Черные крылья

Эн Варко, 2023

Что может объединять крылатую девушку-монстра из мифологии и знаменитого рок-певца со студенткой-отличницей Ингой Озерной? Только то, что Инге известны и та и другой. Ведь она увлекается теорией архетипов и является тайной фанаткой певца. Но это все несерьезно. Инга давно перестала верить в сказки и лелеять несбыточные мечты. Она исключительно приземленный человек, который привык рассчитывать только на себя, поэтому стремится с отличием окончить университет и получить престижную работу. Но в группе появляется новый студент Ант Лазурин, а подруга зазывает в ночной клуб "Черные Крылья". Эти два несвязанных события полностью рушат прежнюю жизнь Инги. Ведь если ты забыла о Небе, это не значит, что однажды оно не обрушится на тебя.

ГЛАВА 1. «Чёрные Крылья»

Он был хорош, а его песня заставляла душу рыдать. Не каждый менестрель Ночи мог вызвать такой трепет, как этот длинноногий парень на арене стадиона. Менестрели — великие искусники превращать слова в музыку, но часто им не хватало той ярости эмоций, что выплёскивал этот певец в толпу, заставляя её неистовствовать. Да и понимания жизни не доставало, хоть бесчисленное множество раз воспевали они значимые моменты жизненного пути смертных, отправляя души на перерождение.

Нет, смертный не может так петь. Неужели это тот, кого она уже отчаялась найти?

— Ты опять занимаешься не тем, чем надо, — проворчал Ану. — Оника, нельзя отклоняться от нашей цели. Ты всё погубишь.

— Два часа меня не спасут, — покосилась Оника на собеседника — расписанный рунами череп, притороченный к её поясу. — Если этот парень тот, кто я думаю, он поможет мне.

— С вероятностью пятьдесят процентов, — хохотнул Ану. — Кстати, тебе не кажется, что твой певец без ума от партнёрши? И она вовсе не та, кого ты ищешь. Гарантированно говорю.

Оника взглянула на вокалиста с раздражением.

— Рой! Рой! Рой! — скандировала толпа.

Певец замер на краю сцены, а рядом с ним, тяжело дыша, застыла со счастливой улыбкой черноволосая девушка. Оба в мрачных одеждах и с макияжем, который некоторые смертные могут счесть устрашающим. Особенно если бы столкнулись с этой парочкой где-нибудь в тёмной подворотне.

«Парень достоин одеваться как подданный Короля Ночи, а девчонка — нет. Голосок слабоват, эмоции наигранные. Пустышка», — фыркнула Оника мысленно. Вот кого она с удовольствием бы высушила, но, к сожалению, нельзя себя выдавать.

Настроение ещё сильнее испортилось, когда Рой вдруг крикнул:

— Друзья мои! Следующую песню я хочу посвятить чудесной девушке, которая поёт. — Он повернулся к певичке: — Кристи, для тебя…

Стадион вновь заполнил волшебный голос, но теперь в нём звучала нежность. Большая часть прожекторов погасла, остался лишь молочный диск, в центре которого Рой пел своей подружке. А потом на затянувшихся мраком трибунах начали вспыхивать звёзды: люди зажигали огоньки.

Оника презрительно фыркнула от этих сопливых нежностей. Она расправила крылья и полетела в сторону истинного ночного светила. Хватит с неё этих сценических подделок. Ану прав: на этого парня не стоит полагаться.

Два года спустя. Люблин, столица Итлии

В университетской столовой сегодня было традиционно пустынно. Не то, чтобы студенческая братия не любила поесть, просто рядом с универом — огромное количество кафешек на любой вкус. Мы с Эльвирой обычно обедали в «Морском» — уютном заведении в тенистом парке со встроенными в стену аквариумами. Подруга обожала морепродукты и считала их очень полезными для здоровья. К тому же там иногда появлялся Герт — плечистый блондин с журфака, по которому Эльвира уже четвёртый год сходила с ума. Хотя, как по мне, занятие это было абсолютно бесперспективное. Герт в последнее время всерьёз увлёкся нашей однокурсницей и признанной красавицей универа — Агатой Жемчужной. Именно по этой причине «Морской» вдруг стал Эльвире немил. Влюблённая парочка начисто отбивала ей аппетит.

Выбор места, где можно перекусить, был извилист и тернист. Подруга предавалась поиску с самого утра, мешая мне слушать преподавателей. Она с маниакальным удовольствием разнесла в пух и прах прилегающие к универу недорогие кафешки из-за их многолюдности, отвратительного меню и качества обслуживания. Потом перешла на заведения с ценами «не для всех». «Коромысло» она отвергла сразу — там, конечно, обедали студенты из «приличных семей», но оказалось сильно накурено. В «Королевской поступи» собиралась элита элит нашего универа, которая не очень приветствовала чужаков, а у «Остролиста» — сама ценовая политика являлась мощным отсеивателем.

После долгих стенаний, вздохов и проклятий в адрес Агаты Эльвира всё же решила почтить своим присутствием нашу столовую. К сожалению, стенала она так громко, что профессор Андрус Всеной попросил нас покинуть аудиторию.

Жаль, конечно. Всеной прочитал пока лишь пару лекций, но я успела влюбиться в «Историю управленческой мысли». К тому же я искренне не понимала, что не устраивает подругу в нашей столовой. По своей малолюдности она могла дать фору «Остролисту», сервиса в ней почти не было, так как всё строилось на самообслуживании и буфетчице Зои. Ну а что касается меню, так Эльвира всё равно почти ничего не ела, а я могла позволить себе лишь кофе.

Войдя в просторный и пустынный зал, мы спокойно выбрали себе вполне неплохое местечко. Столик выглядел не таким исцарапанным, как его пластиковые соседи, стулья почти не шатались, а из окна виднелся университетский сквер с деревьями, которые осень уже начала покрывать позолотой.

— Ты только посмотри! — Эльвира ткнула меня локтем, и кофе выплеснулся на мой джемпер.

Подруга во все глаза уставилась в окно. На кирпичной дорожке стояла Агата и недовольно что-то говорила застывшему перед ней истуканом Герту. Тот был на две головы выше нашей аристократки, что не мешало ей выглядеть так, словно это она смотрит на парня сверху вниз. Герт слушал, и его лицо всё больше каменело. Наконец, он что-то коротко сказал, развернулся и быстро пошёл прочь. Агата презрительно скривила губы и направилась в другую сторону.

— Ну, всё, Инга! Это мой шанс, — возликовала Эльвира и бросилась к выходу. На столе остались её недоеденный салат и початая банка тоника.

В шею кольнуло, да так сильно, что в глазах потемнело. Боль почти сразу прошла, но сумрак остался. Краски вокруг словно выцвели. Осеннее солнце затянула дымка, тени удлинились, в воздухе запахло затхлостью. Мне вдруг до слёз стало жаль себя.

Эльвире хорошо. У неё отец — успешный бизнесмен. Его ткацкие мануфактуры известны не только в Итлии, но и в других странах. Конечно, до столичной золотой молодёжи Эльвира не доросла, но и в деньгах нужды не знала. А вот мне приходилось жить от стипендии до стипендии. Куртку с сапогами, опять же, к зиме купить как-то надо. От мамы остались небольшие сбережения, но они быстро таяли. Приходилось экономить на всём.

А вдруг стипендию не дадут? Её лишали гораздо охотнее, чем назначали. Достаточно одной жалобы преподавателя, чтобы закрыть мне доступ к государственному финансированию особо прилежных студентов. Профессор Всеной — замечательный лектор, но злопамятный. Вот возьмёт сейчас и накатает на меня докладную в деканат, что тогда делать?

Я мысленно застонала. Почему мне так не везёт? Мало того, что выгнали из-за Эльвиры, теперь ещё за ней посуду убирать. Всё-таки правильно меня называют за глаза мышью. Я и есть такая — серая, невзрачная, никому не нужная. Вот умру, и никто обо мне не вспомнит. Даже Эльвира. Ведь кто я для неё? Всего лишь дочь её бывшей учительницы музыки. Она привыкла, что я всегда рядом. И в университет после школы потащила за компанию. Вот только другую компанию ей найти — раз плюнуть. Стоит только захотеть. Эльвира красивая и весёлая, а я — её «подай и принеси». Удобно, но не настолько, чтобы долго по мне сокрушаться. Мама меня пожалела бы. Но её теперь нет.

Идея с самоубийством показалась невероятно соблазнительной. Я даже представила, как это произойдёт. Поднимусь на крышу универа, встану на край, распахну руки и шагну в небо…

Что за глупость!

Постаралась выкинуть из головы дурное, но оно не спешило оставлять меня в покое. На пластик стола упала солёная капля.

В нашу жалкую столовую народ не торопился идти. Еда здесь пресная и холодная, а выпечка чёрствая и серая. Единственное и неоспоримое достоинство — кофе. Уж не знаю, почему, но он один из лучших в городе. Вот только сегодня этот прекрасный напиток вылился на мой светло-серый джемпер.

Пара девиц, облюбовавших столик в другом конце зала, куда-то делась, а крикливая буфетчица Зои покинула свой боевой пост. В столовой я осталась одна. Горько вздохнув, принялась складывать на поднос посуду. Настроение стремительно портилось. Хотя, казалось бы, куда хуже?

В столовую вошёл улыбчивый тёмноволосый парень и застыл у входа, во все глаза глядя на меня. Его зрачки расширились, почти полностью залив синюю радужку. Ант Лазурин — вспомнилось имя студента, который на днях перевёлся в нашу группу. Заглядевшись, я споткнулась о ножку стула и чудом удержала поднос.

Вот только этого для полного счастья не хватало: растянуться на полу на потеху новичку. Мысленно ругнулась, отвернулась от однокурсника и двинулась к мусорному контейнеру. Чувствовала себя при этом странно — коленки подгибались, а кафельный пол казался таким опасно далёким и скользким, что приходилось идти осторожно.

Да что со мной?!

И я всё же грохнулась. Что-то обрушилось на меня сзади. Поднос звякнул, разбрасывая содержимое в разные стороны. Коленки обожгло, а зубы клацнули и прикусили язык.

— Ох, извини!

Сильные руки потянули меня вверх.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Ант. — Прости, я засмотрелся в окно и не заметил тебя.

Колготки разорвались, а на коленках зияли кровоточащие ссадины. Просто отлично! Сначала испорченный джемпер, теперь ободранные ноги. Единственный плюс во всём этом — злость на парня вытеснила все дурацкие мысли о самоубийстве. Я выдохнула, стараясь успокоиться.

— Прощаю, — прошипела я.

Наклонилась, чтобы подобрать посуду, и тотчас врезалась лбом в лоб парня, некстати решившего мне помочь.

— Ох, — потёр он голову и широко улыбнулся. — Тебя ведь Мышкой зовут?

— Ингой. И хватит меня разыгрывать.

— Что? — искренне удивился он.

— Спорим, сейчас в дверь войдут твои приятели и начнут наблюдать за тем, как ты охмуряешь меня?

— Охмуряешь? И как я тебя буду охмурять? — развеселился Ант.

От улыбки на щеках у него появились ямочки, а от уголков глаз разбежались милые лучики.

— К примеру, предложишь угостить меня кофе в каком-нибудь навороченном кафе, чтобы я растаяла от счастья. А потом попросишь сделать тебе контрольную или написать реферат.

— Я действительно хотел угостить тебя кофе, — хмыкнул Ант, забирая у меня поднос.

А потом мы, не сговариваясь, посмотрели на входную дверь. Зрители были в наличии — Олге Шатун и Вики Пулсор. Известные, кстати, в универе личности из числа завсегдатаев «Королевской поступи», которые вряд ли просто так заглянули бы в университетскую столовую. Олге, темноволосый и бледный дылда, мрачно смотрел на меня, прислонившись к косяку и скрестив на груди руки. Рыжеволосый патлатый Вики гнусно ухмыльнулся мне и показал язык.

— Эй, мышонок, всё не так, как ты думаешь, — попытался взять меня под локоть Ант, но я вырвала руку и бросилась прочь из столовой.

Парни молча расступились, пропуская меня.

Дурацкий день!

Спустя две недели с того злополучного дня оставалось только удивляться безнадёжной тоске, что обрушилась на меня в университетской столовой. В тот день я совершила свой первый прогул в жизни. Не захотела идти на лекции грязной, как свинушка, вот и пришлось пропустить их. Моя маленькая квартира в старом панельном доме находилась недалеко от универа, и я пробралась дворами, почти никем не замеченная. Всё оказалось не так ужасно, как представлялось. Скорее неприятно. За прогулы меня не наказали, а профессор Всеной не стал писать докладную на нас с Эльвирой. Ант тоже больше не пытался со мной разговаривать. И я была этому рада. Наверное.

Мама говорила, что я родилась уже рассудительной старушкой. Вот она у меня была порывистой, талантливой, красивой. Её имя гремело по всему миру, а лучшие оперные театры соревновались за право заключить с ней контракт. Она умела жить ярко, но и сгорела быстро, влюбившись. Я не знаю, кто мой отец, но он разрушил жизнь мамы, когда однажды появился на её пути и исчез, оставив на память меня. Надо сказать, мама меня этим ни разу не попрекнула, но временами я ловила в её глазах разочарование. Неудивительно. Я была олицетворением всего самого страшного, что случилось с ней: потерянной любви, сорванного голоса, безысходности. Денежные потоки с моим рождением не просто обмелели. Они потекли в обратную сторону. Маме пришлось платить за сорванные контракты, в которых как форс-мажор была предусмотрена потеря голоса, но только не в случае беременности. Ушлые юристы нашли в медицинских учебниках несколько случаев, когда беременность оказывала непоправимое воздействие на организм, и обвинили в потере голоса маму. Мне кажется, что решение оставить меня было её самой большой ошибкой.

Впрочем, мама уверяла, что ни о чём не жалела. Ей вполне хватало небольшой квартиры на тенистой улочке в центре города. В одной комнате мы с мамой спали, другую она переоборудовала под учебный класс, где давала уроки вокала. Я тоже принимала в этих занятиях участие, когда нужно было петь в два голоса, а после того, как у мамы стали неметь пальцы, ещё и аккомпанировать на синтезаторе.

На этих уроках я и познакомилась с Эльвирой. Тогда она была ужасно непоседливым ребёнком, из тех, за кем постоянно нужен глаз да глаз. Ни одна гувернантка не могла ужиться с ней больше месяца, и отец часто лично возил её к нам. Хотя, может, дело было не в Эльвире, а в моей маме. Утончённую красоту она сохранила до конца своей недолгой жизни. Даже когда лежала в гробу, казалась юной девушкой.

Умерла мама неожиданно и тихо. Прямо во сне. Помнится, я тогда проснулась рано. Даже обрадовалась, что мама ещё спит. Думала, сделаю сюрприз. Приготовила оладушки с мёдом, сварила кофе, а потом запела один из модных шлягеров. Я его для прослушивания готовила, мечтала на эстрадный вокал поступать, вот и пела по любому поводу. Плохой из меня будильник получился. Просто отвратительный. Мама так и не проснулась.

Воспоминания полоснули по сердцу острым ножом, и я привычно отогнала их. Высыпала из жестяной банки остатки зёрен и включила старую кофемолку. Резкий дребезжащий звук заставил скривиться, но почти сразу кухня начала заполняться божественным запахом. Я поставила медную кофеварку на огонь, чтобы раскалить, и включила электрочайник. Некоторые любят кофейные аппараты, а как по мне, самый вкусный кофе — тот, который мы заваривали с мамой. Чёрный, густой, без всяких добавок и взбитых пенок. Главное, чтобы сами зёрна были из Эльгограда. Недешёвое, конечно, удовольствие, но оно того стоит.

Звонок в дверь прозвучал не вовремя. Я не отрывала взгляд от коварной пенки, которая медленно ползла по стенкам кофейника. Очень важно поймать момент, когда она сорвётся вверх, и выключить конфорку. Это ежеутреннее соревнование — кто быстрее — мы с кофе выигрывали с переменным успехом.

К звонку добавился стук в дверь. И вероломная кофеварка выплюнула напиток на плиту, когда я нервно оглянулась.

Забери всех Хаос!

Эльвира ворвалась в прихожую, как ураган. На ходу сбросила на тумбу свой плащ и влетела в кухню, как обычно, не разуваясь. Мама всегда пыталась с этим бороться, ну а я смирилась. Моя подруга на редкость упорна в своих вредных привычках.

— О, кофе! — обрадовалась Эльвира.

Она вылила весь напиток в чайный бокал, а потом свершила самое страшное преступление — бросила туда сахар. Ложка рвано забренчала по стенкам, уничтожая благородный вкус.

— Собирайся, Инга. У нас сегодня день Икс! — торжественно провозгласила подруга. — Представляешь, меня Герт пригласил в «Чёрные Крылья»! Прикинь? В самый крутой ночной клуб в мире! Кстати, ты в курсе, кто один из владельцев клуба? Я вчера узнала и обалдела. Олге Шатун с юридического. Прикинь?! Даже не подозревала, что этот замороженный сноб способен раскрутить что-то подобное. Хотя, может, ему и делать самому ничего не пришлось. Положил денежку в выгодный бизнес, нанял профессионалов и живет себе поживает на проценты. Красота!

— Всё это здорово, — скептически хмыкнула я на такую восторженность. — Только я при чём?

— Пойдёшь со мной, — категорически потребовала подруга.

Она попробовала кофе, сморщилась и подлетела с кружкой к раковине. Выплеснув почти половину напитка, разбавила его водой из-под крана и залпом выпила получившуюся бурду.

Надо сказать, я стоически пережила это кощунство, хотя глаз дёрнулся.

— Я не могу, — начала отказываться я. — Во-первых, меня не приглашали. А ещё мне нужно реферат по истории управления делать.

— Завтра воскресенье, успеешь написать, — беззаботно отмахнулась Эльвира. — И вообще тебе нужно развеяться. А то действительно как канцелярская мышь. Так нельзя. Я твоя подруга и несу ответственность за тебя.

— Прости, Эли, но нет. Давай сегодня без меня, — поджала я губы.

Но подруги на кухне уже не было. Она орудовала в моей спальне, выбрасывая одежду из шкафа на кровать.

— Не то… убожество… старьё… — бормотала она. — Инга, у тебя нет ни одной приличной тряпки. Это нужно срочно исправлять.

— Говорю по слогам, — внутри словно что-то взорвалось. — Я не пой-ду!

Эльвира удивлённо посмотрела на меня. Видно, поняла, что я настроена серьёзно, и мгновенно сменила тактику. Она трагически заломила брови домиком, а нижняя губа её оттопырилась и задрожала:

— Инга, ну миленькая, ну будь человеком! У меня судьба сегодня решается. Знаешь, как я боюсь наделать глупостей? А ты — хладнокровная и рассудительная. Во-первых, будешь следить, чтобы я не соглашалась на коктейли. Во-вторых, чтобы не более двух фужеров шампанского, а если выпью больше, то ни в коем случае не пускай меня на сцену. Ещё не хватает опозориться.

Тут соглашусь. Опозориться в «Чёрных Крыльях» легче лёгкого. Из этого заведения шли по субботам трансляции на весь мир. «Ищем таланты» — так называлось шоу, собирающее миллионы зрителей. Я пару раз смотрела его. Было неприятно наблюдать за издевательствами над несчастными. Удивляло одно — неужели призрачный шанс получить спонсорскую поддержку стоит таких унижений? Впрочем, это не моё дело. Но в чём Эльвира права, так это в том, что раскрутить её выйти на сцену — плёвое дело для ведущего того шоу. Она очень азартная девушка, а Злой Шут — так его прозвали — мастерски умел брать «на слабо» простаков на радость публике.

Если честно, представив последствия выступления подруги в «ЧК», мне стало жутко… Эльвире всё как с гуся вода, а её папа — очень респектабельный бизнесмен. Он здорово помог мне, когда мамы не стало. И теперь время от времени звонил, чтобы узнать, не нужно ли чего. По большей части я сама справлялась, но это не мешало испытывать благодарность и приглядывать за его сумасбродной дочкой.

С тоской покосилась на письменный стол с ноутом. Тема реферата оказалась на редкость интересная — влияние на организационную культуру религиозных мифов. В наш прагматичный век, когда люди уже вовсю осваивают космос, конечно, никто не страдал религиозностью, но идея архетипов нынче была очень востребованной. Сложные психотехники активно внедрялись в менеджмент для выработки идеального имиджа топ-управленца. Раньше люди верили, что Королева Света и Король Ночи, ведающие жизнью и перерождениями, иногда смотрят на нашу грешную Землю. И если кто-либо из смертных им нравится, то они награждают его небесным помощником, после чего счастливчику во всём сопутствует удача. Главная загвоздка — как-то привлечь внимание Неба.

Юнкас, автор теории архетипов, утверждал, что важно определить того мифического героя, с кем ты имеешь душевное родство, и постараться в жизни стать похожим на него. Не внешне, но внутренней сутью. Только тогда ты сможешь выработать наиболее оптимальный для себя сценарий взаимодействия с миром.

У меня возникали серьёзные сомнения насчёт оптимальности. Вот как доказать — стал твой жизненный сценарий таковым или нет? Всё это попахивало мошенничеством. Но тема была модной и благодарной: те, кто работал в данной сфере, деньги лопатами гребли.

— Вряд ли меня пустят в «ЧК», — привела я Эльвире последний довод. — Герт пригласил тебя, а не меня.

— Ерунда, — отмахнулась Эльвира. — Герт обещал Олге, что приведёт с собой дебютантку, и за это ему выделили целый столик. Так что не переживай, найдётся и тебе местечко.

— Но мы с Гертом не знакомы. Вряд ли он захочет брать в компанию посторонних.

— Не трусь, я решу этот вопрос, — снисходительно улыбнулась Эльвира и резко перешла на привычный командный тон. — И чего стоим? Марш собираться. Нам с тобой ещё себя в приличный вид приводить.

«Чёрные Крылья» являются, пожалуй, одним из самых одиозных зданий нашей столицы, построенным всего пару лет назад в стиле параметризма. Представьте себе гигантский шар из тёмно-синего стекла в историческом центре города, где вокруг дворцы и особняки, насчитывающие не одно столетие. И то, что новострой отгорожен от благородной классики площадью в форме звезды, не снизило негодование общественности. Наоборот, во время строительства на этой площади чуть ли не каждый день собирались демонстрации и подписывались петиции. Пару раз стройку даже хотели брать штурмом, но владельцы будущего клуба выдержали атаки, призвав на помощь полицию.

Сейчас Площадь Звезды ничем не напоминала место баталий. Вдоль аллей из мраморной брусчатки росли деревья и кустарники разных геометрических форм, из-за которых выглядывали, пугая народ, зловещие статуи в духе современного пост-футуризма. Вообще вряд ли владельцам «Чёрных Крыльев» выделили землю в самом центре столицы Итлии, если бы не дурная слава.

Здесь никто категорически не хотел строиться, так как место считалось проклятым. Историки утверждали, что до эры Ану здесь стоял Храм Короля Ночи — оплот тёмных магов, который впоследствии инквизиция сделала местом их казни. Сам Храм тоже сожгли, а место засыпали солью, чтобы там ничего не росло.

Долгое время в наших краях вообще народ предпочитал не селиться. Но настал конец девятнадцатого века, когда суеверия и страхи начал отодвигать здоровый прагматизм капитализма. Наличие судоходной реки и залив в Срединное море привлекли предприимчивых людей, и вокруг бывшего храма быстро вырос торговый город Люблин. Пустырь сначала пытались сделать ярмаркой, но вот беда — торговые ряды постоянно горели. Чуть позже, когда народ отправил на плаху короля вместе со всем его семейством и кучей аристократов, Временное правительство решило перенести столицу в наш город, а пустырь превратило в огромную площадь. Думаю, столичная мэрия была безумно счастлива, когда нашлись наконец безумцы, решившие выкупить это место. И, удивительное дело, у ночного клуба «Чёрные Крылья» бизнес быстро пошёл в гору. В субботние вечера в клубе и вовсе был аншлаг, гости съезжались со всего мира.

Я попыталась представить стоимость билетов и не смогла. Есть вещи, которые сделать невозможно.

Между тем, шар мрачно темнел в сгущающихся сумерках, а площадь заполнялась людьми в ожидании чуда. Эльвира переминалась с ноги на ногу и дулась на меня. В золотистом обтягивающем платье в пол и на огромных каблуках она напоминала змею — гибкую и смертельно опасную для кошельков потенциальных ухажёров. Сегодня у подружки была цель. Она решила одержать окончательную и бесповоротную победу над Гертом, перейдя из разряда «милой девушки» в «любимую». А я, как она сигналила своим насупленным видом, делала всё, чтобы исковеркать её планы. Видите ли, моё платье по стилю абсолютно не сочеталось с её.

— Ты выглядишь, как гувернантка, выгуливающая благородную девицу, — пробурчала она.

Я пожала плечами:

— Ну не готова я тратить кучу денег на одноразовое платье.

Лично мне обновка нравилась: из мягкой серебристой замши с тонким пояском. В таком платье и на студенческой конференции будет не стыдно появиться. Туфли тоже не пришлось под него покупать. У меня как раз от мамы остались лодочки в тон. И пусть Эльвира нос не воротит, что старьё — классика не умирает.

— Нет, ты посмотри, — продолжала злиться подруга, махнув рукой на оживлённые стайки гламурной молодёжи, подтягивающиеся ближе к Шару. — Все люди как люди, и лишь ты — словно из богадельни выползла.

— На эту «богадельню» мне пришлось выложить все деньги, что я откладывала на тёплую куртку, — обиделась я.

Подруга, как обычно, не прониклась моими финансовыми трудностями. Она считала верхом глупости, что я ограничиваю себя во всём.

«Мы живем один раз, поэтому должны делать это ярко, чтобы оставить след», — вот её девиз.

А я не хочу ярко. Вот мама тоже в нашем возрасте жила ярко и сгорела.

— Могу уйти, — тихо напомнила я.

Но Эльвира меня уже не слушала. Крепко вцепившись в моё запястье, она другой рукой радостно махала приближающейся компании из трёх парней и девушки. Разумеется, впереди был Герт — высокий, светловолосый, в стильной куртке, наброшенной поверх короткой майки, и в модных брюках с такой низкой посадкой, что видна была значимая часть живота с проколотым пупком. За ним следовали его друзья. Надменный красавчик Ромус с тёмными волосами до плеч был запечатан, как в броню, в бордовый костюм-френч с восточным орнаментом. Невысокий Кости с забавным зелёным чубом сигнализировал всему миру, что на мнение этого самого мира парню глубоко плевать. Дыры на джинсах-варёнках были скреплены огромными булавками, а из расстегнутой куртки-бомбера выглядывала футболка с характерной надписью «Сам мудак». Кости обнимал за плечи рыжеволосую девицу в распахнутом длинном светлом плаще, ярко-алом коротком платьице и в высоких ботфортах, обтягивающих стройные ноги. Неужели это она решилась выйти на сцену? Сумасшедшая.

Увидев Эльвиру, Герт улыбнулся, а при виде меня удивлённо вскинул бровь.

— Герт, пожалуйста, можно Инге с нами? Она, бедняжка, всю жизнь мечтала попасть в «ЧК»! — Подруга молитвенно прижала руки к груди, которая сегодня казалась много пышнее, чем обычно.

Я насупилась и угрюмо посмотрела на развеселившуюся компанию.

— А-ах, девочка-бедняжка, сколько же тебе годиков? Уже два?! Надо же, какая большая девочка, — засюсюкал Герт.

— Не обращай на него внимания, — засмеялась подружка Кости. — Меня Юди зовут, а тебя?

— Это наша университетская знаменитость. Инга Озёрная, — неожиданно ответил за меня Кости и подмигнул. — Видел твой портрет рядом с нашим Ромусом на доске почёта в прошлом году. Прикольное, кстати, платьице. Серенькое такое, мягонькое, как шкурка у мышки-норушки. Тебе идёт. Можно потрогать?

Он потянул ко мне руку, но я отступила назад.

— Я уже поняла, что не прохожу по дресс-коду, — холодно сообщила я. — И знаете, ребята, пожалуй, я лучше пойду домой.

— Ну, уж нет, — заявил Герт. — Раз пришла, значит, пришла. Нечего метаться. Будешь нашему Ромусу на сегодня парой. Тем более вы уже знакомы заочно, раз висели вместе.

— Висели вместе! — заржал Кости и толкнул приятеля в бок. — Парень, ты попал…

Засмеялись все, кроме меня и Ромуса. Тот скривился так, словно разжевал лимон, но всё равно послушно придвинулся ко мне ближе.

— Смотрите… — раздалось в толпе.

Мы все дружно уставились на вершину Шара. Оттуда начала выдвигаться вверх статуя Летучей Мыши. Но вот она шевельнулась и широко раскинула свои чёрные крылья. Сначала белым золотом вспыхнули её глаза, а потом искры замерцали на стеклянной поверхности Шара, превращаясь в скопления созвездий с проложенными через них млечными путями. В кажущемся монолите стен проступили контуры дверей, которые приветливо распахнулись.

Народ зашумел и двинулся вперёд, увлекая за собою и нас.

Нам достался столик под номером «восемь». Уже тогда я должна была понять посылаемый небесами сигнал и удрать из этого клуба подобру-поздорову. Ненавижу «восьмёрку». Восьмого апреля умерла моя мама, а если сложить все цифры из даты моего дня рождения, стоившего маме карьеры, тоже получится восемь. Свой день рождения, кстати, я никогда не любила. Но я никуда не двинулась, ошеломлённая происходящим в зале, хотя не раз видела это всё по телевизору. Столики были расставлены вокруг сцены, которая словно парила в воздухе. К ней поднималась лестница, состоящая из хромированных досочек, висевших друг над другом. На самой сцене клубился туман, принимавший в свете прожекторов причудливые формы. Под бодрящую музыку в стиле шпан-торга на подвесных балконах изгибались танцовщицы, больше прикрытые цветными татуировками, чем одеждой. Несмотря на то, что музыка была довольно громкой, за столиком все друг друга прекрасно слышали благодаря продуманной акустике. Официант в облегающем чёрном комбинезоне и белой безликой маске записывал пожелания Герта и его компании.

Когда Эльвира потребовала принести ей коктейль «Нирвана», я предупреждающе пнула её под столом.

— Ты чего? — округлила она глаза. Моё подмигивание она перевела неожиданно. — Моей подруге тоже «Нирвану».

— Я не пью спиртного, — тотчас отказалась я.

— Да-да, — закивал Кости. — Нашей мышке молока и лучше парного.

— Отличный вкус, крошка, — прошептал в ухо бархатистый голос. Мои плечи сжали крепкие пальцы, а воздух наполнился ароматом хвойного леса.

Мне сразу не понравилось, что весь народ в клубе стал дружно разворачиваться в нашу сторону. Среди зрителей я вдруг обнаружила и Анта. Однокурсник сидел в компании Олге и удивлённо смотрел на меня.

Я медленно обернулась, холодея от дурного предчувствия. И да, оно оправдалось. Надо мной навис Злой Шут. На раскрашенном чёрными ломаными линиями белом лице сочно алели губы. Они раздвинулись в улыбке чуть ли не до ушей, обнажая накладные клыки. Костюм тоже был ужасный — по чёрному трико вспыхивали и гасли извилистые красные линии, напоминая кровавые ручейки.

Шут бесцеремонно освободил пустующий стул от моего клатча, передав его Эльвире, и уселся.

— Значит, мышонок любит молочко?

Его голос разнёсся по всему залу, и я с ужасом увидела, как в клубах тумана на сцене появилось моё увеличенное изображение. И да, я действительно походила на мышку в своём замшевом платье на фоне разряженной и блестящей толпы. Серенький такой мышонок с пунцовыми щеками и круглыми от ужаса глазами. У моей проекции на макушке выросли округлые ушки, а из-под платья вынырнул хвостик и застенчиво обвил ногу.

В зале раздался смех, а я рассердилась:

— Я не люблю молоко. Я люблю апельсиновый сок.

— Вы слышали? — торжественно поднял палец Шут. — Мышата не любят молоко. Они любят сок из апельсинов.

Его подвижное лицо сразу приняло скорбное и какое-то осуждающее выражение:

— Ай-яй, ещё один миф разбит вдребезги… Что ж! — возопил он под смех в зале. — Апельсиновый сок нашему очаровательному мышонку.

Ещё один официант вырос как из-под земли. На серебряном подносе стоял длинный запотевший стакан с оранжевым напитком. Я с облегчением выдохнула, когда Шут переключился на потешающуюся надо мной компанию.

— Так-так. Кто же у нас сегодня в гостях? Неужели сам Герт Русин, непревзойдённый кутила? — вопросил он.

Грянули торжественная музыка и шум аплодисментов, которые тут же охотно подхватили сидевшие в зале. В отличие от меня, проекция Герта выглядела впечатляюще. Он самодовольно поглядывал с неё в зал в образе вождя викингов. Леопардовая шкура, переброшенная через плечо, открывала накачанный торс, а вместо топора рука сжимала бутылку виски.

— Непревзойдённый? Это слишком сильно сказано. Но я работаю над этим.

— Значит, у папы с деньжатами полный порядок? — ухмыльнулся Шут. — Ты везунчик, приятель.

— Ты даже представить себе не можешь, какой. — Герт притянул к себе Эльвиру и чмокнул её белокурую головку, на укладку которой она потратила четыре часа нашего времени.

— Вас можно поздравить? — поднял бровь Шут.

Подловил. Герт невольно отпрянул от Эльвиры, вызвав очередной смех в зале. Впрочем, он быстро нашёлся:

— Зачем так пугать? Серьёзные решения принимаются неспешно.

— Иногда всю жизнь, — согласился Шут и резко сменил тему. — Я знаю, Герт, кто-то из вас горит желанием продемонстрировать свои таланты на нашей сцене. Не ты, случайно?

— Ну, что ты! Мой друг однажды сказал, что от моих песен удавиться можно.

— Это так, — важно кивнул Кости. — Герт любит петь, но это не для слабонервных.

— Да мы здесь все вроде как с крепкими нервами. Правда, друзья? — обратился Шут в зал.

Тот ответил дружным согласием.

— Одним словом, тайна века! Кто из наших гостей за столиком номер «восемь» готов для нас сегодня спеть? Друзья, делаем ставки. Напоминаю, голосовать вы можете по следующим номерам телефонов…

На сцене сразу появилось табло с нашими лицами и гистограммой под ними. Шут принялся диктовать привычной скороговоркой телефоны, и столбцы тотчас двинулись вверх, соревнуясь друг с другом.

Музыка в зале заиграла бодрее, а танцовщицы принялись за работу с удвоенной силой. Шут потерял к нам всякий интерес. Он уткнулся в свой телефон и принялся быстро строчить кому-то сообщение. Я знала, что сейчас по всем экранам идёт рекламный блок. Меня охватило странное чувство, что всё это происходит не со мной.

Но вот Шут встрепенулся, а музыка заиграла тише.

— Итак, кто же нас порадует сегодня?

Герт снисходительно улыбнулся:

— Нас порадует очаровательная…

Тишина в зале стала оглушительной. Столбики с парнями на табло потемнели и застыли, а вот наши, девчоночьи, ринулись вверх…

— И, не побоюсь этого слова, роскошная…

Теперь безусловным лидером голосования оказалась Эльвира. Однако, подруга, только что смаковавшая «Нирвану», вдруг поперхнулась и закашлялась…

— Инга, — прохрипела она. — Выступит Инга Озёрная.

Кажется, я что-то пыталась объяснять, но меня никто не слушал. Или не слышал. От грянувшей музыки и аплодисментов заложило уши. Из мешанины лиц запомнился Ант. Наверное, потому что он один смотрел на меня сочувственно. Остальные смеялись, возбуждённо переговаривались, что-то кричали вслед. Не понимаю, почему я не вырвалась и не убежала. Потому что растерялась или из-за того, что в глубине души хотела спеть? Не знаю.

Шут вывел меня из зала и передал двум молчаливым сотрудникам в тёмных спецодеждах, а сам вернулся, чтобы развлекать народ и выуживать для своего шоу новых жертв. Меня привели в просторную комнату с кучей аппаратуры. В центре над полом выступала площадка в форме диска, над которой висел на проводе шлем. Перед диском был установлен большой экран. По бокам от него за компьютерами сидели двое парней.

— Что будешь петь? — спросил один из них, коротко стриженый брюнет с хитринкой в тёмных глазах. Его пальцы стремительно мелькали по вводной доске, занося в компьютер невидимые мне данные.

— Н-не знаю.

Он удивлённо посмотрел на меня:

— Ты что, не тренировалась?

Я грустно покачала головой.

— Не вздумай отказываться. Нарушишь контракт, клуб вкатит такую неустойку, что отрабатывать придётся даже твоим правнукам. Так что думай быстрее. У тебя… — Он мельком взглянул на монитор. — Две минуты. А пока думаешь, объясню правила. Встаёшь на диск, надеваешь шлем и поёшь. Можешь двигаться в пределах диска, но руками не размахивай. Твой аватар — летунья Самахи. Знаешь такую?

В мифах она упоминалась, хоть и мельком. Злобная тварь, как и все порождения Ведьмы Самахи, собирала души для своей хозяйки. Описывалась эта разновидность тварей весьма неопределённо — как нечто летающее и внушающее ужас, так как встречу с ними никто не мог пережить. Поэтому всех летунов и летуний как только художники не изображали. Парни тоже постарались.

Экран перед диском вспыхнул, и я увидела себя. Но в каком виде! Щёки ввалились, глаза превратились в чёрные провалы, волосы обесцветились и разметались паучьими космами. Тело едва прикрывала полупрозрачная серебристая тряпица, которая, как и космы, развевалась от порыва воображаемого ветра. Вместо рук у меня теперь были два кожистых крыла, сквозь которые просвечивали вены. На меня смотрел монстр, и все же не оставалось никакого сомнения в том, что это я.

Вспомнилась вдруг одна из песен «Оникса». К сожалению, группа уже два года как прекратила свои выступления, когда Кристи Лемур погибла в автокатастрофе. В общем-то она никогда мне особо не нравилась как исполнительница. Безусловным лидером там был Рой Коготь, но он отказался петь без Кристи и исчез. Никто не знает куда, но я, как и все его поклонники, очень жалела и жалею до сих пор. Его голос выворачивал душу. Одной из последних сольных песен Кристи была «Летунья Самахи», которую для неё написал Рой. Красивую поэму-сказку Кристи решила исполнять почти без звукового сопровождения, чтобы песня воспринималась как баллада, рассказанная менестрелем. Красивая вещь, но как по мне, Кристи её испортила. Можно было спеть намного лучше. Я даже представляла, и не раз, как пою её, когда настроение соответствовало. И вот сейчас я решилась выбрать именно её, раз меня превратили в такое чудище.

— «Летунья Самахи» из «Оникса», — сказала я и вступила на диск.

Парни переглянулись.

— Уверена? Технически она сложна в исполнении, — предупредил второй оператор — белобрысый и румяный.

— А вам не всё равно, чем народ потешать? — хмыкнула я.

— И то верно.

Я надела шлем. Мышь ожила и посмотрела на меня жуткими бездонными глазами.

— На счёт десять начинай, — предупредил один из парней.

Когда нужная цифра вспыхнула на экране, я в абсолютной тишине проговорила вступление:

Проклятье дня и ночи,

Истошный крик в пустыне,

Исчадие Самахи

Летит, раскинув крылья.

Мой аватар шевельнул бескровными губами и распрямил крылья. Полилась негромкая музыка, и я запела теперь уже в полный голос о том, как Самаха отдала душу Хаосу, чтобы отомстить Королю Ночи Никэму за свою поруганную любовь. Ведьма превратила его любимую дочь в летунью. Теперь та способна лишь сеять смерть и плакать о потерянных навсегда лунных чертогах и менестреле, в которого была влюблена.

Мне понравилось, как мой голос звучал, вписываясь в фонограмму, и как к середине песни обрел ту особую мощь, от которой кружит голову, а тело наполняет лёгкость. В какой-то момент показалось, что уже не мой аватар, а я сама расправила крылья и парю между небом и землёй, оплакивая свою судьбу. Музыка стихла, и я замерла, переводя дыхание. Сердце стучало так, словно хотело вырваться из груди. Парни сосредоточенно что-то вырисовывали на своих вводных досках.

— Готово, — наконец сказал один из них. — Транслирую в зал.

Аватар летуньи снова ожил, и из него полилась моя песня. Вот только всё это было ужасно. Словно кривое зеркало. Аватар безбожно фальшивил и кривлялся так, будто бился в припадке, отчего песня превратилась в форменное кликушество. Я оцепенела, глядя на это. Ладони сжали рот, удерживая вопль отчаяния. Как?! Ну как после всего этого мне взглянуть знакомым в глаза?

В помещение вошла новая жертва Шута с серьгой в ухе, и я очнулась. Всхлипнув, бросилась вон, грубо оттолкнув парня с дороги. Мне кричали вслед, требовали остановиться, но добились прямо противоположного. Я неслась по коридору изо всех сил, пока не увидела сбоку небольшую дверь, явно ведущую в подсобное помещение. Мне показалось отличной идеей переждать там, а потом незаметно выбраться прочь из проклятого клуба. Но за дверью оказалась лестница, и довольно крутая.

Услышав приближающийся топот, я сиганула по ступеням вниз, пока не оказалась в подземном туннеле. Похоже, через него привозили всё необходимое для функционирования клуба. Здесь была проложена асфальтированная дорога, а у противоположной от двери стены стояли пустые контейнеры. Где-то сбоку взревел мотор. Звук начал нарастать, а свет фар приближаться. Я метнулась к контейнерам и забилась между ними.

Когда мотоцикл промчался мимо, перевела дыхание и задумалась. Ну и что дальше? Куда идти? Как жить после такого позора?

На все вопросы один ответ — «не знаю».

Силы вдруг оставили меня. Хотелось замереть, тупо уставившись в черноту притихшего туннеля. Не знаю, сколько я так просидела. Очнулась, когда до меня снова донёсся шум приближающегося мотора. Мотоциклист возвращался.

Неожиданно что-то коснулось моего затылка. Сзади никого, лишь бетонная стена, но чужое присутствие усилилось. Голова налилась тяжестью, а в ушах быстро нарастал звон. Сердце пропустило удар, а потом стало биться с перебоями, словно преодолевая сопротивление. Тяжесть вдавливалась в меня всё сильнее, а от визга в ушах череп готов был разлететься на части. Уже не только затылок, всё тело ощущало чужеродное присутствие. Губы обожгло льдом. Я выдохнула, и этот выдох показался бесконечным. Воздух вытекал из лёгких, но вдохнуть обратно не получалось.

Я замычала и попыталась выбраться из этих смертельных объятий.

«Не сопротивляйся», — сквозь шум расслышала неведомый голос.

Но опять моё упрямство заставило сделать всё наоборот. Я замахала руками сильнее, чтобы оттолкнуть неведомое. Что-то звучно упало на асфальт и покатилось. Хватка на секунду ослабла, и я рванула вперёд… Чтобы увидеть мчавшийся на меня мотоцикл.