обо всём этом. Вот, посмотрите, она выскребла из своей баночки засохшие остатки и попросила приобрести точно такую же помаду. — Холмс достал из кармана конверт, в который он сделал соскобы с оконного стекла, приоткрыл его и приблизил к флегматичному лицу хозяина. — Именно такой сорт ей чрезвычайно нравится, он делает её настоящей Клеопатрой! Есть ли у вас то, что она просит?

Старик взял в руки конверт и осторожно поднёс его к своему колоритному бугристому носу, который вдруг зашевелился, как у зверя, почуявшего верную добычу.

— А, понял, о чём идёт речь! Смесь из свежего молока, пчелиного воска, корней и зёрен чёрного винограда. Превосходный, кстати, вкус у вашей сестры, позвольте вам сказать! К сожалению, сэр, недели три назад одна милая мадемуазель купила у меня последнюю баночку. Больше такой помады у меня не осталось. Она слишком дорогая, плохо берут, и я решил пока не заказывать её.

— Вам присылают её на пароходе?

— Совершенно верно.

— Постойте, а не подослал ли муж моей сестры свою служанку, чтобы опередить меня. Мы с ним часто соперничаем по поводу подарков нашей дорогой Адель, иногда мне даже кажется, что он, дурачок, ревнует меня к ней.

— Я говорил ей, сэр, что тёмно-бордовый цвет идёт зрелым женщинам, а ей, совсем ещё юной девушке, подойдёт нежно-розовый, однако она не желала меня слушать. Что поделаешь, провинциальное упрямство способно разбить вдребезги любые доводы.

— Почему вы решили, что она провинциалка?

— Говорю вам, сэр, я живу в Британии шестьдесят лет, и продавал свои краски для женщин не только в Лондоне. Поверьте, меня не проведёшь, этот говор я отличу от любого другого. Она откуда-то из Южного Уэльса, совершенно точно.

— Неужели мой братец послал свою бывшую горничную, она, помнится, была из Девоншира. Не могли бы вы мне её описать подробнее?

— Она не похожа на горничную, сэр. В ней, как в море, плещется природная тяга к свободе. Верхом на лошади без седла она смотрелась бы на своём месте, а тесная одежда городской барышни её явно стесняет. Милое личико, кожа необычайной белизны, глаза глубокие, как омуты, однако синие-синие, как само небо, а волосы просто восхитительные, кажется, что они золотые. Кудри вьются и удачно обрамляют лицо. Одежду в деталях не разглядел, поскольку, опешив, подумал, что ко мне по ошибке заглянула фея.

— В самом деле, на проделки моего дорогого шурина что-то не похоже, хотя он и не такое вытворял. Хорошо, месье, мы обязательно заглянем к вам ещё. Удивительно, как вы запомнили девушку, всё-таки прошло три недели!

Месье Бернар вдруг с заговорщицким видом наклонился к Холмсу.

— Вы правы, сэр, я видел её дважды. Вчера она снова заходила сюда, и опять спрашивала эту самую помаду. Мне показалось, что она была немного не в себе. Знаете, когда человек говорит, а потом вдруг замолкает, ты спрашиваешь, а он тебя не слышит. Вот такое у неё пару раз было. Она сказала, что будет жить в отеле поблизости и ждать, когда прибудет её губная помада из Парижа, после этого сделала заказ, заполнив карточку, однако забыла указать свой адрес и имя.

Конец ознакомительного фрагмента.