Кратеры Симфареи

Виктор Федоров (2024)

Симфарея — империя под властью единого владыки, процветающая благодаря добыче рун — драгоценного, но крайне опасного материала. Второй ценнейший ресурс империи, одновременно и ее главное проклятие. Белоголовые — обреченные юноши, способные добывать руны без вреда для здоровья. Но вне рудников они смертельно опасны, ведь каждый из них рано или поздно исчезает из Мира, оставляя вместо себя кратер выжженной земли и ставя под удар сотни жизней. Эдвин, деревенский юноша, оказывается втянут в самое грандиозное похищение в истории Симфареи. Райя, высокородная дама, отправляется в дипломатическую поездку с целью раскрыть заговор против столицы. Рикард — пробудившийся белоголовый. Под надзором гвардейского конвоя он направляется на рудник — трудиться на благо империи и доживать свой недолгий век. История трех молодых людей разворачивается на фоне растущей напряженности. Ужасы былых войн уже забылись, недовольные ропщут все громче и все более тревожные вести доносятся из разных уголков страны…

Глава 6. Эдвин

— Сейчас я уберу руку, а ты не будешь делать глупостей, верно?

Эдвин постарался кивнуть. Мужчина скептически взглянул на него и откатился в сторону. Приник к щели. Быстро проговорил:

— Если я правильно расслышал суету на площади, то ближайшая парочка гвардейцев направляется прямиком сюда, по твою душу, — он ухмыльнулся, — и по мою тоже, только они этого еще не знают. Нам обоим нужно поскорее покинуть дом. Поверь, я знаю, что обычно волнует людей. Какие мысли возникают в их голове, когда я рядом. Поэтому не будем тратить время. Доверишься мне — поможем друг другу, и я, даю слово, не причиню тебе вреда. Хотя я и не планировал… Но считаю важным уточнить этот момент.

Он помедлил.

— А решишь делать глупости, поддашься страху… Ничем хорошим это не закончится. Даже если пострадаешь не от моей руки, то поедешь в распределительный пункт. Чего, поверь мне, крайне не рекомендую. Раз уж меня угораздило спрятаться в доме, который они проверят первым, то ты поможешь мне.

Эдвин приподнялся на локтях, потер шею.

— Как?

— Говори тише.

Внизу хлопнула дверь. Глаза Эдвина расширились. Мужчина мягко, как кот, скользнул к двери.

— Как? Парень, много от тебя я не жду, просто стой где стоишь.

Даже если бы Эдвин хотел ослушаться — ноги словно приросли к полу. По лестнице затопали тяжелые сапоги. Дверь со скрипом приоткрылась. Гвардеец сделал шаг внутрь, уставился на Эдвина. Юноша стоял по центру комнаты, как дурак, уставившись в ответ. А потом все произошло очень быстро. Незваный гость отлип от стены, возник за спиной у военного, рука несколько раз рассекла воздух. Эдвин так и не понял, что произошло, движения были слишком быстры, но закованный в серебряную броню гвардеец закатил глаза и начал заваливаться на бок. Мужчина подхватил его и, крякнув от натуги, мягко уложил на пол. Прислушался. Внизу топала еще одна пара ног.

— Проверяют дома двойками, — едва слышно прошипел гость, — по человеку на этаж, нижний контролирует выходы. Если повезет.

Эдвин, несмотря на шок, посмотрел на него вопросительно.

— Если не повезет — тройками. Сейчас ты просто выйдешь и пойдешь вниз по лестнице. Давай, вперед.

«Теперь мне точно конец. Слушаю приказы от человека, которого преследует генерал столичной гвардии».

В голове Эдвина пронеслось все, что он слышал про распределительный пункт: предостережения Вамоса, плачущие на площади женщины. Он сжал кулаки и шагнул к двери. Успел спуститься по лестнице почти до конца, как из-за одного из стеллажей показался новый стражник.

«Какого черта я делаю? Доверился ему, а он же просто сбежит, пока стража со мной разбирается».

— Парень, откуда ты…? А где…

Второй гвардеец все же успел задать пару вопросов, в отличие от первого. Затем у него за спиной совершенно необъяснимым образом материализовался мужчина со второго этажа.

«Я же стою на лестнице, это единственный путь наверх. Проклятье».

Этот гвардеец отреагировал быстрее, чем первый. Словно почувствовав колебания воздуха, он присел и неожиданно прытко для закованного в броню человека развернулся и полоснул воздух кинжалом. Умный ход, в помещении было бы слишком тесно для меча.

Незнакомец вновь атаковал, однако первые удары прошили воздух. Еще не закончив движение, он шатнулся в сторону, но стражник перебросил кинжал в другую руку и сделал выпад. Лезвие оставило длинную царапину на руке гостя, на пол брызнула кровь. Не издав не звука, мужчина рубанул ладонью в ответ, и стражник, уже было открывший рот, чтобы позвать подмогу, захлебнулся собственным криком.

«У них же шея закована в железо».

Незнакомец, воспользовавшись заминкой, нанес несколько ударов гвардейцу в лицо, затем повторил свои стремительные выпады. Стражник повалился на землю. Эдвин стоял на последней ступеньке, чувствуя, что его сейчас стошнит. Незваный гость тяжело дышал, из царапины капала кровь.

— Повезло, что двойка. У нас есть минут пять.

Эдвин так и смотрел на распластавшегося на земле стражника. На полу капли крови из руки гостя уже сливались в своеобразный узор. Мужчина подскочил к нему и влепил пощечину. Юноша посмотрел на него ошалело, щека горела, но было даже не больно, и он устоял на ступеньке. Шлепок был отрезвляющий. Незнакомец зло прошипел:

— Соберись! Верхний очнется совсем скоро. Уходим, давай, пошел!

Он пихнул его к задней двери. Эдвин нелепо кувыркнулся к выходу, удержал равновесие. Хотел бросить еще один взгляд на мастерскую, где провел несчетные часы своей жизни, но гость еще раз пихнул его в спину, и они вывалились на улицу. Было на удивление тихо, люди уже разошлись по домам, а калитка упиралась в прибрежные заросли, частично скрывая двор от чужих глаз. Незнакомец уронил еще пару капель крови на крыльцо, посмотрел на руку, как будто она была чужая. Покрутил головой, так же стремительно, как и все до этого, сдернул одну из висевших на заборе полосок ткани, обмотал предплечье, зубами туго затянул концы.

— Теперь вперед, к кустам!

Все так же подталкивая Эдвина в спину, он прошагал к калитке, беззвучно приоткрыл ее.

— Ты местный. Нужен кратчайший путь к лесу, без дворов на пути, подальше от чужих глаз. Нам нужно пересечь реку и зайти поглубже в чащу, там они не смогут использовать лошадей. Давай, вперед.

Эдвин вновь бросил взгляд на здание мастерской. С основной улицы доносился слабый шум, куда меньше, чем раньше: там Вамоса расспрашивает генерал. Мать, должно быть, уже дома, места себе не находит. Мужчина взял его за плечо, не грубо, но настойчиво. Посмотрел ему в глаза:

— Парень, у нас нет на это времени. Сейчас ты решишь: остаешься со мной или едешь с ними. Спору нет, никто не подумает, что ты вырубил двух стражников, да они и сами все видели. Расскажешь, как было, приукрасишь, мол, я тебя заставил, приставив нож к горлу. Но поедешь со всеми в телеге. Либо отведи меня в лес.

Он помедлил.

— Я напал на двух столичных гвардейцев. И не только. Они сорвутся с места, продолжат погоню. Тебе просто нужно не показываться здесь в ближайшие сутки. Джеррена и других гвардейцев оставлять в деревне смысла нет — решат, что ты не вернешься, раз я увел тебя с собой. А еще у них на руках пачка детей, которых нужно быстро доставить в Лордан, без вариантов. Через день никого из них в деревне уже не будет. На все вопросы будешь отвечать, что смог сбежать, а я угрозами вынудил вывести меня из деревни. Обратно никто из них в это захолустье за тобой не поскачет, поверь. Я куда более ценная добыча.

Он хмыкнул. Голоса на площади как будто стали громче.

— А если думаешь, что между распределительным пунктом и прятками в лесу стоит выбрать первое… Уверяю тебя, что это не так. А теперь посмотри в мои глаза и скажи, что я вру.

Юноша посмотрел в карие глаза. Мужчина смотрел сурово, слова звучали убедительно, но Эдвин все равно попытался спорить:

— Даже если вернусь позже… Уже станет известно, что я был в деревне во время землетрясения. Местные сами отправят к страже, от греха. Генерал ясно сказал: и про штраф, и про правила.

— Посмотри на себя. Уже не уверен, что по уму, но внешне ты взрослый лоб. Давно трудишься здесь, верно? Подслушал вашу болтовню с каменщиком, он просто смотрит на тебя глазами отца. Я видел множество белоголовых, чаще это просто дети. Генерал запугал всех на площади, но дай им время. Даже идиот сможет понять, что ты уже слишком взрослый. Главное, разминуться со стражей.

Незнакомец смотрел выжидающе. Эдвин втянул воздух, мысли проносились в голове с скоростью молодого скакуна. Понимая, что, скорее всего, совершает огромную ошибку, он отвел взгляд и кивнул на реку, в противоположную сторону от поляны, на которой сегодня очнулся.

— Можно пройти по берегу, минут через десять будет брод, он почти вплотную подходит к лесу.

— Я за тобой.

После всего, что Эдвин увидел, поворачиваться к мужчине спиной не хотелось.

«Впрочем, он мог сломать мне кадык прямо на чердаке».

Он быстро зашагал по тропе, через десяток шагов пригнулся и нырнул в высокий кустарник. Незнакомец не отставал. Ветки хлестали по лицу и царапали руки, но под ногами лежала маленькая тропинка, по которой местные дети бегали играться у реки, тайком от родителей. Эдвин сам принимал участие в ее протаптывании, много лет назад. Отогнув последнюю ветку, он вывалился на берег, мужчина за ним.

— Теперь налево, местами землю размыло, зато эту часть пляжа не видно за кустами.

Со стороны деревни долетел шум. Эдвин вздрогнул, незнакомец поморщился.

— Гвардейцы очнулись, давай, быстрее.

Они почти бегом двинулись вперед. Своенравная река превратила береговую линию в рот старика, голыми деснами на солнце блестел песок вперемешку с травой. Где-то натекла вода, почти по колено. Редкими зубами торчали камни, скрытые пучками травы и пышной растительностью. Несколько минут бега, и конечности юноши покрылись царапинами, в паре мест ужалила крапива. Ноги были мокрые насквозь, но сверху палило солнце и по лбу стекал пот. Пару раз Эдвин поскользнулся на камнях и чуть не упал, мужчина ловил его за локоть и тащил дальше. Сам незнакомец как будто даже не вспотел, только тяжело дышал и постоянно оглядывался. По левую руку шел густой и высокий кустарник, за которым простиралась деревня. По правую, за рекой, темнел лес, с каждой минутой словно делая шаг навстречу. Они приближались к броду. Следить за погоней юноша полностью доверил незнакомцу, а сам смотрел под ноги, изредка прислушиваясь к происходящему за спиной.

Деревья нависли над головой. В этом месте река сужалась до сорока шагов, с одной стороны колючий кустарник нависал над водой, с другой высился лес. Небольшая каменная гряда подпирала берег, стволы ближайших деревьев грелись под солнечными лучами, при этом в глубине зарослей густел сумрак, плотные кроны вековых деревьев не пускали много света в свое царство. Эдвин запнулся, мужчина уткнулся ему в спину. Выдохнул ему в ухо:

— Это твой брод?

–…

— Что?

— Прошлогодние паводки. Сюда никто не ходит, течение слишком сильное. Уровень воды выше, чем я запомнил. Был по грудь взрослому человеку в самом глубоком месте, сейчас по шею, а то и больше.

Незнакомец посмотрел на него, как на идиота.

— Плевать, да хоть вплавь! Главное, лес близко, нам нужно зайти, как можно глубже и как можно быстрее. Пошли!

Юноша посмотрел на воду. Незваный гость был неудержим, а вот юноша в своих силах был не так уж уверен. В детстве он почти каждый день сбегал с друзьями к речке, но плескался на мелководье, терпя насмешки и издевательства сверстников. Но ничего не мог с собой поделать. Стоило зайти поглубже, пара нелепых гребков, и дыхание сбивалось, а ноги начинали судорожно искать опору. Поддавшись на уговоры, пару раз он чуть не утонул, доверившись обещаниям чуть что — сразу вытянуть его к берегу. Эдвин все же научился держаться в воде больше минуты и даже мог сделать с десяток гребков. Но здесь… Вода бурлила, волны стучали о камни. Ничего общего со спокойным участком реки, где резвились детишки, девушки полоскали белье, а Эдвин регулярно набирал полные ведра для Вамоса.

Незнакомец, не тратя времени, уже по бедра зашел в воду. Поток кусал его ноги, то отступая, то накатывая вновь. Мужчина оглянулся и замер, покачиваясь.

— Если ты сейчас скажешь, что не умеешь плавать, клянусь, я…

— Умею.

Эдвин глубоко вздохнул и зашагал вперед. Речка сопротивлялась, так и норовя сбить с ног, затянуть в себя. Несмотря на жару и давно промокшие ноги, вода точно обожгла холодом. Он сделал еще пару шагов, поравнялся с незнакомцем. Решил все же предупредить:

— Умею, только не очень хорошо.

Мужчина вздохнул и кончиками пальцев подтолкнул его в спину.

— Много лет мне не приходилось быть нянькой, но я тебя услышал.

Эдвин пошагал вперед. Вода уже доходила до груди, потом до шеи, но он все еще шел по дну, начинать грести не хотелось, так можно и упустить момент, когда ноги не будут доставать до дна.

«Дойду до середины, и если там глубоко, просто оттолкнусь. Пара гребков, и готово».

Сказать проще, чем сделать. Река бурлила, сопротивлялась, ноги налились свинцом, а деревья нависали над головой, как крышка гроба. Мужчина плыл рядом, активно работая руками. Каждые два или три метра замирал в воде, ждал, когда юноша поравняется с ним, и двигался дальше. Вода заливала в уши, заставляла щурить глаза. Эдвин пыхтел, порадовался было, что половина пути пройдена. Затем успел устыдиться собственной немощи, ведь он целыми днями дробит и таскает камень, а значит, не может проиграть куда более податливой воде. А потом с хрипом провалился в глубину.

Коварное дно оборвалось резко; если весь свой путь юноша спускался с горки и ждал, когда начнется подъем обратно, то ровно в середине земля ушла из-под ног. Юноша задвигал руками и ногами, казалось, течение за секунду унесло его далеко от переправы. От неожиданности он не успел набрать воздуха, толща воды давила со всех сторон. Паника теплой волной согрела тело. Благо, тонул он далеко не впервые.

Юноша расслабился: всю жизнь его учили, что вода сама вытолкнет тело на поверхность, как тело исторгает ненужный гной. Не помогло. Река словно обрадовалась, что сломила сопротивление, закрутила, понесла его за собой.

«Годвин, помоги выбраться. Как же они все это делают?..»

В голове уже начали стучать молоточки, юноша перестал понимать, где верх, а где низ. Мысли на удивление заполнили голову.

«Утонул в мелкой речке — и ради чего? Лучше бы поехал на распре…»

Сильная рука схватила его за плечо и дернула вверх. Эдвин вылетел из воды и начал хватать ртом воздух, такой теплый, пьянящий. Задвигал ногами, те немногие навыки плавания, которые он освоил — сразу вернулись, стоило голове оказаться над поверхностью. Он сделал три гребка, вкладывая в каждый все свои страдания и нелюбовь к плаванию. Тело вновь начало заваливаться вниз, но тут ботинки чиркнули по твердой поверхности. Юноша смешно засучил ногами, рванулся вперед и наконец вновь ощутил почву под ногами. Хрипло втягивая воздух, попер вперед, активно помогая себе руками. Вода отступала, вновь доставая лишь до груди, потом до пояса. Эдвин схватился за ближайший камень, вытянул себя из воды и повалился на колени. Почти сразу из воды вышел незнакомец, его дыхание было ровным.

— Парень, уверен, ты думаешь, что умеешь. Но в настоящем плавании польза от тебя была бы только в одном качестве — якоря.

Он говорил так, будто их разговор прервался минуту назад. Скорее всего, так и было. Но Эдвину казалось, что прошла вечность. Он поднялся на ноги, откинул со лба мокрые волосы. На только что покинутом ими берегу никого не было. Далеко за кустами виднелись верхушки самых высоких домов, никаких звуков не доносилось.

«Может, они не поняли, куда мы ушли?»

Незнакомец словно услышал его мысли.

— Переплыли, и ладно. Надо спешить, я закапал кровью все крыльцо, а по примятой траве и следам на песке направление не определит только слепой. Давай, полезли.

Они начали карабкаться по гряде, и после плаванья в реке ползти по нагретым солнцем камням было даже приятно. Эдвин снова лез первым, мужчина не отставал. Они выбрались к лесу, стволы теснились перед глазами, местами трава доходила до лодыжек. Ничего похожего на тропу тут и в помине не было. Он снова оглянулся в направлении деревни и вопросительно посмотрел на незнакомца. Тот скривил губы в улыбке.

— Чувствую, так далеко от деревни ты не забирался. Давай, за мной.

Эдвин оскорбился. Естественно, он бывал во всех ближайших поселениях, а в детстве ходил с отцом по охотничьей тропе, ездил с Вамосом на окрестные ярмарки. Но что касается бегства от кучи столичных доспехов в компании незнакомого, судя по всему, преступника, то да, такого опыта у него не было. Поэтому он промолчал и нырнул в лесной полумрак, зашагал следом за мужчиной, высоко задирая ноги. Деревья вырастали прямо перед лицом, ноги месили высокую траву. Он пробурчал:

— Здесь следов будет еще больше: примятая трава, еще и земля не такая сухая, как под солнцем. Мы оставляем за собой явный след.

— Да, оставляем. Но они не могут бросить лошадей. А если и решатся на такое, я бы посмотрел, как кучка столичных хлыщей ползет по этому лесу в тяжеленных доспехах, протискиваясь меж деревьев и нанизывая грибы на кончик меча. Бернал взбесится, но в чащу не пойдет, устроит облаву на выходе. Знает, что в лесу им меня не поймать, даже не увидеть. И все же двигаться они будут гораздо быстрее нас, даже если придется огибать лес.

— А что насчет того, что я, — Эдвин помялся, — торможу тебя?

— О, мальчик, ты меня, безусловно, тормозишь, но никому из гвардии это и в голову не придет. По их мнению, после того, как ты ушел со мной, старый каменщик найдет твой нанизанный на ветки трупик прямо за ближайшим деревом.

Эдвин посмотрел в спину мужчине. Пугаться или обдумать такой исход сил уже не было. Он просто мрачно спросил:

— А это так?

— На твое счастье — нет. Я не святой, но Бернал думает обо мне куда хуже, чем оно есть на самом деле. Пусть и имеет некоторые причины… Я не убиваю просто так, особенно храбрых юношей, столь отважно переплывших реку. Не думал, что сумею убедить тебя бежать вместе. Ты либо очень глуп, либо очень смел. Хотя это две стороны одной и той же сущности.

Эдвин подумал, что он точно полный идиот, раз продолжает пыхтеть и двигаться вглубь леса. Но уцепился за середину фразы:

— Не убиваешь просто так? А многих ты убил за что-то?

— Достаточно, чтобы тебе не хотелось знать точное число. А теперь я бы предпочел помолчать. Завидую каменщикам, столь мощным, что проламывают лес насквозь. Я же хочу сохранить дыхание на борьбу с этой клятой травой. А еще за твоей болтовней я не услышу погони.

На кончике языка вертелся ответ, ведь всего минуту назад мужчина обещал, что погони не будет. Эдвин промолчал. Про каменщика незнакомец, кажется, иронизировал. Дыхание уже сбилось, юноша пыхтел и проклинал все на свете. Беглец, напротив, пер вперед. Как будто не густой лес был вокруг, а широкая дорога, в конце которой ожидала награда. Перед глазами тут же возникло лицо матери. Мысли о том, что она подумает и скажет, когда он вернется, старательно гнал прочь. Он снова поднял глаза в спину незнакомцу. Незнакомец, незваный гость, беглец…

— Ответь на последний вопрос.

Мужчина махнул рукой, мол, говори.

— Как тебя зовут?

После небольшой паузы раздался ответ:

— Сэт. Твое имя мне известно, юноша. Считай, что познакомились. А теперь — вперед.

И они шли вперед. По мнению Эдвина — долго. Очень долго. Он понимал, что не прошло и пары часов, солнце еще поблескивало высоко в небе, едва пробиваясь сквозь густые кроны деревьев. Одежда успела высохнуть, только в ботинках по-прежнему неприятно хлюпала вода. На коже появились новые царапины, пара репьев прицепилась, чтобы сопроводить их в этом походе. Ноги ныли еще с момента плавания. У каменщика все же сила в руках, а долгие походы были в новинку, в отличие от махания молотом в мастерской.

Жилистая спина Сэта явно отражала его эмоции. Сначала он был напряжен, иногда оглядывался, словно прислушиваясь. Хотя что можно услышать глубоко в лесу? Только трели птиц да шуршание травы. Затем мужчина как будто расслабился, перестал оглядываться и ломанулся вперед с двойным усилием. Эдвин едва поспевал следом, благо основную дорогу прокладывал Сэт, а юноша шагал по уже примятой траве, уворачиваясь от веток. Удивительно, как быстро человек приспосабливается ко всему. Пережитые на чердаке ужасы, гвардейцы в деревне, вспоровший руку кинжал… Все это уже казалось каким-то далеким, словно происходило совсем не с ним. Вместо этого на языке крутилось множество вопросов. Но Эдвин молчал. Не хотелось сбивать дыхание еще больше, к тому же он не ожидал получить подробные ответы. Сэт продвигался вперед, как человек, который спасал свою жизнь, и Эдвин был склонен верить этой теории. Стражник в мастерской полоснул кинжалом без раздумий.

Прошел еще час, потом еще один. Молчание начало давить, наслаиваясь на боль в ногах и усталость. Лес вокруг выглядел так, словно никто не заходил сюда веками. Местами трава доставала до пояса, а стволы были сухими, древними, большую часть Эдвин даже не смог бы обхватить руками. Солнце уже не просачивалось сверху, убежало дальше по небу, готовясь спрятаться за горизонт. Юноша начал всерьез беспокоиться, что обратный путь его уже не ждет. А если и ждет, то он не найдет дорогу и останется в этом лесу навсегда. Он успокаивал себя мыслями, что беглец мог прикончить его на чердаке, у реки, на входе в лес или в любой момент за последние часы. Сэт шел дальше, не обращая на него никакого внимания, но и не пытаясь прогнать или заговорить. Эдвин уже собирался аккуратно выразить свои опасения вслух и открыл рот, однако Сэт его опередил. Продолжая идти, он нарушил молчание:

— Достаточно, скоро начнет темнеть. Мне нужно все обдумать, после такого чудесного путешествия не хотелось бы выйти из леса прямо в объятия Бернала и его парней. Думаю, это нам подойдет.

Неожиданно они вывалились на подобие поляны. Гигантская лиственница рухнула, примяв под себя окружающий лес и выворотив из земли корни — почти готовая землянка. Сэт спрыгнул вниз, начал бодро ходить туда-сюда, приминая землю, раскидывая шишки в стороны. Эдвин замер на краю ямы; после нескольких часов тупого движения вперед все это казалось каким-то новым, игрушечным. В детстве он пару раз ходил с отцом в лес с ночевкой, но у них всегда был сверток с едой, пара мягких подстилок, топорик для рубки валежника. Все было просто и понятно. Что ему делать сейчас и как подступиться к абсолютно незнакомому человеку — он не знал.

Но Сэту помощь как будто была и не нужна. Примяв круг земли, он вылез, прошелся по периметру, наломал сухих веток. Расчистил пятачок по центру ямы, уложил ветки домиком. Поднял глаза на Эдвина.

— Не стой столбом. Ночью будет прохладно, у меня есть огниво, но на земле спать не советую. Наломай мелких деревьев, сложим валетом.

Эдвин обогнул яму со стороны, где упавшее дерево не подмяло под себя лес. Подошел к молодым деревцам — лиственницы-подростки едва-едва успели перерасти его. Он немного помучился, пытаясь сломить гибкую кору, и в конце концов просто выдернул их с корнем. Добавил несколько нехвойных веток для мягкости, спрыгнул вниз. Уложил деревца в две кучки, как было сказано, валетом. Одно кроной вверх, другое — вниз. Накидал сверху кустарник. Сэт одобрительно хмыкнул:

— Не перина, но сойдет.

Смеркалось стремительно, Эдвин уже слабо различал лес за пределами ямы. Сэт присел на корточки, пару раз чиркнул огнивом, и повалил дымок, дерево занялось. Пламя озарило его лицо, подсветив черты, и в тот момент мужчина показался Эдвину совсем старым. А еще он впервые увидел на лице спутника усталость. Юноша присел напротив на импровизированную кровать. Казалось, что он погрузился в сон, из которого нет выхода. Еще утром он проснулся в своей кровати, а единственной проблемой было донести ведра от реки, не пролив лишнего. Ныла только ссадина на лбу, а не все тело. Теперь он в лесу, напротив сидит беглый преступник. Ни Вамос, ни мать не знают, что с ним, а думают, скорее всего, о худшем. Большая часть его друзей утром поедет в телеге в Лордан, и с кем-то из них он не увидится уже никогда. Вдобавок ко всему заурчал живот. Сэт не прокомментировал это вслух, лишь потянулся к поясу, расстегнул мелкую кожаную сумку.

— Советую не настраиваться на сытный ужин. Для охоты уже темно, да и какая охота в такой глуши. До утра, как минимум, есть только мои скудные запасы, — он поморщился, — которые истощились настолько, что я собирался пополнить их в твоей деревне. Кто бы знал…

Он с кислой миной достал четыре полоски вяленого мяса, половину протянул Эдвину. С другого бока снял небольшую флягу, многозначительно потряс ею в воздухе. Судя по звуку, воды там плескалось не особо много. Они молча сжевали скудный ужин, сделали по паре глотков из фляги. Эдвин вытер губы: от мяса остался лишь привкус во рту, к сытости он даже не приблизился. Но даже эта малость его тронула. В своей голове он уже давно обрисовал образ беглого преступника, вырубающего гвардейцев тычком ладони, но этот же человек разделил с ним свои запасы и помог выбраться из деревни. В глубине души Эдвин все еще сомневался, что отправиться на распределение вместе со всеми было бы хуже, однако сделанного не воротишь.

— Спасибо, что поделился.

Мужчина лишь хмыкнул. Они помолчали, глядя на огонь. Сэт стянул ботинки, поставил их сушиться у огня, Эдвин повторил за ним. Тело налилось свинцовой усталостью, мышцы ныли, но спать не хотелось.

— Спрашивай.

Эдвин вздрогнул, он уже успел погрузиться в размышления о событиях дня, тасовал в голове знакомые лица. Голос Сэта прорезал тишину.

— Что?

Беглец поднял брови.

— В начале пути ты сыпал вопросами. Каждый день бегаешь по лесу от доспехов? Думал, как только остановимся, ты завалишь меня вопросами. Но если спросить нечего, можем и помолчать, я не настаиваю.

— Почему за тобой гонятся?

Сэт хмыкнул.

— Не самый лучший первый вопрос. До этого мы еще дойдем… Возможно. Но это будет зависеть от других твоих вопросов и моих ответов. Дальше.

— Как ты оказался на втором этаже?

— Как я уже сказал, мои запасы истощились. И даже я не могу питаться воздухом и речной водой. В этой глуши особого выбора не было, только ваша деревня. У меня была фора, и я решил, что успею добыть еды, купив или стянув, неважно. Но, скажу честно, скорее второе. Люди имеют привычку молоть языком, кто кого видел, когда, где…

— А мастерская?

— Не перебивай. Я и в деревню-то не успел зайти, прятался в кустах у реки, потом услышал шум, затаился. Ровно в тот момент из-за деревьев, радостно громыхая ведрами, к реке спустился молодой парень. А потом, бац, и я лежу лицом в землю, голова трещит, как после кабака.

Эдвин похолодел.

— Ты там был? Видел меня?

— Да, хотя, скажу честно, ты был мне совершенно неинтересен. До поры… После тряски самым разумным решением было бежать так, что только пятки сверкали. Один шанс из тысячи, что в такой мелкой деревне уродился белоголовый, но ты сам все видел. Очень кстати, ведь это задержало Бернала и его парней, а я бы успел увеличить разрыв между нами. Который так некстати сократился, пока я был в обмороке.

Он палочкой поворошил костер и продолжил:

— Понять, к какому дому ты несешь ведра, было несложно, твоя рубаха вся в каменной крошке. Сначала я шел за тобой, но затем обогнал и пробрался в дом, пока все внимание людей было сосредоточено на площади. Представь мои чувства, когда после нескольких недель погони мне пришлось пробираться вплотную к Берналу. Как я уже сказал, ты, сам того не зная, внес огромные коррективы в мои планы. Очнулся на пару минут раньше меня и… Помнишь, что нашел на берегу?

Понимание напополам со страхом прокатилось с головы до пят. Эдвин прошептал, даже не пытаясь утаить:

— Медальон?

Он уже успел забыть о драгоценности без цепочки, которую подобрал на берегу. Последующие события вытеснили все остальное из головы, но теперь медальон словно обжег кожу сквозь карман.

— Он самый. Я достал его из сумки, хотел переложить поближе к телу, так скажем… А тут тряска, забытье. И молодой парень, разглядывающий богатство на ладони, в десятке шагов от меня. Пока я приходил в себя, ты подхватил ведра и зашагал обратно, прямо в руки гвардейцам. Можешь представить мои чувства в тот момент. Даже не знаю, радоваться или нет, медальон вполне могло унести в реку, и это было бы гораздо, гораздо хуже. Но уронить его именно в тот момент… Я не верю в судьбу или злой рок, но никак не могу придумать, почему оно случилось так, а не иначе.

— Ты мог отобрать его прямо там, на берегу-то никого не было.

— Если бы. Поверь, я бы с удовольствием так и сделал, у тебя бы появилась шишка на голове, а я без угрызений совести двинулся бы дальше. Но слишком много «бы».

Эдвин сунул руку в карман, повозился, вынул медальон, резко протянул вперед.

— Забирай. Я бы все равно не смог ничего с ним сделать. Я немного разбираюсь, и он… дорогой. Слишком дорогой для меня. Я сразу решил, что отдам владельцу, если он придет в деревню.

Сэт молчал, даже не пытаясь взять вещь с ладони. Лишь очень странно посмотрел на юношу. Золотой овал поблескивал в свете костра, языки пламени играли в отражении.

— На чем лежит медальон?

Эдвин посмотрел непонимающе. Сэт хмыкнул, повторил вопрос:

— Медальон сейчас. На чем он лежит?

— На моей руке. Забери его, он мне не нужен, правда.

— Верно, на руке. А чем покрыта рука? Не смотри на меня так. Рука покрыта кожей, человеческой кожей. Обычно это не проблема, но в данном случае…

Сэт поднял руку в перчатке, помахал, сжал и разжал пальцы.

— Мальчик, прекрасно понимаю, что это за пределами твоих знаний о Мире. Поэтому поясню. Ты прав, медальон дорогой. В твоем случае — бесценный. Не думаю, что ты способен вообразить такое количество золотых монет. Можно купить десяток деревень, как твоя, а потратить при этом настолько незначительную часть, что смешно станет. Но такие вещи обычно и не продаются. Это рунный металл, покрытый золотом. Однако ценность его не в этом.

Он вздохнул и уныло взглянул на Эдвина.

— Очень давно такие вещи служили символом рода. Богатая и знатная семья приходила к мастеру. Когда я говорю «богатая» — не думай о монетах. Монеты — это ничто без власти, родословной, истории… Можно было отвалить гору золота, но получить отказ. Мастер смотрел на просящего и в редких случаях благосклонно кивал, а затем начинал ковать такую вещицу. Это считалось невероятным почетом даже тогда, получить во владение подобную драгоценность. И я говорю не об обозримом прошлом. Даже дед твоего деда не застал те времена.

Ветка в костре громко хрустнула, словно знаменуя важность произнесенных слов.

— Сейчас вещи, подобные этому медальону, давно не воспроизводимы. Времена ушли, а секреты утеряны. А те, что дошли до наших времен… Хранятся за сотней замков, ведь на их основе когда-то строились города и королевства. Если много ума, о владении такой вещью болтать не будешь. Мне достоверно известно, что, как минимум, одна подобная безделушка есть у владыки Вильгельма в столице. Думаю, еще парочка у людей, не сильно ниже его рангом. А одна пряталась далеко на юго-востоке, в одной хорошей семье. Ее ты сейчас и держишь в руке.

Эдвин посмотрел на медальон. От осознания его ценности на ладонь словно накинули пуд стали.

— Так вот. Подобная вещица редко видит Мир за пределами самых глубоких подземелий и укрепленных хранилищ. Не могу придумать, зачем вытаскивать на свет символ рода. Но мы не знаем, возможно, по ночам Вильгельм берет резную шкатулку к себе в кровать, достает медальон, кольцо или браслет и катает его по всей кровати, поглаживая пальцами. Напоминает себе о собственном величии.

Картина того, как владыка Симфареи, который для него был почти мифической личностью, резвится на белых простынях, нежно поглаживая украшение, заполнила сознание Эдвина. Он посмотрел на перчатку. Сэт снова подвигал пальцами.

— Да, такая вот проблема. Ты, наверное, представляешь, как тяжело было добыть эту вещицу. Хотя нет, не представляешь. И все это время, пока меня гнали как дворового пса через всю страну, я касался медальона только в перчатках и никак иначе.

Эдвин сглотнул. Теперь казалось, что медальон впрыскивает яд в руку.

— Почему только в перчатках?

— Украшение даже из самого дорогого материала — это все равно безделушка. Пшик. Так как же сделать его по-настоящему ценным?

Сэт выдержал паузу, словно тщательно подбирая слова.

— Этот медальон, мальчик, несет в себе отголоски времен, когда сам Годвин бродил по этим землям. Готовую драгоценность передавали первому владельцу, и тот сплетал свою судьбу и судьбу своей семьи с высшими силами.

— Зачем?

— А зачем сильные мира всего строят себе замки с сотней уборных, а пользуются только одной? Мальчик, ты спрашиваешь о событиях, происходивших давным-давно, вероятно, тысячи лет назад. Кто знает, может, сам Годвин выковал себе браслет, который признавал его как владельца. А тогдашняя знать подхватила моду. Это сейчас все, что касается рун, почти бесценно. А в ту пору, чтобы доказать свою значимость, приходилось вертеться.

Мужчина хмыкнул.

— Так и будешь сидеть с протянутой рукой? Я бы подал, да нечего.

Эдвин убрал медальон обратно в карман.

— Как я уже сказал, медальон хранит в себе нечто важное. Самый первый владелец перед смертью передавал право владения своему потомку. Тот — своему. Потом еще раз и еще. И так многие сотни, нет, тысячи лет. Конечно, можно сбросить с себя ненужное бремя и передать право владения кому угодно. Но, учитывая ценность подобных штуковин, доступ к ним получали чаще всего в пределах одной кровной линии. Достояние рода, как-никак. Главное, что, владея безделушкой, ты владеешь ее секретами.

— Но почему так важно, что я потрогал медальон рукой?

— Последний владелец медальона умер в начале года, не успев передать право наследования. Почему — мне не сообщили. Произошла уникальная ситуация: медальон остался без хозяина. Прямо как тогда, во времена Годвина, когда Мастер вложил драгоценность в руку первого владельца. Деревенский парень в список претендентов явно не входил, но теперь медальон запомнил тебя. Твою руку, тепло твоего тела. И это создает проблему. Как для моего нанимателя, так и для тебя.

— Проблему? Что такого хранится внутри безделушки? Зачем понадобилось ее красть?

— Мотивы нанимателя мне не известны. Возможно, кому-то просто захотелось обладать чем-то очень дорогим, причина меня не сильно заботит. Как бы то ни было, — тут Сэт замялся, — медальон готов открыться только нынешнему владельцу.

— Открыться?

— Могу только гадать, что это значит. Может створки распахнутся, и из него начнет бить радуга. Или открытие не физическое, а коснувшись безделушки, можно узнать, как выпить десять бутылок браги за раз и не опьянеть.

— И что теперь?

— Теперь, когда наниматель коснется медальона, произойдет великое ничего. Медальон презрительно пошлет окружающих куда подальше и будет требовать обратно деревенского парня, мол, только ему открою все свои секреты.

— Когда я взял медальон, ничего не произошло.

— Совсем ничего?

Эдвин вспомнил странный холодок, пробегающий по руке, но настоял на своем:

— Ничего.

Сэт странно посмотрел на него и развел руками.

— Может, надо стоять голышом на самой высокой башне Аргента при полной луне, подробности мне неизвестны.

Эдвин не улыбнулся. Сэт посмотрел ему в глаза:

— Мальчик, то, что ты взял медальон и не случилось ничего, служит лишь подтверждением моих слов. Подсказок было дано множество, мог бы догадаться сам. Рунный металл, черт его дери! Ты первый за долгое время, кто смог потрогать эту штуковину рукой и не испустить при этом дух. Тебе напомнить, как обычные люди реагируют на руны? Хоть этому в твоей деревне обучали?

Юноша прокрутил в голове все крохи, которые слышал про руны и рудники.

— Опасны для людей, поэтому в необработанном виде их добывают белоголовые. Затем руны обрабатывают и используют в быту, уже без опаски.

— Чертовски верно. Десяток минут на руднике без маски, и можешь заказывать себе гроб. То же самое, — тут он многозначительно посмотрел на Эдвина, — и в случае прикосновений. При переработке ученые касаются рун только в очень малых дозах и только в перчатках. И ты говоришь, что ничего не произошло? Ты же схватил кусок рунного металла, пусть очень красивый, но фактически кусок, просто голой рукой!

— Но медальон был уже обработан!

— Мальчик, обрабатывать руны придумали всего пару поколений назад. Это после смерти Годвина руны стали опаснейшим ядом, никто не знал что с ними делать. А вот до этого… Думаю, что он был сродни железу или шелку. Просто материал, доступный почти каждому. Напомню, речь идет о событиях тысячелетней давности. Для ныне живущих медальон опасен в той же мере, что и кусок рун. Тут из защиты — только тонкий слой золота, в которое он запакован.

Юноша почувствовал, что его руки предательски дрожат.

— Десяток минут при вдыхании. А при касании?

Сэт махнул рукой:

— Если учесть, что ты не испустил дух прямо на берегу да и сейчас выглядишь довольно бодро… Когда вдруг начнешь, эээ, покашливать, а на руке появятся волдыри, то прошу сообщить мне. Но раз уж ты подобрал медальон, а потом как ни в чем не бывало потопал в деревню… Ответь мне, — он помедлил, — сколько тебе лет?

— Двадцать два. Двадцать два! Это правда! Я точно не белоголовый.

— Верно, услышал еще на площади. Тогда почему руны не действуют?

— У меня нет ответа.

— Зато у меня есть. Это значит, что медальон действительно признал тебя как нового владельца. Это приводит нас к интересной ситуации, которую я упоминал ранее. Ты схватил медальон, и теперь без тебя мой наниматель не сможет получить то, что хочет. А теперь неприятная часть. Ты можешь отказаться, вспылить, сбежать ночью в лес, как минимум. Просто плюнуть на мои слова. Я, скажу честно, крайне не хотел бы опутать тебя веревками и тащить на спине черт знает сколько времени. Поэтому я настоятельно прошу тебя пойти со мной добровольно.

— Ты для этого завел меня так далеко в лес?

— И не только. Нам правда стоило убраться из деревни как можно скорее. А шли мы так долго, потому что мне нужно было подумать, ведь ты поставил меня в сложную ситуацию. Пойти со мной рекомендую по одной важной причине.

— Какой же? — буркнул юноша.

— Я не могу раскрыть тебе личность нанимателя, во всяком случае сейчас. Но, думаю, он будет крайне недоволен, если я не принесу медальон. Меня найдут, и с меня спросят, а такие люди умеют развязывать языки. И тогда я укажу на твою чудесную деревню.

Эдвину не понравился даже тон, которым это было сказано. Сэт почесал за ухом, обвел взглядом яму, вздохнул. Юноша молча ждал. Мужчина покосился на него.

— Тут мы возвращаемся к слову, которое я упомянул ранее. Проблема.

Эдвин похолодел. Сэт все понял по его глазам.

— Да, все верно, мальчик. За тобой все равно придут. У тебя есть мать, отличный рычаг давления. Если остались еще какие-то родственники, то найдут и их. И так, пока ты не сподобишься предстать перед моим нанимателем и передать ему медальон. Что будет дальше — не знаю.

— Другими словами, мне нужно пойти с тобой непонятно куда, непонятно к кому? А если я откажусь — придут за моими родными?

— Чертовски верно.

— Кто твой наниматель?

— Повторюсь, этого я тебе говорить не собираюсь. По крайней мере, не посоветовавшись с самим нанимателем.

— А куда тебе нужно идти?

Сэт пожевал губы.

— Не близко. Было бы не близко, даже если идти по прямой, но меня гнали так, что в итоге я оказался на этом чертовом берегу с почти пустыми карманами. Нам, отмечу это «нам», мальчик, нужно в столицу. И это не конечная точка, хотя и Аргент отсюда не близко. Там меня ждет связной, который скажет, куда нести медальон дальше. Сначала я думал, что они перестраховщики. Но после того, как вынес медальон и за мной увязался чертов Бернал… В общем, дорога будет мало похожа на легкую прогулку.

Эдвин уныло посмотрел на огонь. Переварить все это оказалось чертовски сложно. Древние драгоценности, секреты. Он теперь что, связан с медальоном? Нет, спасибо. Но будь иначе, Сэт мог бы снять медальон с его тела в любой момент. А вместо этого собирается идти вместе с ним в столицу, а это много недель пути — даже верхом. Лошадей в лесу пока не видно… Отказаться? Придут за ним в деревню. Спрятаться? Придут за матушкой. Спрятаться вместе? Даже если получится ее убедить, что все это правда… Он на всякий случай спросил:

— А если заберу матушку и исчезну?

Сэт посмотрел на него с иронией.

— Ты даже речку с трудом переплыл. И твои знания о Мире за пределами этой деревни меня, мягко говоря, не впечатлили. Сам-то веришь в благоприятный исход? Можешь легко представить, что за люди дают старым ворам такие заказы, и перебегать им дорогу крайне не рекомендуется. Но ты уже перебежал, сам того не зная.

— А что мешает тебе или твоему нанимателю просто убить меня и забрать медальон? Он же тогда вновь будет «свободен»?

— Тот, кто ковал медальон, предусмотрел и это. Драгоценность можно либо «передать» кому-то, добровольно или под пытками, что уж греха таить. Либо владелец может умереть своей смертью, и тогда безделушка становится ничейной. Но подобного не случалось сотни, а то и тысячи лет. Так что если нынешний владелец умирает насильственной смертью, то медальон становится бесполезен. Просто кусок ядовитого металла, покрытый золотом. Отличная защита от воров и убийц, не так ли? Поэтому так мало подобных безделушек добралось до наших дней, сохранив при этом свою ценность. Сотни лет войн, пота и крови. Неудивительно, что большинство владельцев подобного легли в грязь, забрав с собой любую возможность передать секреты дальше.

Вор сложил пальцы в замок, водрузил на них подбородок.

— Поэтому мне нужно, чтобы ты пошел со мной. В пути нам придется оберегать твою жизнь как зеницу ока. Поздравляю, сегодня ты стал одним из самых важных людей в стране. Есть чем гордиться. А при встрече с нанимателем ты передашь ему право владения и вновь будешь свободен от всех забот.

Эдвин потер переносицу пальцами.

— Хорошо, пусть он меня не убьет, во всяком случае сразу. А после? Если этот медальон так ценен, то не лучше ли прикончить каждого, кому это известно?

Сэт хлопнул в ладоши.

— Я бы не беспокоился на этот счет, но подробности обсудим завтра. До рассвета уже не так много времени. Крайне рекомендую тебе поспать, дорога будет долгой.

— Говоришь так, словно я уже согласился.

— Мальчик, у тебя есть целая ночь, чтобы подумать, и я сделаю вид, что у тебя есть выбор. Захочешь ночью вылезти из ямы и побежать по лесу обратно? Мешать не буду — видишь ли, я тоже собираюсь поспать. Но мы оба знаем, что это не приведет ни к чему хорошему.

Он криво улыбнулся.

— Напомню, что в вашей таверне сейчас сидит несколько потенциальных белоголовых, а по окрестностям рыщет кучка гвардейцев. А чудесные соседи сегодня утром едва не продали тебя за серебряную монетку. Подумай, стоит ли возвращаться.

— Раньше ты говорил, что смогу вернуться, как только гвардейцы покинут деревню. Стоит ли доверять тому, кто так жонглирует словами?

Сэт хмыкнул и виновато развел руками.

— Издержки ремесла. Хочешь пристыдить меня? У тебя будет время завтра. А теперь ложись спать. Поговорим утром.

Он поднялся и затоптал костер. Мир погрузился во тьму.