Линии Инги

Виктория Владимировна Беляева, 2022

Инге срочно нужна работа со стабильным доходом и желанием на нее ходить. Только где такую найти без риска вляпаться в историю? Сайты по трудоустройству пестрят объявлениями, но под вакансией секретарь-референт может скрываться все, что угодно, например, работа в эскорте. Деловая встреча в экзотичном кафе ”Папайя” выглядит на первый взгляд, как очередное непристойное предложение. Только вот встреча с Ником больше похожа на выигрыш в лотерею. Жаль, что фортуна – дама с характером. Обстоятельства меняют жизнь Инги, и вскоре она устраивается на работу в глянец. Первое интервью с таинственным бизнесменом Грозным может стать последним в ее карьере. Оказывается, он терпеть не может женщин-журналисток. Все, что остается Инге, чтобы не вылететь с работы – нырнуть в его темное прошлое и не потерять там себя.

Глава 3

Когда Ник стал ей звонить, Инга отключила телефон. Все эти объяснения не имели смысла. В конце концов, никто никому ничего не обещал, а, следовательно, и не был должен. Ник имел полное право встречаться с кем-то еще, раз их отношения начались под свободным флагом. Только вот Инге такая история была не нужна. Она была уж слишком пошлой, тянула какой-то болезненной ненужностью.

Сейчас еще можно все завершить быстро. На сердце останется всего лишь крошечная ранка от чего-то не случившегося. Быстро заживет. Да и треугольники Инга терпеть не могла.

В полной темноте, в обнимку с Мартином и фужером вина она отмечала прощание с очередными иллюзиями. Она становилась слишком взрослой. Отношения без обязательств, все таки обязывают принимать реальность.

Утром Инга решила навестить бабушку.

Она жила за городом в дачном домике, который со временем вырос и превратился в настоящее семейное гнездышко: теплое, уютное, с вязаными ковриками, перекличкой птиц и звоном цикад. Дом строил еще дед, а папа помог вырасти второму этажу. Среди ягодных кустов и сладко-горьковатого аромата сирени, жизнь казалась легкой, чистой и настоящей.

Инга доехала на электричке до нужной остановки, прихватила любимые бабушкины конфеты и твердый сыр. Медленно прошлась вдоль знакомой с детских лет просеки и улыбнулась, глядя на выкрашенные изумрудной краской, железные ворота.

Она мягко приоткрыла защелку. Бабушка, напевала: “Ой, цветет калина в поле у ручья, парня молодого полюбила я” — ? накрывала в беседке столик.

Увидев внучку, она прижала к груди ладони, закачала головой, потом поспешила ей навстречу, обняла, поцеловала и затараторила:

— Душенька, как же я рада, снова тебя видеть. Ты чего не предупредила? Я бы тебя встретила с электрички. Вот не зря я во сне голубку видела. Я как раз заварила чай со смородиной и каплей рябиновки. Ну проходи, мой руки и ныряй в беседку, душечка. Будем чаевничать.

Бабушка, в сером платье с брошью, похожая на графиню, заговорщически подмигнула и добавила:

— И пирог испекла капустный, твой любимый, как чувствовала. Пировать будем, душечка!

Инга протянула бабушке покупки, кивнула, улыбнулась, но улыбка вышла кислой и натянутой.

Бабушка заметила это и, прищурившись предложила:

— Душенька, а знаешь, что я подумала, давай, пожалуй, с рябиновки начнём. Ну, а чего, вон день какой призамечательный. Разгоним кровь, поднимем аппетит, очистим душу.

Бабушка, продолжая напевать: “Парня полюбииила на свою беду, эх, не могу открыться, слов я не найду” — стала доставать из древнего серванта графин.

Инга догадалась, что бабуля прочла её, как свою самую любимую книгу. Так уж повелось с детства, что бабуля понимала все Ингины переживания без слов.

Ничего не спрашивая, рассказывая лишь о грибке, который поселился на алыче, дворовых собаках, брошенных дачниками, что повадились ходить к ней на ужин и соседе, Петре Аркадьевиче, ба про себя сложила полную картину переживаний внучки. Однако, продолжила разговоры о пустяках:

— Вот ты только послушай, милая, что говорит мне этот смешной старик. Будто бы я всегда спешу с выводами, ничего не даю ему объяснить, потому что я, видите ли, бескомпромиссная.

Инга засмеялась:

— Неужели?

— Да-да. Так и говорит. И заявляет, что всё равно я его Муза. Представляешь, я Муза этого романтически настроенного пенсионера? Слово то какое подыскал. Не зря вот говорят — седина бороду, а бес в ребро. Этому чудачу в ребро музыкальный бес угодил.

Инга пригубила из крошечной рюмочки густую, пахнущую терпкостью и закатным солнцем, рябиновку:

— Ба, он уже сколько лет за тобой круги по огороду наматывает, прости ты его за ту нелепую, а вернее даже, смешную историю. Сама ж знаешь, раздула ты из мухи слона. Петр Аркадьевич славный.

Бабушка расправила на столе и без того идеально разложенную, кружевную салфетку:

— Да-да, душенька, может ты и права. Как тебе, варенье-то, милая? Это еще из прошлогодних запасов, твое любимое, абрикосовое с косточкой. Я тебе его с собой положу, и рябиновки, и пирога. Совсем тощей стала. На этот раз от гостинцев не отвертишься.

Инга вдохнула прозрачный воздух, впитавший запахи аптечной ромашки, мяты и бабушкиных балтийских духов. Все, что произошло накануне в городе с ее жизнью показалось чем-то незначительным, ненастоящим, пустым и прошедшим.

Бабушка села рядом, обняла ее. Инга положила ей на колени голову, и бабушка коснулась макушки, так же, как в детстве. Волна тихого счастья побежала по спине Инги, она обняла бабушку за крепкую талию и уткнулась в ее теплые коленки.

Та поправила сухой ладонью волосы внучки и спросила:

— Как ты поживаешь, душенька?

Инга подняла голову:

— Стараюсь справляться, ба.

— А ты знаешь, Ингушенка, не всегда стараться надо. Это я такую мудрость совсем недавно открыла. Ей богу, иногда можно и перестать стараться.

— Это как?

— А вот так. Не ладиться у тебя, положим, какое-то дело, ты и не усердствуй, может ведь само собой все уладиться. Или вовсе отложить его надо пока.

Вот у меня вчера не ладилось с поливом клубники. Вначале шланг прохудился, потом напор воды медленнее черепахи стал, а я, знаешь ли, ну очень хотела быстренько управиться и гости к соседке Зосе на сплетни-ягоды заскочить.

Так вот, не пошло дело. Я бы раньше упрямо бороться с этим бесовым шлангом стала, тут вот решила, да и леший с ним. Плюнула, бросила резиновую дугу окаянную, примерила шляпку, освежилась розовой водой и вышла в беседку компоту выпить. И что ты думаешь? Заходит ко мне за лопаткой этого старика внук.

— Это ты про Петра Аркадьевича и Пашку говоришь?

— Да-да, душенька, о них. Кстати говоря, Пашка огого как вырос, не Пашка, а целый Павел. Красавец, в отца, слава тебе господи, а не в деда удался.

Инга захохотала в голос:

— Бабуль, ну какая же ты еще девчонка у меня!

Бабушка тоже улыбнулась:

— Ну, не такая уж и девчонка, девушка в самом соку.

— Ба, так и чего дальше-то, со старанием и Пашкой?

— Ах, да. Пришел Павлик за лопатой дедовской. Помнишь ли, раритетная, немецкая, аккуратненькая, складная. Он с ней за какими-то кустами диких цветов поехать задумал. Так вот, пошла я за железкой, а Павлуша увидел, что шланг, как змей контуженный брошен. Говорит мне:

— За что вы, Анастасия Ивановна, со шлангом так негуманно? Лежит на меня, смотрит почти по-человечески. Спасения жаждет.

Ну я ему в красках объяснила наше непонимание с чудищем резиновым. И что ты думаешь, душенька, и десяти минут у Павлуши ремонт не занял. Что-то прикрутил, закрутил, сбегал куда-то и шланг стал веселым, рабочим инструментом. Ты бы, кстати, милая к Павлику пригляделась получше. Жаль, уехал мой спаситель вчера.

Инга прищурилась, закачала головой:

— Теперь он уже не просто внук этого старика, а Павлик, Павлуша и даже целый Павел. Ну ты, бабуль, и непостоянная. Анастасия Ивановна, вы, стесняюсь даже предположить, сватать меня вздумали что ли? Тут, прямо на даче, намечается открытие филиала “Давай поженимся?”

Бабушка прогнала ладонью назойливую мошку:

— Ингушенька, ну какая же из меня сваха? Я человек прямой и точный, не зря главным бухгалтером столько лет отработала, я подсчетами и практическим раскладом мыслю. Вижу в людях спрятанное, настоящее.

Инга подняла голову к прозрачному небу, впитавшему теплое дыхание солнца:

— Ба, ну тогда, как счетовод счетоводу, скажи честно, на сколько лет Павлик, он же Павел, младше меня?

Бабушка добавила в рюмочки вишневки, подмигнула и ответила:

— А чего считать-то, там и складывать нечего. Всего четыре несчастных года разница.

— Вообще-то, пять.

— Ну, пяти нет, около. А мы, по женской математике, когда выгодно, в свою пользу округляем.

Анастасия Ивановна подняла рюмку, стукнулась с Ингой и добавила:

— За твое счастье, душенька. Но про Павлушу настоятельно рекомендую подумать. Ты знаешь, каким он красавцем стал — рослый, плечи широкие, руки сильные, кулачищи как у деда нашего, волосы русые, завиваются, ну красавец, милая!

— Бабуль, ну прекращай уже. Я его последний раз видела почти полжизни назад, как и он меня. Да и вообще, не до этого мне всего, не выдумывай, ладно?

Бабушка поправила прическу, сама внимательно и прицельно глянула на невеселую внучку:

— У тебя ничего не случилось, душенька? Как с работой, как с любовью дела обстоят?

— Ба, ты же знаешь, твоя внучка непризнанный писатель и поэт. Рифмует, в основном реквием с мечтами. Пишу на заказ, а заказов мало. Поэтому на работу выйду. Не зря же на филолога выучилась.

— Вот напрасно ты в аспирантуре не осталась. Уже бы кафедру возглавляла.

— Если бы с заведующим кафедрой оставалась на дополнительные занятия. Как ты таких называешь — стариками-говнюками?

Бабушка махнула рукой, смачно плюнула:

— Козел и есть козел. Мы бы ему рога скрутили, да ты же с характером тоже коза. Правда, тогда у тебя вместе с бывшим мужем другие планы появились. Черт бы и с ним заодно.

Но, ты мне зубы не заговаривай, лучше расскажи, есть у тебя кто или нет? Я, между прочим, правнуков дождаться хочу. Такой красоте родовой пропадать нельзя. Ясно тебе, душа моя?

— Бабуль, я уже давно усыновила Мартина, чем не правнук? Хвост, усы, все на месте. Красив как бог и никаких памперсов, только коровье молоко. Ну хочешь, привезу его к тебе на каникулы?

— Тьфу ты, чудо юдо усатое. Смотри мне, будешь себя так вести, точно на “Давай поженимся отправлю”.

Бабушка перекрестилась и погрозила внучке указательным пальцем.

Инга покорно опустила голову:

— После таких угроз я немедленно верну Мартина в дом кошачьей малютки и отправлюсь на поиски мужика для правнуков.

Бабушка засмеялась, махнула полотенцем, хлопнула ладонями, поймав назойливого комара.

Инга зевнула, встала, обняла бабушку:

— Спасибо, бабулечка. Обед на славу. Я пойду, прилягу, так хорошо после рябиновки стало. Ты меня через часок разбуди, пожалуйста.

Бабушка кивнула, Инга растворилась за ажурной, белоснежной занавеской, которая спасала прохладный дом от визита проснувшихся насекомых. Комната с бежевыми в мелкий темно-синий горошек обоями как будто ждала ее. Комната, в которой она росла и была бесконечно счастлива, хотя и не понимала тогда, что это и есть счастье — простое, ясное, легкое. Оно в смехе живых родителей, басистом декларировании Ильфа и Петрова дедом, в лае рыжеухого пса Борьки, в неумелых поцелуях с мальчишкой из Москвы, который потом несколько лет отправлял ей открытки на праздники.

Инга проснулась от мягких прикосновений бабушки. Как в детстве, она будила ее, легонько касаясь спины:

— Душенька, прошло почти два часа. Я бы не будила, но ты просила, вдруг, думаю, дело важное какое пропустишь?

Инга, сладко потянулась на пахнущих лавандой простынях, улыбнулась:

— Как же я хорошо здесь выспалась. Как будто всю ночь напролет. Ты знаешь, бабуля, мне приснились родители. Мы вместе купались в море. Оно было таким чистым, прозрачным, отливающих солнечным золотом. Я была маленькой, и отец катал меня на волнах. Такой замечательный сон. Я даже запахи уловила и звуки — персики, соленая вода, шум волн, разговоры чаек. Я скучаю по ним, ба. Я очень скучаю по родителям.

Бабушка кивнула:

— Добрый сон, Ингушенька, значит, рядом они, значит все у тебя ладно да складно будет, милая.

Бабушка протянула Инге пузатую кружку с петушком.

Инга отхлебнула ароматный компот из ранней клубники и сказала:

— Ба, как же я люблю тебя, а когда пью твой компот особенно сильно! Ты моя фея ягодного счастья. Так бы и осталась здесь, так бы и ела твои пироги вместе с нашими разговорами. Но домой пора, там Мартин голодный и от этого ужасно несчастный.

Бабушка понимающе закивала:

— Так ты мне ничего и не выдала о своих сердечных делах. Ну, что ж, пытать не стану. Когда захочешь — поделишься. Только вот сама домой не поедешь, этих раздолбаек-электричек не дождаться. Они теперь как хотят, так и ходят, я за их расписанием не успеваю следить. Нечего тебе ждать у моря погоды, там на остановке и собаки, и бродяги к лету оживились. Я сейчас Петра Аркадьевича организую. Обожди.

— Неудобно, ба.

— Душенька, да ему за радость будет помочь нам. А чего, правда ведь! Cидит один, от скуки с мухами воюет.

Бабушка лихо подскочила, поправила волосы, освежилась розовой водой, переобулась в летние, легкие туфли, исчезла за воротами, вскоре вернувшись, шумно беседуя с соседом. Пока Перт Аркадьевич расхваливал кулинарные способности Анастасии Ивановны, Инга собралась, чтобы отправиться обратно, в реальную жизнь.