Донские просторы

Виктор Алексеевич Серов

«Донские просторы» – сборник стихов авторов, уже знакомых по публикациям в СМИ и в коллективных альманахах, но в сборнике есть и авторы, чьи стихи публикуются впервые.Это второй сборник от авторов Петропавловского и Богучарского районов Воронежской области. Первый, под названием «Когда в ладу и с рифмой, и с душой…» был издан год назад.Всю информацию об авторах можно найти в сети интернет.

Алексей Колесников

г. Богучар

Шолоховская весна

К Дону Тихому, к глыбе гранита безликого,

Привела от усадьбы к обрыву прямая аллея.

У могилы писателя и гражданина великого,

Погрустив, постоял я, от солнца весеннего млея.

Над рекою спокойной сегодня ни всплеска, ни шороха,

Где-то рядом на ветках заливисто пел соловей,

Молчаливый гранит со скупою насечкою — «Шолохов»,

Навсегда, на века заменил для него мавзолей.

Завершая свой жизненный путь, убеленный сединами,

Он почти ежедневно на этом обрыве бывал,

На скамейке часами сидел он у Дона любимого,

О казачестве вольном, его возрожденье мечтал.

В казаке тяга к воле, свободе — особое качество,

Уничтожить его не сумел ни один лиходей,

Возродилось, как Феникс из пепла, донское казачество

И в станицах не редкость увидеть в лампасах детей.

А весною съезжаются люди на песни застольные,

Почитая живущих и помня о тех, кто ушел,

У станицы встречают гостей казаки хлебосольные

И, как символ их воли, парит над степями орел.

Еще раз о Богучаре

Лишь ленивый о нем ничего не писал,

Видно нет исключений из правил.

Если кто-то в районку строкой не попал,

Все равно закорючку оставил.

Каждый первый легенду под стих подогнал

Про Петра и пролитую чарку,

Не подумав: раз он на Азов поспешал,

То зачем ему лезть в Богучарку.

Оппоненты твердят — полноводным Дон был,

Мог создать им проблемы большие,

И при ветре бывало он сильно штормил,

Но не лодки шли — шлюпы морские.

Популярность в легендах не стоит искать

Для себя и начальству в усладу —

Надо больше о людях живущих писать

И не ждать от имущих награду.

Можно много еще разных тем набросать,

Пролопатив историю дружно,

По следам потоптаться и все описать,

Но кому это все будет нужно?

Если всех сосчитать, кто по тракту скакал,

То получится — выше макушки,

Ведь на Юг мимо нас в те века проезжал

Граф Толстой, Грибоедов и Пушкин.

Три столетья стоит Богучар у реки,

Много вынес, но стал еще краше,

Им довольны не только одни земляки,

Но и гости столичные даже.

При Петре пусть заставою был он тогда,

Не уездным и не величавым,

Только место себе застолбил навсегда,

Называясь уже Богучаром.

Этот милый, зелёный, уютный, родной

Городок, что в степях затерялся,

Я с годами к нему прикипел всей душой

И теперь навсегда здесь остался.

Наперекор

Когда порой нет силы встать,

Просвета нет в конце пути,

Сильнее надо зубы сжать,

Подняться и вперед идти.

И пусть подписан приговор

Тот, что не смогут оправдать,

Опять, судьбе наперекор,

Встряхнуться надо и шагать.

А если дрогнешь на ходу,

Начнешь хандрить, себя жалеть,

Не сможешь пережить беду,

Тогда и настигает смерть.

С ней не сыграешь на бегах,

Где ставки принято менять,

Но если будешь на ногах,

То долго может не догнать.

Долгожданное счастье

Видно мало я в жизни у Бога просил:

Нет достатка большого, убого жильё,

Но ему благодарен — до внуков дожил,

Оказалось, что главное счастье моё.

В этих маленьких, нежных и хрупких руках,

Слабых, ласковых, милых, совсем неумелых.

В тех наивных, огромных озерах-глазах

И шагах — неуверенных, первых, несмелых.

Пусть знакомые — те, что побольше смогли,

Капитал сколотившие потом и кровью,

Отдыхать позволяют себе на Бали,

Ни на йоту не веря, что можно любовью

Заменить для себя сразу тысячи благ,

Отказавшись порою от сна и покоя,

И по жизни нести это счастье, как флаг,

Наконец-то пришедшее мне с сединою.

Кузнечики

Позакончив с женой перепалку,

Бросив напрочь дела и гармонь,

Устремился мужик на рыбалку,

Знать, пошла на верховье чехонь.

Мы, тогда босоногие дети,

Раньше всех умудрялись вставать

И спешили к реке на рассвете,

Чтобы лучшее место занять.

Отработав, мехдойка заглохла.

На луг в сумерках гонят коров.

Пока в пойме трава не просохла,

Начинали ловить кузнецов.

Вот уж солнце пригрело затылки —

По колено намокнув в росе,

С кузнецами в заткнутой бутылке

Устремлялись к песчаной косе.

И, забросив нехитрые снасти,

Собиралась в толпу детвора

Посудачить про разные страсти,

Обогревшись чуть-чуть у костра.

Вот, запахло печеной картошкой,

Подрумянился сала шматок,

Хлеб домашний доеден до крошки,

Выпит кваса последний глоток.

Пришло время вытаскивать снасти —

Заблестела чехонь серебром,

Мы сияем не меньше от счастья

И швыряемся мокрым песком.

И не зная тогда про усталость,

Лишь кряхтя, как туристы в горах,

Снасти, вещи и всё что поймалось,

Тащим к дому на детских плечах…

…Далеко уж не детские плечики,

Я седой и давно городской,

Но как тянет в луга, где кузнечики

Умываются утром росой.

Сонет

Я носил бы тебя на руках

И сдувал бы с тебя пылинки.

Я парил бы с тобой в небесах

И ловил все твои слезинки.

Посвящал бы тебе стихи,

Пел любовные только куплеты,

Отмолил все былые грехи

И не слушал чужие советы.

И, качаясь на облаках,

Говорил лишь хвалебные речи,

Все носил бы тебя на руках…

Вот была бы ты чуть полегче.

Тебе

Волос твоих упругий шёлк

Опять губами трогаю,

Слова, что много лет берёг,

Сказать сейчас попробую.

Ну, а зачем нужны слова,

Когда нужды нет объясниться,

Когда от счастья голова

И так уже давно кружится.

А снег дома припорошил,

Но до утра не долежался,

Тебя же он не пощадил

И в волосах твоих остался.

А знаешь, ведь тебе идут —

И эти на висках снежинки,

Что по весне не уплывут,

И мелкие у глаз морщинки.

И пусть утих объятий пыл,

И может чем обидел снова,

Но я всё время рядом был

И понимал все с полуслова.

Как жалко, что наш век так мал,

А счастье в нём — минуты эти, —

Прости, что так и не сказал,

Что нет тебя родней на свете.

Позови

Ты позови и я приду,

Что навсегда — не обещаю,

В который раз тебя прощаю

Себе на горе и беду.

Сомнения отброшу прочь —

Нёс долго тяжкое я бремя,

Приду к тебе в любое время —

И в утро раннее, и в ночь,

В окно тихонько постучу,

Хотя уверен — дверь открыта,

А что обида не забыта,

При встрече скромно промолчу.

Легко во гневе сделать шаг

И у порога не споткнуться —

Уйти, как будто сзади враг,

Бывает легче, чем вернуться.

Зароюсь в волосы твои,

Приму открытые объятья,

Любимый голос, шелест платья —

Меня ты только позови.

К 35 летию со дня смерти В. С. Высоцкого

Пылала жаром Олимпийская Москва,

И вроде были все дела не так уж плохи,

Как вдруг среди людей пошла молва —

Глашатай умер Брежневской эпохи!

Соседу горестную весть принёс сосед,

А у того был телефон — смог дозвониться.

Хотя в то время и не знали Интернет,

Но новость птицей разлетелась по столице.

Только молчали скромно СМИ, агентство ТАСС,

В эфире дикторы — не в траурном наряде,

И лишь застыл в строю усиленный спецназ

Вокруг Таганки, словно на параде.

Постановили на «верху» — не рисковать:

Перед «заморскими» не дай Бог облажаться,

И, чтобы массы как-то в рамках удержать,

По-человечески не дали попрощаться,

Да и признать его, для них было излишком.

В одном я твердо убежден, хоть не был там:

Под плач трибун не Олимпийский мишка —

Душа Высоцкого взмывала к небесам.