Нечистая сила

Виктор Рябинин

Весёлая повесть «Нечистая сила» позволяет любознательному читателю окунуться с головой в мир волшебства и приключений. Вместе с такими замечательными героями, как пронырливая Баба Яга, прекрасноликая Золушка, разбойный азиат Али-Баба, мудроопытный Старик Хоттабыч, наследный царевич Гвидон, любопытный почитатель изящной словесности пройдёт пыльными дорогами стародавней Европы, древнего Востока и Срединной Азии в поисках умиротворения и справедливости. Всё закончится хорошо и полюбовно, несмотря на происки Чудища Поганого и Змея Горыныча. Но детям читать не следует, и не только на ночь, но и в светлое время суток!

В прошлом и настоящем для успеха необходимо, чтобы писатель был кем-то вроде иностранца в той стране, о которой он пишет.

Варлам Шаламов

1

Баба Яга горемычно сидела на пне и безуспешно пыталась отремонтировать ступу. В своём кругу бабушка имела к тому же невразумительное прозвище Костяная Нога, данное ей каким-то упырём из молодых, впервые увидевшим Ягу в ступе и принявшим оную за единственную и почему-то костяную ногу старушки. Как бы там не было, но именно в это промозглое весеннее утро Баба Яга Костяная Нога безутешно склонялась над своею частной собственностью, бессмысленно копаясь сосновой палкой в её безжизненном чреве. В последнее время летательный аппарат плохо слушался руля, а заходя на посадку, опрокидывался в самый неподходящий момент, вытряхивая наземь всё своё содержимое, словно куль с мякиной. Тут и без особого образования угадывалось, что была нарушена общая балансировка всей ступы. Да к тому же, ещё и пошаливал автонавигатор. В недавнем рейсе на Лысую гору агрегат, войдя самостоятельно в штопор, чуть было не плюхнулся посреди болот Замшелой пади. И не будь у пилота под рукой помела ручного управления, не избежать бы аварии на глазах у всего лешего выводка из чащоб.

А ведь совсем новая ступа и, главное, заморского исполнения! А сколько за неё обещано золота и серебра! Умом не сосчитать! Знамо дело, живой деньгой отдавать не придётся, но ведь слово-то заморской нечисти дадено. Мол, договоримся ещё до первого капремонта, а там посмотрим, что к чему. Вот теперь и думай об ответном подарке. Зря старую ступицу на растопку пустили и на прогресс польстились! А всё Кощей! Будто бы не солидно рассекать на отечественном хламье, мол, пусть горит синем пламенем, чтоб обратной дороги к застойному старью и след простыл. Вот и согласилась, вот и позарилась на блескучую заманиловку азиатской разработки. Хоть долби теперь новую из родного дуба! Изготовили бы на пару с Бессмертным, да все выкройки давно утеряны. И долото с коловоротом леший Федотка так и не вернул, хоть и обещался не то на Иванов день, не то на Петров возвернуть в целости.

Не за горами, как опять на Лысую собираться. Ведьмы на сход пригласительный билет прислали. А какое собрание без Яги? Один смех, сплетни и лёгкая потасовка в конце ассамблеи! Вот теперь сиди и кукуй у разбитого корыта. Всё равно не разобраться в этой механике. А ведь всё было нормально ещё месяц назад! Аппарат и на бреющем, и в мёртвой петле не подводил. Да чего тут! На прошлых полуночных гонках вместе с этой ступой над всеми летунами и летуньями верх взяли! Правда, прямиком к победе Змей Горыныч рвался, да на радость публике в собственных головах запутался. Вот смеху-то было, когда он при всех зрителях правую голову на вираже собственным крылом прищемил. А теперь не то что гонки спроворить, так и за хлебным злаком в ближайшие закрома не слетать!

Ох, зря, зря лешака Федотку не послушала. Всё нудел супостат, мол, пора агрегату обслуживание делать. Мол, раз у них с водяным Викешкой собственная скобяная мастерская на паях, то за уважение и магарыч мухоморного настоя они враз всё уладят, как мастера на все руки, вплоть до развала колёс и клиренса, если такой ненароком обнаружится. Сэкономила тогда старая на Федотке. Одного Викешку позвала. А тот лиходей так отрихтовал ступу кувалдой, так рашпилем приборы подровнял, что лишилась бедная подъёмной силы. Вот и выходило, что сглазил Федотка и прибор, и Ягу вместе с костяной ногой.

Теперь сиди тут, не знамо на что надеясь. И ведь обещалась Золушку в обед покатать над ближними пажитями и умётами. А как не поспособствовать и не уступить отроковице? Ведь это единственная утеха на просторе старческих лет, ведь не зря она из петельки на берёзовом суку вынимала несчастную. И хоть совсем недавно это было, в последнюю зимнюю оттепель, но и за это короткое время спасительница так душой прикипела к Золушке, что даже не хотела в замужество отдавать. А ведь сватается не кто-нибудь, а княжеских корней сам-свет Кощей Бессмертный. По тутошнему-то Голубая Кость, как в насмешку прозвали местные вурдалаки, не найдя в нём княжеских голубых кровей, а одну голую костистость. Такая тоска берёт, когда о свадьбе подумаешь, что впору с молодицей поступить как с Иванушкой-дурачком. На лопату и в печь от греха подальше. Это конечно крайность крайняя. Как-никак, но за мелкую свадебную уступку Кощей обещался поспособствовать на выборах в Верховный Совет Нечистой Силы. А он всё может! Всё время за кого-то хлопочет. Всё время кого-то с белого света изводит! И всё ему нипочём! Как с гуся вода, как собаке пятая нога!

— Что старая пригорюнилась? — вдруг раздалось над волосатым ухом Бабы Яги.

Воздухоплавательница разом обернулась на скрипучий голос. Рядом с ней, присев на корточки, словно несушка над лукошком с яйцами, раскорячилась Избушка на курьих ножках.

— Где тебя носит? — не удостоив ответом хоромину, набросилась на неё Яга. — Я уже весь лес прочесала, ноги сбивши без лаптей.

— Притомилась я, — просто сказала Избушка, ответно игнорируя как бы зряшный вопрос, и вытянула лапы поближе к муравейнику. — Вот мураши ножки покусают, я и оклемаюсь.

— Опять за тетеревами гонялась или петуха из деревни силилась выкрасть, — догадалась хозяйка. — Неймётся тебе. Уже и на снос пора, из углов мох сыплется, а всё туда же, похабствовать да под себя подгребать.

— Я всё-таки по общим меркам кое-где баба-женщина, — обиделась Избушка, — и мне порой не только твои прихоти исполнять хочется, но и цыпляток по осени посчитать. Не всё же время сказки про Ильюшку Муромского слушать да картёжничать в очко на интерес.

— Ну, так как, догнала? — продолжала гнуть своё Баба Яга, уходя прочь от скользкой темы.

— Куда там! Один глухарёк попался, да и тот лишь для токованья либо для лапши пригоден. Хоть вороньё отлавливай да бери на испуг. Измельчал лес. А вот, помнишь…

— Ты мне, девка, зубья не заговаривай, — осердилась Яга, — отойди и не мешай над аппаратом мыслить. Ступай лучше в заросли да дров, а не то и лапника подсобери. Может, какой путник на ужин забредёт да бабушку порадует, — и Костяная Нога вновь загрустила над ступой.

— А тут думай не думай, но надо Федотку с Викешкой звать да двухведёрную плату за труды заваривать, — уверенно заявила Избушка и раскорякой зашагала к бурелому. В лесу раздавался топор дровосека. «К ужину», — ухмыльнулось всем фасадом древнее строение.

Оставшись одна, Баба Яга попыталась сосредоточится и прочитать мысли конструктора этой ступы. Скоро ей это удалось, и в мозгу поплыли замысловатые иероглифы. Но так как старая владела лишь кириллицей, латиницей и клинописью, то эти знаки примитивной письменности никакой расшифровке не поддавались. Она в сердцах стукнула ступу разводным ключом, который намедни отняла у забредшего на огонёк тракториста. Сельский-то труженик после тёплой встречи так вышел из ума и памяти, что даже путём не смог объяснить назначение этой фигуристой железяки. Да, не надо было ей появляться сразу во всей красе. Недаром говорят селяне, что ежели поспешишь, кого хочешь до гробовой доски рассмешишь. Тракторист этот так и убежал в чащобу, хохоча во всё горло и нагоняя страх даже на кикимор.

— Бабушка, полно печалиться, — услыхала она за спиной нежный голосок Золушки. — А не то пойдём и словно у приёмной матушки в терему, переберём два мешка овса пополам с чечевицей. Как раз к утру управимся. Все чёрные думы-то и отлетят прочь, как залётные мышки при солнцевосходе, — и она покорно сложила ручки на передничке.

— Тебе бы, неуёмная девица, лишь бы какую работу работать за-ради трудоустройства. Не зря мачеха крова лишила, как, кстати, и твоего отца, женского подседельника.

— А где тятя мой, Ермолай фон Цурюк, обедневший барон Курляндский? — прошелестела побелевшими губами девушка.

— В богадельне он. Переселился туда после того как всё твоё наследство новым дочкам раздарил.

— Не верю, — вскричала теперь уже полная нищенка. — Папаша в разуме был.

— Был да сплыл, как говорится в ваших краях. Этой ночью ваш домовой Гришаня со скорбной вестью прибегал. Тебя не будили, чтоб не пугать до смерти. Любит он тебя. Говорил, что не раз ему под печку лапоть со щами ставила. Велел предупредить, что нет тебе обратной дороги к дому. Мачеха грозилась отравить тебя, чем ни попадя. Полюбовался тобою сонной да и ушёл восвояси. Такие скорбные дела, девушка.

— А куда же мне теперь? — сквозь слёзы и сопли выдохнула сиротина.

— Куда глаза глядят, — успокоила бабушка, — Чего реветь, раз на родину хода нет и принца на белом коне ты тоже просрала?

— Так я хрустальный башмачок и промерить не успела. Зазря тогда колдунам поверила, в ихние наряды как в свои облачилась да на царский бал до полуночи плясать отправилась. А когда по туфельке меня искать стали, мачеха ведь скороходов опоила, а башмачок выкрала ради дочек своих, хоть и не подошла обувка для чужих лап.

— Знаю. Тех гонцов потом обезглавили за пьянство на рабочем месте. Я бы четвертовала или вовсе прилюдную расчленёнку по мешкам устроила. А тебе бы самой надобно было в замок стучаться, принца на испуг брать. Мол, как хороводиться и прочее грехопадение, так медведём, а как отвечать, то мелким зайцем. А может быть и ещё какой романтикой на прочность венценосца проверять, хотя бы в сфере интимных услуг, — и Баба Яга попыталась зардеться всей головой.

— Да я, бабушка, устыдилась своих нарядов затрапезных, лапоточек без подковырки, не то что у сенных девок, кокошника без позумента и передничка в золе, — вновь уронила слезу Золушка прямо на луговые травы.

— Не убивайся ты вдругорядь, — пожалела Яга девушку и пригладила нечёсаные патлы на её головушке. — Может и к лучшему это. Я ужотко тебе такого женишка и заступника сосватаю, что сам принц пред тобой осиновым листом дрожать будет, а мачеху со всем семейством на рудники спроворим или к доменным печам приставим по знакомству.

— Правда, бабушка? — враз повеселела Золушка, помаргивая сухим оком. — А скоро ли? А кто мой суженый? А с каким доходом? А каких кровей?

— Не прыгай блохой по голой ляжке. Что причитается в своё время и получишь. Не мешай мне с техникой панибратствовать. Ступай к своим мешкам. Может нам и впрямь придётся к серьёзному ремонту готовиться да механиков наших угощать.

Ободрённая сердечно бабушкой, Золушка как малое дитё радостно запрыгала на одной кряжистой ножке под развесистые дубы к съестным припасам.

«Малолетка ещё, — тепло подумала Яга, глядя вослед будущей невесте, — надо бы Кощея поостеречь, а то посадят на цепь лет на двести за совращение против воли. Что ни говори, а дядька Черномор и тридцать витязей прекрасных в целомудрии пребывают, потому и сила у них большая накоплена на морском-то дне», — и она вновь впала в технические размышления.

Издали одновременно послышались визгливый скрип суставов, зубной скрежет и глухой костяной стук как при игре в бабки. Это вольной и скорой походкой к поляне выдвигался сам Кощей Бессмертный в своём обычном виде. Баба Яга давно к нему пригляделась, а поэтому и не испугалась до припадочного мозгового потрясения, а лишь на краткое время впала в сумеречный обморок.

— Здорово, старая! — с поклоном приветствовал гость хозяйку. — Над чем это ты колдуешь? — весело спросил он, садясь прямо на ступу и закидывая мослы нижних конечностей одни на другие крест-накрест.

— Ты бы хоть плотский вид принял, а то ходишь как босяк. Глядеть совестно на тебя голого, — вместо ответа пожурила Яга пришельца.

— Ты меня всякого видела, — отмахнулся Кощей, но всё же принял вид купца второй гильдии, — А так сойдёт?

— Сойти-то сойдёт, но ведь всё равно ты не из-за меня сюда шляешься.

— Что верно, то верно. В том и опасность, что воспылал я, Костяная Нога, страстью. А когда в теле, то такой прилив кровищи к органам образуется, что себя не помню и о наследниках задумываюсь. И всегда хочется, чтоб всё сладилось по неземной любви, как у смертных человеков. Чтоб прогулки в дождь под луной вдоль погоста, чтоб девица тряслась от безоглядного желания к сожительству, а не от страха, и чтоб Змей Горыныч ревновал в три головы, — и, унимая страсть, Кощей закурил самокрутку сухого мшаника пополам с коноплёй.

— Вот, вот, парень, — оживилась и Баба Яга, — сам навёл на разговор. Ты Золушку до срока полной готовности тронуть не вздумай. Хоть до сороковин ейного побега дотяни, когда уже напрямую сговоримся. А не то тебе Черномор малолетнее педофильство пришьёт, — для верности пригрозила Яга.

— А некрофильство он ко мне не приторочит, если я по вашим советам ещё сотню-другую лет в замшелых бобылях проведу? — осердился Бессмертный. — Опять какую-нибудь пакость приготовила с оглядкой на азиатский калым? Я тебя не то что в Совет выдвину от нашего округа, но и вовсе уже не за Лысую гору, а за Уральский хребет задвину, — совсем разошёлся Кощей и чуть было не поднял костистую руку на хозяйку.

— Что ты, что ты! — заверещала Яга, отскакивая в сторону и понимая, что хватила через край. — Ишь, закипел самоваром. Я ведь только добра тебе желаю. От всех умственных щедрот своей головы! Я же тебе слово дала, а обратно не забрала! Так что существуй спокойно. Ожидай медовый месяц, — и она скабрезно изобразила подобие понимающей ухмылки, но тут же стёрла её с лицевой своей части: — А это кто? — указала Яга на новое видение.

Действительно, из-за купеческой спины Кощея Бессмертного павой выступила женщина, по виду очень знатная и в дорогих одеяниях, то есть с самоварным золотом по всему горностаю. Под мышкой она держала опрятную головку, любопытно озирающую окрестности, а поверх же воротника самой дамы ничего не значилось.

— Это? — осклабился Кощей, заметив испуг старой. — Сие есть дорогой заморский гость, пред которым и шапку сломить не совестно. Это, — но тут же сбился с высокого штиля: — на это не обращай внимания. Просто ко мне в гости заглянула с оказией недавно казнённая королева Франции Мария-Антуанетта. Мы давно дружим, и нашему разговору она не помеха.

— Бонжур, мадам, — сказала голова из-под мышки и открыто улыбнулась.

— Силь ву плэ, — неожиданно для себя брякнула Яга, — проходите мадам, присаживайтесь, — и она указала на муравейник, где недавно грела ноги озабоченная Избушка.

— Мерси боку, — жеманно выдавила из себя голова синими губами, но осталась стоять, всем своим гордым видом выказывая способность к осознанной деятельности. На том общение дам и закончилось, не перейдя в тесное знакомство.

— Так зачем ты, Кощеюшка до уговорного срока пожаловал? — вернулась к своим баранам Яга.

Кощей Бессмертный не торопясь свернул другую цигарку из козьего помёта на треть с сушёным мухомором, затянулся, так что из под рёбер дым повалил и просительно, с оттенком доверия, произнёс:

— А заводи-ка, подруга дней моих суровых, свою ступу. Сгоняем в страны Восточные, похлебаем шурпу с баранинкой да навестим старого знакомца по прозванию Али-Баба. Должок за ним ещё со дня святого Сильвестра Курятника.

— С какой это стати по свету мотаться? — непреклонно отрезала Яга. Однако бабье любопытство, в обход разума, тут же взяло верх и она помягчела: — Про какой такой должок сказываешь, Кощеюшка?

— При посторонних промолчал бы, но тебе скажу, — с придыханием, как бы выдавая страшную тайно, но явно набивая себе цену, Кощей зачастил: — Поведаю тебе как приятельнице и подельнице в наших скорбных делах. Мой приятель, хоть и восточный Али-Баба, но деньгу любит всё больше единолично, а потому часто без какой-либо завалящей бабы обретается. То есть мошной трясти ради гарема не любит, хотя до свеженины большой охотник. Чтоб и молоденькая, и с опытом лет.

— Проще говоря, такой же как и ты пакостник. Говори по сути, не залезая под юбку, — перебила Яга, не любившая сальностей в серьёзных разговорах.

— Куда короче? — обиделся Бессмертный на такую напраслину. — В запрошлом месяце как раз на Силивестра Курятника был я приглашён на раут, — тут он приосанился и задрал нос, — был любезно приглашён в замок к старому знакомцу Синей Бороде. Гуляли, как умели, всей подноготной европейской знатью, весело и до слёз. Один Али-Баба бобылём грустил по углам. Вот и попросил меня посодействовать с прелестницей. А Синяя Борода как раз о ту пору готовил к закланию свою седьмую жену Трифину. То есть уже повёл обманным путём молодуху в потайную комнату, где всех освежёванных подруг жизни складывал, — на этом Кощей замолчал и предался воспоминаниям. Но не прошло и получаса, как он со смехом продолжил: — Скажу тебе, Ягушка, большой затейник эта Борода. На людях так убивается по пропавшим супружницам, что век на него не подумаешь. Одним словом, наш человек, хоть и весёлый до припадков.

Тут Кощей уже невольно замолчал, так как из-под дуба послышался певучий голосок Золушки:

— Бабушка, а бабушка, ноженька костяная! А я уже мешки со злаками перебрала и по кучкам рассортировала. Что дальше делать?

Яга, увлечённо слушавшая собеседника, недовольно дёрнула плечом и в силу врождённой вредности прокаркала на весь лес:

— Так ссыпай эту чёртову крупу назад в мешки и перебирай по-новому, пока на дворе не стемнело, — и подвинулась к Кощею, оборотившись в слух: — Так что там далее с синебородской бабой?

— Да уговорил я Синюю Бороду не губить Трифину до времени, а отдать в услужение нашему восточному гостю и его сорока разбойникам.

— И уступил француз? — с ехидцей вопросила Яга.

— А то! Запустить молодую кобылку в варнацкое стойло, это похлеще чем лечь на плаху. Хотя как кому повезёт, и с какой стороны посмотреть. Но меня хозяин замка аж обнял и всё руки потирал, догадываясь в какой переплёт попадёт лебёдушка.

— А за что в такую немилость вляпалась сердечная? — как бы вскользь посочувствовала Яга.

— За длинный нос. Совала куда ни попадя. Супруг только на войну с сирацинами наладился, а она уже шлёп-шлёп и прямо по кровавым следам от прошлой супруги рыцаря к потайной кладовке прискакала. А когда печально знакомилась с бывшими хозяйками замка самолично, Синяя Борода и нагрянул за позабытыми в спешке доспехами. Ей бы, дуре, пройти мимо такого погоста да глаза отвести, она же наоборот, заголосила на весь французский приход, призывая в свидетели сестру Анну, которая о ту пору помогала ей по хозяйству и пребывала в отдохновении возле верхних бойниц цитадели. Синяя Борода тогда дело загладил, объяснив всё распространением чумы и язвы, но как раз на этом балу, под фейерверк и салюты, надумал указать своё место среди прежних жён и седьмой заполошной супруге.

— Ну, за самовольство надо наказать, тут никто возражать не станет, — разумно заметила Яга. — Значит, восточный азиат увёз-таки в свои края бабёнку, укрыв от наказания?

— Даже конца праздника не стал дожидаться. Поспешил трофеем с собратьями поделиться. А вот теперь чистая беда. Борода отдавал Али-Бабе в пользование Трифину всего на месяц, от Сильвестра Курятника до Досифея Гусятника, а потому требует жену назад для справедливого самосуда. Азиат же и думать об этом забыл. Говорит, мол, в ихних краях так к мадам душой и телом народ прикипел, так не нахвалятся её расторопностью и умением, что даже янычар к ней приставили для караула. Дело дошло до того, что сам Али-Баба французский язык выучил, а стражники от Трифины французский насморк по третьему разу даром заполучили. Все сорок разбойников уксусом и молитвой до сей поры предохраняются.

— Во-от какие очевидные невероятности в мире происходят. Во-от какие страсти кипят в подлунном мире, — вроде как мечтательно протянула Баба Яга. — А тебе-то какое дело до всего этого? Пущай сами разбираются посреди таких подарков.

— Так я же слово давал, что возвернётся жёнушка к хозяину. Да и дружбы с Бородой терять не хочется. Вот он Марию-Антуанетту для обмена прислал, тоже красавица да ещё и царских кровей, — и Бессмертный ласково погладил безголовый стан королевы.

— А королева-то согласна? — невольно спросила Яга, глядя в потухшие глаза страдалице.

— Как же, как же! Не только согласна, но и просит восточного убежища. Заел беднягу французский народ и его управители. Видишь, до срока старости головы лишили. Так что отвези ты нас в пустыни Аравийские. Поменяем Марию на Трифину да и дело с концом, — выдохнул облегчённо Бессмертный и приумолк устало, так как такие длинные речи давно не говаривал, а тем более с голым черепом и челюстной его составляющей. Он и сам толком не заметил, как в пылу красноречия вся купеческая личина слетела, словно с яблонь дым. Зато эти его последние слова вернули бабушку в суровую действительность, и она сказала, поджав губы:

— Я бы с дорогой душой помогла, да ступа моя сломалась, чёрт бы её побрал. Нелётная для неё погода уже вторые сутки. Может ты поможешь либо советом, либо рукоприложением к механизму?

— Нет, — отказался сходу Бессмертный, — я специалист по живому материалу. Живое в неживое могу, а наоборот — извольте не гневаться. Тут надобно Федотку с Викешкой кликнуть, они одним своим видом и мёртвого поднимут, — и он свистнул особым образом, то есть просто прогнав ветер через ушные дырки голой черепной коробки.

— Да и ты далеко не отлучайся, — Яга дёрнула Кощея за берцовую кость, — вдруг девка заявится. Только прими божеский вид да чучело безголовое отошли в кусты. А не то невеста до гробовой доски в себя не придёт, не то что в замужество кинется.

— Твоя правда, — немедля согласился Кощей, шуганув Марию-Антуанетту и входя в обличье казака Стеньки Разина.

Вскорости прибыли леший с водяным. Оба-два в одинаковых засаленных фартуках и с железом в руках. Зато обличием они оченно разились. Если Федотка был похож на большую сосновую шишку, весь врастопырку, в сучках и задоринках, то Викешка выглядел недельным самоликвидировавшимся утопленником, тронутым не одним уже раком.

— Зачем изволил звать, родимый? — в один голос рявкнули мастера. — В чём непорядок или иной какой огрех?

— А вот в ней-то как раз и всё дело, — отстраняя Ягу могутным казачьим плечом от ступы, вразумительно начал Кощей: — Пока мы с хозяйкой чаи гонять будем, вы этот аппарат наладите, испытаете и нам предоставите в наилучшем виде. Чтоб птицей летал и безо всякого отказа и вывертов при посторонней турбулентности, как говаривают старые летуны. И чтоб до захода солнца всё спроворили!

— Ну, это вряд ли, нам не к спеху, — тут же заключили знающие себе цену механики, — может что и наладим через месяц-другой либо к Яблочному Спасу, а чтоб сей момент, то даже и у литейщиков с Урала кишка будет тонка, — и мастера принялись было обстукивать и оглаживать ступу со всех сторон.

— Не к Спасу, хоть бы и к Медовому, — повысил голос Бессмертный, — а на крайний случай к восходу, а то дружку закадычному, Змеюге Горынычу, подскажу, чтоб свою третью голову после недавнего насморка на ваших болотах и буреломах опробовал. У него после простуды горелки соплёй забились. Вот и будет народу праздник — и осушение болот, и выжигание тайги под пахотные земли. Уяснили, соколы, диспозицию?

— А мы что? — опять в голос ответили умельцы. — Мы и говорим, что улетайте хоть завтра ко всем собачьим чертям и на любой скорости света. Эка невидаль, заморскую хреновину починить! Пейте чаёк да передавайте Горынычу приветы. А уж мы его и клюковкой, и рыбкой в любой час осчастливим, — и с этими надёжными словами Федотка и Викешка начали своё ремонтное дело.

— Зови свою Избушку, приглашай Золушку и пойдём мёд-пиво пить с брусничными шанежками, а ещё лучше — сбитень с овсяным киселём. Видишь, дождь стал накрапывать, — распорядился хозяйски Кощей Бессмертный, поправляя казачью саблю поверх бархатных шаровар и оседелец на опрятной круглой голове.

За стол угнездились втроём, так как Золушке выпадала роль обслуги. На скатерть были выставлены и студень из бараньих голов, и холодец с хреном, и кровяная колбаса с потрохами. Тут же стояли кувшинцы с медовухой и крепкие отвары для хозяев из поганки бледной да сморчка толчёного. Не забыли и про шербет с кутьёй для Марии-Антуанетты, как для дорогой гостьи, хоть и без верхнего этажа. Для себя Золушка сбоку пристроила расстегаи по-скобарски да киселёк из морошки по рецептам сибирских самоедов. И пошёл тогда пир горой с песнопениями на два голоса с рассказами о подвигах Бессмертного и свершениях Бабы Яги.

— Ты бы, старая, на питьё не налегала, — урезонил, было, в полночь Бессмертный Бабу Ягу. — Как-никак, но скоро тебе за руль.

— А мне в полёте никто не указ, — огрызнулась бабушка, — кроме молоньи в руце Ильи Пророка. Токмо он с небес на землю сверзить меня может, да и то если я не на бреющем.

— Это за что тебе такие послабления в правилах воздухоплаванья? — строго вопросил Бессмертный, приосанясь под атамана, так как к столу с его стороны приблизилась Золушка с новой порцией десерта из пареной репы и маковых кулебяк.

— А потому, милок, что весенние дожди идут и у Илюхи зажигалка отсырела, — неумно пошутила Яга и зашлась девичьим рассыпчатым смехом. — Ты, вон, лучше свою королевну приструни, а то она прямиком за воротник заливает. Как бы головушку не потеряла.

Конец ознакомительного фрагмента.