418

Виталий Гурин, 2020

К сожалению, реальная жизнь гораздо сложнее детских грёз и мечтаний. Мы проживаем странную циничную жизнь, растеряв остатки человечности. Кажется, бездушные тела всего лишь механизм реализации страстей и суеты. Однако давно забытые детские эмоции стоят на страже наших кошмаров. Содержит нецензурную брань!

8

В совещательной комнате собралось всё большое и среднее руководство организации, кроме генерального директора.

Собравшиеся сидели за овальным столом. Каждый — строго на своём месте. Места не были подписаны или регламентированы каким-либо приказом. Это, скорее, было негласным правилом. Какая-то пресловутая иерархия. Место директора — в центре. Во главе стола. По правую руку от него — вторые лица, они же замы, заместитель по капитальному строительству, он же — главный инженер, по левую — главный бухгалтер. Далее по обе стороны, по порядку, в зависимости от того, кто подчинялся этим двум замам, — подчинённые начальники подведомственных отделов. За главбухом — плановики, экономисты, экономическая безопасность, финансисты, закупки и общий отдел. Общий отдел по каким-то причинам был подчинён главному бухгалтеру ещё давным-давно, до моего прихода в организацию. Связано, скорее всего, это было с тем, что они отвечали за переписку, учёт документов и курьерскую службу. Ну и документы на подпись и приказы по организации. Всё проходило через них. Таким образом, главный бухгалтер был всегда в курсе происходящего в организации, негласно контролируя все движения в конторе. За давностью лет уже и нельзя было сказать: привилегия это или право. Или, быть может, приз, вырванный с кровью несколько лет назад в погоне за властью.

Не надо относиться скептически к власти. Любая власть, даже самая маленькая, опьяняет. Чем больше человек у неё находится, тем больше мы его теряем как личность.

За годы работы у меня накопилось очень много историй из личной практики, когда всё шло наперекосяк только потому, что власть имущие не могли сказать вовремя «стоп» самим себе.

В какой-то момент у них просто срывало планку, море становилось по колено, и проблемы «смертных» их резко переставали волновать.

Проблема была в том, что всё это происходило только в их мозге. В реальности они всё ещё были людьми, распиливающими бюджет, нарушающими законы, не выплачивающими заработную плату сотрудникам и укрывающимися от уплаты налогов.

Вот тут-то сказке и приходил конец.

Так вот…

За главным инженером сидели, соответственно, сметчики, инженеры, охрана труда, всякие строители, айтишники, завхозы и прочие. С другой стороны овального стола, напротив директора, сидел я. На мне и замыкались службы главного бухгалтера и главного инженера.

Сложно сказать, как так получилось. То ли мне это место досталось от предшественника, то ли я сам его занял.

Впрочем, это отражало суть ситуации. Юридическая служба подчинялась директору лично, отвечая только перед ним. Все у нас просили совета, и мы разгребали тонны правовых казусов в организации, а также бесконечные косяки каждого сотрудника.

Особая прелесть была в том, что решение за директора мы не принимали, только давали советы. Негативная же сторона медали заключалась в том, что мне и моему отделу приходилось контролировать любую структуру по поручению директора ежеминутно. И это утомляло.

Во-первых, потому что все сотрудники организации постоянно «косячили». И все эти косяки нужно было решать нам. И тут основная мысль, которую вы должны уяснить, в том, что большая часть этих косяков являлась уже свершившимся фактом.

Водитель фуры напился вечером, утром с похмелья вышел на работу. Авария, ДТП и так далее. Виноват водитель, виноват специалист, который его выпустил на линию, виновата контора, в конце концов.

И тут надо думать. Надо доказывать, что не виноват, а если виноват, то уменьшать размер ущерба, оспаривать суммы выплат и так далее.

Не просто это — убедить судью, что «этот алкоголик не виновен, потому что»…

Но мы старались, конечно. Благодаря тотальной безграмотности населения в тонкостях юридических вопросов поле для манёвра у нас было широкое.

Например, сотрудники полиции не зафиксировали должным образом факт опьянения. Или неправильно зафиксировали факт ДТП: составили протокол, не позвали свидетелей или понятых.

В этом ключе любое дело можно было провернуть в самом выгодном для себя свете.

Через пять минут нашего пребывания в зале совещаний дверь отворилась и вошли два человека.

Первый — полный, грузный мужчина в дорогом костюме. Рукава костюма были немного коротки, но это было сделано специально, чтобы окружающие могли лицезреть часы «Эпл Вотч» последней модели и самой дорогой модификации.

Носитель сего наряда пытался докричаться до зрителя, мол, смотрите, я не только средства имею, но и не чужд новых технологий.

Лет ему было сорок восемь. Рост средний. Немного толстый. Как это полагается, с пивным пузиком.

За ним, быстро семеня, зашла щуплая девочка лет двадцати. Она несла с собой огромную кипу бумаг, всяких папок, планшетов и блокнотов.

Красивое и правильное лицо её обрамляли причудливые большие очки, которые скрывали всё великолепие.

Вообще весь внешний вид девушки выдавал в ней человека, именуемого в нашем «прекрасном» обществе словом «ботан».

Как вы уже поняли, в зал заседаний явился директор и его личный секретарь.

Всем своим видом мужчина показывал озабоченность, напряжённость и нервозность.

Он занял место в центре стола, напротив меня. Секретарь расположился в углу комнаты. Там у него было отдельное место со столом и компьютером, куда он вносил всякую информацию: результаты совещаний, проверок отделом, — а также брал на карандаш поручения директора и наказания провинившихся.

Мужчина взял паузу, глубоко набрал воздуха и начал говорить:

— Господа. Я вас приветствую всех. Заранее прошу простить данное нештатное мероприятие. Я знаю, что многие наши сотрудники были вынуждены прервать свой отпуск по моей просьбе. Я сожалею.

И это была ложь, конечно же. Ему было всё равно. Его интересовали только свои амбиции и желания.

— Так вот. Буквально на днях я имел разговор с нашими благодетелями, — он всегда так выражался про своих друзей из министерства, которые подкидывали ему «сладкие» заказы, — и они дали утвердительный ответ по факту нашего огромного желания выступить подрядчиком на стройке Резнинского ядерного хранилища.

Директор замолчал. Наверное, он думал, что по залу пойдут восторженные возгласы, шёпот и прочие незамысловатые проявления эмоций, выражающие наше одобрение и восторг от его новости.

Правда была в том, что всем было всё равно. Я даже был немного разочарован. Дело в том, что друзья директора обещали порой много. И большая часть этих обещаний оставалась только в устном выражении, ну, или в крайнем случае на бумаге.

Нам «предлагали» строить хранилища ядерных отходов, ядерные станции, полигоны хранения химических и ядерных веществ.

И главное, чтобы сумма контракта начиналась от 500 млн рублей. Это чтобы откаты иметь лучше и больше.

Этих людей мало интересовала техническая и юридическая часть вопроса. Их не волновало, что физически такая компания, как наша, такую работу выполнить просто не могла.

У нас не хватало людей, не хватало разрешений, не хватало техники и специалистов для такого масштабного строительства.

Но для директора это тоже был пустой звук. Раз нас зовут, значит, мы нужны. И точка. А всё остальное приложится: «бумажки» найдём у кого-нибудь, людей и технику возьмём в аренду, наймём субподрядчиков.

Обеспечение в банке нам «дадут друзья» директора. И всё в таком духе.

Попытки объяснить руководству, что, помимо дружеских связей, у организации, претендующей на такой шикарный заказ, должны быть хоть какие-то ресурсы, натыкались на непробиваемую стену.

Андрей Степанович — директор нашей организации — был человеком, сформировавшимся в 90-е годы. И этим можно было бы заканчивать его описание.

Для таких людей всякие связи важнее материальных благ.

Проблема была в том, что и связи его были никудышные.

Я говорил об этом несколько раз ему в лицо. Мол, так и так, друг ваш — Сахар, как вы его называете, — балабол на букву «П». К отделу закупочному в министерстве отношения не имеет. От кормушки отважен и пытается на быстрых щах заработать денег.

Идея его в том, чтобы навешать лапшу на уши. Не получится — ладно, зато если получится… Вот тут-то его звезда и всходит. Ведь это он «помог». Это же его «победа».

Я просто хочу, чтобы вы поняли мою идею. Такие крупные объекты, которые просто с лёгкой руки власть имущих отдаются без всяких конкурентных процедур, в обход закона, требуют покровительства уровня министра или его зама. В этом случае успех возможно гарантировать.

В остальных же случаях это авантюра.

Потому что этот Сахар приведёт нас на конкурс, обещая покровительство. А какая-нибудь Соль из того же министерства приведёт своих. А Перец приведёт вообще двух.

И так далее. И тендер будет прогнозируемый.

Но вливаний потребует очень многих.

Просто чтобы подготовить пакет документов на участие в таком конкурсе, необходимо потратить миллионы рублей. Невозвратных средств.

А если это, например, не конкурс, а аукцион и смысл торгов в том, кто даст меньшую цену за контракт?

Я был свидетелем, когда начальная цена контракта падала на 70 %. С точки зрения строительства это могло быть убыточное предприятие.

Потом такие стройки, скорее всего, бросали или делали из «фекалий и палок». Естественно, это сказывалось на качестве строительства.

Но кого это волновало, когда перед глазами маячила перспектива сразу получить сотни миллионов прибыли?

Собственно говоря, в этой ситуации всё выглядело точно так же.

Я был зол, потому что меня вытащили из отпуска. Я должен буду в ближайшую неделю носиться как угорелый, делая бесполезную, скорее всего, работу.

Мне стало немного грустно.

Размышления прервал голос директора:

— Что-то не видно энтузиазма на ваших лицах.

Я взял слово. Вообще за словом я в карман не лез:

— Энтузиазм, Андрей Степанович, остался на строительстве Курской атомной станции.

По залу заседаний пронёсся смешок.

Все помнили эту ситуацию. Тендер на полтора миллиарда рублей. Мы купили три лицензии под него. Расширили свидетельство СРО до указанной суммы, достали, купили и подделали кучу бумаг. В итоге не получили ничего.

Нас обошла контора, которую двигал директор этой самой станции, а не друзья нашего генерального.

Поэтому шутка получилась чёрная, смешная и актуальная.

Андрей Степанович взял паузу, сделав вид, что не услышал моего высказывания:

— Что ж, раз замечаний ни у кого нет… Наташенька, — директор обратился к секретарю, — разошли под подпись начальникам отделов, присутствующим здесь, план мероприятий по участию в обозначенном тендере. Каждый будет делать свою часть бумаг для последующей передачи в отдел закупок.

Он подумал немного:

— Все свободны…

Сотрудники начали собираться. Вставать со своих мест и направляться к выходу. Я сидел на месте. Директор смотрел на меня в упор. Взгляд его не был добрым.

— Иван Олегович, — обратился ко мне директор через весь зал, — останьтесь, пожалуйста.

Сотрудники поспешили удалиться. Все понимали, что я сейчас получу нагоняй.

На выходе многие бросали взгляды сочувствия. Некоторые, напротив, смотрели надменно.

В этом не было чего-то необычного: как в любой организации, у меня были и друзья, и враги.

Я же был спокоен. Шеф был непредсказуем, и за годы работы я это прекрасно знал. Он мог сорваться за пустяк и, наоборот, тихо и спокойно обсудить серьёзные «косяки».

Шеф заговорил, когда в комнате остался только он сам, его секретарша и, собственно, я.

— Не понимаю ваш скептицизм, Иван Олегович, — сказал руководитель и многозначительно вперил свой взгляд в меня.

Я не стал тянуть кота за хвост. Все эти «многоходовочки», которыми за последнее время обросла наша организация, мне порядком надоели.

— Да что тут непонятного, Андрей Степанович? — начал я. — Опять безумные идеи ваших знакомых… Наобещают, в итоге — пшик. Мне же сейчас одних бумаг собирать по отделам, готовиться… Парализуем работу всей организации на неделю. Это не говоря уже о тратах.

И тут я говорил чистую правду. Заявленный тендер предполагал, что участник имеет огромное количество разрешительной документации. Огромный штат сотрудников со всеми разрешениями, аттестатами и прочими «корочками». Многих у нас попросту нет. Что-то придётся делать. Ускоренно. Соответственно, это «что-то» будет стоить денег.

Начальник выслушал мою очередную тираду. Я заметил, что в этот раз он слушает по-другому. С пониманием, что ли.

Какое-то время он молчал, а затем начал издалека:

— Видишь ли, Вано, — лично на «ты» — в доверительных беседах он называл меня именно так, — я понимаю твои опасения, но в этот раз всё по-другому.

Не то чтобы он заинтересовал меня. У него всегда было «по-другому», на деле получался шиш.

— Чем же? — безучастно спросил я. — Послушайте, Андрей Степаныч, мы организация, которая может выполнять работы со всеми бумагами на сумму до ста миллионов рублей. Наберём три-четыре контракта в квартал — будем работать. Зачем эти авантюры?

Директор не ответил поначалу. Потом, казалось, он пропустил мою реплику мимо ушей.

— Так вот, — продолжил начальник, — сведения, которыми я располагаю, мне передали не наши друзья из министерства, а наши конкуренты. Ситуация интересная.

Эта информация уже была другого толку хотя бы потому, что раньше директор с конкурентами не якшался. То есть это было что-то новенькое.

— В «МеталПроме» — внутренняя война. Им отдали много министерских контрактов в своё время. С авансом, разумеется. Пока суть да дело, естественно, деньги пропали. Один учредитель бежал за границу, как принято. Второй пока здесь. Расхлёбывает последствия. Часть денег вернул из своих. С трудом их хватит на доделку.

Тендер проводился через министерский концерн «Сапфир-Прометей». Концерн больше денег не даст. Там у людей тоже шапка горит из-за этого дела.

Директор посмотрел на меня:

— В общем, нам отдадут конкурс без тендера. В кратчайшие сроки. У них там есть какое-то правило…

— Да, есть, — я перебил директора. — По своему положению они могут без конкурса выбрать подрядчика, если первоначальный подрядчик не доделал работы.

Я заинтересовался. Оставалось много вопросов, но ситуация действительно отличалась от тех, которые имели место ранее.

— Так вот, — продолжал директор, — у этого «МеталПрома» всё ещё есть там какие-то друзья. Они отдадут тендер, дадут денег. Он отвлечёт таким образом внимание от своей персоны и сделает ноги. Мы же всё достроим.

— А что по деньгам? — спросил я.

— Это очень интересно, — ухмыльнулся директор. — Дело в том, что, так как в концерне запахло уголовными делами в связи с таким случаем, откаты отменяются.

Эта новость была ошеломляющей. Являлась ли она правдой? В нашем деле, в деле строителей, важно платить откаты. Без этого стройки не будет. Это не всегда были деньги. Очень часто — «помощь». Например, строим склад, так почему бы не отремонтировать ещё туалет?

И так далее. Ну и на даче начальников всяких что-нибудь положить.

Один раз везли камень с Баренцева моря для укладки дорожек в Подмосковье, на даче одного министерского деятеля.

Если же сейчас никто лезть в стройку не будет, это было бы интересно. Мы даже могли бы что-то заработать.

— И всё-таки, — я хотел расставить точки над «и», — почему именно мы? Таки «друзей» сотни. Выходишь на улицу и орёшь: «Кому денег, кому денег?»

Я пытался улыбнуться, сведя всё к шутке, но получилось плохо.

— Допустим, не сотни, — парировал шеф, — и уж тем более не тысячи. Опять же бумажки у нас все есть.

Под «бумажками» шеф понимал всякие лицензии, свидетельства, сертификаты и так далее. Короче говоря, весь тот объём документов, позволяющий осуществлять сложные работы на территории страны. И чем вид работ сложнее, тем «бумажек» надо больше.

Интересный момент был в том, что большая часть так называемых бумаг была всего лишь юридической фикцией. И не имела под собой реальных объёмов рабочей силы или материальных ресурсов, позволяющих осуществлять работу. Говоря простым языком, все эти лицензии просто были куплены за реальные деньги у определённых посредников, вхожих в государственные органы, которые данные бумажки и раздают.

Поэтому, кроме денежных средств, по сути, наша организация никаких затрат не несла — не нужно было раздувать штат специалистов, проходить аттестацию и так далее и тому подобное.

Отсюда и возникло такое выражение: «купить бумажку», означавшее, говоря юридическим языком, «осуществить ряд организационно-технических мероприятий, направленных на получение лицензии на определённый вид работ, позволяющей выполнять те или иные работы на территории Российской Федерации».

— И, если уж говорить совсем прямо, — продолжал босс, — не такие уж мы и чужие. Ну, наступили они нам на яйца пару раз…

Директор задумался, и я добавил:

— Десять раз.

— Ты, что, считаешь? — хитро спросил шеф.

— Конечно, у меня же из премии вычитают. Такое запомнишь.

Андрей Степанович улыбнулся.

— Так что же не так? — конечно, я понимал, что в чём-то подвох.

— Подвох в том, что в обход «МеталПрома» министерские мутят свою контору. И тоже хотят отдать ей контракт. Силы не сильнее наших, но сопоставимы. Тендера не будет, но в узком кругу представители руководства концерна соберутся и будут выбирать того, кому отдадут контракт. И будут смотреть квалификацию, бумаги, людей. Всё будут смотреть.

Ситуация прояснялась. Бумаги нужно было подготовить идеально. Даже это не гарантировало победу. Будущее было туманно.

— Пойми, Вано, — обратился директор ко мне с мольбой, — такой шанс упускать нельзя. Всё зависит от тебя. Только ты можешь организовать отделы и собрать правильный пакет бумаг. Других-то нет!

Была ли это театральная игра, или он говорил искренне?

— Бухгалтерия завалена бумагами. У них там крышу рвёт. Им некогда. Айтишники — разгильдяи. Работяги, — так он называл инженера и все его службы, — накосячат в деталях. Остаёшься ты.

Значило на самом деле это всё вот что: «Будешь работать от рассвета и до заката и ещё немного и всё сделаешь. Если обосрёшься, тебе конец».

— Перспектива-то не радужная, — заметил я вслух, — шишки-то все мне, получается.

— Со щитом или на щите, — развёл руками директор.

— А со щитом — это как? — не унимался я. Вошёл в азарт.

Директор открыл блокнот, который лежал у него перед собой, вырвал оттуда бумажку и написал на ней что-то, после чего протянул мне.

— Премия будет, — он улыбнулся.

Я взглянул на записку.

Один миллион рублей…

Мне поплохело. Это были большие деньги. Этой суммы было достаточно, чтобы решить с моей женой наши репродуктивные проблемы. Это то, ради чего я действительно мог бы напрячься.

Я поднял взгляд на него и спросил:

— Какой у нас срок?

— Неделя, — ответил шеф.

Я встал, взял бумажку со стола, бережно положил её в карман и вышел.

Мысли путались. Надо было всё успеть.