Свинцовая тяжесть семейных долгов. Тугой узел

Виктория Двойнишникова

Всегда ли наш жизненный выбор зависит только от нас? Ситуация, в которой человек чувствует себя как в плену, часто оказывается связана с унаследованной семейной травмой. Нерешенная проблема из прошлого семьи может быть обречена на повторение. Но как разорвать запрограммированный сценарный круг? Cловно далекое прошлое неизбежно вернулось в настоящее главной героини Ксении, вынуждая оплачивать семейные долги, испытывая, как моменты огромной радости, так и невыносимого горя.

Тугой узел

Не судите чужого прошлого, Вы не знаете своего будущего.

День начался как обычно: я накормила сына завтраком и отправила его в школу. У меня же был сегодня выходной, и приемов не планировалось, поэтому я старалась переделать все накопившиеся дела. И поскольку моя энергия, видимо, увеличивается под давлением разных дел, мне удалось сделать все возможное и невозможное.

За окном сентябрьское солнце, свет его еще крепкий, но тон становился уже холоднее. Ветер не набрал пока осенней резкости, и от этого яркая листва не летела, а медленно кружила. Она покрывала шуршащим разноцветным одеялом улицы, создавая праздничное настроение. Природа, перепутав времена года, дарила много солнца и тепла, и душа, cогреваясь бабьим летом, медленно настраивалась на лирический лад. Я никуда не спешила и откровенно наслаждалась этим днем, убегая в мир тихих размышлений и приятных грез.

Ничто не может так внезапно приблизить нас к чужой жизни, как резкий телефонный звонок, хотя собеседник остается для нас невидимым и далеким на другом конце связи. В свой выходной я не люблю незапланированные звонки — они сокращают время сладкого удовольствия отдыха. Я увидела знакомый номер моей близкой родственницы Ксении и на автомате сняла трубку, переворачивая на сковороде шипящие отбивные. И вдруг вместо привычного и неторопливого «Привет! Как дела?» я услышала страшный крик — крик о помощи. Сердце упало, а я оцепенела. Истерика со страхом, ужасом и разрозненные слова сквозь рыдания: «Мне плохо, помоги, мне плохо… Я не знаю, что со мной».

Не понимая, что происходит, я тоже закричала в трубку: «Что случилось? Где ты?» — и почти упала на спинку кресла — эмоциональный удар от неожиданности и страха был столь велик, что, потеряв внутреннюю опору, я искала ее вовне. Услышав мой истошный вопль, прибежал перепуганный сын, к тому времени вернувшийся из школы, и, ничего не понимая, смотрел на меня, затаив дыхание.

Я слушала и не понимала ее невнятную и бессвязную речь. До моего сознания доходили обрывки слов о каком-то проклятье, которое приведет к смерти ее дочери, о страшных женщинах, о драке. В моем мозгу пронесся вихрь из мыслей, предположений, догадок, фантазий и образов. Одни страшней других.

Пробираясь сквозь страх к реальности, я ухватилась за свой опыт в работе, когда клиенты при соприкосновении с травматической ситуацией из прошлого испытывали ужас. Я же своими методами возвращала их к действительности.

И сейчас я кричала в трубку: «Ты помнишь, как меня зовут? Как зовут моего сына?» Вдруг я услышала тишину, а потом сквозь всхлипывания — правильные ответы. Оправившись сама, я выдохнула и стала расспрашивать ее дальше:

— Где ты сейчас находишься?

— В метро.

— Ты внизу в метро или уже вышла на поверхность?

— Внизу.

Ее голос стал сникшим и вялым. Появляется надежда. Откашливаюсь.

— Какого цвета стены в метро?

Наступила снова тишина.

— Светло-серые.

— Что ты держишь в руке?

— Сумку.

— Какого цвета твоя сумка?

— Черная.

Я поняла, что Ксения вернулась в реальность. Мой страх стал отступать, и вместо него появилась тяжелая, вязкая тревога, которая несет с собой невнятное ощущение безысходности и собственной бесполезности. Я здесь, а она там! Мне безумно хотелось оказаться с ней рядом, спасти ее, как в детстве, защищая от уличных мальчишек и злых учителей. Трепещущая в лучах солнца листва, позолоченная сентябрем, — все исчезло, как в разверстой пропасти.

Через полтора часа она была у меня дома. Еще довольно молодая, элегантная, сейчас она была в классических черных брюках, тунике сочно-красного цвета и солнцезащитных очках. Пережитый ужас выдавало искаженное, побледневшее лицо, обмякшая фигура на подкошенных ногах. Она напоминала мне маленькую испуганную девочку, которая хотела куда-нибудь забиться, скрыться от чего-то невероятно страшного.

Ее тело била мелкая дрожь, словно на улице было холодно. Меня удивил ее взгляд — взгляд человека, испытавшего огромное потрясение — почти неподвижный и потерянный. Я держала себя ровно, без лишней эмоциональности, понимая, что этого сегодня было предостаточно для нас обеих. Мы прошли с ней в комнату. Она бросила солнцезащитные очки на журнальный столик и упала в первое стоявшее на ее пути кресло. Вжалась в сиденье и прикрыла глаза. Казалось, что ей необходим внешний толчок, помощь из реального мира, чтобы выйти из безмолвного кокона и начать что-то говорить. Я налила ей чашку горячего чая и, напряженная, села напротив нее.

Тихим голосом, едва живая от страха, Ксения начала рассказ. Ее дыхание было прерывисто и тревожно.

— Перед работой я заехала в один торговый центр, чтобы купить подарок коллеге ко дню рождения. Я обходила бутики, присматривая что-нибудь интересное для Людки. Я обнаружила одну вещь, которая могла бы понравиться ей, и я решила ее купить. Когда расплачивалась, почти неосознанно, чувствуя больше спиной, я заметила какую-то женщину. Это была крашеная блондинка, на первый взгляд ничем не примечательная, но было в ней что-то, что вызывает чувство тревоги и опасности. Мгновение, но я это почувствовала. Диалог с продавцом выдернул меня из этого ощущения. Я взяла подарок и вышла из торгового центра.

Ксения сидела, бессильно опустив плечи и уставившись невидящим взглядом в голую стену. Она невольно затаила дыхание, словно подбитая птица, вслушиваясь в себя. Потом взглянула в мою сторону; я напряженно наблюдала за ней и понимала, как мучительно вспоминать ей все это.

Чай на столе остывал, выбрасывая в воздух остатки горячего пара. Сделав глоток, она продолжала:

— Я зашла в метро и стала ждать поезд. Вдруг рядом со мной на платформе возникли две женские фигуры, одна из них блондинка из торгового центра. Она подошла ко мне близко и стала что-то говорить и шептать. Какие-то слова я понимала, какие-то нет. Я слышала что-то страшное: «несчастье твоему роду», «угроза твоим детям», «если я что-то не сделаю, то все это сбудется». Вдруг я почувствовала, что стала куда-то проваливаться, при этом что-то ей отвечала. Вторая женщина, черноволосая и одетая во все черное, ходила вокруг нас кругами и, как мне показалось, тоже что-то нашептывала. И от этого мне становилось еще хуже и страшнее.

Потом какие-то обрывки в памяти. Дальше провал, ничего не помню — чистый лист. И только потом я поняла, что стала приходить в себя, когда увидела в своих руках женскую голову, которую била о колонну метро, защищаясь от опасности. Я не осознавала ее до конца, но ощущала как что-то неизбежное и трагическое. Я била за себя и за свою дочь! Я сопротивлялась и боролась не только с ней, но и с чем-то еще, с чем не могла внутренне согласиться и, похоже, делала это с яростью!

Сколько прошло времени, я не знаю, но когда сознание окончательно вернулось, я обнаружила вокруг себя людей. Они смотрели на меня с испугом, некоторые даже отбежали в сторону. Я в ужасе отшатнулась, когда увидела клок чужих белых волос между пальцами своей руки.

Меня трясло и подбрасывало. Что это было? Как такое могло случиться? Опираясь на стену метрополитена, плохо соображая, я набрала твой номер телефона.

Что это было? Тот же вопрос задавала себе и я. И было ли все на самом деле? Где истина? Ксения сошла с ума, психоз, спровоцированный гипнозом? Мою душу захватили жалость, отчаяние и сострадание. «Сошла с ума». Избитая фразочка, которую мы бросаем всякий раз, когда не можем по-другому выразить смесь нашего удивления и возмущения. Но видеть чье-то безумие, которое стирает грань между реальностью и фантазией, прокладывая путь к самому себе психической революцией, страшно, очень страшно.

Очевидно, она заметила мою растерянность, потому что спросила: «Ты мне веришь? Ведь ты же не думаешь, что я сошла с ума и на самом деле этого ничего не было?»

Меня поразило совпадение наших мыслей о помешательстве. Я ощутила неприятное чувство стыда, очень вредное и ужасное. Ты понимаешь, что за тобой подсмотрели, когда ты совершил что-то запрещенное, и тебе непременно хочется сказать, что тебя неправильно поняли.

И все-таки первая мысль была — гипноз, в народе его называют — цыганский. Внутри меня включился аналитик.

Что я знала о нем? То, что цыганский гипноз — древнейший способ психологического воздействия, который корнями уходит в индийские практики. Цыгане освоили это искусство давно, и оно передается из поколения в поколение исключительно по женской линии — мужчины не владеют даром гипноза. Однако не все цыганки обладают нетрадиционными способностями. Тех, у кого они есть, зовут «профессионалками». Это они, как правило, «обрабатывают клиента», а остальным цыганкам достается роль отвлекающих внимание доверчивых прохожих. Кто из нас не слышал на вокзалах, улицах и площадях: «Давай, красавица, погадаю, скажу, что тебя ждет»? И если им удается привлечь внимание растерянного человека, начинается вторая часть цыганского «театра» — внушение.

Тарабарщина, которую они бормочут, облекается в форму таинственного пророчества, и ты не замечаешь, как неожиданно на глазах у прохожих становишься главным действующим лицом их шарлатанского представления.

Что они хотели от нее? Денег? Тогда почему они стали «работать» у всех на виду, ведь метро не самое безлюдное и тихое место? Я не знала ответов на эти вопросы. Одна гипотеза сменяла другую и, не находив подтверждения, превращалась в комок сомнений и горького предчувствия неприятных последствий.

День в сентябре проходит быстро. Он кажется долгим в начале, когда восход солнца над лесом смешивает бесконечное пространство со временем. И думаешь: вечер еще не скоро наступит. Однако, забыв о часах, я обнаружила, что за окном давно стемнело. Простившись до утра, я уходила к себе в спальню с тяжелым сердцем. Что-то тревожное было в этой странной истории.

— Спокойной ночи! — медленно проговорила Ксения, закутанная в теплый плед поверх сорочки, сжимавшая в руках маленькую иконку.

Я обернулась на особый оттенок ее голоса и поймала выражение нескрываемого тоскливого страха на ее возбужденном лице. Я легла в кровать и тотчас закрыла глаза. Тяжелые впечатления наплывали в душу. Омерзительный день! У меня была только одна цель: полностью избавиться от чувств. Тьма валилась вниз, и я заснула.