Медвежья невеста

Виктория Миш, 2023

Иногда прийти в себя после развода можно только в Сибири.Снять на лето дом, начать приводить его в порядок и поставить на мужчинах крест.Вот только местные меня принимать не хотят: косо смотрят и гадости делают.Особенно сосед. Такой молодой, а уже маньяк с манией преследования!Куда не пойду, всюду или он, или дикие животные, или не менее дикие охотники....Казалось бы, причем тут белый медведь, истинные невесты и магический мир, не так ли?Вот и я думала, что ни при чем!

Глава 5

— Почему в ведьмином? — вид у парня был серьезный, — Это шутка такая? Ты решил меня напугать?

— Нет. Все знают, — буркнул Мирон и торопливо вышел на улицу.

— Эй, подожди! — мне показалось, что он сейчас испугается и уйдет. Единственный человек, который может помочь мне с колодцем! Нет, так просто я не сдамся, — Мирон, стой! Мне очень нужна твоя помощь!

Парень остановился у лавочки. Искоса поглядел:

— А ты не ведьма?

— Нет, что ты. Я в такое даже не верю!

Спрятав поварешку за спину, лучезарно улыбнулась. Придется поуговаривать, да надавить на жалость. Парень он с виду приличный, вежливый. Не то, что Медведев.

— Миронушка, ну не бросай девушку в беде, — мягко попеняла ему я, — Как тебе не стыдно? Я же ни за что не сдвину эту крышку. Она сто пудов весит. И умру от жажды. А смерть моя будет на твоей совести!

— Ну да… на моей! — парень глядел все еще недоверчиво, но глаза заблестели — поверил, что шучу и расслабился, — Ты одна приехала? Без родственников?

— Одна. В отпуск. Порисовать хотела на природе и отдохнуть.

— Художница, что ли? — в голосе Мирона послышалась теплота, — А рисуешь красиво? Я живопись люблю. Сам когда-то рисовал в школе.

Вот и общее хобби нашлось! Мысленно я потерла ладошки: всё, теперь он точно мой.

— Пойдем, покажу, — чувствуя себя самым коварным искусителем, я подошла к своей калитке и приоткрыла ее, — Даю честное слово, что лягушек не варю, корней мандрагоры не выращиваю, а в черепе настойку не держу. Я самый обычный человек, слабый и беззащитный.

Парень несмело улыбнулся.

— А слабым нужно помогать?

— Так точно! — рассмеялась я, и стена между нами треснула.

Мирон мне действительно сильно помог: сдвинул тяжеленую крышку, показал, как работает механизм — оказывается, он был не просто замысловатым, а механическим. Нашел масло в сарае и смазал мне этот механизм, чтобы крышка отходила плавно и без лишних усилий. Помог наколоть дрова, чтобы я смогла затопить печку и вскипятить воды в котелке.

— Электричество есть, а чайника — нет! — возмущалась я, наворачивая круги по кухне, пока Мирон раздувал огонь, — Только беспорядок есть.

Я чувствовала себя очень неудобно, прибираясь при госте. Пока Мирон колол дрова, найденные в одном из сараев, я быстренько собрала с пола кухни утварь и поставила на место. А вот со своим гардеробом управиться не успела — нижнее белье лишь спрятала, да носки с люстры сняла.

Причем, я помнила, что раньше на ней ничего не висело. А теперь — вот они, розовые носки в сердечки радуют глаз наравне с пластиковыми висюльками.

— Так ты сегодня приехала? — переспросил парень и отвел глаза, — Не буду мешать тебе распаковывать вещи. Огонь разводить умеешь?

— Чисто теоретически, — призналась я.

Мирон покачал головой, пробормотав что-то про городских, и вот теперь я познавала эту науку на практике.

— Не забывай про мелкие щепки, их лучше кидать сразу на газету, — давал указания Мирон, — И дуй. Вот так…

Скептически я посмотрела на небезопасный способ и кивнула. Ладно. Буду знать, что можно дуть. Однако пластиковый веер никто не отменял. Я видела такой у знакомых на даче. Надо будет спросить в магазине. Махать веером все-таки приятнее, чем совать лицо в огонь.

— А Тимофей он ведь странный, да? — завела я разговор за чаем.

Ждали мы, пока закипит вода в котелке, долго. Я еще крышку от него не сразу нашла. А потом, уже в самом конце, когда вода почти вскипела, и я перебирала посуду в тумбочке, увидела в самом углу нижней полки пыльный, но зато чугунный чайник.

Поставила его в раковину и вымыла под одобрительным взглядом Мирона.

— А хозяюшка ты ничего так, — ответил он мне, с удовольствием откусывая третью конфету, — Со вкусом одеваешься. На лицо симпатична и фигурка ничего… Замуж хочешь?

Я даже сбилась с шага и чуть не приложилась бедром об угол стола.

— Ты чего?

— Да просто… — парень взял печенье и покрутил, разглядывая нарисованную коровку, — Сегодня двадцать первое июня. Вот я и подумал, вдруг ты замуж хочешь?

Связи я между этими двумя понятиями не увидела. Какие-то местные суеверия?

— Не хочу! — ответила воинственно, — И раз уж ты завел эту тему, то передай сразу всем на деревне: я приехала сюда от-ды-хать! Дышать свежим воздухом и рисовать скетчи. Картины, если по-простому. Меня мужчины не интересуют!

— О! — парень вдруг вытаращился на меня и побагровел, — То есть ты из этой… богемы, что ли?

Запоздало я догадалась, как он трактовал мои слова.

— Нет. Не из богемы, я в разводе, — пояснила с нажимом.

А сама с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Вот же…придумал!

— О! — снова удивился парень и даже печенье уронил на стол, — То есть ты уже была замужем?

— Была.

— Но обычно они присылают незамужних девушек… — пробормотал он себе под нос и встал, — Ну, я пойду? Спасибо за чай. Если понадобится что — обращайся. Дом тридцать шестой. Всегда помогу.

— Куда же ты? — побег паренька, видимо, рассчитывавшего посвататься к первой встречной, был шит белыми нитками.

Обиделся, что ли? Мысль о том, что он всерьез прощупывал почву и спрашивал меня про женитьбу, я отметала как неразумную.

— А как же рисунки? Ты ведь хотел посмотреть, как я рисую.

— А, ну да! — отмер он и послушно остановился, — Давай посмотрю. Я в школе тоже рисовал, на кружок ходил.

Сдерживая улыбку, полезла в чемодан. Достала альбом, усадила парня в бордовое кресло и всунула ему его в руки.

— Вот эти два наброска я сделала в поезде. Пейзаж за окном и сонный пассажир. Как тебе? Карандашом, конечно, не так передается атмосфера…

— Красиво! — уважительно отозвался Мирони перелистнул странички, — Больше ничего нет?

— Остальное я планирую нарисовать на пленэре.

— Где? — не понял парень.

— В лесу. Отведешь меня?

— Там у нас такого нет, — отрицательно кивнул он, — Там лес и всё. Деревья, ягоды, грибы… Пленёра нет.

— Пленэр — это рисование на свежем воздухе, с натуры. Естественное освещение, естественные условия — вот это вот всё… Неужели не слышал? Вам на кружке не рассказывали? Это когда художник выбирается со скетчбуком или мольбертом на природу…

— Нет, мы только гуашью рисовали, — перебил меня Мирон и опять уткнулся в мой рисунок. Особенно ему понравился вид из окна — горы вдалеке, сосны и кусты на переднем плане, — А с тобой можно на твой пленэр?

— Конечно! — воодушевилась я. Как здорово, что Мирон интересуется искусством!

Во-первых, по чужим лесам лучше ходить с человеком, который там все знает. У маминой сестры на даче я, к примеру, ориентируюсь. А в этих лесах здесь — нет.

А во-вторых, надо же наладить контакт хоть с кем-то в поселке. Вдруг опять колодец преподнесёт сюрприз. Или печка, не дай бог, что-нибудь «выкинет». Я же не умею пользоваться этими устаревшими предметами. Запросто могу что-то сломать или испортить. Вот и будет у меня в наличии хоть один мужчина, кто сможет мне помочь, наладить и починить.

Поэтому я искренне ответила:

— Буду рада, если ты покажешь красивые места. Полянки, возвышенности, опушки, которые можно зарисовать. Живность, опять же, меня очень интересует. В Сибири я впервые…

— К-какая живность? — парень даже икнул и изменился в лице, — У нас самая обыкновенная живность. Березки, птички, кабаны… Ничего особенного!

— Березки — это не живность! — засмеялась я и шлепнула его по плечу, — Ты чего испугался? Я не буду охотиться на зверей. Просто было бы здорово зарисовать белочку или лисичку. В настоящем лесу, в движении… Разумеется, я понимаю, что лучше сначала сделать фото на телефон, а потом перерисовать. Но ведь и увидеть это нужно самой. Все эти краски, движения, перекаты мышц… Всегда мечтала рисовать с натуры!

— Лисы передают бешенство! — строго ответил Мирон и отложил альбом на журнальный столик, — Мне пора. Мать просила по хозяйству подсобить. Ты когда в лес собираешься?

— Завтра с утра, — я подпрыгнула вслед за гостем.

Правильно. Чего ходить вокруг да около. Надо сразу договориться!

— Часов в шесть? — уточнил Мирон, — Или пораньше?

— Эм… — я почувствовала себя соней, — Часов в девять я обычно встаю в отпуске… Но ради леса готова встать и в восемь.

— Хорошо. Тогда к девяти я подойду к твоей калитке, — сказал он и направился к выходу, — Возьми пшикалку от клещей, их много, энцефалит переносят… И сапоги повыше возьми. Вдруг змею встретим.

— Угу! — кисло отозвалась в ответ, вспоминая, что ни того, ни другого у меня нет.

Хотела взять аэрозоль от комаров и прочей живности, и забыла. А про сапоги… Я их сознательно оставила дома, понадеялась на хозяйские. Наверняка у тети Светы они были!

Надо залезть в сарай и устроить ревизию.

— Прощай! — помахал мне на крылечке Мирон и дождавшись кивка, легкой походкой направился к калитке.

«Хороший парень, — подумала я, глядя ему вслед, — Хозяйственный, дружелюбный. Спокойный… Не то, что сосед. И на лицо симпатичный… Вот только заводить отношения не хочу. Болит. Еще очень болит после предательства Сашки… Лучше уж одной. Как там было?»…

Я закрыла за ним дверь, вернулась на кухню и подлила себе кипятка из котелка.

— Хочу печенье ем, хочу конфеты жую, или шоколад. И мне хорошо! И никто не нужен… Да! — громко сказала себе я и отпила из кружки.

Щербатой такой. Старой и фарфоровой. Залюбовалась на милую пастушку, пасущуюся на лугу, и даже не поверила своим ушам, когда услышала:

— Да!

Обернулась посмотреть, кто ж это со мной говорит. А вокруг — никого. Сердце пропустило удар, но я смело приказала себе не дрейфить. Наверняка, кто-то пошутил и спрятался!

Я выглянула в окно, и даже форточку открыла.

Никого.

Опять послышалось? Что-то пугают меня повторные галлюцинации в один день.

— Кто сказал «Да»? — громко спросила.

Но никто не ответил.

— Спишем на перегруз после тяжелого дня, — решила я и поднялась со стула, — Что ж, пора готовить ужин и разбирать сарай. Поищу сапоги, дождевик… Вдруг еще что-нибудь полезное найдется…

Вот в сарае всё и началось.

Сначала пришлось вытащить во двор мешки с одеждой. Их было так много, что можно было одеть весь поселок. И занимали они пол сарая. Вилы, лопаты и несколько секаторов аккуратно висели на крючках на стенах. Комод с какими-то гвоздями, отвертками и мужскими штучками, я разглядывать не стала, закрыла сразу же. Понятно, что инструменты в загородном доме должны быть. Наверное, в этом комоде и нашел масло для смазки Мирон.

Пыли здесь было немеряно! Она покрывала толстым слоем ржавый велосипед, люльку от мотоцикла и старый письменный стол.

Несколько табуреток, крепких с виду, я вытащила к крыльцу. Пусть проветрятся, возьму в дом. Пригодятся.

Потом снова вернулась к одежде. Поцыкала, повздыхала и засунула обратно в мешки.

Почему все это хранилось и для чего — мне было непонятно. Даже если списать на сентиментальность, выходило слишком странно. К чему хранить устаревшие вещи, которые сейчас никто не носит? Мужские рубашки с вышивкой, сарафаны, длинные и в пол. Были среди них относительно современные в мелкий цветочек какие носили в семидесятые. А были и такие, что я всерьез задумалась, не пела ли тетя Света в молодости в каком-нибудь русском народном хоре. Рассказывала она о таком? Вроде нет.

Вот для выступлений наряды весьма подходили — ярких цветов, с вышивкой и жемчужинками. Платки цветастые, темные и красные, с мелкими и крупными цветами.

Даже кокошников обнаружилось два.

В двух стоявших в углу мешках я, наконец, обнаружила обувь. Она тоже была женской и мужской. Лапти, сандалии, кожаные сапоги. Красные.

Я повертела их в руках и подумала, может, в поселке Радуга когда-то проходили съемки? Вот и остался реквизит. Выкинуть — жалко, все таки денег стоит и качество хорошее, а носить негде?

Да, это объяснение выглядело самым разумным.

А что, раньше часто киношники выезжали в поля и деревни, чтобы снимать крестьянскую жизнь «с натуры».

— И всё-таки, почему нет резиновых сапог? — я устало обвела взглядом сарай, — Целый вечер зазря провозилась, — и облокотилась о комод с инструментами, — Макароны варить не буду, сил нет. Сделаю бутерброд с чаем.

— И мне! — вдруг сказал кто-то.

Боже, как я испугалась! Чуть богу душу не отдала! Дернулась так, что ударилась копчиком о деревяшку. До звездочек в глазах.

Кричать не стала. Не смогла. В горле образовался ком, и я замерла в испуге. Уставилась в дальний угол сарая, из которого доносился голос, и осипшим голосом спросила:

— Кто… здесь?

— Я! — хихикнул кто-то.

Меня прошиб пот. Значит, хулиган, который лазит по моим вещам — здесь?

Но…где? Если только за пальто спрятался, что висят на крючках в углу.

А я даже не успела разобрать толком тот угол! Ну висит что-то типа шинели, или зимнего пальто. Еще фартуки, какие строители раньше носили, и еще какие-то тряпки. Сапог под ними видно не было, ну я и не трогала ту одежду.

А теперь, выходило, что зря?!

— Кто это «я»? — медленно пятясь задом к выходу, я нервно осматривала сарай, ожидая нападения, — Кто «здесь»? А ну, выходи!

— А ну выходи, — перекликнулся со мной голос, только уже с улицы, позади меня, — Выходи!

— А-а-а! — заорала я и бросилась к комоду.

Раз меня обвели вокруг пальца, и собираются напасть со спины, я буду защищаться! Ящик комода я выдернула полностью, со свистом. Он грохнулся мне под ноги, рассыпая свое содержимое.

А я вооружилась отверткой. Выкинула ее перед собой и, держа на вытянутой руке, медленно пошла на выход.

— Кто… здесь? — громко спросила я, приказывая себе не пугаться.

Кто-то шутит надо мной. Издевается. Нет ничего странного и сверхъестественного, что сначала голос раздавался из глубины сарая, а потом переместился на улицу. Такое бывает. Просто я сейчас в состоянии аффекта не могу понять, почему.

— Это я, — спокойно ответил голос и на пороге появилась фигура Медведева, — Мне сказали, ты искала меня.

— О, черт! — выругалась я, перехватила отвертку и как тореадор понеслась в сторону мужчины, — Ну ты и козел!

— Что-о-о?! — взревел тот, впрочем, не двигаясь с места, — Совсем спятила?

Он ловко перехватил мою руку с отверткой и отвел назад. Завернул за спину, так, что я вскрикнула от боли, и вплотную подтянул к себе:

— Проси прощения, мерзавка.

— Пошел на фиг!

— Проси прощения за свои слова! — выругался он и сильнее сжал мою руку, — Или я тебе покажу, кто из нас козел!

Как же он был силен! Мне было очень больно. Я почувствовала, что еще секунда, и моя рука навсегда отвалится. Он оторвет ее!

Но просить прощения после адских шуток? После издевательства и подлости? Не-ет. Не дождется. Пусть он хоть всю меня скрутит, а унижаться я перед ним не буду.

Скорее, наоборот. До конца буду терпеть и ненавидеть его.

Пришел в мой дом, еще и руки распускает?!

Я была так рассержена, аж до слез, до трясучки, до нервного срыва, что в ответ выплюнула:

— Сгори в аду, Медведев! Сгори!

Что-то произошло. Что-то случилось, только я сама не поняла, что именно. Мужчина резко отпустил меня и, вытаращив глаза, испуганно уставился мне за спину.

Я едва удержалась на ногах!

А потом он сжал зубы и выругался:

— Ведьма! Поганая ведьма! Не приходи больше…

— Иди к черту, Медведев! — я пихнула его ногой, потому что рука не двигалась. Жаль, получилось лишь легонько ударить его по колену, — Сам не подходи ко мне. Видеть тебя не хочу больше!

Я думала, что мы всё выяснили. Обменялись оскорблениями, и прояснили свою позицию. Но Медведев сказал:

— Проклятая невеста! — и, пятясь задом, стал медленно отступать к калитке, — К Мирону не подходи. Не нужна ему такая.

— Не твое дело! — мне хотелось плеваться в его сторону. Гнать поганой метлой, чтобы пятки сверкали, — С кем хочу, с тем и дружу. Не твое дело!

— Ну-ну! — недобро усмехнулся он, — Это мы еще посмотрим.

И скрылся за калиткой.

Ругаясь и матерясь вслух — а что, держать лицо было не перед кем, я вернулась в дом. Помассировала руку, осмотрела ее. Синяки наливались знатные. Полезла в косметичку с лекарствами. Вытащила мазь, смазала синяки, пожалела, что не купила ничего спиртного. Взглянула на часы — было без четверти девять. Магазин все равно не работал.

Есть не хотелось. Спать — тоже. Я побродила по комнате, послушала музыку, что закачала в телефон. Всё было не то. Даже любимый рок слабенько отражал раздрай, что царил у меня в душе.

Потом попыталась позвонить маме. Сигнал ловил плохо, гудки то проходили, то обрывались. Трубку она не брала, может, гуляла, или была в магазине.

Вот в городе в девять вечера жизнь только начинается.

А здесь же — заканчивается.

Зашла в месседжер. Посмотрела, что утреннее сообщение вроде бы отправилось, а вот ответа не было. Ладно, если и маме не до меня, то сегодня точно не мой день.

Плюнула на все, выпила два стакана молока, и легла спать. Застелила кровать быстро. Хорошо, что постельное белье лежало чистое и выглаженное внутри дивана, вместе с одеялом и подушкой.

Как будто кто-то заботливый специально приготовил его для меня.