Поймать океан

Виктория Войцек, 2023

Парящие острова, летающие корабли, манящий и одновременно пугающий океан далеко внизу… Юная Асин выбрала небо, решив стать крылатой разведчицей, хотя она все равно грезит о волнах, в которых когда-то пропала ее мать. С каждой новой миссией и уничтоженной аномалией Асин собирает по кусочкам таинственную историю матери. Но в то же время она рискует потерять все, чем дорожит, включая единственного друга и напарника – Вальдекриза. С хлопком расправились крылья, заскрипела деревянная конструкция – и ветер, холодный, свежий, ударил в лицо. По коже – будто это первый полет, каждый раз будто первый, – от кончиков пальцев вверх побежали мурашки. Мир перестал существовать: остались лишь небо, вечное небо, и сама Асин. Зачем читать • Отвлечься от рутины и погрузиться в тщательно выписанный фантастический мир; • Прожить вместе с героями трогательную и будоражащую воображение историю дружбы и любви в атмосфере постапокалипсиса; • Расшифровать подсказки, спрятанные в тексте книги, и разгадать тайну главной героини. Хорошо. Только как-то неправильно. Оттого и хотелось под защиту, под крыло и – подальше от чужих островов и тайн, к привычному миру, который начинался в глубоких лесах, где росла самая ароматная земляника, а заканчивался у причала. Для кого • Для подростков 16+; • Для любителей циклов «Воздушный народ» Холли Блэк и «Хроники Нарнии» Клайва Стейплза Льюиса; • Для поклонников творчества Хаяо Миядзаки («Унесенные призраками», «Ходячий замок», «Небесный замок Лапута»).

Два крыла на двоих

Ранним утром, когда в цветах и высокой траве еще путались пушистые клочья тумана, папа уже приготовил завтрак и стучал тарелками по деревянному столу. Скребли когтями о дверь собаки — просились на улицу побегать, покататься по росе, а может, подгоняя друг друга лаем, отправиться наперегонки в лес, чтобы вернуться счастливыми и очень грязными. Папа открыл им, и в дом проникла приятная прохлада. Легкий ветерок принес в комнату Асин запах запеченных яиц и подогретых лепешек. Он приятно защекотал ноздри, и она, еще не открывая глаз, села на кровати, потянулась и почесала лохматую голову.

Белое ночное платье с легкой пеной кружев шуршало при каждом шаге. Босые ноги шлепали по холодному полу. Асин схватила со стула белую шаль, похожую на крылья бабочки, — ее привез со Второго, острова-брата, папа — и накинула на плечи. Она не грела, но в нее так приятно было кутаться.

— Проснулась, птен? — Папа улыбнулся и поскреб деревянной лопаткой чугунную сковороду, пытаясь отодрать от поверхности яйцо и не повредить круглый желток. — Как себя чувствуешь?

Плюхнувшись за стол, Асин подняла плечи, прижала к щекам рельефную вышивку, вытянула ноги и зажмурилась. Она услышала, как опустилась рядом кружка молока, как потянуло жаром от тарелки с завтраком, и довольно причмокнула. Она чувствовала себя готовой на все, разве что очень сонной. И лишь один факт неприятным мутным пятном маячил на горизонте ее мыслей, не давая покоя.

— Пап, — сказала она, взяла обеими руками кружку и, вместо того чтобы продолжить, забулькала молоком.

— Что такое? — Он присел рядом, передумав отнимать у сковороды свою порцию, вооружился вилкой и пырнул несчастное яйцо прямо в ярко-оранжевый глаз. — Волнуешься?

Пока он макал в растекшийся желток теплую лепешку, пока жевал, всем своим видом говоря: «Недурно», Асин ерзала на стуле и смотрела на колышущуюся молочную поверхность, по которой, стоило ударить пальцами по стенкам кружки, шла рябь. Грядущий полет казался ей совсем уж пустяковой проблемой, но почему даже во сне к ней пришел темноволосый парень без лица, с одной лишь гаденькой ухмылочкой?

— Почему иногда так сложно просто о чем-то сказать? — Она наклонилась влево, будто пыталась упасть на пол и вывалиться из этого нелепого утреннего разговора.

— Потому что ты неглупая девочка, Асин, — улыбнулся папа. — И каждый раз, собираясь о чем-то сказать, ты начинаешь думать, как воспримут твои слова. По глазам вижу. — Он ненадолго замолчал, а затем сделал выпад вилкой в ее сторону. — Вот! Ты опять.

Не удержавшись, она заулыбалась. И все-таки для собственного спокойствия спрятала глаза за отросшей челкой. Чтобы папа не увидел в них ничего лишнего.

— Знаешь, кто будет меня сопровождать? — Асин рассеянно посмотрела на тарелку, взяла в левую руку полукруг белого сыра и, осторожно отрезав ломоть, протянула папе.

— А ты уже знаешь? — спросил он, принимая кусок двумя пальцами — указательным и средним — и укладывая на лепешку.

— Да, пап. — Она нервно сглотнула. — Он.

— Он? — папа нахмурился, но почти сразу понял, о ком речь.

Даже сейчас, когда Вальдекриза не было рядом, Асин казалось, будто она совершает что-то постыдное, принимая его помощь и разговаривая о нем вслух. Вроде бы он не делал ей ничего плохого и никогда не подводил. Вот только дразнил, но этим грешили все мальчишки независимо от возраста.

— Да-а уж, — задумчиво протянул папа.

При нем Асин старалась упоминать это имя как можно реже. Когда-то папа летал на одних с Вальдекризом кораблях. И вечно ворчал, что этот парень не слишком уважает старших и не следит за языком. Однако волновало его не это. «Не знаю, как сказать, — пытался объяснить папа, глядя в небо, будто оно могло знать точный ответ, — но рядом с ним неуютно. Всегда». Столкнувшись с Вальдекризом второй или третий раз, Асин поняла смысл его слов.

Папа сидел, постукивая пальцами по столу и поджимая губы, будто собирался сказать что-то неприятное. Асин прекрасно помнила: он и без того был не слишком рад, когда она выбрала небо, хоть и пытался всячески это скрыть, — может, она и отказалась от океана (но только для вида), но крылатая разведка явно казалась отцу не лучшим местом для девочек. Или не лучшим местом для Асин. Тихие вздохи выдавали его тревоги и нежелание отпускать дочь непонятно куда. Непонятно с кем.

— Это временно, птен, — наконец улыбнулся он и придвинул ближе щербатую тарелку с уже остывшими лепешками.

Посуда была расписана кривыми растениями самых разных цветов. Когда-то их нарисовала маленькая Асин. Она очень гордилась своей работой — и папа решил не убирать ее художества. Менялись тарелки, кружки, вазы, а уродливые растения, теперь уже сделанные папиной рукой, оставались. Выступающие, блестящие, они украшали кайму посуды и ютились на дне. Асин нравилось отламывать очередной кусок запеченного яйца и находить под ним цветок. Вот только сегодня это не очень радовало.

— Ты способная девочка, слышишь? — продолжил папа и перегнулся через стол, чтобы убрать волосы с ее лица. — Ты выдержишь несколько полетов с ним.

— Но нас могут оставить парой и дальше, — грустно ответила Асин.

— Ты сможешь отказаться. Когда ты полностью пройдешь обучение и покажешь себя с лучшей стороны, у тебя появится право голоса. Сможешь смело отправить его… — Он подцепил вилкой ломоть так и не тронутого сыра и поднял повыше. Тот висел на зубцах точно один из парящих островов. — В океан. И даже глубже.

На самое дно.

Асин подняла голову. И поняла, что все-таки страшно проголодалась. Желудок скручивался в тугой узел и рычал недовольной собакой. Услышав это, папа усмехнулся. Он взял со стола тарелку с лепешками и поставил на все еще теплую печь.

— Тебя проводить? — Папа поворошил угли кочергой, подбросил в черную, дышащую дымом пасть горсть сухих веток и привалился спиной к стене.

— Не надо. — Асин ответила так поспешно, что подавилась молоком и закашлялась.

Чем старше она становилась, тем сильнее желала показать всему миру, насколько она выросла. И делала это довольно глупо. Она не дурачилась, когда хотела, иногда выбирала скучную одежду, которую потом все равно не носила, не смотрела на сладкие ожерелья из орехов и ягод в сиропе, а порой и отказывалась от помощи, даже если отчаянно в ней нуждалась. Папа понимал. По крайней мере не смеялся. Но временами поддразнивал, например покупая себе какое-нибудь лакомство и демонстративно его смакуя, пока Асин не начинала упрашивать купить ей такое же.

К тому же она боялась, что папа разволнуется. И уж тогда она точно ошибется и натворит того, что заставит его волноваться еще сильнее. Или вовсе рухнет с высоты в воду. Ведь как можно думать о небе, когда рядом не находит себе места самый близкий человек? Единственный близкий человек.

Она в очередной раз вспомнила о маме. И мысленно уколола себя невидимой булавкой за то, что почти не скучает по ней. Ведь сложно скучать по тому, кого почти не знаешь. Мама растворилась, будто ее и не было вовсе. Папины друзья — те, с которыми он летал на острова-братья за товарами, иногда беря с собой и Асин, — говорили, что искали маму. Пока не начали падать от усталости, пока не окоченели пальцы, пока кожа не сморщилась. Но не нашли даже кусочка кружева от ее платья.

Интересно, а как бы мама отреагировала на ее выбор? И на Вальдекриза? Но из осколков памяти и коротких папиных рассказов Асин не удавалось собрать ее. Понять — тем более.

— Я сама, пап. Сама, — тихо сказала она и поспешила перевести тему: — Представляешь, я полечу на «Аашенвер». Правда здорово?

— О-о-о, — он хохотнул. — Считается, что имя говорит за корабль. Но не в случае «Аашенвер». Эта старушка кряхтит так, будто готовится помереть каждый раз. Мы с ребятами посмеиваемся, что ее прозвали «Надеждой», потому что люди каждый раз искренне надеются хотя бы долететь до нужного места.

Однако судя по тому, что папа не бросился отговаривать ее от полета, все было не так плохо. Асин улыбнулась, с трудом проглотив кусок яйца, и натянула шаль на голову.

— Испугалась, птенчик? — улыбнулся папа. — Ты — моя дочь. А уж меня старушка «Аашенвер» не раз доставляла в целости.

— Ты постоянно говоришь о кораблях так, будто они живые.

— Так и есть, Асин. Так и есть.

На стол вновь с грохотом опустилась тарелка, подпрыгнули треугольные кусочки лепешки, а вместе с ними подскочила и Асин. Она думала про тяжелые паруса «Аашенвер», про те самые палки и веревки, названия которых сейчас из-за волнения не могла вспомнить. А за окном разливался свет. Он соскальзывал с макушек деревьев, удлинял тени и разгонял туман. Времени оставалось все меньше.

И, несмотря на то что дома было тепло, Асин почувствовала, как внутри расползается ледяная корка тревоги.

«Аашенвер» покачивалась в воздухе, постепенно оседая под весом груза и недовольно кряхтя.

Под тяжестью птицекрылого летательного аппарата, который в обиходе звали просто «ранец», Асин чуть было не завалилась набок. Ее успел подхватить Вальдекриз. Кажется, он выругался сквозь зубы и сказал, что этот полет может стать для нее последним.

Он затянул ремни вокруг ее талии, рук и бедер, а потом смеялся в спину, когда она, переваливаясь, поднималась по шаткому трапу. Асин вспомнился инструктор по безопасности из училища — с трудом говорящий, порой грубый, но удивительно заботливый мужчина, который тренировал ее правильно снимать и надевать ранец, стоять с ним, сидеть, приземляться на согнутые ноги — и даже хвалил за успехи. Сейчас он бы наверняка потешался над ее неуклюжестью так же, как Вальдекриз. А может, привычно положил бы ладонь на макушку и потрепал бы по волосам, утешая без слов.

Наконец они поднялись в небо, оставив позади Первый и его немногочисленных обитателей, в столь ранний час пришедших на площадь у причала, которую, как и другие места в белокаменном городе внутри города, называли рыночной.

«Аашенвер» была большой, но не настолько, как казалось снаружи. По корпусу тянулась длинная белая полоса, чуть ниже имени самого судна. Старушка шла ровно, пронзая горделиво поднятым носом прозрачный воздух, а белые паруса, полные ветра, иногда сливались с появившимися в небе взбитыми облаками.

От неудобной обуви ужасно болели ноги, холодный ветер упорно бил в левую щеку и забирался под рубашку. Вокруг сновали люди, которые то и дело смотрели на «бедную девочку», сгорбленную и напуганную, и жалели вслух. Возможно, они думали, что говорят достаточно тихо. Но каждое их слово вворачивалось в уши Асин, проникало все глубже. Она даже обернулась, желая высказаться или хотя бы бросить укоризненный взгляд, но длинные пальцы с острыми ногтями тут же взяли ее за подбородок и развернули обратно, заставив смотреть туда, где пролетали мимо борта крошечные, покрытые невероятно длинной травой островки. С них, словно подвешенных в воздухе, время от времени осыпалась земля — и так они постепенно исчезали в ненасытном океане.

— Если бы я их слушал, давно бросил бы летать. — Вальдекриз схватился за гладкие деревянные кольца, лежавшие у него на груди, и слегка потянул. — Ханна, — его голос звучал непривычно мягко, а лицо не уродовала неприятная, будто вырезанная улыбка, — первый полет — это кошмар. Всегда. Если кто-то скажет тебе обратное, поверь, он врет.

Впервые за все время знакомства Асин мысленно поблагодарила его. За то, что говорит с ней, подбадривает, а не просто стоит рядом, ожидая, когда же в очередной раз облажается маленькая булка.

— А каким был твой первый полет? — решила поинтересоваться она.

И получила ожидаемый ответ:

— Идеальным. — После чего ее легонько толкнули плечом, но тут же придержали за один из ремней на талии, чтобы не упала. — Меня вышвырнули за борт. — Он указал двумя пальцами вперед и игриво дернул бровями.

Неважно, правдой это было или нет, но Асин улыбнулась. Она глубоко вдохнула солоноватый воздух, прикрыла глаза и постаралась вспомнить все, что могло понадобиться. Люди продолжали болтаться и болтать, «Аашенвер» — беспокойно покачиваться и скрипеть свою печальную песню. Но Асин слышала лишь крики птиц, таких же крылатых, как она. И перекаты волн, взбивающих воду в пушистую белую пену.

А затем Асин увидела его. У него, как и у всех подобных одиночек, не было имени, но про себя Асин прозвала его Тот-Самый-Остров.

Около пятидесяти метров в поперечнике, он напоминал зависшую в воздухе медузу — из-за длинных свисающих корней, которые покачивал ветер. Они стремились к воде, но не преодолели даже половину пути — так низко лежал океан. Почти всю поверхность острова покрывала густая ярко-зеленая трава, в которой проглядывали дикие полевые цветы, а кое-где росли, шумя мелкой листвой, деревья. Одно из них плодоносило чем-то зеленым. Но, как ни щурилась Асин, рассмотреть не получалось.

Маленькие выступы на боках острова, которые были похожи на ступеньки и находились в тени, облюбовал мох. Он был не таким ярким, зато пытался окутать собой все вокруг. Заползал на землистые стенки, свисал с выступов, топорщился, отчего напоминал недовольного зверька.

— У нас не будет времени на подготовку, — сказал Вальдекриз, склонившись ближе к ее уху. — Так что ставь ногу и слушай мою команду.

Упершись тяжелым ботинком в фальшборт, Асин подумала, что если сделает рывок, то наверняка свалится. А вот на палубу или в океан — это уже другой вопрос. Поэтому она предпочла смотреть на Вальдекриза, в его сузившиеся внимательные глаза, которые сейчас казались черными, и совсем немного — на Тот-Самый-Остров. Он перестал шелестеть зеленью и покачивать ветвями, будто застыл в ожидании гостей. Сердце Асин болезненно сжалось, и она схватилась пальцами за рубашку, смяла ткань и слегка оттянула ее. Но дышать легче не стало, а грудь сдавило — от внезапно опустившейся, словно стеклянный купол, тишины, в которой громом гремел голос Вальдекриза:

— Три. — Он наклонился вперед, согнул ногу в колене, приготовившись оттолкнуться и прыгнуть.

Асин обернулась, надеясь встретить поддержку в чужих глазах, но ее тут же грубо схватили за воротник и встряхнули. Еще немного — и они окажутся над Тем-Самым-Островом и «Аашенвер» накроет часть его своей длинной тенью.

— Два. — Вальдекриз забарабанил пальцами по деревянным кольцам.

Звуки вернулись. Ожил Тот-Самый-Остров, заговорили матросы, стараясь перекричать друг друга. Асин растерялась, завертела головой. И в этот самый момент прозвучало пугающее:

— Один.

Асин подалась вперед. Широкая ладонь легла между ее лопаток, подтолкнула — и она поняла, что падает. Падает. Не летит.

Она не чувствовала ветер, который могла оседлать, не парила белоснежным пером. Руки быстро зашарили на груди в поисках колец. Наконец Асин крепко схватилась за них, сжала дрожащими оледеневшими пальцами и рванула. Послышался хлопок — и ее отнесло назад и вбок. Лишь одно крыло распахнулось на всю длину, затрещал деревянный остов. Тканевая обтяжка сопротивлялась встречным потокам воздуха, но вскоре не выдержала. Асин схватилась за рычаги управления, опустила их. Крыло повернулось, но ветер стал трепать его только сильнее. Страху внутри было тесно. Он пытался вырваться за пределы дрожащего тела Асин, выгнуть спину, взреветь, надрывая горло. Рычаги под ладонями нервно дергались, били по пальцам. Как ни пыталась, она не могла их удержать.

Когда Асин молча, без единой слезинки наконец приняла свою участь, ее ладонь схватила чужая — ледяная, знакомая. Оказавшийся рядом Вальдекриз потянул свободной рукой за ручку сбоку и наполовину сложил рваное крыло, а затем потащил Асин на себя.

— Хватайся! — прорычал он, положив ладонь ей на поясницу. — Всем, чем только можешь.

И Асин схватилась. Прижалась крепко, обняла под крыльями и вжала голову в плечи. Она понимала: ранец Вальдекриза не выдержит двоих. Он уже заскрипел каркасом, угрожая обратиться в тряпье и щепки, безвольно свисающие и волочащиеся по земле. Если только они долетят. Если только…

Но недружелюбная земля оказалась близко — куда ближе, чем думала Асин. Затрещали ветви крепких деревьев, их широкие зеленые шапки зашипели листвой. Скрученные корни выныривали прямо под ногами. Об один такой и споткнулся Вальдекриз, поначалу мягко спустившийся с небес. Асин вздрогнула, разжала руки и рухнула лопатками в сочную влажную траву. Гладкие деревянные балки хрустели, ломались, точно самые настоящие кости, врезались ощетиненными огрызками в спину, ткань расползалась, больше ни на что не годная. Асин крепко зажмурилась. А спустя мгновение ее накрыл собой Вальдекриз. Он успел разве что выставить вперед ладони, чтобы не придавить ее своим весом.

Он лежал сверху, тяжело дыша. Волосы его шторами загораживали лицо, оставляя лишь звериный оскал. Распахнутые крылья краями вонзились в землю. Они, еще недавно казавшиеся живыми, теперь были неподвижными, зато, в отличие от ранца Асин, целыми.

Оторвав руку от земли, Вальдекриз снял летные очки, поднял их на лоб и внимательно посмотрел на Асин. О своих очках она благополучно забыла — они болтались на шее и иногда позвякивали, ударяясь о круглые выпуклые пуговицы.

Растения с усеянной мелкими шипами листвой царапали голые замерзшие руки, дыхание Вальдекриза опаляло и без того раскрасневшиеся щеки, а от тяжелой конструкции за спиной болела поясница. Но Асин могла думать лишь об одном; эта мысль кружила вихрем, билась в голове, и этот стук отдавался в сердце.

Жива.

Она жива. Совершенно детская радость, поднимавшаяся из самого нутра, заставляла рот улыбаться, а глаза — наполняться слезами. Рука сама собой потянулась к шее Вальдекриза, чтобы осторожно обхватить ее.

— Ты был прав. Это кошмар, — засмеялась Асин и потерла другой ладонью лицо. — Я… я даже не знаю, как правильно… ам… — замялась она, и глаза ее беспорядочно забегали. — Спасибо тебе. Спасибо, Вальдекриз. Если бы не ты…

— Это ты кошмар, булка, — улыбнулся он, оборвав ее на полуслове, и принялся отстегивать ремни. — И что же тебя в небо-то потянуло?

Вдалеке послышались крики. Если всмотреться в небо с завихрениями похожих на взбитые яичные белки облаков, можно было увидеть команду «Аашенвер». Несколько человек, свесившись с борта и сложив руки рупором, орали что-то. Быть может, пытались узнать, живы ли непутевые мальцы и нужна ли помощь. Вот только помочь они не смогли бы. Нескоро бриг полетит обратно — и лишь тогда на остров упадет, барабаня перекладинами, веревочная лестница. Но Асин все равно помахала в ответ, хоть и понимала, что ее вряд ли заметили.

Трава примялась под тяжелым ранцем Вальдекриза, под его обувью — когда он поднялся и принялся отряхивать штаны. Он не обращал внимания на распластавшуюся рядом Асин, а она смотрела сквозь мелкую листву на клочки неба, яркого, режущего глаза своей белизной. Щурилась и ловила ресницами блики, пока волосы ее трепал налетевший ветер, который принес с собой запах океана и первых цветов.

Наконец ей подали руку и, придержав за талию, помогли встать. Ранец отстегнули — и теперь он лежал на земле мертвой птицей с переломанным крылом. Вальдекриз сочувственно посмотрел на него, затем на свой и покачал головой. Поборов желание вновь кинуться ему на шею и засыпать словами благодарности, Асин бросила под ноги, рядом с ранцем, второе тихое «спасибо», которое потонуло в окружающем шелесте.

Длинные пальцы заботливо складывали крылья, переворачивали ранец, пытаясь сделать все осторожно. Жесткие ремни звенели пряжками, шумели, то и дело задевая растения, сбивая маленькие белые головки цветов и круглые колючие шарики. Вальдекриз опустился на колени, щелкнул одной из застежек и принялся открывать отсеки, в которых пряталось самое интересное — то, в чем разбирался папа и совсем не разбиралась Асин. Механическое сердце, приводившее крылья в движение.

— Ты что делаешь? — поинтересовалась она, присаживаясь рядом и заглядывая внутрь через левую руку Вальдекриза.

— Если окажется, что механизм был исправен, просто ты не сумела с ним совладать, тебя еще нескоро допустят до полетов. От этого спуска зависит все. Он — твой экзамен. И ты только что его провалила.

Он потянулся к небольшой сумке-коробу на поясе и извлек оттуда плоскую отвертку, которую какое-то время вертел в пальцах, разглядывая бездыханные механические внутренности ранца. Асин хотела бы коснуться их, оживить, но ее руки не способны были управиться с чем-то настолько тонким.

— А если ранец был неисправен изначально, — Вальдекриз закусил жало отвертки, — тогда проблема не в тебе. Понимаешь? Значит, виноват тот, кто сдал дефектное чудище на склад.

Асин поспешно кивнула, про себя пожалев совсем невиноватого беднягу.

— Когда полетаешь с мое, научишься двум самым необходимым вещам: чинить и портить. И головой думать. А то, вижу, ты себя поедаешь. Да не будет никто искать виноватого. Нас всех соберут, расскажут, откуда у нас руки растут и головы — вот тебе и наказание.

— И часто ты чинишь что-то? — Она подтянула колени к груди и устроила на них подбородок. Легче стало, но не до конца.

Вальдекриз лишь пожал плечами.

— А портишь? — она понизила голос почти до шепота. Будто был на этом небольшом островке тот, кто мог подслушать их разговор. И он бы явно счел ее вопросы глупыми.

— Почаще. Не ранцы, — засмеялся Вальдекриз. — А то подумаешь еще. В новом мире слишком много механизмов, которые только и хотят, чтобы их сломали.

Он убрал прядь волос за ухо. Длинная зеленая серьга, поймавшая отблеск солнца, закачалась.

— Готово. — Он потуже затянул один из болтов и попробовал потянуть кольцо. Деревянный остов дернулся, но не сдвинулся с места.

Поначалу она даже не поняла, о чем он. Лишь когда Вальдекриз кивнул на крылья и убрал отвертку к другим инструментам, Асин протянула многозначительное «а-а-а» и схватилась за кольцо. Крыло не шевелилось, лишь на ветру трепыхалась рваная ткань, то надуваясь шаром, то складываясь волнами.

— И мне поверят? — неуверенно спросила Асин. — Ну, в то, что ранец был неисправен? Их же наверняка проверяют перед отправкой.

— Тебе сложно не поверить. У тебя глаза честные, булка. — Вальдекриз упер локти в колени и принялся оглядывать остров. — А недосмотреть все могут. Только если ошибется человек проверенный, то это называют случайностью, а если новичок, значит, он попросту безрукий и у него сено вместо мозгов. Или чего похуже. Удобная система, не находишь? А знаешь, сколько человек из-за таких случайностей падало в океан?

От одной мысли об этом у Асин перехватило дыхание. Слишком живо она представила, как уходит под воду — и та смыкается гладкой блестящей синевой над ней, утаскивает все глубже. И крохотные пузырьки воздуха тянутся вверх, чтобы выбраться наружу и беззвучно лопнуть.

— Помнишь, ты спрашивал, почему меня потянуло в небо? — тихо начала она.

— Это был не… — Но Вальдекриз не договорил. Отмахнулся — все равно они застряли тут, — а после сделал приглашающий жест, чтобы продолжала.

Асин поднялась, отвернулась от него — так, чтобы ветер трепал ее волосы и, швыряя их в лицо, хлестал по щекам. С дерева рядом — широкого, с изогнутым стволом, на котором, наверное, удобно сидеть, — посыпались листья. Они медленно кружились, устремляясь к земле, а некоторые, взметнувшись, летели к краю Того-Самого-Острова. Асин поймала один, сжала в ладони — и он беспомощно смялся. Она покачнулась — слова почему-то отказывались ровно строиться в предложения даже в ее голове — и беспокойно заходила взад-вперед, шурша травой.

— Я почти с самого детства его боялась. — Асин обхватила себя руками, сунула ладони под мышки и опустила плечи, уже жалея, что завела этот разговор. — Океана. Вернее, сперва не боялась. Но только потому, что была совсем уж маленькой…

— И поэтому решила податься в небо? — Вальдекриз поднял указательный палец и медленно сделал им полный оборот. — Тебе не говорили, что ты, как бы помягче, странная? Никогда не слышала историю о том, как океаном стало небо, а волнами его — облака? — Он смотрел на Асин снизу вверх, щурясь от яркого солнца. Одной рукой он взялся за летные очки — то ли чтобы снять их, то ли чтобы опустить на глаза. — Ты просто поменяла один океан на другой.

Он рывком встал, стянул очки и кинул рядом с ранцем, а сам, отряхивая друг о друга сухие ладони, направился к краю Того-Самого-Острова, следом за недавно улетевшей листвой. Асин нахохлилась и нехотя поспешила за ним. Она понимала, что не сможет возмутиться — что-то внутри, напоминавшее стыд, не давало ей открыть рот, — но хотя бы постоит рядом и очень недовольно посмотрит Вальдекризу в спину.

У заросшей травой кромки он опустился, сел на неровный край и свесил ноги в пустоту. Асин встала позади, но тут же отступила на шаг. В голове заметалась сотня предупреждающих «а вдруг». А вдруг земля под ними обвалится, а вдруг ветер толкнет ее в спину. Но Вальдекриза ничего из этого, кажется, не беспокоило. Он поднял круглый серый камень, погладил пальцем его ровный бок и, размахнувшись, отправил в полет.

— Знаешь, что интересно? Чем сильнее люди бегут от чего-то, тем ближе оно становится. Ты бежишь от океана. — Он кивком предложил сесть рядом, но Асин вежливо и немного пугливо отказалась. — Но вот он, прямо перед тобой. Забавно, но чаще всего он забирает крылатых. Так почему тебя потянуло в небо? А, Ханна?

Медленно обернувшись, он пронзил ее взглядом. Так обычно пронзают булавками разноцветных бабочек и крупных жирных жуков. Никем из них Асин становиться не хотела, даже на пару секунд.

— Наверное, ты прав, — после долгого молчания выдохнула она. — И я просто выбрала другой океан.

А впереди простиралась бесконечная синева. Где-то вдалеке виднелся родной Первый, его Рынок с маленькими белыми домиками, напоминавшими с такого расстояния спичечные коробки с синими крышками.

— Я в детстве не понимала, что такое океан. Я знала, что такое вода. А вот океан… это какой-то сказочный зверь. — Асин улыбнулась. — Большой, живой и дышащий.

— Дай угадаю: как киты?

— Да. — Ее голос полностью утратил цвет, стал совсем серым. — Как киты.

Они больше не пели. Будто, единожды встретившись с маленькой испуганной Асин, решили навсегда исчезнуть из ее жизни. Она не видела их широких, похожих на острова спин, плавников, которыми они надрезали воздух, и выглядывающих из воды хвостов. Иногда она думала даже, что все это ей привиделось. А потом на Рынке или в стенах училища слышала разговоры. И понимала: они по-прежнему поют, только не для нее.

— У меня была мама… — сказала Асин.

Поставив одну ногу на землю, Вальдекриз повернулся боком. По ехидному взгляду и плотно сжатым губам Асин поняла, каких трудов стоило ему удержаться от очередного неуместного замечания. Она выдохнула и разжала пальцы, удерживавшие смятый лист. Подхваченный ветром, он, вместо того чтобы полететь, покатился, пока не застрял в траве у самого обрыва.

— Продолжай, — попросил Вальдекриз. Она ждала извинений, хоть каких-то, но он лишь поднял брови и склонил голову.

Отступить было бы глупо. Впрочем, как и обидеться, мысленно разделить Тот-Самый-Остров надвое — желательно очертить свою половину — и уйти куда подальше. У них слишком много времени. И слишком мало места. Асин нервно улыбнулась и легким пинком столкнула мятый лист вниз.

— Она очень любила океан. Мне кажется, все дело в ней. Она будто, — Асин махнула рукой, пытаясь точнее донести свою мысль, — посадила в меня крохотное шумящее семечко, которое раскрылось, выпустив бушевавшие внутри волны. Океан был моей болезнью, пока папа не объяснил, что он опасен.

— Рассказал, как океан забирал рыбаков? — уточнил Вальдекриз. Видимо, кто-то из родных точно так же пугал его в детстве людьми, которые не вернулись.

— Рассказал, как океан забрал маму. — Асин почти не услышала свой голос.

Повисло молчание. Улыбка Вальдекриза стерлась, но взгляда он не отвел, так и смотрел прямо в глаза Асин, иногда щурясь и прикладывая ладонь козырьком ко лбу — когда сквозь листву пробивались слепящие лучи. Асин так ничего и не объяснила. Даже сама она не понимала, почему вдруг выбрала небо, хоть папа был против и этого ее решения.

— А какой она была? — вдруг спросил Вальдекриз, похлопав по месту рядом с собой.

И пусть Асин все еще было страшно, она присела и свесила с острова ноги. Она старалась не думать о том, что качается и пенится далеко внизу. А чтобы ненароком не глянуть на неровную поверхность океана, она легла на спину и закинула руки за голову.

Конечно, она не станет говорить о том, что мама рассказывала удивительные истории. Иногда казалось, будто она побывала в каждой — не участником, так зрителем. Там были затонувшие корабли и застрявшее время, морские обитатели в три — а то и больше — человеческих роста и несуществующие города, появляющиеся лишь на миг.

Не упомянет, какие вкусные блюда мама готовила из самых простых продуктов. Даже если очень уставала. Она всегда улыбалась, стоя у стола и нарезая овощи аккуратными кругляками, чтобы потом кинуть их на шипящую сковороду. И ей помогали — любимый муж и маленькая дочка, которая скорее спешила все попробовать.

Не поделится моментами, когда мама ходила с ней, еще маленькой, на Рынок — не только чтобы купить продукты, но и чтобы очень долго смотреть на спокойную, а порой и очень злую воду. Пока Асин не закапризничает.

Потому что она не помнила ничего из этого. Ее мама собиралась из историй папы, которые звучали слишком уж идеально, и в них сложно было поверить, но она все равно слушала. У самой же Асин осталась лишь мама-внешность, мама-оболочка. И ощущение океана глубоко внутри.

— Она была… не такой, как я, — улыбнулась Асин. — Знаешь, тебе бы она, наверное, понравилась. Мне так кажется, — не слишком уверенно добавила она, вытянув руки над головой. На ладони тут же лег мягкий свет разгоревшегося утра.

По правую сторону захрустела зелень — Вальдекриз придвинулся ближе. Поерзал, повел плечами, пытаясь устроиться поудобнее, и повернул голову. Солнце укутало его собой, запуталось в волосах, превратив топорщащиеся пряди то ли в золото, то ли в огонь.

Асин говорила — о матери и не о ней, порой запинаясь на полуслове и заглядывая Вальдекризу в глаза, чтобы понять, не сболтнула ли она лишнего. А он кивал, молча, будто и правда слушал.

И не было вокруг больше никого. Только Тот-Самый-Остров. И живущая в океане мама.