А кто она, собственно, такая?

Виктор Некрасов (2024)

История о том, как встретились Селена и Констанций, которые впоследствии станут Святой Еленой и тетрархом Констанцием Хлором.

1

Наверно, забегать вперёд — это неправильно и губительно для интриги сюжета, но далее описанные сцены будут стоять перед глазами умирающего императора Констанция Хлора. Как укор и напоминание о чём-то важном, что не свершилось и упущено навсегда.

Но это будет ещё не скоро, а пока нет никакого императора, а есть молодой узкополосный трибун (tribunus angusticlavius) Констанций.

У него дар технического чутья в сочетании со знаниями и трудолюбием, он легко может просчитать прочность и устойчивость любой конструкции, хоть по методике Герона, хоть по правилу теней. Вообще-то статика для него давно пройденный этап, сейчас он увлёкся баллистикой — изучением поведения метательного снаряда во время полёта. Поэтому его ценят в подразделении плюмбатариев, метателей дротиков со свинцовым грузилом.

Но не следует думать, что Констанций чёрствый технический сухарь. Он обожает поэзию, может с закрытыми глазами читать элегии Овидия или оды Вергилия.

Вот наш молодой офицер входит в палатку, над которой развевается белый флаг, который в те времена вовсе не означал капитуляцию. Он отмечал командирский шатёр, преториум, попросту говоря.

За столом в этой генеральской палатке сидит префект лагеря (praefectus castrorum) по имени Тускулан. Этот префектус кастрорум формально считается в легионе третьим по старшинству командиром после легата и широкополосного трибуна, но с точки зрения опыта и военных знаний этот чин, несомненно, наивысший. И вот, этот видавший всякие виды профессионал подводит трибуна к окну палатки и показывает на плац.

— Сегодня прибывает большая партия тиронов, новобранцев, значит, зелёных. Я хотел бы, Констанций, чтобы ты ввёл их в курс дела.

Констанций — рослый и плечистый парень, одетый в короткую военную тогу-трабею¹, под которой виднеется туника с двумя узкими вертикальными полосками пурпурного цвета. Это военная форма трибуна — офицера, который обычно командует двумя когортами. Для большинства трибунов должность в легионе была лишь очередной ступенькой служебной лестницы, и вся военная наука быстро забывалась при присвоении следующего звания эдила. Но не таким был трибун Констанций — он вникал во все тонкости военного дела и с азартом соревновался с самыми опытными легионерами, прослужившими в армии не один десяток лет. За это его уважали подчинённые и ценили старшие по званию командиры.

— Почему я, ведь есть у нас более опытные центурионы? — заскромничал Констанций.

— У тебя лучше язык подвешен, — улыбнулся Тускулан.

— Только язык? — разочарованно спросил трибун.

— Как у тебя все остальное подвешено — я не в курсе, но тут надо найти слова, которые вдохновили бы призывников на усердное освоение своей профессии. И ещё один интимный вопрос: когда ты, наконец, ангустиклавку пришьёшь к тунике?

«Ангустиклавка» на казарменном жаргоне как раз и означала узкую полосу туники, символ офицерского звания.

— Бывают ситуации, когда мне тактически более выгодно не выглядеть военным, и тогда я её, эту полоску, снимаю для маскировки, — пояснил Констанций, доверительно понизив голос. — Например, преподаватели физики почему-то боятся военных и начинают путать массу с весом.

Однако Тускулан не поддержал игривый тон подчинённого.

— А что, если я начну расценивать каждое такое снимание знака отличия как дезертирство из армии? — жёстко спросил он. — Сделай так, чтобы мы на эту тему больше не говорили! — потом посмотрел на сникшего трибуна и немного смягчил выражение лица. — Армия, Констанций, опирается на дисциплину и устав, неужели ты до сих пор этого не понял?

— Уставом врага не одолеть, — насупился Констанций. — Победу приносят только нестандартные решения!

— До нестандартных решений дорасти надо! — разозлился Тускулан. — Нестандартность должна естественно произрастать из стандартности! А если каждый сопляк начнёт засорять армию своей неповторимостью… — префект посмотрел на мрачного трибуна, осадил нарастающий гнев и улыбнулся. — Ну, что скривило твои уста и раздуло твои ланиты? Так, кажется, твои поэты любимые пишут. Имеются какие-то вопросы?

— Тебе по уставу или по совести, командир?

— Конечно, по уставу!

— Тогда: слушаюсь, мой командир! — гаркнул Констанций, резко развернулся и направился к выходу.

— Стой, Констанций! А если по совести?

— А по совести дольше будет.

— А я не тороплюсь. Излагай!

— Хорошо, излагаю: для творческого применения талантов на поле боя, полководец должен чувствовать себя хозяином ситуации. А эта солдафонщина вытравливает всякую инициативу, она душит в зародыше будущего полководца! Его уже никогда не будет, талантливого стратега! Следовательно, твоя дисциплина подрывает боеспособность войск на будущие времена. И ради чего? Чтобы порадовать начальственный взор пришитой по уставу ленточкой? — Констанций покачал повёрнутыми вверх ладонями, как бы сравнивая веса в них. — С одной стороны успех в бою, с другой — какая-то дурацкая ленточка.

— Инициатива и творчество, это, конечно, хорошо. Только это для отдельных лиц, достигших определённой степени зрелости, а вот порядок в армии — всеобщий принцип. А от твоего расслабленного вида даже мне, упоротому солдафону, так и хочется не выполнить приказ, драпануть куда-нибудь в самоволку… Ну, посмотри сам: ты с этой ленточкой похож на разомлевшую шлюху из вашей «Кианозавры», «Голубой Ящурки», которая вылезла из ванны и набросила на шею полотенце.

— Я в «Кианозавре» ни разу не был! — обиделся Констанций. — Разомлевших шлюх никогда не видел. Всё свободное время я провожу в механических мастерских.

— Ну, это уже перебор, — встревожился Тускулан. — Разностороннее надо жить… А про задавливание инициативы в зародыше я понял, мы этот разговор ещё продолжим… Ступай, трибун.

Однако, Констанций не собирался уходить.

— У меня остался всё тот же вопрос, командир. Мы три дня назад разговаривали. Мне нужен военнопленный Сурханд.

— Если ты на нём собираешься дротики испытывать, то ни одна коллегия не утвердит протокол испытаний. Знаешь, почему? Потому, что он доходяга, его щелчком пальца можно завалить.

— Он мне нужен как источник информации. Я хочу, чтобы наши плюмбаты были смертоноснее персидских чакр, рассекательных дисков.

— А с чего ты взял, что он что-то понимает в метании чакр. Кажется, он какой-то простой конюх. Сам факт, что за него никто не собирается платить выкуп говорит о его сомнительной ценности.

— Он говорит всего лишь об отсутствии богатых родственников. А вот настоящий факт: он служил в горном отряде «Таганар-бастам». Ты ведь должен знать… Ребята, которые хоронили наших павших в ущелье Файсон, рассказывали, что у многих было снесено полчерепа, некоторым вообще голову отсекло… Поэтому мне нужен именно Сурханд, он персидский военнопленный, а где я ещё возьму персидских военнопленных, если мы сейчас с Персией дружим. Этого бедолагу захватили где-то в Каспийской Албании.

— Ты дотошный, прилипчивый и нудный, Констанций. Женщины таких не любят.

— Это их проблемы, а у меня забота поважнее — военная мощь державы!

Примечания

1

тога, изготовленная из особой полосатой ткани