Империализм от Ленина до Путина

Виктор Шапинов, 2007

Буржуазия подходит к историческим образам не менее утилитарно, чем ко всему остальному. Так имя Сталина она приспосабливает под текущие политические нужды. Когда ей нужно было ускорить процесс приватизации и укрепления связей с мировым капиталом – российская буржуазия пугала обывателя сталинскими репрессиями, «сталинизмом», единственным спасением от которых якобы и являлась тотальная либерализация всего и вся. Так «Сталин» помогал либерализации. Когда государственная собственность в основном поделена и встает задача стабилизации системы, тогда нужно сильное государство, способное защитить собственность. Тут Сталин представляется патриотом-государственником и отчасти даже «хорошим парнем». Все политики, начиная с Путина, поднимают за него рюмочку. Газеты и журналы печатают статьи на сталинский юбилей. О подобных парадоксах в развитии империализма в XX–XXI вв. можно прочитать в книге В. Шапинова, представленной вниманию читателей.

© Шапинов В. В., 2007

© ООО «Алгоритм-Книга», 2007

* * *

Цикл и революция

Капиталистическое производство циклично: рост сменяется спадом, чтобы уступить место новому периоду роста. Несмотря на то что после преодоления последствий очередного крупного кризиса, когда экономика разгоняется и будущее кажется безоблачным, капитализм объявляется перешедшим в фазу «бескризисного развития», кризисы не исчезают. Они возвращаются в самый неподходящий момент, обрушивают рынки и повергают дельцов в панику.

«Короткий» цикл и классовая борьба

Короткие циклы капитализма, завершающиеся периодическими кризисами перепроизводства, были исследованы Карлом Марксом. Вкратце дело обстоит так.

При капитализме отдельные производители стремятся к бесконечному расширению производства, в расчете продать свой товар на рынке, который кажется им также безграничным. Стремительное развитие производительных сил промышленности и рост производительности труда обещают потенциально беспредельное расширение. Радужные перспективы «прогресса» обычно рисуются общественным сознанием именно в качестве продолжения этой тенденции. Но рынок на деле оказывается не безграничным, и в итоге не на все произведенные товары находится платежеспособный покупатель. Это истина, которую Маркс вывел за несколько десятков лет до того, как она, благодаря Кейнсу, получила право гражданства в буржуазной политической экономии.

Рынок затоваривается, продукт некуда сбыть, хотя производственные мощности какое-то время все еще работают «на склад». Затем следует «сокращение рабочих мест», или, проще говоря: работников, производящих товар, который уже не может найти сбыта, выкидывают на улицу. Это еще больше сокращает платежеспособный спрос.

Капитализм в такие моменты похож на человека, проснувшегося после бурно проведенной ночи с больной головой и трясущимися руками. Он говорит себе: «Больше никогда!» — чтобы вечером снова повторить вчерашнее.

Экономическая статистика за время своего существования зафиксировала десятки таких кризисов, последний из которых в 2001 году поразил самые богатые страны — США, Европу, Японию. До него были: мексиканский, восточноазиатский и российский кризисы.

Казалось бы, напрашивается вывод, что кризисы должны обострять борьбу против капитализма. И такой вывод часто делали популяризаторы марксизма на протяжении всего ХХ века.

На деле влияние периодов кризиса и подъема на борьбу класса наемных работников сложнее. Кризис вовсе не обостряет «автоматически» эту борьбу. Рабочее движение, напротив, чаще растет в период подъема, и это как раз определяется экономической конъюнктурой. В это время растут продажи и прибыли, нужны новые рабочие руки, а значит, организованные в профсоюзы наемные работники могут выбить максимум уступок. И капиталистам при хорошей конъюнктуре есть за счет чего повышать зарплату и улучшать условия труда, они легче соглашаются с требованиями работников. Иногда капиталисты даже добровольно идут на улучшение положения работников в такие периоды.

Весь период послевоенного экономического роста в Европе до середины 70-х забастовочное движение росло, также росла и оплата труда наемных работников, качество жизни, улучшались условия труда. Для «автоматического» представления о влиянии кризиса/роста на активность низов это явление не имеет объяснения. И, напротив, с конца 70-х интенсивность организованной борьбы наемных работников начинает падать, в то время как эксплуатация увеличивается, зарплаты падают, безработица растет.

Экономический рост дает почву для борьбы за улучшение своего положения в рамках системы. Кризис и сопутствующее ему сокращение производства, напротив, может вызвать апатию и дезорганизацию среди угнетенного класса. Капиталист не будет идти навстречу требованиям рабочих, у него нет ресурсов для уступок, ему и так угрожает разорение. Наемные работники, в свою очередь, могут перейти в период кризиса от коллективного отстаивания своих интересов к индивидуальным попыткам выжить при плохом спросе на рабочую силу. Часто за счет своих же товарищей по классу, таких примеров немало.

Но классовые организации, созданные в предшествующий кризису период подъема, в этот момент могут поставить под вопрос существование самой капиталистической системы. Условия в период кризиса для этого наилучшие, потому что реформистские подачки заканчиваются, эксплуатация максимально увеличивается в ходе попыток капиталистов выжить в конкурентной борьбе. Лозунгом для масс становится: «Потуже затяните пояса». Именно в этот момент революционные организации могут попытаться затянуть пояса на шее у хозяев жизни.

Но не каждый кризис одинаково глубок и разрушителен. И не каждый глубокий кризис вызывает пропорциональную «революционизацию» ситуации. Ключевым здесь является вопрос о классовом сознании пролетариата. Если политическая организация, которая является формой существования этого классового сознания, сумеет использовать активность и структуры, созданные экономической борьбой в период роста, для атаки на капиталистическую систему в целом, то тогда кризис станет революционным кризисом.

Тем не менее не всякий кризис дает возможность для такого превращения даже при наличии революционной организации. Рассмотрим факторы, оказывающие влияние на этот процесс: субъективную активность буржуазного государства и влияние «длинных» циклов капитализма.

Антикризисное регулирование

С определенного исторического момента класс капиталистов перестает просто плыть по течению стихийных рыночных сил. Он пытается противостоять складыванию негативной конъюнктуры активным вмешательством государства в экономику.

Считается, что методы антикризисного регулирования экономики были впервые предложены Джоном Мейнардом Кейнсом, советником президента США Рузвельта. Он выдвинул идею увеличения государственных расходов в качестве средства борьбы с кризисами. Для выполнения госзаказа, считал он, потребуются рабочие руки, найдут себе применение капиталы, а в денежных средствах государство дефицита не испытывает, оно может просто напечатать дополнительные деньги. Это приведет к росту инфляции и бюджетного дефицита, но, в конечном счете, экономика все равно выиграет.

Это представление о «мессии Кейнсе», разрубившем «гордиев узел» капитализма, кочующее из одного учебника по истории экономической мысли в другой, игнорирует тот факт, что способ менее тяжелого выхода из кризиса за счет госрасходов был инстинктивно нащупан капиталистической системой еще до Кейнса. Наиболее эффективной формой этого «стихийного кейнсианства» оказалась не организация общественных работ, а война. Увеличение военных расходов приводит к созданию большого количества новых рабочих мест, позволяет рабочей силе «перетечь» из тех секторов, где плохая конъюнктура приводит к масштабным сокращениям.

Военное оборудование всегда являлось одним из самых дорогостоящих, его создание требует больших трудовых затрат, а с «потреблением» его проблем не возникает. Это потребление называется войной.

Война уничтожает те производительные силы, которые и без нее были бы уничтожены кризисом, только делает это «с пользой» для большинства капиталистов данной нации. Война, к тому же, решает также и проблему захвата новых рынков сбыта для тех секторов, которые не выигрывают от военных заказов непосредственно, и проблему консолидации общества в случае военных успехов. Военные успехи предотвращают, таким образом, революционную мобилизацию класса наемных работников. Военные поражения, напротив, увеличивают шансы революционеров. Так было после Первой мировой войны, когда общеевропейская, если не всемирная, революционная ситуация вылилась в революцию в странах, проигравших войну, — России, Германии, Венгрии, Финляндии.

Таким образом, антикризисное регулирование изменяет лишь форму связи между экономическим и революционным кризисами. «Мирное» кейнсианство вообще мало что меняет в этой связи, в отличие от «военного», во всяком случае, оно ничуть не затормозило вызревание революционной ситуации 1968–1975 годов.

«Длинные» капиталистические циклы

Не каждый кризис охватывает все или большинство стран мира. Некоторые кризисы оказываются локальными и не приводят к серьезным разрушениям. А другие, как Великая депрессия 1929–1933 годов, отбрасывают самые развитые страны на годы и десятки лет назад, сокращая объемы производства на четверть, а то и вполовину.

Фактический материал о рыночной конъюнктуре за два столетия исследовал в 1920-е годы советский экономист-статистик Кондратьев. Изучив динамику цен на мировых рынках за этот период, он пришел к выводу о том, что, кроме «коротких» циклов, описанных Марксом, существуют еще и «длинные» циклы капиталистического производства. Если короткие циклы длятся 7–11 лет, то длинные включают в себя около пяти коротких и продолжаются 40–60 лет.

Сам длинный цикл делится на «повышательную» А-фазу и «понижательную» Б-фазу. В А-фазе кризисы оказываются более разрушительными, чаще происходят войны, социальные потрясения. Б-фаза, напротив, более спокойна. Самые сильные кризисы приходятся на переломные моменты — переходы от А-фазы к Б-фазе и от одного большого цикла к другому. В эти моменты чаще всего начинаются большие войны и поднимаются революционные волны, захлестывающие целые континенты^[1].

Теория Кондратьева была первоначально отвергнута официальной советской экономической наукой по политическим причинам, так как она предполагала возможность новых подъемов капиталистической экономики. Однако позже, когда был накоплен больший фактический материал, выводы Кондратьева подтвердились.

«Длинные» циклы связаны с долгосрочными изменениями в структуре производства и вызываемыми ими инвестиционными циклами. Начало нового длинного цикла обусловлено переменами в системе производства, внедрением новых открытий, тем, что сегодня называется научно-технической революцией. В период А-фазы открываются целые новые отрасли производства, где норма прибыли высока. Производственная сфера растет. Экономика испытывает дефицит капиталов.

Затем наступает перелом, цикл вступает в Б-фазу, ресурсы новых отраслей и внедрения новых технологий исчерпываются, норма прибыли в них падает, капитал перетекает в финансовую сферу, пытается решить проблему снижения нормы прибыли за счет внешней экспансии.

Продуктивно исследовать историю капитализма ХХ–XXI веков, влияние развития самого капитализма на его «свое другое», революционное антикапиталистическое движение, возможно именно с точки зрения наложения «длинных» и «коротких» циклов.

Таким образом, можно лучше понять, почему революционная политика Коминтерна 20-х — начала 30-х годов, пришедшаяся на «спокойную» Б-фазу, дала так мало практических результатов, а революционным движениям 60–70-х, часто уступавшим Коминтерну в идеологическом и организационном отношении, так часто сопутствовала удача. Почему эпоха неолиберальной глобализации, с ее наступлением на права наемных работников, по части антикапиталистического сопротивления сильно уступает эпохе «социального государства», пришедшейся на А-фазу.

Наконец, такой подход позволит нам дать прогноз будущего капитализма и специфики новой волны мировой революции.

Примечания

1

Сам Кондратьев выделил следующие фазы длинных циклов: А-фазы 1789–1814, 1849–1873, 1896–1920 и Б-фазы 1814–1849, 1873–1896.