Хандра

Виктор Райтер (2025)

Виктор — одинокий преподаватель философии, который ведет аскетичный образ жизни, скрываясь от глаз людей за шторами своего замка. Однажды, он отправляется в командировку и в поезде встречает девушку, перевернувшую его жизнь с ног на голову. Сколько тайн и детских обид хранит тихоня в закромах своей души? Сможет ли вспыльчивое чувство вернуть ему вкус к жизни?

27 станций

Мы познакомились в поезде. Забавно получилось.

Тот день был очень загружен, погода неистовала, я не выспался, и к этому всему нужно было ехать в другой город. Т.к. машины у меня нет, я предпочёл поехать на поезде.

В детстве я любил долгие поездки. Обычно садился у окна и рассматривал леса, горы, представлял сюжеты с выдуманными персонажами, которых я видел в облаках.

Сейчас же, когда я «немного повзрослел» — эта романтика «немного» исчезла. Я возненавидел все то, что не касается дома. Я стал монументальным домочадцем, которому совсем не хочется выходить из зоны, в которой так комфортно. А ещё дома тепло! Да и покушать можно, когда захочешь… Возможно я стал таким после первого брака. Моя жена всячески пыталась избегать улицу, я же наоборот искал повод, лишь бы прогуляться. Кажется это и была одна из мелочей, которая нам развила эту гравийную дорогу жизни. И мне стало хорошо, и даже «гравий» заменился «асфальтом»! Но все же, в мою кибитку заскочило пару «камней», один из них — некая асоциальность.

Я заранее купил билеты, примерно за три недели до поездки, переживая, что раскупят.

В 14:51 я зашел в полупустой вагон, и уселся на свою ложу, которая находилась снизу. Хоть так и дороже, но я ужасно боялся упасть. Бывал такой инцидент… Поездка должна была продолжаться тринадцать часов и сорок две минуты. Соседей у меня не оказалось, и я, как хозяин разместился в своём временном и маленьком государстве. На стол я разложил бутерброды, чай в термосе, упаковку жаренных семечек, и парочку печенек. На койку же расположилась книга и темно серое пальто. Из-за бессонницы и усталости, которую я приобрёл при упаковке багажа, мне захотелось спать.

Я достал старый и пресловутый плеер. Под классику я задремал.

Проснулся я через десяток станций, под вечер. Протирая глаза, которые будто засохли, я заметил девушку, которая к ее сожалению, стала моей соседкой. Почему сожалению? Так ведь был бардак! Так ещё и весь столик своей едой заполонил. Мне было неловко, убирая это все куда подальше. Вдруг она обронила: «Да вы чего! Пускай лежит, мне это ни капли не мешает». Я не успел ее разглядеть, пока собирал свой вещдок, но голос ее был так нежен, он казался таким родным.

Наконец, все убрав, я взглянул на неё.

Она сидела в бежево-горчичной шапке, подвернутой чуть ли не в два раза. В грубой коричневой «кожанке» девушка выглядела несколько хрупко. Будто это одеяние противоречило ей. На руках красовались серые бархатные перчатки. На лице оказался румянец, видимо от холода, ну или от моей нелепости. Она была блондинкой, но я не думал стереотипами «что девушка глупа». По бледно голубым глазам был виден жизненный опыт и яркость мышления. На благородном носике был пирсинг, — маленькая звездочка, которая эту особу ни чуть не портила, а наоборот придавало характерности.

Я попросил прощения за мою наглость, а позже спросил про цель ее поездки. Разговор начал развязывать тот узел, который породил во мне этот суровый морозный день, да и повседневная статичность жизни. Через десяток минут социальный мотор заиграл во всех ключах. Время начинало исчезать, как исчезает песок после сильного ветра. Наши темы начали меняться ежеминутно: истории из детства, студенческие годы, первая любовь, любимая порода собак, смерть родственников, работа… И это малый список тем и контрастов нашей беседы.

Мы улыбались, как дети. Было заметно, что ещё пару слов и мы не отведём от друг друга глаза. Так все и было. Я всматривался в ее глаза, которые сверкали от удовольствия моей компании, в них я тонул. Она охотно расспрашивала меня про мои вкусы, я же чаще задавал вопросы философского характера. Редко встретишь человека, который мыслит лучше робота, который говорит не заученными фразами.

Я рассказал ей, что я преподаватель в университете, и наша беседа стала трансформироваться в обучение, которое ее увлекало. Мне это было чуждо. Чуждо от того, что я не видел этого в студентах, но увидел это в ней. Я увидел любовь и интерес к жизни, желание прогрессировать.

Бутербродов и печенек уже не осталось, в ход пошла упаковка семечек.

Компания с ней казалось войной, не по своему содержанию, не по характеру, а по эмоциональности и ритму. Каждое предложение, каждая мысль будто вылетали очередями из автомата.

Я начал влюбляться в неё. Я начал влюбляться в неё ещё с первых семи минут. В момент, когда я рассказывал про свою семью, я понял, что люблю её. Мне могут не верить, но я правда влюбился! Мне не было так хорошо никогда, как в эти славные часы. Во мне металось желание сказать ей об этом. Я все не мог решится.

— Знаешь, я кажется…, — начал я вести ее к серьезному заявлению.

— Ой, погоди, кажется, через две станции я выхожу, — с грустинкой сказала девушка. И мы стали ехать молча, пряча свою грусть в одиночных, будто вырванных из контекста фразах, по типу «было весело», «спасибо за компанию».

Через двенадцать минут она пошла на выход. В попытках удержаться как можно дольше рядом с ней, я помог ей донести багаж. На прощание мы крепко обнялись. Мы обняли друг друга так, будто отправляли на смертный приговор, будто я отец и отпускаю свою дочь в свободный полёт, будто… Нам было больно, и это было видно за улыбками и тёплыми объятиями.

Она стала спускаться по ступенькам, прихватив сумки и нежно сказав:

–Спасибо…

Это была двадцать седьмая станция. Двери поездка закрылись. Через маленькое окошко мы смотрели друг другу в глаза.

Было тепло, но рвано. Я так и не узнал ее имени. Какой я дурак…

И, главное — это любовь в твоём сердце. Не надо знать человека, не нужно знать его биографию и его сословие, чтобы полюбить. Нужно просто открыться друг другу, и станет ясно — ваш ли это человек.

Я уверен, мы ещё встретимся.