Милалика

Владарг Дельсат (2024)

Жизнь Милены Ершовой нельзя назвать счастливой. Она рано потеряла родителей и служит в военной контрразведке, где от нее требуется только перекладывать бумажки. Мечта Милены незамысловата — быть вместе с любимым, майором Громовым. Девушке выпадает шанс получить желаемое. Вместе с группой Громова Милена отправляется на особое задание. Во время которого и погибает. Однако Смерть благосклонна к девушке. Милена оказывается в новом теле и новом мире. Вернуться домой она может только в одном случае: если отыщет в мире, полном опасностей, своего любимого.

Глава вторая

Ко всему быть готовой невозможно, поэтому я просто слушаю своего Серёжу, думая об истории, которую пишу. Да, я знаю, что не мой он, но помечтать-то можно? Вот и мечтаю, и в своей книжке тоже, ведь там мы вместе… Имена изменены, конечно, там многое изменено, но я-то знаю… Себя не обманешь. Вот и выливаю свои мечты на страницы.

— Мила, отдохни, — вспоминает обо мне Серёжа. — Ну-ка, сдвинулись!

Мне расчищают место, чуть ли не принудительно заставляя лечь, при этом Сергей остаётся на месте, и моя голова оказывается совсем близко к нему. Так близко, что кажется, ещё чуть-чуть — и обнимет. Но это, конечно, мне только кажется, потому что до объятий мне — как до Луны пешком. Эх, Серёжа…

Тем не менее я сладко засыпаю, и снится мне, что гуляем мы с Серёжей за ручку по берегу какого-то озера. Озеро это странное, как ртуть по цвету, и пар от него такой же серый поднимается. Но меня не озеро волнует, а только он. Серёжа смотрит на меня с такой нежностью, что я плачу, просто плачу, не в силах удержаться. Он обнимает меня, и я растворяюсь в этом тепле…

Сквозь сон слышу, как кто-то очень ласково зовёт меня. Я не хочу просыпаться, но ведь интересно, кто же меня так зовёт. Поэтому приходится открыть глаза, чтобы сразу же натолкнуться на взгляд Серёжи, какой-то необычный… или непонятный? Но думать некогда — я чувствую идущий вниз самолёт и вскакиваю, чтобы присоединиться к преобразившейся группе. Все собирают оружие, рюкзаки, тем же самым занимаюсь и я. Всё, время для отдыха и веселья закончилось, начинается работа. Обычная военная работа.

— Нас вертолётом подкинут километров на тридцать, может, больше, как выйдет, — сообщает командир. — Места там дикие, так что ходим аккуратно. Милу бережём, другого врача у нас нет.

— У нас вообще врача нет, — комментирую я. — А змеиный яд отсасывать сами будете.

Это я в ответ на шуточки по поводу того, почему медработник — обязательно женщина. Из старого анекдота это растёт об укусе змеи в мужское средоточие разума. Но, во-первых, не обязательно, во-вторых, дотуда змея не достанет. Шуточек при этом, конечно, полно, куда же без них. Змей привычно хихикает, мы усаживаемся поудобнее и ждём посадки. Молча ждём, потому что случаи бывают разные, и вот тут мне опять кажется, что Гром меня страхует. Может ли такое быть?

Самолёт садится довольно штатно, насколько я могу судить. Ну, подпрыгивает несколько раз, конечно, но оно и понятно — места дикие, качество полосы — так себе, если она вообще есть. Хорошо, что птичке нашей всё равно, куда садиться. И я с нею попрыгала, судорожно цепляясь за что угодно, и мне это удаётся — на месте удержалась, в боулинг собой не сыграла — и ладненько.

Медленно открывается аппарель, машина и остановиться не успевает. Теперь надо бежать — и довольно быстро — к вертолёту. Вон он, виден немного в стороне. Вполне такой обычный восьмой «Ми». Сейчас поднимет и понесёт нас, куда сказано. Нам сегодня много чего сделать надо, поэтому я стараюсь, бегу вместе со всеми, хоть и отстаю немного, физподготовка у меня всё-таки не на том же уровне. Ребята-то каждый день занимаются, а я на стульях жопу отращиваю. Вот пояс по самбо — да, разряды по пулевой стрельбе и — не пойми зачем — по фехтованию. Ну, это как раз понятно — лишь бы в детдоме не сидеть, а чувствовать себя хоть как-то живой.

Машина сразу же идёт на взлёт, едва не оставив меня на земле. Но ребятам очень нужна медицина, так что меня затаскивают внутрь. Вертолёт летит куда-то — куда, мне не видно. Часа полтора летит, я от звука двигателя чувствую себя, как внутри барабана. Голова гудит, ничего уже не соображаю. Но вот вертолёт идёт на посадку, мы выскакиваем, и… Зелёные насаждения типа «пальма» и «какая-то хрень» наблюдаются, куда ни кинь взгляд. Взгляд кидать не хочется, хочется сдохнуть, но не дадут, потому что приказ.

— Мила, вперёд! — приказывает Гром, и тут до меня доходит: мне позывной сменили. Ла-а-адно, сменили так сменили, не в первый раз.

Послушно очень быстро бегу вперёд. Нам сегодня долго бежать, потому надо беречь дыхание и чередовать шаг с бегом. Десантура регулирует дыхание за счёт задорной песенки о Винни-Пухе, а мы бежим молча. Молча, но быстро, потому что севший вертолёт привлечёт аборигенов, как открытая банка мёда не скажу кого. А привлекать нам сегодня никого не надо, надо бежать.

Аборигены тут не только с луками и палками, хотя стрела в задницу — то ещё удовольствие. Они ещё и с автоматами, гранатомётами и прочей гадостью встречаются, то есть могут наделать много противных дырок, что никому понравиться, разумеется, не может. Потому и бежим.

Вот и джунгли, то есть обилие зелёных насаждений. Это значит, что скорость наша снижается, — надо и вверх посматривать, чтобы на голову никакой Чингачгук не свалился, но, с другой стороны, мы и не светимся, как три тополя на Плющихе. То есть уже полегче. Но физуху подтягивать надо, а то я так сдохну.

— Стоп, привал! — командует Гром. — Милу уложите покомфортней.

Действительно заботится. Интересно почему? И ещё интересно — я так реагирую потому, что это Гром, или потому, что мне просто тоскливо без ласки? Не знаю, да и думать просто никаких сил нет. Сейчас просто сдохну, и всё, такое у меня ощущение. Но сдохнуть опять не дают — меня, вцепившуюся в дерево, аккуратно укладывают на что-то мягкое, командуя отдыхать, и я отрубаюсь.

Ненадолго отрубаюсь, конечно. Мне в этом состоянии, правда, и получаса хватает, чтобы хоть как-то расслабиться. Сквозь сон чувствую погладившую меня по волосам руку и замираю от этой незнакомой, но такой желанной ласки. Хочется верить, что это Серёжа, просто очень хочется.

— Подъём! — звучит команда. — Просыпаемся и бежим.

Бежим мы не сразу, сначала морду умыть надо, а вот потом — да, рюкзак на спине, ствол к нему приторочен, медсумка-укладка — и бежим. С медициной смешно получилось — я дверь перепутала как-то, когда зачёты сдавала. Зашла случайно туда, где медики тусовались. Уж не знаю, что они у нас забыли, но мне неожиданно понравилось, вот и получила ещё одну специальность. Что смогла в теории — сдала, но параллельную медицинскую просто не вытянула. То есть, по идее, я почти доктор, но именно что почти…

***

Бежали, бежали мы — и прибежали. Гром карту достаёт, на местности ориентируется, и вижу я, что не нравится эта самая местность нашему командиру. Ну а кому такое понравится — степь, чахлые кустики, не пойми что… Мы что, сюда бежали? А на… зачем в смысле? В джунглях, как-то резко оборвавшихся, кстати, комфортнее.

— Не понял, — констатирует Гром. — По карте — джунгли, а тут…

— Термобарической бухнули, — предполагает Змей, выковыряв что-то из дёрна.

— Возможно, — кивает командир, рассмотрев протянутое ему. — Ну, тогда бежим дальше, здесь-то не встанешь.

— Вопросов не имею, — отвечает ему Тис.

Это штатный сапёр группы. У него полный рюкзак не самых весёлых предметов, если детонируют, взлетим так, что позавидуют птицы. Я поднимаюсь на ноги — надо бежать дальше, хотя с какого… зачем надо было выжигать джунгли, я не понимаю. На всякий случай выдёргиваю из кармашка дозиметр, но он молчит, значит, точно не ядерной бумкнули. Интересно, это с нашим заданием связано, или местные просто бомбочку интересную нашли и решили узнать, что будет?

Бежим дальше, на горизонте уже и искомые джунгли показались. Там у нас привал будет, можно будет пос… оправиться, значит. И пож… принять пищу. Я же девушка, надо прилично выражаться. Главное — следить, чтобы во время похода в туалет змея за жопу не куснула, а то будет несмешно. А несмешно нам не надо, ибо та же чёрная мамба, которая тут вроде бы не водится, — тот ещё подарочек. А вот рассказывали, один деятель лепестковую мину не заметил. И оправился прям на неё. Байка говорит, что хоронить было нечего, и хоть не верится, что она от такого сработала, но проверять ни у кого желания нет.

Дыхалки не хватает, конечно. Надо чаще бегать, но у нас бегать негде особо. Вернусь — буду форму возвращать, а то разленилась совсем, скоро разжирею, оплыву и котиков заведу. Трёх. Тьфу, какие мысли идиотские в голову лезут! Ещё кое-что непонятно мне — тихо слишком. Не скажу, что так не бывает, но что-то меня эта тишина беспокоит. Даже слишком беспокоит, можно сказать, потому что всё-таки настолько тихо не бывает. Тут не Невский, конечно, но должно быть хоть немного оживлённо, хоть звери какие, что ли…

Несмотря ни на что, бежим дальше — а что делать? Правильно, делать нечего. Командир сказал бежать — бежим. Скажет прыгать — буду прыгать. Скажет… хм… нет, этого он, пожалуй, не скажет, но тоже выполню. С радостью. Даже думать получается только короткими фразами, потому что мыслей нет. Мужикам-то проще, за них сопроцессор думает, а что женщине делать? Даже, можно сказать, девушке… Вот и заросли. Хочется упасть и не двигаться, но пока нельзя. Пока Серёжа не разрешил — падать совсем нельзя.

— Стоп, привал! — командует Гром, и я просто сажусь, где стою. Трава, прелые листья, корни какие-то…

— Мила, жива? — интересуется он.

— Жива, Гром, — отвечаю командиру. — Но лучше б сдохла.

— Ничего, — хмыкает Гром. — Самая сложная часть пройдена, теперь интересная начнётся.

Интересная — это значит непосредственно работа. Но пока на дворе день, разведчики наши никуда не пойдут, они у нас «летучие мыши», то есть «летают» по ночам, что вполне логично. Именно поэтому сейчас будет еда, здоровый сон и планирование. А после «мыши» двинутся «летать», а я с кем-нибудь буду тыл подпирать. Тоже интересное это дело — тыл подпирать, да. Полежать можно, помечтать, пока глаза смотрят и уши слушают.

Официально, судя по отсутствию опознавательных знаков на форме, нас здесь нет. Значит, в случае чего, наши от группы открестятся. Ну да это не в новинку — каждая вторая задача такая, так что всё просто: в плен попадать нельзя, и точка. Для девушек плен будет очень занятным приключением, но я не любитель именно таких игр, поэтому никакого плена. Для этой цели в кармане граната. И у меня тоже, а как же! Ну да это лирика.

Мне протягивают парящую банку саморазогревающегося пайка. Он, разумеется, не наш, а у заклятых друзей утянут — для осложнения идентификации. На нас и форма, и бельё — от заклятых наших, с которыми мы формально не воюем, а на самом деле… На самом деле ещё как, но это считается тайной. Так сказать, секрет Полишинеля: формально — всё секретно, на деле же — каждая собака в курсе. И метки, и бирки, и я вообще не знаю что. Даже номер части — тот, который, по идее, может где-то рядом быть.

Вкусный паёк у заклятых друзей, комфортно, гады, воюют. Нет у них, значит, невзгод, с головотяпством связанных… На самом деле есть, и похлеще, чем у нас, да. Причём если у нас галетой можно гвоздь вбить, то у них ножи ломаются, например. Несоизмеримые проблемы — без галеты жить можно, а без хорошего ножа — очень трудно. В сон с устатку тянет, тёплая вкусная еда после такого марафона…

— Мила, ложись, отдохни, — как-то очень мягко говорит мне Серёжа.

— Есть, — коротко отвечаю, потому что я — послушная девочка.

Снится мне бред какой-то, будто я маленькая ещё — лет восемь, что ли. Ну вот, и бабка какая-то меня при этом ведовству учит. Заговоры там всякие, в общем, бред сивой кобылы в тёмную сентябрьскую ночь. Повторяет бабка мне всё по нескольку раз — как глаза отвести, как боль снять, ещё что-то. Чудной сон, и реальный какой-то, как у психов. Неужели я с ума потихоньку схожу? Надо будет в книжке своей такую бабку прописать, колоритная она, прям баба Яга.

Будят меня резко, а вокруг — темень. Что с закрытыми глазами, что с открытыми — одна хрень. Настроение после такого сна не очень, даже, наверное, очень не. Но ничего не поделаешь, надо вставать, цеплять гарнитуру радиостанции, приходить в себя и держать тыл. Ну, это дело знакомое, так что отходим вместе с группой подальше от импровизированной базы, поднимаем кулак, провожая ребят, и ложимся.

— Мила в канале, кто со мной? — интересуюсь я.

— Тис, — коротко отвечает лежащий рядом. — Безработный я сегодня.

Ага, значит, чистая разведка у «мышек» сегодня. Может быть, и обойдётся всё, чего б не обойтись-то? Ребята ушли в ночь, но я их слышу, да и Тис тоже, пока наконец не пропадает сигнал. Значит, далеко отошли, или глушит чего. Скорей, глушит, потому что обрезается он резко, а так не бывает.

— Тис, сигнал рубанули, молчим, — выдаю я предложение.

В ответ — щелчок, значит, принял он и подтверждает. Ну вот и хорошо, теперь нужно только ждать.