Память Розы

Виктория Гостроверхова, 2023

Чтобы купить цветы, сестре Розе нужно совершить дальнюю пешую прогулку по побережью Адриатического моря до старинного города Котор, но каждый отрезок этого прекрасного пути наполнен самыми радостными и одновременно тяжёлыми воспоминаниями о прошлой жизни. Той жизни, которой она больше не принадлежит. Сможет ли она справиться с напавшими на неё воспоминаниями и победить? Или так и будет прятаться от них в стенах монастыря на берегу моря, как предыдущие двадцать лет? Атмосферная и трогательная история, залитая южным солнцем.

Утреннее солнце пропустило свои золотистые лучи через листья пальмового дерева в чуть отворённое витражное окно и ласково погладило по голове сначала женщину в чёрном облачении, а потом её подопечную — бледную девушку на постели. Небольшая комнатка старинного лазарета наполнилась бликами розового, голубого и золотого цвета, а также запахами моря и цитрусов. Покой, изящный танец рук в обрамлении чёрных широких рукавов, выполняющих привычные движения — перевязку больного. Губы еле слышно шепчут старинные, загадочные тексты. Скромный скрип двери, в комнату вплывает ещё одна чёрная лебёдушка:

— Сестра Роза, вам уже передали просьбу настоятельницы о походе в город за цветами к празднику?

— Да, дорогая Луиза, сейчас завершу перевязку, возьму свою корзинку и выдвинусь в путь… — ну вот, опять нарушила обет молчания и многословлю, вместо того, чтобы ответить попроще… — достала свою чёрную книжечку прегрешений и авторучку, записываю… Но тут же сразу записываю то, от чего совершенно не могу избавиться: воспоминания о прежней жизни. Как же это трудно, неимоверно трудно. Даже наказания в виде дополнительных молитв или уборки не помогают. Кажется просто не могу себе признаться в очевидном — я не хочу забывать прошлую жизнь? Ведь и монастырь выбрала на берегу моря, в окружении гор, в нашем с ним любимом городке Доброта՛ — подходящее название христианам, да только не в названии дело, а в драгоценной памяти. Ведь из окна своей кельи я каждый день вижу синюю гладь солёной воды и часто проплывающие по ней суда, а их гудок, звонко и басисто отражаясь эхом, каждый раз как выстрел в сердце — неужели приплыл мой любимый капитан, вот сейчас я выбегу на причал и увижу его, пусть и сильно постаревшее, в морщинах, лицо… Но каждый раз успокаиваю взволнованное сердце: нет, это невозможно. Невозможно! Да и выбежать не смогу, не бросишь же пациентов в доме милосердия, или молитву. И волноваться так уже нельзя, в общем возраст и положение не позволяют. А то опять придётся пить капли и опять нарушать правила. Да, жизнь монахини… непроста, но я сама выбрала этот путь почти двадцать лет назад и ни о чём не жалею.

Меня ждёт замечательная дальняя дорога в старый город, каменный, средневековый, по побережью — и хоть вижу эту картину почти сорок лет каждый день, всё равно захватывает дух и слегка покруживается голова от этого великолепия — велик Господь, Создатель такого шедевра: морской залив, и куда не посмотришь, везде горы. А дорога действительно дальняя, километров пять только в одну сторону, да по холмам, по серпантину. Но ничего, я человек привычный, ноги сильные, лёгкие, даже в моём возрасте прохожу это расстояние играючи, быстро, что это человеку, который родился и вырос в горной деревне: всегда идёшь либо вверх, либо вниз, почти никаких ровных поверхностей. Николай меня называл девушкой из городка, который касается облаков — романтичное прозвище, но в быту это было трудно и временами опасно. Например, чтобы сходить в магазин, в город, благо это требовалось не ежедневно, час по каменной узкой горной дороге вниз и два потом наверх: оступишься и ты в пропасти… Поэтому я к физическому труду и всяким трудностям отношусь легко. Да и к опасностям тоже: в нашу деревню, далёкую от всякой цивилизации, да в горах, да в лесу, частенько забредали дикие медведи или кабаны. И у каждого в доме была на всякий случай винтовка, но слава Богу, она никогда не требовалась, никаких инцидентов неприятных не было. Это уже когда поступила в медицинский институт, да и отец был уже не молодой для таких физических нагрузок, мы продали нашу роскошную ферму и купили крошечный домик внизу, рядом с городом. Домик добротный, старинный, с мансардной комнаткой вверху, где сделали мне спальню: из неё открывался чарующий вид на наш маленький цитрусовый сад, горы, а вдалеке виднелась тонкая полоска моря. Дом далеко от монастыря, и пока отец был жив, а я уже прошла постриг, приходилось иногда бегать к нему, навещать, помогать. Кроме меня у него тогда уже родных душ не было. Сейчас и дома нет, пришлось продать, ведь монахине не положено ничего иметь земного. Так что и от дома остались одни воспоминания. Зато какие, словно из фильма.

Те стены, оклеенные зелёными узорчатыми обоями, ещё помнят как Никола, в старых благочестивых традициях, просил моей руки у отца — а тот, растроганный, специально ради этого случая облачился в национальный костюм: белая рубашка, красный короткий кафтан, обшитый по краям золотой тесьмой, чёрная суконная безрукавка с отделкой на груди из шелкового золотого жгута, кожаный широкий пояс, обшитый красным бархатом и украшенным бисером и серебряными нитями, синие шаровары и белые суконные гетры до колена, в чёрной шапке из шёлка, и в сандалиях из воловьей кожи. Такой нарядный он то вскакивал, то садился в свою кресло-качалку и делал вид что смотрит в окно, стараясь незаметно смахивать слёзы радости и волнения. Те стены, да сочные апельсины, подсматривающие в окно моей спальни, были свидетелями предложения руки и сердца: русый голубоглазый молодой мужчина, облачившись для этого случая в свой парадный военный мундир, стоял на колене с протянутой рукой, а в ней коробочка с изящным золотым колечком. Я тоже тогда удачно надела новый розовый сарафанчик и чувствовала в нём себя красавицей. В этом мундире он планировал пойти со мной под венец, но пошёл в нём в другой путь… И потом в этом же доме я, уже одна, просила отца дать другое благословение, и тот, совершенно седой, уже не вскакивая и не скрывая слёзы, смотрел в окно и задумчиво улыбался…

Вся дорога в город вдоль побережья, мимо цитрусовых садов и олеандровых кустов, в которых поют птицы; высоких и карликовых пальм, похожих на ананасы. Сейчас ноябрь и нежарко, солнце приятно припекает к чёрному облачению, а не жжёт — сплошное воспоминание о прошлом, о нашем непродолжительном, но счастливом. Думается, я всё-таки зря выбрала монастырь в этом месте — от всех старых вещей, даже помолвочного кольца избавилась, а от окружения нет. Возможно в другом городе, или даже стране было бы проще? Хотя от себя не убежишь. И виновато не наше любимое кафе, встречающееся мне по пути, самое старинное в городе, с большими винтажными лампами под потолком и настоящим камином в центре, сюда так и хочется иногда зайти и выпить домашнюю кафу, то бишь кофе; не лодочная станция, где мы в нежаркую погоду брали жалкое корытце напрокат, и плыли, снаряжённые едой и водой, куда глаза глядят: то на очередной дикий пляж, то в ущелье среди гор, то на уединённый островок-насыпь, со старинным храмом; не голубое роскошное здание университета, где учат капитанов… Нет, виновата только моя память, которую я не в силах обуздать. Не могу похоронить прошлое, даже ради Бога, ведь именно Он подарил мне всю жизнь, и новую, и прошлую, до монастыря.

Встанешь на пристани, спиной к старинным замкам, посмотреть на игру рыбок в прозрачной воде среди водорослей, послушать шум волн и насладиться позолоченными солнцем шпилями гор — переносишься в другое время. Кажется, сейчас сюда приплывёт чужеземный корабль с множеством парусов, а оттуда вылезут либо восточные торговцы с коврами да шелками, либо опасные пираты! Как любила я такие книжки в детстве, про море и отважных моряков. Может, поэтому и влюбилась в Николу, будущего капитана, да ещё такого благородного происхождения, его предки — бывшие дворяне, сбежавшие из Российской империи от революции. Как раз благодаря его благородству мы и познакомились. Я ехала на автобусе из другого города, в котором училась медицине, в руках был тяжёлый пакет гостинцев родным, а все места были заняты. Дорога красивая, по серпантину среди гор, но дальняя и трудная, так и трясёт в разные стороны. Единственный, кто уступил мне своё место, был этот русый парень. Он не сразу меня заметил, потому читал книгу «Братья Карамазовы» Достоевского — а у нас в стране сложилась такая примета, что если в транспорте кто-то читает книгу, то это русский. Но потом парень оторвался от книги, задумчиво обвёл своими голубыми глазами автобус, заметил меня, виновато улыбнулся и сразу же встал, подзывая. Я поблагодарила, качаясь, подошла, села. Место ещё сохранило тепло его тела и запах одеколона. Он встал рядом, убрав в свой кожаный чемоданчик книгу. Помню, был одет так по старомодному, но элегантно — чёрное драповое пальто до колена, тёмные штаны, серый шарфик. Разговорились, сначала для приличия, о погоде, природе, потом о книгах, музыке и уже не смогли остановиться. Он замечательно говорил на сербском, и у меня даже возникли ощущения, что примета оказалась неверна. После транспорта пошёл меня провожать:

— Сударыня, как же так, сумка тяжёлая, а Вы одна, да в горы, не могу себе этого позволить! — удивлялся и даже возмущался он, обращаясь ко мне официально, уважительно, заботливо. Отложил все свои дела и отправился со мной в путь, хотя я отказывалась и предупреждала что дорога очень дальняя и трудная. — Я будущий моряк, военный, мне трудности не страшны. Тем более я никогда не был в горах, это даже как-то неприлично, надо исправлять! — полушуткой, полусерьёзно хвастался он. Ну что ж, ладно, пошли.

Мы медленно поднимались в гору по каменистой змеевидной дороге, и впервые голова моя кружилась, а ноги подводили, предательски дрожа, я то и дело спотыкалась, что было опасно, и ему приходилось часто поддерживать меня под руку. То и дело мы встречались с одинокими путешественниками, спускающимися с горы или местными жителями, а один раз нас обогнала пара спортсменов, почти бегом поднимаясь по камням, налегке, без вещей, с одной бутылкой воды. Мой спутник шёл и восхищался открывающимся с дороги видом на старый город с черепичными крышами, голубеющий на солнце залив моря, колючими зарослями дикого граната, ароматными мохнатыми кустами можжевельника и полянками сиреневатого чабреца, источающими райский аромат. Я видела всю эту красоту в отражении его голубых глаз и в незатухающей улыбке губ и была невероятно счастлива. Совсем чужой человек казался таким родным и близким, словно был знаком мне всю жизнь. Мы поднимались всё выше, наше дыхание наполнялось десятком горных ароматов и сплеталось в унисон. Когда поднялись до середины горы, сделали небольшую передышку в очаровательном месте, заброшенной деревушке Шпиляре, где ещё сохранилась каменная церквушка святого Георгия, построенная в четырнадцатом веке. Церквушка с крошечными окошками без стёкол, только с металлической решёткой. Стены частично потемнели, пол и черепичная крыша заросли мхом и травой. Над маленькой входной дверью чуть покосилась башенка-арка, в которой раньше висел колокол, а на верхушке арки небольшой железный крест. И этот очаровательный храм расположен в уединённом месте, на небольшой полянке, окружённой с одной стороны садом с лавровыми деревьями, с другой — старинной римской крепостью. Ещё на полянке составляют компанию зданию строгий стройный кипарис и старое оливковое дерево. Николай пришёл в восторг от этого места и долго стоял внутри, разглядывая полуразрушенный алтарь и камни со старинными молитвами. Энергетика этого места действительно сильная, и каждый раз чувствуешь себя тут одновременно путешественником во времени и первооткрывателем. Мы уселись на большой камень в тени оливкового дерева и съели по яблоку и печенью, запив чаем из маленького термоса, который всегда беру с собой, получился такой неожиданный пикничок под музыкальное сопровождение птиц. Но остаться наедине нам удалось недолго — в храмик нагрянула шумная группка русских туристов, две девушки и два парня, запыханные и довольные, с фотоаппаратами «Кодек». Путешественники нас не заметили и мы незаметно удалились, продолжив восхождение. Но через пару минут совершили вынужденную новую остановку — на пути встретили пасущегося ослика и никак не могли его не погладить. Ну вот и вершина горы, на которой мы остановились снова — около трёхсот метров над уровнем Адриатического моря, бескрайнего, мирного, молчаливого, и головокружительный вид во все стороны, город как на ладони, а также видно аэропорт, с которого собирается взлететь самолёт. Вот он начинает движение, разгоняется, отрывается колёсами от взлётной полосы, убирает шасси и стремительно набирает высоту, а мы наблюдаем за этим сверху, и только спустя долгие секунды самолёт сначала равняется с нами, потом поднимается выше и скрывается далеко в облаках.

Конец ознакомительного фрагмента.