Веселые истории о школьниках

Виктор Драгунский, 2018

В книгу «Весёлые истории о школьниках» вошли рассказы известных детских писателей В. Драгунского, В. Голявкина, В. Осеевой, И. Пивоваровой, М. Дружининой и И. Антоновой о школьниках, об их дружбе и первой влюблённости, об их озорных проказах и смешных историях, которые с ними приключаются каждый день. Для младшего школьного возраста.

И. Антонова

Приходи ко мне сегодня

На дворе стояла осень. Но дни всё ещё были по-летнему солнечные. Правда, Андрей Самохин этого не замечал. У него неожиданно возникла проблема. По дороге в школу он жаловался Серёже:

— Иванова меня достала! Постоянно придирается да учителям ябедничает. И что мне с ней делать? Может, поколотить?

— Что ты! — испугался Сергей. — Ещё хуже будет. Лучше задобри. Пригласи, к примеру, в гости. Чаем с тортом напои. Подари цветы, наконец! Девчонки это любят. Она растает и к тебе подобреет.

Андрей даже остановился. Идея показалось чудовищной.

А Сергей подумал: «Вечно у Андрюхи проблемы с девчонками, а мне приходится их решать».

«Иванова, приходи ко мне сегодня в три часа. НЕ ТО пожалеешь. Самохин».

Эту записку Андрей показал Серёже.

— Вот, решил сделать, как ты посоветовал.

Сергей прочитал и накинулся на друга:

— Кто же после таких слов к тебе придёт? Я бы не пришёл.

— Почему? — искренне удивился Андрей.

— У тебя получилась угроза. А нужно завлечь. Пообещать: мол, приходи, НЕ пожалеешь.

Серёжа взял да и зарисовал ненужные буквы. Теперь на их месте красовалось яркое сердечко.

— Зачем сердце? Я ж её не люблю! — возмутился Андрей.

— И не надо, — успокоил Сергей. — Это тактический ход. Иначе не придёт.

— Да? — засомневался Андрей, но всё же отослал записку Ивановой.

После уроков Андрей потребовал, чтобы Серёжа тоже участвовал в приёме Ивановой. Но тот наотрез отказался. Даже угрозы типа «Ты мне больше не друг!» не помогли.

Пришлось бедному Самохину самому со своей проблемой справляться.

Торт он купил. На городской клумбе нарвал игольчатых астр. И теперь, стоя перед зеркалом, приводил себя в порядок. Непослушные вихры не поддавались. Андрей махнул на них рукой, решил, и так сойдёт. Пора было накрывать на стол.

Когда чашки были расставлены, салфетки кокетливо выглядывали из-под блюдечек, а букет красовался в центре стола, Андрей принёс из кухни торт.

Тут он вспомнил, что в холодильнике есть ещё коробка шоколадных конфет. Вот здорово! Надо и её поставить. «Чем больше Иванова съест сладкого, тем больше ко мне подобреет», — решил Андрей.

Он принёс конфеты и стал подыскивать им место на столе. Коробка была большая и никак не хотела помещаться. Одной рукой переставлять было неудобно, и Андрей временно поставил торт на стул.

Теперь конфеты удачно вписались в сервировку. Цветы наклонили над ними игольчатые головки и, казалось, вдыхают упоительный аромат шоколада.

Андрей залюбовался делом рук своих. Отошёл немного в сторону. Зашёл с одной стороны, потом с другой. И, репетируя, как это будет с Ивановой, опустился на стул.

То, что он ощутил, не поддаётся описанию! Самохина, как током ударило — случилось непоправимое!

И в этот самый момент в прихожей раздался настойчивый звонок.

Андрей резко вскочил. Постоял, лихорадочно что-то соображая, и с опаской оглянулся на стул. Никаких сомнений! Розочки с торта переместились на его брюки. А то, что стояло на стуле, и тортом-то назвать язык не поворачивался.

Между тем звонок не унимался. Он делал короткие передышки и вновь заливался требовательным звоном.

Андрей на цыпочках прокрался к двери и прильнул к «глазку». На площадке стояла Иванова. Да не одна, а в сопровождении Сидоровой.

Самохин видел, как постепенно багровеет лицо Ивановой. Слышал, как она громко, с возмущением что-то говорит Сидоровой. А потом схватила подругу за руку и повлекла за собой прочь от ненавистной квартиры.

Постепенно до Андрея дошёл смысл услышанного. По словам Ивановой выходило, что именно он, Самохин, постоянно издевается над бедной Ивановой, не даёт ей прохода. И вот это — его очередная выходка, чтобы снова её унизить. Но он об этом ещё пожалеет!

Глаза Андрея от возмущения вылезли на лоб: он издевается над Ивановой?

Самохин заметался по квартире. Случайно взгляд его упал на злополучный торт.

— А я-то хорош! Сладенького этой дуре приготовил! — прошипел он.

Недолго думая, Андрей схватил то, что раньше было тортом. Выскочил на балкон и швырнул с пятого этажа.

Раздался пронзительный визг. Самохин перегнулся через перила и к своему ужасу увидел Иванову и Сидорову. Они только что вышли из подъезда.

Иванова подняла к нему залепленное кремом лицо и мстительно прокричала:

— Ну, всё, Самохин! Завтра в школу не приходи!

Эксперимент

Противная задачка никак не решалась.

Серёжа задумчиво смотрел на чистый тетрадный лист. Ему казалось, что решение само вот-вот проступит на бумаге. Но чуда не происходило.

Глаза от напряжения устали, и клеточки запрыгали, нарушая ровное тетрадное поле. Серёжа положил голову на руки и подумал: «Чего я мучаюсь? Андрей, наверняка, всё решил. Пойду к нему и спишу. А потом и погулять можно».

Он зевнул, поёрзал на стуле, устраиваясь поудобнее, и задремал.

Серёжа позвонил в квартиру Андрея и прислушался.

— Маша, открой! — долетел из-за двери голос приятеля.

В прихожую Серёжу впустила симпатичная обезьянка шимпанзе в розовом платье, с большим розовым бантом на голове.

— Всё дрессируешь? — входя в комнату, спросил Сергей и кивнул на шимпанзе, которая, слегка переваливаясь, прошла мимо него в ванную.

— Не дрессирую, а провожу эксперимент, — поправил Андрей. Он лежал на диване, нога на ногу, и ничего не делал.

— Какой эксперимент? — округлил глаза Серёжа.

— Эксперимент по превращению обезьяны в человека, — торжественно объявил Андрей.

— Как это? — заинтересовался Серёжа.

— Ещё учёные открыли, что труд сделал из обезьяны человека. И я решил в этом убедиться.

— А как? — допытывался Серёжа.

— Поручаю Маше всякую работу, — объяснил Андрей. — В общем, заставляю трудиться. Надеюсь, человек из неё получится.

Серёжа осторожно заглянул в ванную. Шимпанзе как раз закончила укладывать бельё в стиральную машину. Она всыпала нужную дозу порошка и с помощью кнопок установила режим стирки.

— Во даёт! — восхитился Серёжа. Теперь, в свете эксперимента, ему всё казалось значительным. — И сдвиги есть?

— Да так, небольшие, — сдержанно ответил Андрей. — Ты-то чего пришёл?

— Задачка не клеится. А ты решил?

— Не знаю, — беззаботно сказал Андрей. Он приподнялся на локте и крикнул: — Маша! Ты математику сделала?

Серёжа улыбнулся: дескать, меня не проведёшь! Я шутки понимаю.

Шимпанзе не замедлила явиться на зов. Она подошла к дивану, протянула Андрею учебник и тетрадь.

— Смотри-ка, решила, — сказал Андрей.

— Ха! — не поверил Серёжа и взял тетрадь из рук товарища.

По листу разбегались неровные строчки. Но Серёжа не простачок какой-нибудь! Не обманешь!

— Небось сам решил, а на обезьяну сваливаешь! — ехидно заметил он. — Вон и написано коряво, как у тебя.

— Да, с почерком у неё пока неважно, — согласился Андрей, — прямо как у меня с математикой. Но зато никто не скажет, что не я решал.

Серёжа сверил ответ задачи с ответом в учебнике.

— Сходится! — обрадовался он. — Дай списать! — И направился к столу.

В соседней комнате натужно взвыл пылесос.

— У тебя что, предки дома? — отрываясь от задачи, шёпотом спросил Серёжа.

— С чего ты взял? — удивился Андрей.

Серёжа молча кивнул на ровный гул мотора.

— А-а, это Маша ковры пылесосит.

Наконец упрямая задачка перебралась в Серёжину тетрадь. Мальчик полюбовался ею и сказал:

— Всё! С математикой покончено. Можно и во двор идти.

— Сейчас пообедаем и пойдём, — отозвался Андрей. — Маша! Обед готов?

В кухне на плите что-то аппетитно скворчало, а восхитительный аромат яичницы с ветчиной осторожно пробирался в комнату.

Серёжа присел рядом с Андреем на диван:

— Как думаешь, далеко ей ещё до человека?

— Спрашиваешь! Конечно! Ей сначала школу окончить надо, потом институт…

Тут в комнату заглянула девочка. Она расправила оборки розового платья и сказала:

— Мальчики, мойте руки. Обед готов! — И розовый бант на её голове кивнул, приглашая к обеду.

Серёжа глядел во все глаза на девочку. Он толкнул Андрея локтем в бок и спросил:

— Кто это?

— Я Маша, — улыбнулась девочка.

Серёжа долго непонимающе смотрел на неё, а потом вдруг засмеялся и сказал:

— Разыграли вы меня классно! Я и правда поверил, что обезьяна может стирать, готовить, задачки решать. — И он повернулся к Андрею.

Улыбка так и застыла на его лице. На диване в Андрюшиных джинсах и футболке, закинув ногу на ногу, лежал шимпанзе.

— А это кто? — испугался Серёжа.

— Андрей, — ответила Маша и пояснила: — Я — Маша, а он — Андрей.

Серёжа посмотрел на девочку, потом на шимпанзе, снова на девочку и опять на шимпанзе.

— Эксперимент удался! — наконец выдохнул он и опрометью бросился вон из квартиры.

— Куда ты? — удивилась Маша.

— Полы мыть! Ковры пылесосить! Бельё стирать! И задачки!.. Задачки я сам решать буду! — выкрикнул он и… проснулся.

«Вот так сон! — подумал Серёжа. — А во всём задачка виновата! — И он погрозил ей кулаком. — Пойду к Андрею».

Серёжа захлопнул тетрадь, встал. Неожиданно его глаза встретились с глазами… шимпанзе. На ярком, красочном плакате, что висел над письменным столом, она рекламировала новый суперпылесос. Серёжа сел на стул, тихо вздохнул и снова открыл тетрадь.

Записка

Во время урока от парты к парте путешествовала записка. Две пары мальчишечьих глаз внимательно следили за ней.

— Зря ты не подписываешься, — прошептал Карпухин Марочкину. — Так она никогда не догадается от кого.

— Ничего, поймёт, — отмахнулся Марочкин. — Когда она оборачивается, я смотрю на неё ОСОБЕННЫМ взглядом, — и он показал, как это делает.

От такого взгляда и без того взъерошенные волосы Карпухина встали дыбом.

— Я бы не понял, — честно признался он.

Конечно, Марочкину хотелось поставить подпись в записке, но он опасался, что она попадёт в руки учительнице или, что ещё хуже, кто-нибудь из одноклассников не вытерпит и прочтёт. Его же засмеют!

Вот Карпухин — другое дело. Карпухин — ДРУГ! Он хоть и презирает девчонок, но потешаться над Марочкиным не станет.

Наконец записка добралась до адресата. Миронова, украдкой поглядывая на учительницу, быстро развернула её.

— Ну что там? — сгорая от любопытства, спросила подружку Любочка, стараясь заглянуть через плечо. И две косички её приподнялись.

— Опять то же самое, — кисло ответила Миронова.

Под пронзённым стрелой сердцем красным фло-мастером горели слова: «Я тебя люблю! А ты?»

Девочки, не сговариваясь, обернулись. Марочкин смотрел на них своим ОСОБЕННЫМ взглядом.

Карпухин вдруг почувствовал, что глаза его сами собой вытаращиваются и, как у Марочкина, лезут на лоб. И ничего с этим нельзя поделать.

Три дня назад, когда Миронова получила первую записку, Любочка сказала:

— Счастливая ты, Миронова! Не каждой девочке в пятом классе в любви объясняются.

А сейчас, когда пришла десятая, она сделала вывод:

— Чёрствая ты, Миронова! После такого количества признаний и я бы полюбила.

— Но я не знаю, кто их пишет, — оправдывалась Миронова.

— А чего тут знать? — кивнула на два ОСОБЕННЫХ взгляда Любочка. — Это или Карпухин, или Марочкин! Разве ты не видишь, как они на тебя смотрят?

Миронова задумалась, а потом робко сказала:

— И я полюбила!

— Кого? — вздрогнула Любочка.

— Ну… того… кто писал, — замялась Миронова.

— Тогда напиши ему об этом! — потребовала Любочка.

А у доски учительница продолжала объяснять новый материал.

Миронова старательно корпела над запиской.

— Подпись ставить? — спросила она.

— Зачем? Он и так догадается.

Миронова сложила исписанный листок и застыла в нерешительности.

— Ну что же ты? — поторопила Любочка. — Надписывай и посылай.

— Кому? — вымученно спросила Миронова.

Любочка вдруг выхватила записку, быстро что-то на ней нацарапала и послала по рядам.

На парту друзей легла долгожданная бумажка. Карпухин пододвинул её Марочкину:

— Читай.

Марочкин дёрнул плечом:

— Тебе прислали, ты и читай.

Карпухин, сопя, развернул записку. Под кружевным сердечком робко сообщалось: «И я тебя тоже». Он долго, не понимая, смотрел на фразу. Затем огляделся. Взгляд Марочкина был устремлён в бесконечность, Миронова красная от смущения уставилась в парту.

Зато Любочка сияла ОСОБЕННЫМ нежным взглядом.

Карпухин ещё раз перечитал записку. Что-то шевельнулось в его душе. Он вытаращился на Любочку и, сам того не ожидая, вдруг одними губами прошептал: «И я тебя тоже…»

Джинн and Тоник

Сегодня Серёжа опять схлопотал в школе двойку. А это значило, что вечером его ждёт неприятный разговор с родителями.

И теперь он понуро брёл домой по пустынной улице, сердито поддавая ногой мелкие камешки. Вдруг на его пути оказалась жестяная синяя банка с английской надписью «GIN & TONIC».

Серёжа, не раздумывая, что есть силы ударил по ней ногой.

Банка неожиданно оказалась полной. Она взмыла вверх, легко преодолевая сопротивление воздуха, описала красивую дугу и прямёхонько угодила в фонарный столб.

От удара металлическая затычка вылетела, и из банки повалил густой дым.

«Бомба!» — испугался Серёжа и отбежал на несколько шагов в сторону. Он присел на корточки, прикрыл голову руками, ожидая, что вот-вот рванёт. Сто раз предупреждали его мама с бабушкой ничего на улице не трогать! А он…

Между тем дым из банки валить перестал. Он застыл на месте и постепенно материализовался в Джинна. Что это джинн, Серёжа догадался сразу. Недаром его любимой книжкой был «Старик Хоттабыч».

Джинн покачался немного в воздухе, а потом сказал:

— Приказывай, мой повелитель!

Серёжа ничуть не растерялся. В джиннов он верил всегда. И знал, что ему когда-нибудь повезёт с одним из них повстречаться. Поэтому он по-хозяйски оглядел Джинна и спросил:

— А что ты можешь?

— Всё! — заверил Джинн.

— А роликовые коньки достать можешь? — выдал свою заветную мечту Серёжа.

— Могу!

— Ладно, не надо. Мне родители и так купят, — решил Серёжа, лихорадочно соображая, что бы такое попросить, что обычным путём получить невозможно. — А уроки за меня сделать можешь?

— Раз плюнуть! — И Джинн плюнул на асфальт, демонстрируя несерьёзность просьбы.

— Здорово! — похвалил Серёжа. — Но этим мы после займёмся. А двойку по математике исправить слабо?

— Да, запросто! — лениво отмахнулся Джинн и зевнул.

Серёжа моментально выхватил из рюкзака дневник и раскрыл на странице со свеженькой двойкой.

— А ну-ка!

Прямо на глазах жирная двойка превратилась в ещё более жирную пятёрку.

— Порядок! — подскочил от радости Серёжа. Сунул дневник в рюкзак, подобрал банку с английской надписью «GIN & TONIC» и скомандовал:

— Полезай!

Джинн нехотя втянулся в жестянку, и Серёжа весело побежал домой.

Дверь ему открыла бабушка.

— Пришёл? Как дела в школе? — с порога спросила она.

Серёжа, распираемый гордостью, протянул ей дневник.

— Вот!

Бабушка вытерла о фартук и без того чистые руки и с благоговением открыла дневник.

— Что? Что это? Опять?! — схватилась она за сердце.

Серёжа глянул в дневник и к своему ужасу обнаружил в нём вместо пятёрки всё ту же двойку.

— Это… Это… — начал мямлить он. — Бабушка, я… я… честное слово, исправлю! Не говори только папе с мамой, пожалуйста. Хочешь, я сам уберу свою комнату. Всё-всё на места расставлю.

Бабушка сердито поджала губы и молча удалилась в кухню.

Серёжа ворвался в свою комнату, плотно прикрыл дверь и достал из рюкзака синюю металлическую банку.

— Эй, Джинн! — позвал он.

Джинн не замедлил появиться.

— Приказывай, мой повелитель, — сказал он.

— Ты что наделал?! — возмутился мальчик.

— Это не я! Это Тоник. Он всегда всё делает наоборот.

— Какой ещё Тоник? — не понял Серёжа.

Джинн кивнул на банку.

Серёжа повертел её, остановился глазами на надписи и вслух прочитал:

— Джин энд тоник…

— Ну, — кивнул Джинн. — Я ж говорю, нас двое.

— А где он? Где Тоник? — заволновался Серёжа.

— Где ж ему быть? В банке, конечно.

Серёжа встряхнул как следует жестянку. Из неё послышался недовольный голос:

— Чего надо?

— А ну вылезай! — потребовал Серёжа.

— Не вылезу! — отказался Тоник.

— Как это не вылезу? — опешил Серёжа и сильнее затряс банку. — Вылезай, тебе говорят!

— Ещё чего! — сообщил Тоник.

— Ах, так! — разозлился Серёжа и бросил банку на пол. Он стал топтать её ногами, приговаривая: — Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе!

А Тоник вторил ему:

— Не вылезу! Не вылезу! Не вылезу!

Джинн наблюдал молча, болезненно морщился, хватался руками за скулы, словно у него ныли зубы, и недовольно качал головой.

Стены комнаты дрожали, с полок на пол сыпались книги, опрокидывались стулья. Грохот стоял как во время грозы. Но Серёжа в азарте ничего не замечал. Пока не сорвалась со шкафа и не разбилась нарядная фарфоровая вазочка. Бабушкина. Любимая.

Серёжа наконец остановился. Огляделся и пришёл в бешенство. Он схватил злополучную банку и вышвырнул подальше в окно.

— Ну и убирайся! — крикнул на прощание Тонику.

Следом за банкой в окно медленно просочился Джинн.

— А ты куда? — растерялся Серёжа.

— Я — раб этой банки, — пожал плечами Джинн и скрылся за ближайшими деревьями.

На шум прибежала бабушка. Она изумлённо посмотрела на разбросанные вещи и накинулась на внука:

— Ничего себе уборочка! Что это ты вытворяешь?

— Это не я! — оправдывался Серёжа. — Это Тоник!

Бабушка разгневалась:

— Я тебе покажу — тоник! Вот придут родители, я им всё расскажу! А про двойку — в первую очередь!

Серёжа вздохнул и посмотрел под ноги. На полу валялась любимая книжка «Старик Хоттабыч». С раскрытой страницы лукаво подмигивал джинн.

Не хочу учиться — хочу жениться

Пете Бычкову очень нравилась Светка Султанова. Часто по утрам он подкарауливал её возле дома и молча, на почтительном расстоянии провожал до школы. Не приближался и не разговаривал, потому что стеснялся.

Сегодня он, как обычно, притаился в кустах сирени возле Светкиного дома. Солнечное утро, благоухание цветущих веток настроили Бычкова совсем уж на лирический лад. И он незаметно погрузился в свои мысли.

Из подъезда вышла Султанова и прямёхонько направилась к Пете. Мальчишечье сердце так и заколотилось.

— Привет, Бычков! — кокетливо склонила голову на бок Султанова. — Хочешь понести? — и протянула Пете разноцветный рюкзак.

Бычков радостно подхватил его. Душа ликовала. Он так долго ждал этого момента. И вот свершилось. Хотелось петь, скакать, а главное — сделать что-нибудь для Султановой приятное. Ведь она не откажется принять в подарок — Петя огляделся вокруг — вот хотя бы эту душистую ветку сирени.

Бычков только протянул руку, чтобы сорвать тяжёлую фиолетовую гроздь, как услышал голос:

— Не губи меня.

Он посмотрел по сторонам, впереди маячила спина Султановой и больше — никого.

Петя притронулся к ветке и снова услышал:

— Не ломай меня. Я исполню любое твоё желание. Хочешь, отличником сделаю?

Бычков зажмурился, а когда открыл глаза, упёрся взглядом в спину Султановой и решился:

— Не хочу учиться! Хочу жениться! — И выпустил ветку из рук.

Дальше для Бычкова всё происходило словно во сне. Вот он и Султанова в свадебных нарядах стоят перед директором школы Ириной Геннадьевной. Она зачитала им торжественную бумагу, и грянул марш Мендельсона. Вот жених и невеста поздравили друг друга пожатием рук, а Ирина Геннадьевна обняла своих учеников и подтолкнула к выходу из кабинета.

В квартире Султановых Светка сразу же устроилась на диване с красочным журналом мод. Бычков последовал её примеру: взял с полки «Фантастику» и скромно присел с краю.

Реакция Султановой последовала мгновенно:

— Чего расселся? Ступай на кухню готовить обед!

Пока Бычков чистил морковь, шинковал капусту и жарил мясо, Султанова, красила губы, подводила глаза, накладывала румяна — всё, как ей советовали в модном журнале.

Потом она пришла на кухню и спросила:

— Ну что, готово? — и захрустела сочной морковкой.

После обеда Бычков снова было устроился с книжкой, но Султанова сдвинула брови:

— А посуду кто мыть будет?

Пока Султанова играла с Барби, Бычков успел даже отдраить плиту.

Он устало вздохнул и довольный улыбнулся: вот теперь можно передохнуть и почитать любимую «Фантастику».

— А ну марш бельё стирать! — прогнала его Султанова.

И Петя покорно поплёлся в ванную, а Светка включила телевизор.

Когда глубокой ночью мокрый, измотанный Бычков на четвереньках выбрался из ванной, Султанова уже сладко спала. Бычков нашарил в прихожей карманный фонарик и выбежал во двор.

Он обыскал кусты сирени, но так и не нашёл давешней ветки. От отчаяния он стал обламывать подряд все цветущие гроздья, приговаривая:

— Вот тебе! Вот тебе!

Неожиданно сверкнула молния, раздался оглушительный гром и грозный голос произнёс:

— Напрасно ты меня загубил! Теперь твоё желание обратится в НИЧТО!

Новая вспышка молнии ослепила Бычкова. От страха он зажмурился.

Когда Петя очнулся от страшных мыслей, он открыл глаза и встряхнул головой. Надо так крепко задуматься! Чуть в школу не опоздал! А тут как раз из подъезда выходит Султанова и прямёхонько направляется к нему.

— Привет, Бычков! — она кокетливо склонила голову на бок. — Хочешь понести? — и протянула ему свой разноцветный рюкзак.

Петя спрятал руки за спину.

— Ты чего? — удивилась Султанова.

Бычков попятился:

— У тебя, Султанова, одни глупости на уме, а мне учиться надо!

И он, не оглядываясь, поспешил к школе.

С днём рождения!

Утром впечатлительную Фокину потряс Верочкин праздничный вид. Одноклассницы окружили Верочку, и добрая Фокина ласково спросила:

— Чего вырядилась?

Верочка смутилась:

— У меня, девочки, сегодня день рождения.

Все наперебой стали поздравлять её. Только отзывчивая Фокина и толстушка Кучкина не приняли участия в общем оживлении.

Не спеша, вразвалочку к одноклассницам подошёл гроза школы Орлов. Нарочито грубо позвал:

— Вер, поди на минутку.

Девочки замерли в трепетном ожидании. Верочка оглянулась на них и покорно поплелась за Орловым.

Фокинская шея мгновенно устремилась вослед.

— Куда это он её? — задала вопрос любознательная обладательница длинной шеи.

У колонны Орлов и Верочка остановились. Орлов вынул из брючного кармана шоколадный батончик и протянул Верочке.

— С днём рождения, Вер!

Он наклонился, быстро чмокнул Верочку в щёку и кинулся прочь, в бурлящую перемену.

Шея наблюдательной Фокиной нехотя вернулась на место. А сама смышлёная Фокина еле дождалась Верочкиного возвращения и, глядя на шоколадный батончик, громко сказала:

— Это он ей за поцелуй подарил.

— Неправда! — оскорбилась Верочка.

Последние слова толстушка Кучкина уже не услышала. Взгляд её был обращён в противоположную сторону. Там, возле стены, маленький Лагутин достал из портфеля бутерброд, нежно посмотрел на него, поправил сползший на сторону кусочек колбасы и приготовился есть. Кучкина неровной грозовой тучей двинулась на него.

— Лагутин, поцелуй меня! — прогремел над головой мальчишки раскатистый кучкинский бас. — Разрешаю.

От страха маленький Лагутин вжался в стену и высоко поднял бутерброд над головой.

Кучкина подошла вплотную. Правой рукой взяла Лагутина за шею и прижалась щекой к его губам. Левой — выхватила бутерброд.

— За поцелуй, — пояснила она.

Маленький Лагутин не смел пошевелиться. Он видел, как уходила Кучкина, унося заветный бутерброд.

Кучкина вернулась к девочкам. Те молчали. Даже находчивая Фокина не нашла, что сказать.

Это было вторым самым сильным потрясением за сегодняшний день. И возвышенная Фокина стойко вынесла его с раскрытым от удивления ртом.

«Крыша»

Лагутин был самым маленьким и худым в классе. Его каждый обидеть мог. А после того, как могучая Кучкина отобрала у него бутерброд, он и вовсе столкнулся, как оказалось, с неразрешимой проблемой.

Дело в том, что толстушке Кучкиной понравилось лакомиться лагутинскими завтраками. Она подкарауливала его на переменах и забирала бутерброды себе.

Нельзя сказать, что Лагутин не пытался с этим бороться. Поначалу он прятался в раздевалке или в спортзале и тайком наскоро перекусывал. Но Кучкина выслеживала его, а после и вовсе стала на уроках показывать из-под парты кулак, так что бедному Лагутину ничего не оставалось, как добровольно расставаться с завтраками.

Как только Кучкина получала желаемое, она тут же теряла интерес к его хозяину.

Каждое утро Лагутин с тоской наблюдал, как мама искусно нарезает хлеб, колбасу, сыр и ловко пакует всё это в фольгу. Он ломал голову над тем, как прекратить безобразие и избавиться от прожорливой одноклассницы.

Однажды, после того как заветный серебристый свёрток перекочевал в полные кучкинские руки, к Лагутину подошёл крепыш Пузырёв.

— Чего сам не ешь? Не хочется? — безразлично спросил он.

— Ещё как хочется! — возразил Лагутин. — Только она всё требует и требует, — пожаловался он.

— Так это же рэкет! — неизвестно чему обрадовался упитанный Пузырёв.

— Рэкет, — вздохнув, согласился Лагутин. — И ничего с этим нельзя поделать.

— Как нельзя? — удивился Пузырёв. — Так не бывает.

Он посмотрел на уплетающую бутерброды Кучкину, и у него возникла идея.

— Не боись, что-нибудь придумаем, — пообещал маленькому Лагутину Пузырёв.

— Что? — с надеждой спросил тот.

— А вот что. Приноси завтра бутерброд. Только побольше.

На другой день Кучкина по обыкновению подошла к Лагутину. А тот на сей раз и не прятался.

— Давай, — потребовала она и протянула руку за серебристым свёртком.

Но свёрток вдруг перехватил Пузырёв.

— Знаешь, Кучкина, как это называется? — прищурясь, спросил он.

— Как? — растерялась толстушка. А смутил её не столько вопрос, сколько то, что заветный завтрак очутился в посторонних руках.

— Называется это, Кучкина, рэкет! И я намерен его прекратить, — разворачивая фольгу, сказал упитанный Пузырёв. — Дело в том, Кучкина, что я — «крыша»! «Крыша» Лагутина. Подтверди! — велел он, откусывая от бутерброда приличный кусок.

Лагутин кивнул.

— А это, Кучкина, значит, что он под моей защитой, — сурово продолжил Пузырёв, не забывая набивать рот. — Это ясно?

Толстушка окинула взглядом крепыша, прикинула, что он, пожалуй, поупитанней её будет, пробурчала что-то невнятное и укатилась восвояси.

— Ура! — обрадовался Лагутин и даже подпрыгнул.

— Нет проблем, приятель! — улыбнулся Пузырёв. — Теперь ты будешь отдавать бутерброды мне! А если возникнут какие трудности — обращайся. Помогу. Ведь я — твоя «крыша»!

Конец ознакомительного фрагмента.