Заклинание оборотня. Рассказы

Виктор Балдоржиев

Произведения охватывают разные исторические периоды и судьбы людей Байкальского региона. Отдельным разделом публикуются 3 рассказа из жизни в мастерских художников.

© Виктор Балдоржиев, 2018

ISBN 978-5-4493-0152-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЗАКЛИНАНИЕ ОБОРОТНЯ

Лейтенант Иван Черкасов прошел через всю войну, видел много смертей, не любил писателей и военных песен. С русокосой женой Наташей и изумрудным немецким аккордеоном он пересек в эшелоне просторы страны, прибыл в кузове полуторки на маленькую заставу у монгольской границы, поселился в угловой комнате бревенчатой казармы и за восемь лет дослужился до капитана. Вокруг была степь, степь и степь, куда из красноярских лагерей возвращались уцелевшие ламы.

Ветер гнал золотистые ковыльные волны и развевал черный чуб смуглолицего капитана, который в голубой майке сидел на ступеньке крыльца казармы и, перебирая перламутровые клавиши аккордеона, напевал в тоскливой тишине:

На зеленом лугу мы сидели,

Целовала Наташа меня…

На загорелых и мускулистых плечах розовели зажившие рубцы, а в глубине черных глаз плескалась печаль. Солдаты любили капитана, капитан любил свою жену Наташу, которая еще совсем недавно выходила из комнаты в легком белом платье и носила в блестящем ведре воду из колодца. Но она недавно умерла.

Беда пришла неожиданно. Черкасов охотился вместе со своим другом, деревенским учителем-бурятом Азаровым. Учитель играл вечерами на скрипке, а очарованный капитан слушал удивительную музыку, рассказывающую о степи. На тарахтящем мотоцикле учителя они мчались в клубящейся пыли мимо стремительного стада дзеренов, и Черкасов, белозубо смеясь и не целясь, стрелял в мечущееся живое месиво. Он убил трех маток и вернулся с Азаровым на заставу лунной ночью, чтобы отправить на телеге наряд за добычей. На крыльце штаба заставы вспыхивали красные огоньки цигарок. Охотников встретили испуганные и бледные лица солдат. В окне комнаты капитана мерцал желтый свет керосиновой лампы и металась тень в пилотке, видимо, дневального…

— Наталья Павловна умирает! — дрожащим шепотом сообщил высокий и худой Гайнутдинов, старшина заставы.

— Боря, в больницу! — крикнул ошалевший Черкасов, лихорадочно открывая дверь казармы.

Мотоцикл взревел и подпрыгнул. Рассекая белым лучом ночь, Азаров помчался по влажным травам в районный центр… Уставший, он вернулся утром с молоденьким доктором. Закрыв лицо ладонями, оцепеневший Черкасов сидел на табурете и даже не повернулся на стук двери. Наташа умерла.

— Сердце, — глухо сказал доктор Азарову, садясь на высокое заднее сиденье зеленого мотоцикла.

После похорон жизнь на заставе замерла. Черкасов окаменел и онемел. Белый сгусток солнца плавился в знойном небе и опалял высокие тополя вокруг штаба и казармы, шифер и побелевшие гимнастерки солдат. Воздух струился. Только над сухими травами иногда взмывали жирные желтоватые тарбаганы и, лениво пересвистываясь, удивленно всматривались в даль, где в знойном мареве бледно голубела и подрагивала монгольская степь.

Только через месяц Черкасов услышал скрипку Азарова. Тогда он снова тронул клавиши аккордеона и вспомнил забытую мелодию, смеющееся лицо жены, но от этого тоска не таяла, а становилась острее.

Ночью капитан проснулся от торопливого и знакомого стука каблуков. Шла жена. Обрадованный, он проснулся и сел на кровать, собираясь закурить. Но рука его вдруг замерла над коробком спичек. Наташа умерла, ее нет! Шаги приближались. В каптерке испуганно вскрикнул Гайнутдинов, тоненько и плаксиво заверещал кто-то из солдат. Неожиданно в комнате запахло плесенью и стало холодно. А неистовая луна заливала смятую постель капитана брызжущим и зеленоватым сиянием. Черкасов сходил с ума.

Заскрипела и медленно открылась дверь. Капитан отшатнулся к стене и вскрикнул: в проеме двери, в белом платье, стояла Наташа с ниспадавшей на грудь распущенной косой. Но знакомое лицо было чужим и мертвым. Она долго смотрела на обезумевшего мужа, потом медленно пошла по холодному полу длинной и узкой казармы мимо оцепеневших солдат, стоявших у своих кроватей в белых рубахах и кальсонах. Тягуче открылась дверь, белое платье выплыло в ночь и растворилось в лунном сиянии.

— Товарищ капитан, товарищ капитан, — испуганно зашептал очнувшийся Гайнутдинов, — это была ведьма… ведьма… Татары знают ведьму… Надо к бурятам ехать, это их земля, они тоже знают ведьму…

Постаревший Черкасов нетвердыми шагами вышел из комнаты к солдатам.

В черные волосы смуглого капитана вплелась седина. Застава потеряла покой. Знакомая и чужая Наташа в белом платье приходила в казарму каждую ночь и исчезала с рассветом. А однажды старшина Гайнутдинов сказал капитану, что слышал как она перебирает бумаги в канцелярии штаба.

Рано утром, оседлав высокого вороного, Черкасов отправился в деревеньку, избы которой были рассыпаны по берегу маленькой речки. Высоко вскидывая голову, вороной шел резвой рысью. Из труб серых юрт в небо поднимался дымок, лениво тявкали лохматые чабанские собаки, у подножий сопок паслись овцы и жирные дрофы, а в болотистых низинах поднимали из высокой травы остроклювые головы цапли. Плавно и грузно пролетали над всадником журавли. Черкасов повеселел и вспоминал свое детство в донской степи, цыгановатые лица родных и знакомых людей.

Во всех юртах и в деревеньке уже знали, что по ночам на заставу приходит умершая жена капитана, которая при жизни была как белый цветок в зеленой степи.

— Ваня, это не твоя Наташа, это — оборотень! — сказал, сверкнув глазами, скуластый Азаров.

Его жена, веселая и черноглазая Дулма, испуганно вскрикнула и уставилась на поседевшего Черкасова, который выжидательно смотрел на Азарова. Капитан не верил ни в бога, ни в черта.

— Надо ехать к заклинателю, мы его называем жодчи, — продолжал уже спокойнее учитель, пододвигая другу зеленую кружку с крепким и забеленным чаем. — Сейчас много лам освободили из лагерей. Жди, вечером я привезу на заставу Гылыг-ламу, он — заклинатель.

— Боря, а этот… лама убьет… оборотня? — неуверенно спросил Черкасов осипшим голосом.

— Не убьет, а только прогонит, — невозмутимо ответил учитель.

— Он наш друг и очень хороший человек, — добавила Дулма, ловко разделывая маленьким ножом жирную тушку тарбагана. Черкасов часто приезжал к учителю и был в этом доме своим человеком. Наташа дружила с Дулмой и тоже ела тарбаганье мясо. Они привыкли к степи и знали, что мясо и жир тарбагана очень полезны для здоровья. Коммунист Черкасов искренне дружил с охотником — учителем, который часто приезжал на заставу и играл на своей знаменитой скрипке. Но раньше капитан ни за что бы не поверил, что Азаров верит в оборотней, ведьм и знается с ламами.

Пылающий розовый круг солнца повис над дальней сопкой, от тополей легли длинные тени, и степь розово заголубела, когда Черкасов услышал далекое тарахтенье и увидел показавшийся в степи мотоцикл с двумя седоками. Что-то громко и весело крикнул Гайнутдинов, засуетились солдаты и понесли из столовой в казарму коротконогий столик, который надо было поставить для заклинателя.

Лама был лыс, мускулист и одет в русскую одежду. У него была овальная голова с выпуклым теменем и приятное светлое лицо. Живые и черные глаза разом охватывали и степь, и заставу, и людей. Азаров нес за ним желтый кожаный чемодан.

Заложив руки за спину и чуть сутулясь, лама ходил из угла в угол казармы и раздумывал. Черкасов вдруг отметил про себя, что так ходят заключенные и солдаты из штрафного батальона.

— Гылыг-лама пятнадцать лет жил в красноярских лагерях и вернулся в степь, — негромко рассказывал Азаров, когда капитан вышел на крыльцо казармы. — Помнишь, Ваня, у меня был гнойный нарыв ниже колена? Гылыг-лама нашел в степи белый камешек и обвел им вокруг нарыва. А ночью весь гной и вытек.

Видимо, учитель уважал ламу и радовался его освобождению и появлению в степи. Черкасов наклонился к нему и спросил:

— Твой друг — лама может уничтожить привидение?

— Человек напрасно думает, что может убить то, что не им создано. У всякого создания есть свой творец. Мы не можем уничтожить то, что существует. Но мы вполне можем договориться с ним или запретить ему мешать людям, — вдруг на чистом русском языке сказал лама, выходя из казармы.

— Мне кажется, что в монгольском языке нет слова — лечить, — добавил Азаров, — вместо этого мы говорим — заклинать.

В сумерках лама с Гайнутдиновым возжег благовония. Сизый слоистый дым и ароматные запахи трав поплыли по казарме. Солдаты повеселели и столпились у дверей каптерки, где жил старшина. Черкасов с Азаровым остались в комнате капитана. Лама открыл желтый чемодан и облачился в диковинную красно-желтую одежду, с прицепленными бубенчиками и развевающимися кистями. Потом он быстро нахлобучил на голову высокую и круто изогнутую желтую шапку, с ниспадавшей на лицо черной шерстяной накидкой. На столике, поставленном у самого входа, заклинатель разложил много вещей: продолговатую книгу, обернутую красным шелком, два больших бубна, огромную белую раковину, короткую трубчатую кость с прорезями и бронзовый колокольчик.

— Лампу зажигать не надо, — глухо сказал он из-под накидки, повернувшись к старшине и признавая в нем сообщника.

Ночь выдалась безлунной и темной. Липкий страх снова стал вползать в казарму. Но вдруг послышался громкий и утробный голос ламы, потом несколько раз прогремели бубны, тонко зазвенел колокольчик, и вдруг призывно зарокотала раковина. Черкасов вздрогнул и перед его глазами возник берег Балтийского моря: соленые, пенные волны с шумом набегали на песок и раскачивали трупы немецких солдат, женщин и детей… Вдруг на капитана навалилась тяжелая дрема, но громкие и грозные выкрики ламы не прекращались. Черкасов потерял счет времени. Очнувшись на мгновенье, он вдруг услышал знакомый и страшный скрип двери. Кто-то пытался открыть снаружи дверь и не мог. Смутный и грузный контур ламы высоко подпрыгивал перед дверью, звенели бубенчики на одежде. Лама размахивал руками и что-то страшно выкрикивал в экстазе, чувствовалось, что он изнемогает, а дверь вот-вот распахнется. Вдруг тонко и пронзительно остро завыла костяная труба, скрип прекратился, и дверь захлопнулась.

Черкасов провалился в сон… Русокосая и веселая Наташа бежала по зеленому лугу, потом капитан увидел себя с винтовкой в руке и высоко прыгнувшую в смертельном полете матку дзерена. Поседевший капитан плакал и смеялся во сне.

Утром разбудил его Азаров, и он услышал веселый смех старшины Гайнутдинова. Капитан сразу подумал, что пора отправлять на границу наряд и вышел из комнаты. Солнечные лучи окрасили в теплый бронзовый цвет стены и крыльцо казармы. Под стрехой крыши красногрудые ласточки, вцепившись коготками в края ажурных глиняных гнезд, весело переговаривались и кормили птенцов. Гылыг-лама в русской одежде стоял под тополями и оживленно разговаривал с солдатами. Капитан снова почувствовал волнующие и призывные запахи утренней степи и услышал курлыканье журавлей…

Через три дня после заклинания оборотня Черкасов выехал на охоту с Азаровым. Тарахтел по зеленой степи мотоцикл, взмывали над травами тарбаганы, из-за спин охотников выглядывали поблескивающие стволы винтовок. Обогнув пологую сопку, друзья увидели летящее по заголубевшей полуденной степи стадо дзеренов. Мотоцикл резко остановился, Азаров с Черкасовым спрыгнули на землю.

— Достану! — азартно крикнул Азаров и вскинул увесистую винтовку. Но поседевший капитан вдруг тоскливо и умоляюще прошептал:

— Не надо, Боря, не стреляй…

6 июня 1999 года. г. Чита.