Яблоко от яблони

Виктор Александрович Подъельных

Мистика, фэнтези и реальность так тесно переплелись между собой, что порой сложно отличить одно от другого. А нужно ли это делать? Ведь главное – увидеть суть и подлинный смысл. И не менее важно – услышать зов души и голос сердца.

Лицензия

Он стоял в нескольких шагах, направив на меня ствол. Обычное ружьё «МР-18М-ЕМ» 16 калибра, однозарядное. Прикольная штука, у него даже гильза автоматически вылетает — щёлк! Для охоты не очень удобная вещь, а вот для… Стоп!

— Сань… ты чего?… Опусти ствол!

— А ты догадливый, братишка! Что, очко заиграло?

— Опусти ствол, идиот! — я закипаю, а это плохой признак, и Сашка это знает.

— А то что? — он насмешливо щурится, а у меня по спине пробегает неприятный холодок.

— Сань, ты остынь, — говорю спокойно, хотя внутри всё ходит ходуном, — давай поговорим сначала…

— Давай поговорим! Только не дёргайся, понял? — Сашка привычным движением откидывает чёлку со лба и смотрит на меня враждебно и недоверчиво.

— Сань, ну как же так? Мы только позавчера праздновали твою Днюху, помнишь? Это же я, Миша! Брат твой родной. Что с тобой?

— Ты чё, брат, за дебила меня держишь? — Сашка зло прищурился, и я снова ощутил холодок. — Зубы, сука, заговариваешь? Смотрю, настропалился в этом деле! Помню я Днюху и что брат ты мне — помню. А ещё я хорошо помню, как ты мне в детстве проходу не давал — кидал чем попало, бил, за дверь выставлял и держал в холодном коридоре по полчаса… А потом родителям жаловался, что я — зачинщик. Помнишь? Или забыл уже?

— Да мало ли что в детстве было… не убивать же за это!

— Отчего же? Если очень хочется… Ты думал, что я это так оставлю?! Всю жизнь меня чморишь, сука! Всё ревнуешь, бесишься. Тебя же не любят, придурка, а ты жалишься. Внимание стараешься привлечь. А нахрен ты никому не нужен, понял? Особенно мне!

Когда родился брат, внимание без остатка было направлено на него. Всем нравятся ангелочки с кудряшками, полными губками и пушистыми ресницами. Хочется потискать этого «золотого мальчика», сказать: «Утю-тю-тю-тю». Никто не обращал внимания на «буку», который делал вид, что играет, а сам страдал и неприязненно поглядывал в сторону «ангелочка». С тех пор, как он увидел свет, меня замечали лишь изредка. Только для того, чтобы узнать — сделаны ли уроки, сыт ли я, пришёл ли домой? Во всём остальном мне дали «вольную». Порой я радовался этому, убегая на целый день в лес с парой дворовых собак. Иногда я думал, что я — неродной, и было непонятно, зачем меня взяли из детского дома? Чтобы не обращать внимания? Может, это такая игра? Но я не хотел в неё играть! И тогда я доводил моего брата до слёз — ломал его игрушки и задирал исподтишка. Мне хотелось крикнуть во всё горло: «Я — есть! Посмотрите на меня! Вот же я, здесь!» Но всё было тщетно…

— Значит, ты всё это время копил ненависть ко мне? Ждал удобного случая?

— Ждал, когда исполнится двадцать лет, и получу лицензию. Одну лицензию.

Лицензия. Право на убийство. Когда государство приняло закон о лицензии, почти никто не роптал. Перед этим была сделана огромная работа: сотни тысяч агентов провели социальные опросы, телевидение и радио запускали специальные ролики с двадцать пятым кадром.. Откуда всё началось — никто не знает. На тот момент Земле грозило перенаселение, и, вероятно, какой-то придурок предложил свой вариант решения проблемы, а остальные — подхватили. С тех пор, когда человеку исполняется двадцать лет, к нему приходит агент. Я помню того, кто приходил ко мне — высокий, статный мужчина с бесцветным взглядом. Он позвонил в дверь, когда веселье было в самом разгаре, и задал единственный вопрос: «Сколько?». Можно было выбрать пятьдесят лицензий. Пятьдесят! И потом отстреливать этих мерзавцев, когда-то отравивших твою жизнь. Одного за другим! Был ещё вариант — взять безлимит и оторваться по полной. При этом было условие — в тридцать пять лет на тебя открывали охоту. Как на зайца или кабана. Интересная жизнь, полная приключений, правда?.. Вот и я не согласен. Месть — удел слабых и трусливых. До двадцати лет на меня было совершено три покушения. Первый раз — избили. Я просто не отдал кошелёк двум бугаям. А они навалились с обеих сторон, один держал руки, а второй — бил, стараясь не оставлять синяков, видно был профи в этом деле. Тогда меня спас прохожий, он чем-то их стукнул, кажется, железной арматурой. И сразу ушёл, я даже не успел его поблагодарить. Бугаи остались лежать на земле, они были без сознания, но живы. Когда я вернулся домой, то не увидел синяков на теле, хотя внутри всё болело. Поэтому ничего не стал рассказывать родителям и брату, всё равно не поверят.

Через год меня задела шальная пуля на охоте. Стали расследовать, но так и не нашли, кто стрелял. В тот день охотников было как грязи, первый день охоты всё-таки! Некоторые даже не охотились, а «жучили» водку, наслаждаясь природой и отсутствием сварливой жены под боком. Видно, кто-то из них и пальнул в мою сторону, приняв по пьяни за медведя. Помню белые стены больницы, тревожный взгляд медсестры, капельницу.. Потом уже рассказали, что я потерял много крови и нужен был донор. Нашли кого-то, правда, мне не сообщили. Врачебная тайна, видите ли!

Третье покушение было совсем пустяковое, даже и покушением не назовёшь. В лесу попал в медвежий капкан. За грибами ходил и не заметил, умеют же, шельмы, маскировать! Боль была дикая, сознание потерял, а когда очнулся — капкана не было. Кто-то снял и отбросил в сторону. Нога, правда, распухла, но я кое-как доковылял до дома. С тех пор я поверил в ангела-хранителя…

…Всё это промелькнуло у меня в голове в тот момент, когда агент терпеливо ждал ответа, переминаясь с ноги на ногу.

— Так сколько? — переспросил он, слегка нервничая, и достал чистый бланк.

Там в графе «количество лицензий» я поставил жирный ноль, а рядом подпись. Агент посмотрел насмешливо и убрал бланк во внутренний карман. Больше я его не видел.

…Сашка по-прежнему целился в меня из ружья. Руки у него слегка дрожали, но в целом он держался великолепно, я даже залюбовался им.

— Что лыбишься, урод? Вспомнил, как издевался надо мной?

— Саш, помнишь, я рассказывал тебе про ангела-хранителя?

— И что? А ты так и не догадался?!

— Как? — я слегка опешил, — это был…ты?

— Само собой, — Сашка ухмыльнулся, — я не мог допустить, чтобы ты погиб раньше, чем я получу лицензию. Сечешь?

Я был шокирован его признанием до такой степени, что не знал, что ответить. Просто молчал и смотрел на него. Передо мной стоял брат и больше всего на свете он хотел, чтобы я умер. Внезапно я увидел картинку — брату два месяца, я качаю его в коляске:

«Баю-бай, баю-бай, поди, Бука, на сарай,

На сарае тюкачи, Буке некуда легчи»

Пою ему колыбельную, а он смотрит на меня весёлыми глазёнками и нежно так улыбается.

Неожиданно на меня снизошло прозрение. Я понял, что любовь нельзя заслужить или получить в обмен на что-то. Она либо есть, либо нет. Жалость — это не любовь! Натягивая на себя жалость, как ватное одеяло, ты прячешься от любви. Всё это время я обвинял брата во всех бедах, а на самом деле — судил себя. Просто я сбился с пути, сделал неправильный выбор. Но можно всё исправить, пока не поздно. Можно исправить!

— Саша, — я посмотрел ему в глаза и заметил, как он слегка вздрогнул, — мне очень жаль, что я так себя вёл! Прости меня, брат! Дурак я, честное слово, придумал невесть что, и жизнь тебе портил. Прости, Сашка! Ведь я люб…

— Заткнись, сволочь! — закричал он испуганно и неожиданно для себя выстрелил.

Дальше всё было как в замедленной съёмке: громкий хлопок, вспышка и пуля, летящая в мою сторону. Ещё я отчётливо увидел на лице у Сашки слезинку. И маленького паука, который спускался откуда-то сверху на тоненькой паутинке. «Паук — значит весть получу, только от кого? И зачем мне эта весть?», — мелькнула мысль.

Вдруг кто-то толкнул меня со всей силы в плечо, и я упал. А когда поднялся, то увидел мёртвый взгляд своего соседа Костика. Когда-то в детстве я отобрал у него перочинный ножик, и с тех пор он смотрел на меня волком и никогда не здоровался. Ещё я вспомнил, что Костик был на несколько дней младше Сашки. И завтра ему бы исполнилось ровно двадцать лет.