Мрачные узы

Вета Горч, 2023

Тихий природный уголок Сиревск встречает любительницу ралли июньским зноем и убийством. Лара, преследуя единственную цель – спрятаться от мужа-тирана, – невольно становится заложницей тайн и кровавых случайностей Шлоссеров – образцово показательной семьи, где принято почитать ложь, смерть и двухсотлетнюю реликвию.Марат, добропорядочный учитель химии, и не догадывается, что вся его жизнь – это заранее спланированные ходы злостного кукловода. А заклятый враг, что сломал его жизнь, Савва, имеет ключи от каждого шкафа со скелетами. И он готов их обменять при одном условии – Лара обязана раскрыть его собственную тайну.

Часть 1. Я тебя жду, скажи правду

Глава 1

13 июня 2019 (четверг)

Лара мчалась на желтом «фортво». Она открыла окно шире, впустила утреннюю прохладу.

Наконец она чувствовала себя абсолютно свободной и счастливой. Это были самые прекрасные две недели за последние три года, которые хотелось бы выкинуть из памяти, но только мать и лучшая подруга не давали осуществиться этой мечте, ибо при каждом разговоре с ними проскакивало больное: «А ведь я говорила тебе, Ларочка». И вот, всего за две недели удалось восстановить силы и утихомирить эмоции. По крайней мере Ларе хотелось в это верить. Оказывается, отключать телефон или иногда игнорировать навязчивые звонки — это очень дельная штука. Лишний раз не тревожиться и не коробить себя за ошибки, совершенные по дурости, по глупости, по тогда еще присущей наивности.

Дорога среди густого смешанного леса виляла. Машина гладко катилась по ровному влажному асфальту. Лара переключила передачу и ухватила крепче руль, предвидя неожиданно выныривающие встречные автомобили, которые неслись с превышенной скоростью, ослепляя ярким светом фар. Когда желтый «фортво» наконец выехал на трассу, пролегающую через поле гречихи, Лара нащупала телефон на соседнем сиденье, зашла в «контакты», нашла номер матери и позвонила. Включила громкую связь и установила телефон на панель. Салон наполнялся долгими монотонными гудками. Может не стоит звонить так рано? Возможно, она еще спит? Лара уже потянулась правой рукой за телефоном, чтобы сбросить вызов, но мать приняла звонок и через несколько секунд послышался голос, такой натянутый и искусственный:

— Доброе утро. Дочь, — добавила она последнее слово с очередной паузой.

Действительно, звонить в восемь утра было плохой затеей.

— Привет, мам. Как твои дела?

— Все в порядке, ты чего звонишь?

Лара помедлила.

— Я тут решила домой приехать, — и она покосилась на два чемодана и коробки книг позади пассажирского кресла. — На несколько дней, может неделю. — И Лара сжала руль пальцами, и втянула шею в плечи.

— Неожиданно. С чего это? С Павликом? — последнее имя мать выдала с крайней нежностью.

Какая же она дура! Глупо же было надеяться на то, что мать ее примет с распростертыми объятиями после того, как никчемная дочь вильнула хвостом и упустила великий шанс в своей жизни, который только могла предоставить ей Вселенная. Какая же Лара дура!

— Нет, я без него, — призналась она, и взгляд невольно упал на оголенное предплечье левой руки, где белел шрам, похожий на язык змеи. — Можно я приеду? — Ларе было противно спрашивать разрешения, будто звонила не родной матери, а дальней родственнице, с которой никогда не виделись, не общались и даже не отправляли поздравительные открытки в Вотс-аппе по праздникам.

— Почему Павлик не приедет? — голос из телефона потерял свою нелепую наигранность и нежность.

— Может, мы это по приезде обсудим? — с предательской жалостью предложила Лара.

— Что случилось с Павликом?

Как же это неприятно слышать, черт возьми! Мать не волнует, почему спонтанно к ней едет дочь, не волнует, почему та по определенным обстоятельствам не хочет обсуждать отсутствие в машине мужа, который должен ехать к теще, не чаявшей в нем души.

— Вы в очередной раз поссорились? — небрежно спросила мать.

— Можно и так сказать.

— Это все из-за твоего дурного характера! Потому что ты не умеешь слышать и слушать других. Уверена, что опять не дала и слова сказать Павлику, не позволила ему объясниться. Ты думаешь только о себе!

Лара пошла на обгон и чуть не подрезала впереди мчавшийся автомобиль резким движением руля. Мать ее никогда не понимала и скорее всего уже не поймет.

— Это эгоистично с твоей стороны! Павлик сделал для тебя все, о чем ты и мечтать не могла, а ты ему чем в ответ отплатила? Своими истериками и эгоизмом? Мальчик такого не заслужил! Я хочу, чтобы ты с ним помирилась!

— Я этого не хочу! — прикрикнула Лара и сразу же об этом пожалела. — Мам, извини, может, мы поговорим, когда я приеду?

— Ты еще и на меня голос повышаешь! Не мудрено, что Павлик тебя не выдержал!

Лара снизила скорость и свернула на обочину.

— Мы с ним расстались.

— Ты последняя идиотка, если решила вот так все бросить! — рявкнула мать. — И если думаешь, что я должна по каким-то причинам принимать тебя дома, гладить по головке и жалеть, то ты очень сильно ошибаешься. Пока не помиришься с Павликом, то можешь на пороге даже не появляться! Ты меня услышала!

И она замолчала. Лара с ненавистью схватила телефон с приборной панели, хотела поговорить с матерью, не переживая, что эмоции способны привести к аварии, но звонок был сброшен. Мать отключилась, разочаровавшись в дочери в очередной раз.

Обида взяла верх, и горло будто обвила колючая проволока. Хотелось разрыдаться, колотить кулаками, но не получалось выдавить даже слезинку. То ли это означало, что несправедливое отношение матери уже приелось и не могло более вызвать настоящий всплеск эмоций, то ли все силы на слезы и истерики были растрачены за все три года семейной жизни. Взгляд на секунду упал на шрам, и обида сменилась жаркой ненавистью, пульсирующей в висках.

Лара тронулась с обочины; ехала медленно, параллельно старалась найти какую-нибудь гостиницу в городе Сиревск, куда направлялась.

Она выросла здесь, отпраздновала свое совершеннолетие и, как только представилась возможность, сбежала в большой город, чтобы изменить свою жизнь. Мать скептически отнеслась к этой затее, постоянно убеждала дочь в ее никчемности и неудачливости, даже когда Лара делала уверенные шаги к успешной жизни. Сиревск, несмотря на свои небольшие масштабы, был крупным образовательным, научным и инновационным центром, однако даже из него много кто хотел сбежать, чтобы попробовать жизнь в мегаполисе. И вот однажды сбежав от матери, города и отсутствия перспектив, Лара вновь возвращается спустя пять лет. К матери. В город. К отсутствию перспектив. Хотя может, с последним не так все критично. Однако, ирония на лицо.

На экране смартфона открыто приложение Гугл Карты, и около въезда в город на светло-зеленой карте красным маячком был обозначен отель «Третий форт». За рулем было неудобно читать отзывы, поэтому Лара глянула на количество звезд, оставленных в комментариях бывшими посетителями, и обозначила дальнейший маршрут. Женский механический голос зачитывала направление.

К девяти часам желтая двудверная машина подъехала к знакомому лесу, за ним начиналась турбаза и улица Зеленая, которая сворачивала прямиком в центр города. Мимо пронесся указатель шиномонтажной мастерской прямо на въезде, самодельный щит, на котором черной краской написано «Продаю дом шестьдесят пять квадратных метра» и номер телефона. Лара сбросила скорость; ехала медленно и, как в первый раз, оглядывала окрестности уютного местечка в центре природы.

На берегу озера стояли небольшие домики, беседки, мостки, оборудованная парковка с бревенчатым забором, на котором сидели две важные чайки. У проезжей части вывеска, сигнализирующая, что через триста метров с правой стороны размещен отель «Третий форт». Под названием, буквы которого были похожи на связанные между собой бамбуковые стебли, приписано белым: отель, база отдыха, пляж, туристические экскурсии. Лара свернула вправо и проехала на заполненную наполовину парковку. С пассажирского сиденья забрала сумку и направилась в сторону трехэтажного здания, обитого темно-зеленым сайдингом.

Холл был небольших размеров. Напротив двери ресепшен, на стене часы отсчитывали четверть десятого утра, справа от стойки лестница на второй этаж, слева — закрытая дверь с вывеской «бар-столовая». Лара усмехнулась, позвонила в металлический звоночек на стойке и старалась найти в карманах сумки конверт с документами. Заиграла мелодия на телефоне. Девушка отвлеклась на звонок, приняла вызов, не глядя на экран, и продолжила рыться в недрах сумки.

— Да, — буркнула она в динамик, зажав смартфон между ухом и плечом.

— Давай, я поговорю с Павликом, попрошу его с тобой помириться. Пусть приедет к нам, здесь все и обсудите.

Лара выронила из рук пластиковый синий конверт, в который сложили ранее документы. Неожиданно мать перезвонила первой, несмотря на то, что обвинила во всем дочь. Это первый шаг навстречу?

С лестницы в это время спустилась женщина с чересчур широкими бедрами и, плавной походкой, скользнула за стойку ресепшена, доброжелательно улыбаясь гостьи, которая, неуклюжа раскорячившись, старалась поднять с пола вещи, удержать на предплечье раскрытую сумку таким образом, чтобы из нее не вывалилось остальное содержимое, и параллельно вела разговор.

— Нет, мам, прошу, не нужно сводничать. Не устраивай цирк. Не смей звонить ему и от моего имени просить прощения, тем более. Я этого человека видеть не хочу.

— Ты хоть осознаешь, что рушишь свою никчемную жизнь? Пока есть шанс, исправь свою ошибку. Я приглашу на неделе Павлика, вы нормально поговорите.

Пальчики ухватили синий конверт, однако из сумки выпали наскоро брошенные ранее расческа, полупустая бутылка воды, зарядное устройство, зацепившись шнуром за край кармана. Лара положила конверт на стойку, прихлопнув его ладонью, перехватила телефон рукой, с которой в неприличной позе свисала растерзанная сумка, и на выдохе закончила диалог:

— Мама, отстань от него и от меня! Я не собираюсь к нему возвращаться! Ты никогда меня не поймешь!

Возможно, мать могла парировать и это высказывание, но Лара сбросила вызов, закинула телефон в один из карманов, на секунду запаниковав, что тот не утонет в глубине сумки, а выпадет на кафельный пол. Но телефон скользнул на дно сумки.

Женщина на ресепшене уже надела бейдж «Оксана» и прятала глаза, стараясь навести порядок на идеально пустом столе, скрывая смущение и неловкость.

— Извините, — виновато произнесла Лара, опускаясь на корточки и собирая выпавшие вещи с пола, и с плохо скрываемым гневом закидывала обратно. Расческа обо что-то стукнулась. Закралась мысль, что об экран телефона.

— Все в порядке. Доброе утро. Кхм, — сразу же осеклась Оксана и начала что-то набирать на компьютере.

— Да уж, доброе. — Лара наконец поднялась и стала распаковывать синий конверт, выуживая из него паспорт. — Есть ли свободные номера?

Пощелкав компьютерной мышью, женщина добродушно ответила:

— Конечно. Вам одноместный?

Гостья кивнула.

— На сколько у нас остановитесь?

— Точно не знаю. Пока на три дня. — Девушка оглядела холл, пока Оксана оформляла ее документы. — Можно мне номер с видом на озеро?

— Разумеется, — та широко улыбнулась и с энтузиазмом начала забивать данные Лары в базу.

Двести шестой номер оказался не таким плохим, как могло показаться изначально. Уютные дутые кресла, с четырьмя подушками кровать, застеленная салатовым пастельным бельем, одноногий столик с белым слегка устаревшим стационарным телефоном. Рядом заламинированный лист бумаги со всевозможными услугами. Возле окна, за которым блестело голубое озеро в утренних лучах солнца, стояли чемоданы, коробки и стопки книг, выгруженные из машины.

Освежившись в душе, Лара обмоталась полотенцем и прошлепала босыми ногами в комнату, расстегнула один из чемоданов и вытащила оттуда нижнее белье, спортивные штаны и мятую широкую футболку. Переодевшись, наклонила голову вниз, по привычки намереваясь тщательно вытереть полотенцем длинные волосы, но не обнаружила темные влажные спутанные локоны. Наконец-то! Это же свобода.

Ее три года, которые превратились в вечность, стали для девушки временем безбожного заточения. Ненавистные длинные каштановые волосы, указания и отсутствие права выбора, золотое кольцо на пальце, которое сдавливало не только безымянный палец, но и горло. Сейчас от него остался лишь слабый след, обещавший запечатать все прошлое навсегда. Загар бы помог. Но на память остался белый шрам на левом предплечье, который, к сожалению, никогда не даст забыть прожитые три года в тем самым Павликом.

Лара подошла к зеркалу и улыбнулась отражению. Наконец-то девушка, что смотрит на нее стала симпатична. Особенно умиляла новая прическа «пикси» сладко-молочного цвета. Пора делать так, чтобы и вся жизнь вокруг нравилась.

Она оглянулась в поисках сумки. Достала смартфон и разочарованно провела по разбитому защитному стеклу. Там же лежала злополучная расческа, которую Лара тоже вынула и резкими движениями провела по короткой стрижке.

Необходимо позвонить работодателю.

Новая жизнь, новая прическа, новое место жительства, хоть и слегка забытое, и новая работа.

Лара зашла в «контакты», нашла номер своего работодателя, с которым они созванивались на прошлой неделе. Натан Карлович. Он тогда сказал, что как только Лара освободится, соберет необходимые документы, переедет в Сиревск, то может ему звонить и договариваться о личной встрече. Заочно она ему очень понравилась, собеседование проводили по видеосвязи. Но она безумно волновалась.

Взяла белый лист бумаги, карандаш, набросала примерное начало диалога. Скорее, свои фразы, которые были до ужаса формальными, но она боялась что-то упустить или запнуться. Натан Карлович. Натан Карлович. Лара вывела на бумаге его имя печатными буквами и проговорила вслух несколько раз, опасаясь в момент непосредственного разговора запнуться на звуках «р» и «л». И как на зло, два последних раза отрепетированной речи именно на этом месте в отчестве ее язык предательски заплетался. Контрольный раз вышел четким. Лара была готова уже нажать на «вызов», но на секунду задержалась, порылась в сумке в поисках бутылки воды, осушила ее до конца, снова произнесла с артикуляционной изящностью:

— Натан Кар-рл-лович.

И решительно нажала на «вызов». Села на кровать. Встала и подошла к окну. Отошла к противоположной стене небольшого номера. Взглянула в зеркало. Попыталась улыбнуться, и в этот момент в ухо пробасил приятный, но ей показалось, слегка сонный, голос:

— Шлоссер. Слушаю.

— Доброе утро. Натан Кар-рлович? — отражение в зеркале зажмурилось. Зачем она переспросила?! Он же и так назвался по фамилии, к чему она уточняет его имя?!

— Да, — кажется, голос слегка усмехнулся.

— Это Лара. Мы с вами договаривались, что я позвоню, как только перееду и подготовлю документы.

— Отлично. Рад вас слышать. Скажите, как дела у вас?

Она на одном выдохе отчиталась и уточнила, что готова встретиться в ближайшее время. Натан Карлович вежливо поддерживал недолгий диалог и предложил Ларе подъехать семнадцатого июня в понедельник, чтобы начать первый рабочий день.

— Не забывайте, что работать будете на мою сестру. Таким образом, вы будете личным водителем Ярославы Карловны и ее внучки Алисы Викторовны. В понедельник утром я вас познакомлю, и они вам выдадут точное расписание. Быть может, у вас есть вопросы?

Вопрос был один: можно ли работу начать с завтрашнего дня, а лучше с сегодняшнего? Торчать без дела с риском впасть снова в уныние и апатию было худшей перспективой, одиночество и безделье ничего приятного не сулили. Но противиться с порога, будучи даже еще не устроенной на желаемую должность, Лара не хотела. Будь, что будет.

Главное, что рядом нет Павлика, она больше не в его власти и жизнь принадлежит исключительно ей самой.

***

— Крекер, домой! Домой, я сказал! — Марат стоял на крошечном крылечке, скрывающемся под козырьком от утреннего солнца, и отчаянно звал пса. — Крекер!

Лохматый серый афган и ухом не повел. Он рыл лапами землю у соседского забора и острой мордой что-то с превеликим азартом утрамбовывал поглубже.

— Эх, балбес, — выругался Марат и спустился на газон. Трава была еще влажная и холодная, мерзко щекотала босые ноги в сланцах, и Марат уже подумал о своих теплых и пушистых домашних тапках, которые местами были изгрызены Крекером-щенком.

Заметив хозяина, пес весело стал прыгать и лаем отпугивать от своего тайника. Тонкий хвост с бешенной скоростью вилял. Как только Марат нагнулся над небольшим вырытым углублением, Крекер ловко протиснулся под хозяином, плюхнулся на землю, прикрывая пузом свой секрет.

— Ну хватит баловаться! — Марат пытался сдвинуть пса с места, однако получал только легкие игривые укусы в руку.

С покупкой щенка Марат понял, что даже двухкомнатная квартира не приспособлена для их совместной жизни с Крекером. Афганская борзая требует больше места, много физической нагрузки, что оказалось сложно предоставить в многоквартирном доме. Вскоре Марат нашел квартиру в таунхаусе по сносной цене. Главное, что рядом был лес, парк, площадка для собак и огороженная территория для курсинга. В этом районе достаточно много собаководов, державших больших псов: гончих, борзых, молоссов. На озере и в лесу разрешена охота, так что любителей побегать за добычей ради своеобразного активного отдыха было предостаточно.

Небольшое сражение закончилось победой Марата: выудил наконец из лунки собачью щетку, которую Крекер усиленно пытался спрятать. Но победа больше была случайной — на соседской лужайке появился немецкий боксер, который привлек внимание Крекера, тот соскочил и оперся передними лапами о забор, внимательно следя за другом, с которым часто играли и бегали на площадке.

— Доброе утро! — послышалось со двора. Сосед вышел покурить и заметил стоящего на карачках Марата. — Что опять приключилось?

Молча парень поднял в воздух щетку, отряхивая колени от утренней росы и щурясь на солнце. Сосед звонко рассмеялся и проследовал к плетеному креслу на лужайке перед домом.

Подобное случалось каждый день. Крекер, вопреки характеристикам своей породы, вырос безумно игривым и энергичным псом; тех самых аристократичности и сдержанности, которые обещали собаководы, в нем практически не наблюдались. На людях он вел себя более-менее сдержанно, однако дома, как считал Марат, снимал с себя напускную интеллигентность и превращался в вечно шаловливого щенка. Его любимым занятием было прятать вещи: свои игрушки зарывать в землю и заставлять хозяина искать, а если Марат отказывался отправлять на поиски мяча, то в доме поднимался оглушительный лай. Крекер часто прятал щетки для вычесывания шерсти, ибо не любил процесс «наведения красоты». Содержимыми его тайников становились намордник, сланцы хозяина, губка для обуви, пульт и даже ключи от дома. Однажды Марат опоздал на работу, ибо провел утро в рысканьях по двору и квартире, в тщетных попытках найти связку. В итоге, пришлось воспользоваться запасными, на которых недоставало ключа от калитки и от велосипеда, так что свой двухколесный транспорт пришлось оставить около здания работы в надежде, что никто на него не позарится.

Марат работал в местной школе учителем химии. И если в общем ему нравилось преподавать, общаться с юным поколением, частенько показывать различные опыты, даже которые не всегда были одобрены методистами, но вызывали дикий восторг и интерес у школьников; то моменты, связанные с документацией, Марат не любил всем сердцем. Он был единственным учителем химии и пользовался этим: не всегда шел в ногу с учебным планом, опаздывал с отчетами, ибо «а кто меня уволит?! кто будет работать вместо меня?!» Но и его профессиональные качества никто не отменял. Действительно, уровень успеваемости возрос с появлением в стенах школы Загорского Марата Львовича.

Но сейчас учебный год закончен, все ученики отправились на законные каникулы, разъехались по лагерям, заграницам и бабушкам-дедушкам, а учителя вынуждены работать с огромной кучей бумаг. Марат поставил себе дедлайн — закончить со всеми документами до понедельника. Однако только вчера дописал последний отчет, опоздав на три дня, сбросил на почту заместителям и непосредственно директору и выдохнул, ощущая, как с плеч упал камень ответственности. Поэтому сегодня он запланировал для себя велопрогулку, соответственно, для своего любимца — бодрую пробежку, ну и пообещал Крекеру два часа курсинга. Может хоть после такого насыщенного дня Крекер бухнется на пол и уснет, а не станет смаковать резиновые сланцы хозяина и бегать вечером по двору с соседским боксером.

Марат приготовил завтрак на двоих. Налил себе крепкий черный чай, кинул в кружку ломтик лимона и присел за стол. В руках уже лежал телефон и большой палец левой руки методично листал новостную ленту в социальных сетях. У миски расхаживал Крекер, обнюхивая предложенный завтрак.

Новые уведомления. Среди десятков непрочитанных сообщений всплыло знакомое имя; еще ночью Марату написала сводная сестра Инга. Он открыл диалог:

[03:41]

13 июня 2019 от Инги Андроповой:

Марат, здравствуй.

Нам необходимо встретиться. Есть любопытная информация о том, как все мои родственники умело держат тебя за идиота.

Жду ответ.

Марат долго смотрел на сообщение, которое оживило этот чат, спустя пять лет. Инга не объявлялась много лет: однажды просто собрала вещи и уехала из Сиревска, казалось, забыв всех близких. Однако неделю назад они случайно пересеклись во время велопрогулки. Сестра, словно приведение, возникла посреди улицы, потупила взгляд и скользнула в тень переулка. Хотя в момент их встречи Марату почудилось, что Инга хотела его остановить, что-то сказать.

Он не знал, что написать. Даже на секунду пожалел, что прочитал, опасаясь, что если Инга появится сейчас в сети, то увидит отсутствие ответа, будто бы он ее специально игнорирует или… Марат прогнал дурацкие мальчишеские мысли прочь и наскоро напечатал номер своего телефона с комментарием, что ждет ее звонка в любое время суток. Выловил пальцами ломтик лимона из чашки и съел вместе с кожурой.

Крекер положил свою острую морду на колени хозяину, настаивая на утренних поглаживаниях, и прикрыл глаза от удовольствия.

— Знаешь, кто мне написал? — спросил Марат, усиленно почесывая псу за ухом. — Не поверишь, дружище. Инга.

И Крекер приоткрыл глаза и внимательно посмотрел на хозяина.

Марат будто бы почувствовал ехидное настроение питомца и парировал:

— Но это не значит, что марафет отменяется!

Сидя на крылечке, которое уже успело прогреться солнцем, Марат расчесывал длинную шелковистую шерсть Крекера. Это больше было похоже на идеальные локоны серебристо-пепельного цвета, гладкости которых позавидовала бы любая девушка. Афган покорно стоял на первых ступенях, стойко выдерживал нелюбимое занятие, временами намереваясь укусить хозяина.

— Фу! Я сказал — фу! — и Марат продолжил расчесывать спутавшиеся в колтуны волоски. — Балбес, — тихо выругался Марат. И в ответ Крекер снова предпринял попытку цапнуть руку и на этот раз прилично прикусил кожу клыками. — Ай! Крекер! — Марат потер больное место. — Да, ты — балбес! Стой спокойно, ради бога.

В доме зазвонил телефон.

И Марат поспешно засучил ногами, отодвигая от себя пса, забежал на кухню и, запыхавшись, ответил:

— Неожиданная новость, что ты вернулась.

— Есть на то свои причины. Ты же помнишь из-за чего я уехала? — Марат после вопроса Инги скривил губы. — Появились кое-какие новые обстоятельства смерти дедушки. Приехала разобраться. — Голос сводной сестры был низок и жесток.

— Я считал, что ты обвинила семью в том, что твой дед скончался, и покинула нас.

— Не советовала бы тебе, Марат, называть этих людей своей семьей.

Было ощущение, что Инга так и не простила своего отца, что тот бросил ее с матерью и женился на другой женщине, оформив усыновление на Марата Загорского. Прошло почти десять лет, а Ингу будто до сих пор мучила обида. Но в ее жесткости чувствовались нотки презрения и горя, которые отсылали к смерти ее деда пять лет назад. Тогда девушке, которая была брошена всеми и унижена собственным отцом, показалось странно, что ее самый родной человек — дедушка, искренне ее любящий, — внезапно умер. И неважно, что ему было семьдесят лет. Инга верила, что семья уничтожила его. Шлоссера Филиппа Карловича убили.

Марат нежно сказал:

— Нам уже нечего делить с тобой.

— А и нечего было делить. Отца? Эта сволочь получит по заслугам, — казалось, Инга улыбнулась, ее голос немного дрогнул.

— Ты хочешь встретиться?

— Да, нужно поговорить. Будешь свободен к семи вечера? Здорово. Знаешь, где находится «Третий форт»? Ну отель около озера. Тогда вечером и увидимся. Всего хорошего?

Марат замялся на вопросительной интонации и, помедлив, ответил: «да». Инга отключилась.

***

Лара не спала прошлой ночью, провела все время за сбором вещей, а потом в дороге за рулем. Сейчас одетая лежала на кровати в номере двести шесть в позе эмбриона, не удосужившись прикрыться хотя бы пледом. После душа она съела шоколадный батончик, который завалялся в недрах бездонной сумки и прилегла немного отдохнуть, но моментально погрузилась в сон. Проспала, не шевелясь, несколько часов и проснулась от едкого крика чаек, кружащихся над озером.

Желудок глухо заурчал. Было бы неплохо перекусить чего-то посущественнее, чем двадцать грамм орехов и воздушного риса под шоколадной глазурью в блестящей шуршащей обертке. Конечно, обертку она не ела. Лара достала из чемодана толстовку в тон спортивных штанов, захватила кошелек и вышла из номера. Возлагала надежды на «бар-столовую» при отеле или хотя бы на приличное кафе где-то поблизости — перспектива снова садиться за руль Лару не радовала. За долгое время работы в приличных массивных салонах автомобилей она успела отвыкнуть от маленького, сковывающего движения «фортво». Ей даже казалось, что постепенно могла развиться клаустрофобия, если часто проводить время в своей машине. Однако мысли о смене средства передвижения не поступали, Лара была влюблена в желтый приятный цвет и милую внешность автомобиля. Все подруги умилялись этому «двухместному пузатику».

В шесть часов вечера народу в «баре-столовой» было немного, вопреки ожиданиям. Однако антураж помещения не впечатлял: смесь нескольких стилей интерьера в одно неразборчивое аляпистое нечто могла только походить на особое видение дизайнера. Из зала вели огромные стеклянные двери на летнюю террасу. Белые тонкие шторы развивал теплый влажный ветер с озера, под потолком гирлянды с мелкими лампочками, на перилах низкие прямоугольные горшки с зеленью, плетеная мебель с яркими подушками, будто бы отдали дань внутреннему интерьеру. Лара разместилась за столом, лицом повернулась к искрящейся воде.

Пока молоденькая официантка, которая скорее была старшеклассницей, желающей подзаработать за лето, несла заказ, Лара установила телефон на стол, подперев его держателем голубых и белых салфеток, перечницей, баночкой с соусом. Рита просила перезвонить обязательно, как только Ларчик устроится на новом месте.

До сегодняшнего дня Маргарита принимала у себя сбежавшую жену Павлика, которая однажды ночью заявилась на порог квартиры Риты со всеми вещами и пакетом в руках, из которого выглядывали кроссовки, бюстгальтер и бальзам для волос. В последний день их совместной жизни, застав Лару среди пирамид из одежды, книг и обувных коробок, подруга спросила:

Солнце медленно близилось к горизонту, озаряя пляж теплым оранжевым светом. Беседки на берегу были заняты гостями отеля и местными жителями, с мостков ныряли подростки в воду, визжали громко и брызгались.

Лара доедала печеные овощи с курицей и горошком, запивала все морковным соком, разговаривая с подругой по видеосвязи. Та радовалась, что впервые за несколько месяцев взяла на сегодня выходной и проспала больше шестнадцати часов с того момента, как Лара уехала.

— Город-то сильно изменился?

— Не знаю, еще не каталась по нему, впервые за день выползла из номера. Но за эти пять лет отельчик на озере ничуть не изменился, смотри. Помнишь, мы тут выпускной отмечали. — Она взяла в руки телефон и показывала в камеру панораму шумного берега, светлую и уютную террасу и здание «Третьего форта».

— Мило, — согласилась та и широко зевнула. — Со своими Шлоссерами не виделась еще?

— Почему они сразу мои? — смутилась Лара. — Я только созвонилась с Натаном Карловичем и договорилась о встрече в понедельник.

— Это тот бодрый старичок? Неплохо. То есть спрашивать, видела ли ты того самого симпатичного Савву не имеет смысла.

— Ритуль, — жалобно протянула подруга и закатила глаза.

— Ладно-ладно. Прости мое неугомонное любопытство, — та хихикнула. — С матерью-то разговаривала?

Оплатив счет и взяв с собой апельсиновый фреш со льдом в пластиковом стаканчике, Лара спустилась на берег и пошла вдоль кромки воды. К горлу снова подступил камень горечи, мешая пробиваться кислороду, и каждый вдох давался с трудом. Щеку щекотала слеза, которая предательски показывала, что обида на мать не прошла, она еще свежа и до сих пор больно.

Рита слушала долгий монолог, периодически кивая и понимающе «угукая» в момент паузы, не имея возможности сказать что-то действительно приободряющее. На языке вертелись фразы: «Ехать к матери, возвращаться и унижаться — глупо, Ларчик, и я об этом тебе уже говорила», «Мать твоя всегда была поехавшей. Она была влюблена в идеальный образ дочери, которому ты не соответствовала» или «А я же говорила, что мать не примет твой развод», — но ничего из этого не могло взбодрить Лару. Девушка сама себя умела ругать за ошибки, винить во всем случившемся и калечить самооценку, так что Рите приходилось набираться терпения, чтобы не усугублять положение. В глубине души она верила, что смена обстановки действительно сможет помочь Ларе в обретении себя настоящей.

— Я боюсь ее встретить на улице. Или в магазине. Потому что тогда нужно будет ей что-то сказать, а кроме нецензурных выражений на ум больше ничего не приходит.

— Ларчик, ты не должна с ней разговаривать, если не имеешь желания. Пройди мимо. Пускай наконец осознает, что потеряла единственную дочь.

— Просто обидно, что у меня теперь нет дома, куда бы я могла вернуться в любой момент. — И Лара затянула большой глоток холодного напитка, только чтобы заглушить внутреннюю горечь и ослабить желание расплакаться. Слегка болела голова, глаза щипали слезы.

— Не забывай, что я тебя всегда приму, — тепло отозвалась Рита с экрана телефона и улыбнулась.

После окончания разговора Лара долго стояла на берегу и смотрела в пустоту. Мимо пробегали дети. Позади туристические домики, беседки, где сидели группы людей, смеялись, слушали музыку и доносился аппетитный аромат жареного шашлыка.

Перистые облака медленно расплывались по голубому холсту, украшая его интересным узором. Солнце нагревало песок, в который девушка установила запотевший пластиковый стаканчик. Двумя движениями развязала шнурки кед и скинула обувь, босыми ногами ступив на светлый песок, зарывшись пальчикам поглубже, где чувствовалась таинственная прохлада. Лара прошла до кромки воды и стала ждать, когда небольшая волна оближет кожу. Ярко кричали чайки, кружившись над озером, и временами камнем спускались до самой воды, касаясь лапками блестящей поверхности.

Резкий звук.

Лара обернулась. Она завертела головой, стараясь понять откуда он. Что могло упасть с таким грохотом? Может быть, это в соседних домиках живет семья, и дети играют с петардами?

Девушка остолбенела. Ассоциативный ряд не врал. Такой звук она слышала в фильмах, в сценах со стрельбой. Это был выстрел.

Она вернулась к своим кедам, отряхивая ступни от прилипшего влажного песка, пыталась затянуть обувь. Неровными, нервными прыжками побежала к домику, из которого предположительно донесся громкий звук. Неподалеку уже столпилось с десяток человек с ближайших беседок.

Они переговаривались, мужчина звонил в полицию, а громкоголосая женщина, как курица, пыталась спрятать под своими руками-крыльями детей и отвести подальше. К собравшимся подбежал юноша и передал мужчине, который еще говорил с оператором по телефону, что видел на втором этаже чей-то силуэт, который сразу же спрятался за шторой, как только заметил смотревшего на него. По народу прошел шепот, что стрелявший еще в доме и вооружен.

— А кто здесь живет? Вы не знаете? — интересовалась громкоголосая женщина, которая за спиной пыталась удержать трех десятилетних испуганных девочек.

— Здесь никого не было. Мы позавчера въехали, — ответил молодой человек, выбежавший из беседки, где сейчас подгорал шашлык. — Пока никого не видели.

— Я уже вторую неделю здесь, — шепнул мужчина, вызвавший полицию, — в соседнем доме живу, никого не видел.

— То есть там никого нет? — переспросила женщина, отталкивая детей ближе к берегу.

Лара медленно обошла толпу людей, которая наблюдала за местом преступления с территории соседнего домика сквозь низкие ветви сосен и цветущего шиповника. Один активный гражданин вскоре стал отгонять народ дальше, ибо любопытные только умножались в количестве; однако сирен полицейских машин или скорой помощи слышно не было. Прошло уже минут пять. Лара отошла от скопления перепуганных и шумящих людей, старалась разобраться в себе.

Она, как и многие другие, слышала взрыв или выстрел. Приглушенный и смазанный. Возможно, она от неожиданности могла спутать этот звук с выстрелом, полагаясь на ассоциации, которые подпитаны лишь просмотрами ненавистных боевиков, и, быть может, на самом деле ничего страшного не произошло. Внутри нее все замерло. Чувства обострились, тело будто готовилось к прыжку, каждая мышца напряглась. И это походило на сладковатый привкус страха. Когда в животе затягивается тугой узел, а кончики пальцев мелко покалывало. Чувство, знакомое Ларе не понаслышке, овладело девушкой, как ранее на автогонках, и буквально подталкивало ее броситься сквозь колючие ветви шиповника к крыльцу бревенчатого домика.

И цепкий взгляд захватил движение в окне на первом этаже.

Секунда — и сейчас там никого. Даже тюль не шевелится, как хотелось бы — в подтверждение, что замеченное Ларой не галлюцинация, навеянная сомнением. Дыхание стало медленным и ровным, губы плотно сжаты, уши пытаются уловить прозрачные звуки, глаза — любое мимолетное движение.

Глухой хлопок. Шуршание по гравию. Мелькнувший силуэт между толстых стволов сосен.

Лара скользнула между деревьями в сторону скрывшегося автомобиля, но от него остался прогорклый запах масла. Она запрыгнула на крыльцо, рванула дверь на себя. В коридоре пусто, в зале тоже, только бардак. Веранда пуста. Кухня — аналогично. Сознание решительно воссоздавало в голове кучу ужасных картинок, основанных на криминальных фильмах, они сменяли друг друга, перекрывая реальное изображение действительности. Лара, опираясь на стены, с силой поднимая ноги, взобралась на лестницу, доползла до второго этажа и осела на пол, чуть не свалившись вниз по ступеням.

Рыжеволосая девушка сидела на полу, прислонившись к стене спиной, прижав штору так, что та сильно натянулась. Рукой сжимала рану, из которой медленно сочилась темная кровь. Рядом валялся завядший букет красных роз, в прозрачной вазе танцевало несколько язычков пламени, и тлел пепел.

Лязг железа, и гардина сорвалась со стены, рухнула вниз, стеганув по голове труп; штора парусом опустилась на пол, впитывая в себя растекшуюся кровавую лужу.

Глава 2

13 июня 2019 (четверг)

Оксана набрала ванну с пеной, решила, что нельзя вечно откладывать спа-день на мистическое «потом», сегодня есть свободный вечер, она может позволить себе заняться собой. Принесла в ванную комнату пару ароматических свечей, бокал холодного шампанского, которое стояло в холодильнике неприлично долго и уже успело порядком выветриться. Из полуромантичного вечера четверга ее вырвал звонок — в одном из домиков ее туристической базы нашли труп.

Укутавшись в халат, вбежала в комнату, натянула на себя первые попавшиеся джинсы и старую кофту, в которой обычно выгуливала псов, Оксана схватила двух своих ротвейлеров, дремавших на подстилках, и поспешила ко второму домику с северо-востока турбазы. Там ее встретили несколько машин полиции, две кареты скорой помощи; вся территория ограждена желтой лентой, все искрилось мигалками, сиренами и шумом рации, многие отдыхающие повыскакивали на улицу, чтобы поглазеть на вечернее представление.

Ротвейлеров заметил мужчина в форме:

— Вы Оксана Дорофеева? Хозяйка базы?

— Да.

— Проходите.

Мужчина крикнул куда-то вперед, вглубь небольшой кучки полицейских, кишащей работой:

— Эй! Подойди сюда, здесь есть для тебя работа.

И с Оксаной беседовал молодой парнишка, стажер. Следователь только что вышел на улицу после осмотра тела девушки, убитой в спальне второго этажа. Он переговаривался с напарником, потирал глаза, уставшие от бессонницы, и что-то записывал в маленький блокнот. После указал на укутанную в полотенце свидетельницу, которая нехотя кивала медицинским работникам, и направился к ней, чтобы еще раз прояснить кое-какие детали. Но он не успел ничего сказать, так как с дороги послышался выбивающийся из привычной суеты шум: подъезжал белый кроссовер, сигналом распугивая зевак и неуклюжих полицейских, намеревающихся перекрыть въезд.

Из автомобиля вышли два человека, мужчины: один лет семидесяти в строгом костюме, на голове седые волосы аккуратно уложены, в руках телефон, с кем-то параллельно шла беседа, однако мужчина сильным поставленным голосом и давал четкие инструкции собеседнику, и отмахивался от полицейских, которые явно были против посторонних на месте преступления; второй гораздо моложе, примерно лет двадцати пяти, скрывался под черными солнцезащитными очками.

— Где у вас тут главный? — поднимая над собой желтую оградительную ленту, требовал мужчина, завершая диалог по телефону.

Следователь направился к только что приехавшим, оставив Лару без внимания и расспросов. Она навострила уши, пытаясь разобрать разговор между полицейским и владельцем «БМВ», ибо в нем узнала своего нового работодателя, с котором на днях собеседовалась по видеосвязи. Лара не могла понять, о чем те говорили, так как посторонние шумы перекрывали все вокруг; однако ей показалось, что весьма четко услышала что-то о «закрытии дела», потому что в этот момент мужчина повысил голос и угрожающе жестикулировал. После чего следователь побрел в сторону напарника, уже ему что-то эмоционально объяснял, а двое из «БМВ» направились к ней.

— Доброе утро, Кларисса. Прошу прощения, что встречаемся с вами при таких обстоятельствах. Вы же не передумали по поводу работы? — спросил он, между делом отклоняя поступающие звонки на телефон.

— Нет, Натан Карлович… Да, здравст… — язык заплетался, и девушку все еще знобило. Она внятно могла формулировать мысли, но говорить у нее получалось с трудом, что явно раздражало десять минут назад следователя.

— Я рад, моя дорогая. — Он снова отвлекся на телефон.

— Но мне придется… нужно будет в отделение… допрос у… — стыдясь саму себя, Лара прокашлялась.

— Если вы переживаете, что вас будут докучать из полиции, то будьте покойны. В любой другой ситуации человек, обнаруживший тело, возможно, и стал бы одним из подозреваемых, но с вами этого не случится. Вы под моей опекой. — Натан Карлович поднял глаза на нее, улыбнулся, а потом перевел взгляд на следователя, который исподлобья смотрел в их сторону. — Дело моей внучки закроют быстрее, чем вы успеете со всеми вещами переехать к нам. Так что жду вас утром в понедельник, постарайтесь не опаздывать.

— Вашей внучки?

Натан Карлович кивнул:

— Да, к сожалению, та девушка являлась моей внучкой. Да, — он снова закачал головой, будто бы так надеялся выкинуть это из головы. — Не родная, конечно, двоюродная. Ее звали Инга Андропова. А это, — он обернулся и жестом подозвал к себе молодого человека, который все это время стоял где-то позади, не смея подойти ближе и взглянуть на Лару. — Раз уж вам предстоит скоро знакомство со всей моей семьей, будь она неладна, это Марат Загорский, мой внук. Тоже двоюродный, но это неважно, он мне как сын родной. Правда, Марат?!

Из-за стресса Лара не обращала внимания на парня, скрывающегося за черными линзами. Но при их зрительном контакте она и последние слова, какие бы они косноязычными не были, потеряла.

— И ты, друг мой, познакомься с новым водителем. Кларисса. Но просит называть ее Ларой. Хотя имя в любых формах прекрасно.

Марат слегка улыбнулся и протянул руку для приветствия. Лара с плохо скрываемой дрожью ответила.

***

Он три часа сидел в кабинете, не зная, чем занять себя и свои мысли. Временами Марат порывался подойти к шкафу, за нижними дверцами которого скрывался небольшой мини-бар, налить в бокал янтарной крепкой жидкости и пафосно опрокинуть ее, тяжело втянуть воздух, проклиная все на свете и обратно усесться в кресло, полагая, что именно так справляются с горем. Но спустя три часа он так и сидел трезвым, гладил острую морду Крекера, расположившуюся на его коленях, и смотрел в окно. Сюжет был до одурения скучен: тихо покачивались сосновые кроны, сквозь них лениво летали черные точки и также лениво каркали. И так три часа подряд. Сменился только фон. С прелестно-голубого на ржаво-розовый. Закатное солнце обещало скоро скрыться и погасить безумно скучный экран.

Однако мысли были более живыми и динамичными. Кто убил Ингу? За что ее решили убить?

Сестра, которая всегда его сторонилась, которая избегала всех и пыталась всячески слиться с местностью и не доставлять никому дискомфорта, считая, что так себя оберегает от проблем, вдруг исчезла навсегда. А перед этим решила наконец подать голос.

Марат активировал смартфон и открыл последнее сообщение от Инги: «Марат, здравствуй. Нам необходимо встретиться. Есть любопытная информация о том, как все мои родственники умело держат тебя за идиота. Жду ответ». Что же такого любопытного и, видимо, опасного она хотела сообщить, что так и не дожила до семи вечера?!

В кабинет вошел Натан Карлович, держа в руке телефон; на экране светилось имя, из динамика доносились приглушенные слова. «Собеседника» непочтительно бросили на подоконник, а рука в белоснежно-белом рукаве с золотой запонкой юркнула внутрь мини-бара за графином с янтарной жидкостью. Марат, наблюдая за действом, сглотнул. Натан налил себе в стакан коньяка, через секунду подлил еще немного, захлопнул тайную дверцу шкафа и слегка прикоснулся к напитку. Посмаковав глоток, он твердо поставил на подоконник фужер и схватил телефон, откуда все еще доносились смазанные голоса:

— Пошел к черту!

И голоса прекратились.

Телефон полетел на диван рядом с окном, куда сразу же двинулся любопытный Крекер, активно обнюхивая прямоугольный предмет без признаков жизни и ничем аппетитным не пахнущий.

— Это какой-то ужас, — выплюнул Натан, усаживаясь в кресло за стол.

Расстегнул верхние пуговицы рубашки и освободил запястья от сдавливающего ощущения из-за запонок. Облокотился на спинку кресла, тяжело выдохнул. Его глаза сумбурно бегали по потолку, не находя приятного места, чтобы замереть и перевести дух.

— Ты как, друг мой? — осведомился Натан Карлович, не глядя на Марата.

— Держусь, — ответил тот, с вожделением посмотрев на недопитый, наполовину наполненный бокал коньяка.

— За Игнатом сегодня нужно будет последить, — размышлял Натан, барабаня пальцами по столешнице. — Все-таки дочь сегодня потерял. Пока может быть еще не осознал происходящее, но в самый важный момент…

Марат брезгливо покачал головой. Игнат. Об его отчиме они несколько часов назад говорили с Ингой. А теперь ее нет. Теперь уж точно Игната никто не будет делить. Потому что не с кем.

Он вздохнул и на помощь вновь подошел Крекер, зарыв под кисть хозяина острую морду, показывая, что он рядом, готов всецело поддержать.

На телефон Натана снова поступил звонок, который пришлось отклонить, поднявшись с кресла.

— Теперь, друг мой, может быть ты расскажешь мне, что ты делал на территории «Третьего форда», когда я встретил тебя на машине? — чрезмерно живыми глазами впился в собеседника Натан, продолжая постукивать по столешнице.

— Мы с ней должны были сегодня встретиться.

— По поводу?

Марат пожал плечами. Он на самом деле не знал, о чем с ним хотела поговорить сестра, но ее голос был чрезвычайно тверд и самоуверен, будто бы она наслаждалась той информацией, которой владела, и которой хотела поделиться с ним. Тема беседы интриговала до предела: все родственники держат Марата за идиота. Но что бы это могло значить — он не имел представления; поэтому для убедительности повторно пожал плечами.

— Мне интересно, — медленно начал Натан, — когда она вернулась? И для чего? После всего, что произошло между семьей и Ингой, она возвращается и почему-то именно тебе назначает встречу там, где ее убивают спустя несколько часов.

И Натан опустил свой многозначительный взгляд на Марата, перестав стучать пальцами по столу. В его тоне слышался упрек и легкий привкус презрения. Он так отрешенно сказал «между семьей», как часов двенадцать назад Инга безвольно произнесла: «мои родственники умело держат тебя за идиота». Они всячески пытались отстраниться от прайда Шлоссеров.

13 июня 2019 (четверг)

Телефон Натана никогда не знал покоя. И даже в этот печальный вечер он постоянно мигал экраном, оповещая о новом звонке. Хозяин перевел его в беззвучный режим, считая, что это будет уместнее в данной ситуации. Если высвечивались фамилии партнеров или знакомых, которые могли только разразиться дежурными фразами с соболезнованиями, то он мог отклонять их, не объясняя Марату, почему не желает ни с кем говорить. Встревожило только одно сообщение, которое всплыло на экране.

— Твоя мать написала, — сказал Натан, вводя защитный пин-код на смартфоне прежде чем прочитает письмо полностью.

— Что случилось? — осведомился Марат.

— Пишет, что Игнат разбуянился. Бухает и крушит дом. Все, как всегда, впрочем. Даже горе не может пережить достойно.

И откинулся снова на спинку кресла, прихватив со стола золотую, но покрытую стариной монету. Он с магической ловкостью перебирал ее фалангами пальцев, заставляя то нырять в ладонь, то снова грациозно проскальзывать по руке.

Марат же снова взглянул на бокал с янтарной терпкой жидкостью. Но ненависть переполняла теперь больше, чем неописуемая жажда прикоснуться к напитку. Почему люди видят спасение в алкоголе, умудряясь им лечить и горе и обмывать праздные вещи?! В голове всплыл образ пьяного Игната, который имел привычку накидываться и переползать порог дома, затевая специфический концерт и забывая об этом наутро. У Марата вновь появилось жгучие желание встать сейчас же и помчаться к матери и защитить ее от пьяного муженька, который не порядочно поминает дочь, а нашел лишний повод накидаться спиртным.

— Прости, дядя, но я поеду. Маме, действительно, нужна сейчас моя поддержка. — И Марат направился к двери. Рядом засуетился Крекер.

— Ты прав, друг мой.

В проеме, чуть не ударив юношу по лбу дверью, появилась сгорбленная серая фигура. Под уродливыми кляксами потекшего макияжа, красным и распухшим носом узнались черты Алисы. Двадцатипятилетняя полная девушка была полностью укутана в серую тонкую шаль, плечи нервно дрожали, а пальцы сильнее впивались в тонкую ткань, обхватывая себя, в надежде сдержать отчаяние внутри. Красные влажные глаза скользнули по Марату и Натану, которые в полной тишине и спокойствии смотрели на ее уничтоженный горем вид. Она тяжело вздохнула, проглатывая очередные всхлипы, и уткнулась мокрым от слез лицом в грудь Марата. Крекер ласково потерся мордой о ногу Алисы, жалобно смотря на девушку, которая снова разошлась в рыданиях.

Марат погладил по спине убитую горем Алису, невербально прося помощи у Натана.

— Душа моя, — тот нехотя поднялся с кресла, — не стоит так себя мучать. Нам всем сейчас чертовски тяжело. Инга была всем дорога, мы все потеряли родного человека, часть себя. Но нужно беречься. — Подходя к рыдающей племяннице, он прихватил стакан с подоконника и протянул в ее дрожащие и ослабленные руки. — Глотни. Вот так. А теперь пойдем, я провожу тебя до кровати.

И он обхватил ее за плечи, отрывая от Марата, и повел в коридор и к лестнице.

— Я сп… спросить х-хотела, — прерываемая всхлипами, начала Алиса. — Даня еще не пр… приехал. Он в курсе т-того, что с-случилось?

— Безусловно. Недавно мы разговаривали по телефону.

— И он пр-приедет?

— Без понятия, — отрезал Натан. — Я послал его к черту.

Марат следом вышел из кабинета и увидел большую часть семьи, которая собралась в доме Натана. Хотя раньше сюда мало кто хотел приезжать добровольно. Было это решением каждого или заслугой самого Натана, Марат точно не знал, но был уверен, что именно хозяин дома постарался поставить себя так, чтобы в его дом были вхожи единицы. Он явно держался на расстоянии от всей семейки Шлоссеров.

В комнате не хватало Игната и Даниила. Первый обязательно обивал бы порог этого дома, если был в состоянии передвигаться, а второй — пропал.

Но Марата больше поразило и больно уколола другая правда. Все имели крайне измотанное выражение лица и красные глаза, в которых стояли слезы. И среди десятка человек лишь Натан и Марат имели невозмутимый облик, будто бы все, что с ними случилось, это в ресторане подали невкусный кофе.

— Я поехал, — шепнул Марат и вышел из пропитанного отчаянием дома, которое не собиралось проникать в юношу, будто ему это чуждо.

Но ведь он и правда плохо знал Ингу. Они редко пересекались после свадьбы его матери и Игната, а после Нового года 2014 года она улетела, оставив их негласную вражду. И спустя пять лет она вышла с ним на связь, заинтриговав известием, что Марат — идиот, а после ее убивают, будто бы та самая тайна могла разрушить чью-то жизнь. А ее родной брат Даниил в день убийства внезапно исчезает.

14 июня 2019 (пятница)

Ее тошнило весь вечер. Попытка забыться в музыке или снах была безуспешной. Мысли то и дело возвращались к ужасающей картине мертвой девушки. И как только это мерзкое воспоминание прорезало память, ей становилось плохо и начинало выворачивать наизнанку. К полуночи организм изрядно устал, и Лара отключилась на кровати в своем номере на несколько часов.

А как только небо стало светлеть и на горизонте появился лишь намек на рассвет, она вскочила в холодном поту. Мертвая девушка перешла из реальности в сон и стала пугать Лару там, отравляя мир подсознания.

Лара поплелась в ванную комнату, умылась холодной водой, печально обнаружила, взглянув в зеркало, что под глазами появились некрасивые синяки и кожа посерела. Очередной рвотный позыв скрутил ее над раковиной.

Она предательски заметила, что нуждается в ком-то, кто мог ее сейчас поддержать. Обнять, сказать, что все в порядке, пустыми разговорами отогнать страшные мысли о вчерашнем вечере, подать ей стакан чистой воды, когда у нее нет сил встать и приходится лакать воду из-под крана. И как будто ее услышали. Смартфон, стоящий на зарядке, подал признаки жизни, несмотря на то, что на дворе стояла еще ночь.

[03:28]

14 июня 2019 от Павла Румянцева:

Эй, детка! Твоя мамочка мне звонила, говорит, что и мне стоит за тебя волноваться. Что случилось? Ты серьезно решила от меня сбежать? Если да, то это даже смешно.

Прочитав сообщение, Лару снова чуть было не вырвало.

Пока она рассматривала имя отправителя, пришло новое сообщение.

[03:30]

14 июня 2019 от Павла Румянцева:

На следующей неделе приеду к тебе. Хочу с тобой встретиться и поговорить, как цивилизованные люди. Ты же мне не откажешь в этом, детка.

Загорел давнишний шрам на левой руке, будто бы только что полоснули ножом.

— Твою мать! — выругалась Лара и заметалась по комнате.

Она не желала отвечать на сообщения бывшего мужа, не хотела его видеть и тем более разговаривать в живую. Ее буквально охватывало холодным огнем при мысли того, что он появится сейчас рядом и снова вонзит в нее свой колкий взгляд безумца.

Лара взлохматила волосы, схватила их и натянула до боли, стараясь вызвать крик, с которым должен был уйти страх, но отчего-то легче не становилось. Она распахнула окно и высунулась наполовину, чтобы вдохнуть холодный ночной воздух с озера. Но и он не мог охладить ее кожу и разум. Когда же ее оставят в покое?

Вернувшись обратно в комнату, Лара залезла в постель, укутав ноги, и набрала номер подруги, абсолютно не переживая о времени. И на удивление Рита ответила на видео-звонок.

— Боже, Ларчик, ты поди сошла с ума! — сонно возмущалась Маргарита, включая ночник и удобнее устраиваясь в кадре. — Мне через три часа вставать на работу. Что случилось?

И Лара будто бы ждала этого вопроса. Выпалила все, что с ней произошло с последнего разговора с подругой, а это меньше двенадцати часов назад. После ошеломительных вестей Маргарита окончательно проснулась.

***

Марату тоже не удалось сомкнуть глаз в эту ночь.

Сначала пришлось успокаивать отчима, который норовился наброситься с кулаками за то, что неблагодарный пасынок отнимает у него очередной стакан и не дает помянуть любимую и единственную дочь; потом пришлось приводить в чувства мать, которая лишний раз перенервничала из-за выходки супруга. В итоге, Марат забрал мать на ночь к себе, убедив, что так будет лучше всем, а главное ему самому спокойнее.

Диана легла в гостевой спальне, перед этим выпив валерьяны и пустырника. Ее сон караулил Крекер, смирно сидевший около приоткрытой двери.

Марат при включенном свете лежал на диване и вертел события и теории, связанные с Ингой. А именно его не отпускало загадочное сообщение, которое всем своим нутром выдавало личность того, кто убил девушку. Ведь скорее всего она владела той тайной, которая могла разрушить лишь жизнь самого Марата. Ведь если бы он узнал того или список тех, кто водил или до сих пор водит его за нос, выставляя полнейшим идиотом перед всеми, то это повлияло бы первостепенно лишь на восприятие Маратом людей и окружающих. Это бы испортило жизнь ему, ведь все те, кого он искренне любил и уважал, оказались предателями. Но как вышло, этот секрет Инги мог уничтожить и еще одного, кто решился уничтожить носителя ценной информации. Так хладнокровно и беспристрастно.

Вторично его смущало отсутствие в доме Натана одного из члена семьи, который должен был первым оплакивать Ингу — Даниила. Брата Инги. Старшего сына Игната. Где он был на момент убийства? Где был на момент несанкционированного семейного сборища на первом этаже? Где сейчас? И почему Натан при разговоре с Даниилом послал того к черту? О чем был их диалог?

Слишком много вопросов.

И что делала на месте преступления Лара…

Ее испуганное бледное лицо вдруг ярким пятном встало перед глазами, заставив забыть на минуту прежние тревоги. Новая волна эмоций прилила к шее и щекам, как только он ее вспомнил. А узнала ли она его за темными линзами очков, когда друг другу неловко пожимали руки?

Марат вскипятил воду. Пока листья черного чая заваривались в пузатом прозрачном чайнике, он отрезал несколько ломтиков спелого лимона, два отправил в кружку, а один — в рот. И пока горьковато-кислый вкус овладевал всеми вкусовыми рецепторами и отдавал приятной пульсацией в висок, Марат искал в социальных сетях давно забытый диалог с одноклассницей. Он пролистал его несколько назад, перечитывая пустые и по-детски односложные сообщения, просматривал фотографии, которые находил в чате. Большая часть из них была связана со школой и предметами, домашними заданиями и контрольными, но были и, так сказать, из гражданской жизни. Теплая волна забытых чувств ударила Марата в грудь.

Последние сообщения в их диалоге больно резанули по сердцу.

[04:36]

22 июня 2014 от Марата Загорского:

Ты такая красивая.

[04:38]

22 июня 2014 от Клариссы Леоновой:

Мог бы мне это и лично сказать, хаха!

[04:39]

22 июня 2014 от Марата Загорского:

Жду тебя на набережной… Наши все разбежались, мы еще успеем рассвет встретить.

[04:40]

22 июня 2014 от Клариссы Леоновой:

Бегу!

[16:02]

22 июня 2014 от Марата Загорского:

Спасибо тебе за все, Лар…

На этом их теплая переписка завершилась, однако он помнил, как волновался, печатая последнее сообщение. Их выпускной вечер стал последним в их истории, обещая, что больше никогда не пересекутся их два совершенно чужих мира. Кто бы мог тогда знать, что их сведет самое чудовищное происшествие.

Палец завис над клавиатурой, сдерживая желание напечатать сообщение и разморозить этот чат после пяти лет тишины.

Чай на столе остыл, в нем одиноко плавали два ломтика лимона.

Глава 3

14 июня 2019 (пятница)

Двухэтажный дом Натана с белой плоской крышей и обитый вертикальным черным сайдингом был обособлен от всех коттеджей северного района. Высокий каменный забор огораживал территорию и скрывал от любопытных глаз беседку, дом в стиле лофт и огромную территорию под вольер для медведя.

Обратив внимание на занятую парковку, Марат понял, что почти все Шлоссеры уже приехали и ждут своей очереди на допрос следователем. Рядом молча семенил уставший после прогулки Крекер, зная, что шуметь здесь нельзя. Особенно рядом с Изабеллой.

Снова вся семья собралась в одной комнате. Даже постороннему человеку могло показаться, что в помещении ужасно душно и холодно, несмотря на то, что окна гостиной выходили на теневую сторону и были настежь распахнуты, а на солнце было выше двадцати пяти градусов. Все сидели в полнейшей тишине, не решаясь ее нарушить, и каждый из них с презрением оглядывал присутствующих. Отсутствовала только Ярослава, которая наплевала на просьбу присутствовать на допросе и тем более приступать к нему раньше положенного срока, аргументируя свое отсутствие тем, что предобеденная прогулка важнее беседы с бестолковыми людьми в погонах, которые работать в полной мере не желают.

Следователь уже занял кабинет, который ему любезно предоставил хозяин. В это время он обсуждали нюансы по делу, которые Натан Карлович хотел загладить. Точнее, он настаивал, чтобы дело закрыли сразу после этого первого и последнего допроса, скорее семье вернули тело Инги, чтобы было можно похоронить. И следователь под вескими аргументами, запечатленными на банкнотах, дал согласие. Копию показаний Шлоссеров он обещал предоставить Натану Карловичу не позднее вторника.

В гостиной же буквально неживой полупрозрачной тенью сидела в углу Алиса, закутанная в серую шаль, вертела в руках цепочку подруги, обматывая сильнее вокруг пальца, пока подушечка не посинеет, и мутным взглядом смотрела на дядю, пытавшегося заглушить алкоголем боль от утраты дочери.

— Возьми, пожалуйста, — к Алисе тихо подошел худощавый юноша в сливовой футболке и подал ей в руки стакан воды, от которого разило валерьянкой.

— Спасибо, Савва.

Игнат же не отрывался от стакана. Только его было слышно в гостиной: как он наливает из графина коньяк, с грохотом ставит его обратно на столик, опрокидывает бокал с содержимым, тяжело выдыхает, покашливает и со звоном опускает бокал на стол. И так несколько раз подряд, пока неприятное покалывание в носу не перестало его раздражать, а золотисто-коричневая жидкость не стала питься мягче.

Наконец гробовую тишину гостиной прорезал четкий стук трости.

На лице Ярославы, вошедшей в просторное черно-белое помещение, читалось глубокое недовольство. Она втянула запах комнаты, будто знакомилась со всеми присутствующими, и навострила слух, чтобы не упустить ничего, что могло ей помочь разогнать поскорее всех нежеланных для нее людей.

— Игнат, — недовольно протянула она и медленно развернула голову в сторону племянника, будто могла его видеть, — перестань переводить Натушкин алкоголь. Пора бы взять себя в руки.

— Да что ты понимаешь… — огрызнулся тот.

Ярослава что-то ответила одними губами и направилась в сторону своего кресла, которое занимал Савва, но с приближением тетушки, уступил и помог ей удобно устроиться. Игнат еще сыпал притупленной коньяком агрессией, закинув голову на плечо и подперев толстую щеку кулаком. Второй рукой еще пытался налить себе очередную порцию коньяка.

Все молчали, переглядывались, закатывали глаза и безмолвно понимающе кивали друг другу. Диана сидела на подлокотнике дивана рядом со младшим братом Игната и его женой. Два брата были совершенно разные, их родство угадывалось слабо, выдавали лишь рыжие волосы. Ренат мог похвастаться высоким ростом, широкой спиной и цепким взглядом с хитринкой. Ему безусловно шел траурный костюм, облегая плечи, руки и грудь. Он нервно расчесывал запястье и кожу вокруг ворота рубашки, напряженно сжимал хрупкую ручку жены, что в такт Алисе шмыгала носом. Ренату недавно исполнилось тридцать пять лет, выглядел он как мужчина, добившейся успеха. Свой дом, свой бизнес, своя семья, жена и дети. Все, чем можно гордиться.

Игнат, да, был старше брата почти на двадцать лет, но такой красотой и здоровью дышал лишь в юности. За последние года он ссутулился, расплылся в фигуре, его рыжина покрылась инеем седины, а глаза подернулись пеленой сожаления об ошибках молодости. Он с тем же усердием старался создать семью, но все было лишь пародией, карточным домиком, который ждал лишь слабого дуновения ветра. Его губила первая любовь и ноющая вина за грехи. Диана не выдержала поведения супруга, точнее она испугалась за последствия — в гостиной появился Марат, Крекер юркнул к Ярославе Карловне, сунул под ее старческую руку острую морду и тихо заскулил, напрашиваясь на поглаживания. Сын стоял около дверного косяка и по его скулам ходили желваки, и заметно напряглись руки, когда Марат смотрел на своего отчима, поэтому Диана предприняла попытку убрать подальше графин и фужеры, однако, нарвалась на брань в свой адрес.

— Да пошли вы все к черту! Ни черта не понимаете!

Марат сдвинулся с места и направился к дивану, на котором жирным котом растекся Игнат, желал схватить его за шкирку, проволочь по полу и ступеням на улицу, и там полноценно и доходчиво объяснить ему, как стоит разговаривать с его матерью. Эта жажда набить ему морду созревала долго, и вот в последнее время он крайне не мог сдерживаться, отчего Диана старалась оградить Марата от встреч с мужем. И сейчас она, проглотив обидные слова, которые пришлось выслушать, так еще и в присутствии семьи, перехватила сына, тихо попросив его не вмешиваться. Однако рвение Марата вмешаться замечено было тоже всеми.

— Ха! Щенок решил на батю зубы оскалить.

— Да какой ты мне батя! — поверх головы матери прорычал Марат. И успел заметить Савву, который ехидно улыбнулся и одними губами произнес свое мерзкое и легендарное: «Браво, Маэстро!» Теперь трепку задать хотелось и Савве. Так, для профилактики.

— Все вы неблагодарные! Равнодушные чудовища!

— Ты рот можешь закрыть хоть на минуту, — не выдержала Ярослава. — Не один ты Ингу потерял.

Заметив, как Игнат своими маленькими злыми глазками сверкнул в сторону Ярославы, как его и без того красная толстомордая физиономия налилась кровью, и у виска вздулась вена, Савва подскочил к нему:

— Все, дядь, тихо, успокойся, тебе уже хватит, — он старался как можно аккуратнее выудить из пухлых пальцев стакан, поднять Игната и отвести в другую комнату.

— Мне уже что, — начал плеваться Игнат, отмахиваясь от Саввы, как от мухи, освобождая себе пространство, чтобы без труда прожигать взглядом Ярославу Карловну, — выпить нельзя? Помянуть доченьку любимую…

— Тебе семья-то побоку, — парировала Ярослава спокойным голосом. — Ты и бабу на стороне ищешь, и о дочке вспомнил вдруг. Не поздновато ли? Хоть иногда вспоминай, что у тебя сейчас настоящая семья есть. Не удивлюсь, если она тебя раньше пошлет, чем ты опомнишься.

— А что мне делать прикажешь? — пьяно качаясь и держась за плечо Саввы, осведомился Игнат. — Как ты, без единой слезинки и без траура прощалась с Владленом?

— Дядь, успокойся ты наконец.

— Я своего мужа с достоинством хоронила. Было ради кого жить и не ужираться до состояния желе. Да что тебе вообще известно о достоинстве?!

— Да потому что ты старуха бесчувственная.

— Пошел вон, — сквозь зубы прорычала Ярослава.

Савва постарался увести поскорее бесхребетное тело в другую комнату, но Игнат только начал истерично смеяться, извергая смертоносный перегар.

Уже на неприличный шум в гостиной вышел Натан, наблюдая картину, как ватное тело племянника волочится в сторону двери, извергается хохотом и агрессией. Ярослава поднялась на ноги, опираясь на трость; она слышала, как отперлась дверь в кабинет:

— Я прошу, давайте поскорее с этим покончим. Первой пойду я, если этому болвану-следователю так необходимо допросить несчастную семью. Ужасно разболелась голова, — и начала круговыми движениями массировать виски.

***

На обед был овощной суп, который больше похож на взрыв детского творчества — в бульоне плавали красные, зеленые, оранжевые, желтые бусины, приправленные нарезанной свежей зеленью. На блюде лежали нарезанные ломтики хлеба и ветчины, а также невыносимо ароматно пахла аджика.

— Похороны будут в понедельник, — вернулся Натан Карлович и расположился около сестры, наливая себе в белую тарелку суп с кукурузой и томатами. — Думаю, что после соберемся снова у меня. Боюсь, Игнат вряд ли сможет принять всю семью у себя.

— Давно этот дом не видел столько гостей, — произнесла Ярослава и повела бровью.

Ей было шестьдесят шесть лет. Последние года ее были запечатлены в стенах дома брата, и выбиралась она на прогулки по саду или на вылазки в свет, обычно это связано с посещением оперы и филармонии. Ярослава убеждала себя в том, что ей хватает общения самой с собой или со своей внучкой Алисой, которая после череды трагедий в январе 2014 года осталась в Сиревске и ухаживала за бабушкой. Также Ярослава занималась рисованием; ей оборудовали одну из комнат под мастерскую. На серых оштукатуренных стенах висели ее картины без рам в хаотичном порядке, у окна стояли несколько мольбертов, комод забит масляными и акриловыми красками, кистями, мастихинами и губками. Ее холсты похожи на произведения искусства в стиле арте повера, но на деле это была обыкновенная мазня. Ярослава начала писать картины сразу после январьякой трагедии 2014 года, выплескивая все свои эмоции и чувства путем смешивания красок и хаотичных мазков на холсте под классическую музыку. Она пережила страшную аварию и потеряла зрение, после чего жила одной мыслью — ее жизнь разрушена и не имеет более никакого смысла.

Ярослава всегда говорила, что это счастье ее родных, ведь она никогда не увидит их постаревшими или располневшими, без идеального макияжа или прически. Они всегда для нее остались молодыми и вечными. А все остальное неподвластно. Книги приходится слушать, конфликтуя с дурным голосом и интонацией чтеца; список театров сократился до тех, где есть живая музыка; погоду приходится различать по ощущениям и шуму из окружающей среды; мириться с нарядами и верить на слово, какого цвета костюм и насколько он хорошо сидит. Ярослава с большим трудом рассталась с работой — школьный учитель по черчению.

Жизнь преподает людям слишком много неудач и сложных выборов, и не каждый имеет силу духа справиться со всем и достойно продолжить свое существование. Найти смысл в чем-то новом или давно забытом, не опускать руки, а наслаждаться каждым днем.

До аварии Ярослава жила в доме своего старшего брата — Филиппа, — который всегда помогал сестре и защищал, несмотря на обстоятельства. Он был сложным и неоднозначным человеком, со своими особенными взглядами на жизнь, с которыми, увы, не все уживались, но роль старшего брата он выполнял отменно. Одна из его неоднозначных и набивших оскомину теорий: Семья — это святое. Он буквально существовал ради этой фразы, что стала его манифестом. Его всепоглощающее желание объединить семью, собрать под одной крышей и внушить всем ее членам, что они есть самое главное друг у друга, что честь семьи зависит от них, что никто не имеет право это нарушить, осквернить ее, упасть в грязь лицом, предать и попросту опозорить такую великую фамилию, как Шлоссеры. Филиппу было искренне все равно на личные интересы своих родных и близких людей, его интересовали лишь собственные, которые крутились около того кокона, который он тщательно создавал. Некую видимую оболочку целомудренности, спокойствия и достойности семейства Шлоссеров.

Из грязи в князи — это не про Филиппа. Он боготворил то, что их род восходит к Шаумбургу-Липпскому, однако упорно забывал, что женщина, родившая от летчика Шаумбурга-Липпского, была не его женой, а случайной девкой, которая после смерти любовника с легкостью присвоила его фамилию и забрала семейную реликвию, которую тот не успел отвезти в родной дом, чтобы передать брату, который к этому времени уже женился. К слову о сокровище, которое так и продолжало передаваться из рук в руки, это тоже был один из пунктов гордости Филиппа — ожерелье от самого Стефана Франца Австрийского для первой возлюбленной, брак с которой так и не состоялся. Вся эта красивая мишура, много тайн и несостыковок возбуждали Филиппа и придавали ему еще больше важности в глазах других людей, как ему казалось, и эту самую значимость он не разрешал терять ни своим брату и сестре, ни детям, ни внукам.

Именно поэтому отношения Филиппа и Натана довольно рано разладились, отчего второй наотрез отказался видеть в своем окружении родственников, считая их потомками сумасшедшего брата, который помешался на собственных фантазиях. И только лишь спустя почти пятьдесят лет, Натан Карлович открыл свои двери нуждающимся в помощи родственникам. После смерти брата он забрал к себе в дом сестру, поселил в соседней спальне, оборудовал для нее мастерскую под нелепые картины, выделил машину и шофера, который возил Ярославу и Алису по всяким надобностям. Натан занялся продажей огромного особняка Филиппа после его смерти, так как дети — Ренат и Игнат — не захотели унаследовать этот дом и делить между собой этажи, комнаты, гостиные и гараж, как это добродушно завещал им отец, наивно полагая и на смертном одре, что семья до сих пор крепкая и дружная, как это предполагают все вокруг и, в особенности, он, Филипп, как глава большого семейства. Натан занялся трудоустройством своих внучатых племянников и всячески поддерживал их, хотя старался держать привычную дистанцию. Для него семья — это не люди по крови. Те самые его никогда не понимали, не верили в него и не собирались укрывать от бед.

Ярослава закончила свой обед и поднялась, нащупывая трость около стола. Медленно, все с той же прямой спиной, мягкой походкой кошки, как много лет назад, вышла из столовой. Она остановилась около зеркала, поправила прическу и сделала несколько шагов вправо до лестницы, взялась за грубоы и холодные перила одной рукой и стала подниматься на второй этаж. Это выглядело странно и пугающе, однако Ярослава так и не смогла отказаться от привычек, которые даже не имели смысла уже как пять лет подряд. Она всегда останавливалась около каждого зеркала в доме, смотрела невидящим взором в пространство перед собой, тепло и таинственно улыбалась, слегка поворачивалась и поправляла то прическу, то серьги, то ткань на рукавах, то смахивала несуществующую пыль с одежды.

Все уныло проводили Ярославу взглядом.

— Что-то дядька сегодня слишком разбушевался, — заметил Савва, накладывая полную ложку сметаны в тарелку с теплым супом. — Надрался, конечно, он знатно. Со вчерашнего дня так и не просыхает, Маэстро? — обратился он к Марату.

— Отстань.

Савва фыркнул:

— Врагу не пожелаешь такого родственничка, — он повернулся к Диане Загорской, надеясь с ней завязать диалог, но та брезгливо повела бровью и ничего не ответила, зато Савва наткнулся на суровый взгляд синих глаз Марата. «Да, не позавидуешь», — послышалось с другой стороны стола.

Справа от Саввы сидела Софья. Маленькая блондинка тридцати лет с высоким кротким голосом. Она была низкого роста, почти терялась рядом с мужем, которым был широкоплечий Ренат ростом два метра. В браке они прожили почти десять лет и воспитывают двух детей. Софья отчасти не вписывалась в семью Шлоссеров ни по внешним характеристикам, ни по поведению, ни по характеру. Ее можно было сравнить с самым милосердным ангелом или божественной девой, которая в наказание за огрехи своих предком могла попасть в адский котел Шлоссеров. Сам Ренат часто отзывался о жене — «Святая женщина», — благодаря судьбу за великое прощение, которое даровала ему Софья. И все же эти чудные золотистые кудряшки, мягкая улыбка и слегка виноватый взгляд с приподнятыми осветленными бровями не входили в рамки привычного.

Отчего комментарий Софьи удивил Савву и дал надежду все же удовлетворить свое желание пообщаться.

— Так и я о чем, — подмигнул Савва. — Еще нашел в себе смелость нагрубить тетушке, — скорчил на лице удивление с долей сарказма. — Что в принципе и не удивительно. Но так вызывающе напоминать ей о Владлене… Я предполагал, что она за это ему голову откусит, а потом ею в гольф начнет играть, используя любимую трость. Сам даже при угрозе смертной казни не решился бы слово поперек сказать этой женщине. Ей палец в рот не клади. С годами, что удивительно, она все суровее и суровее становится, не кажется? Видать, гены берут свое. — За неимением ожидаемой реакции, Савва окликнул Натана: — Верно, папа?

— Не знаю, о чем ты говоришь.

— Да ладно, — усмехнулся. — У каждого тут свои грешки имеются, ведь так?

И он ехидным прищуром обвел обеденный стол, закусив нижнюю губу.

Ренат, занятый попыткой расстегнуть пуговицу на рукаве рубашки и хотя бы удовлетворить зуд на запястье, ошеломленно поднял голову и незаметно попытался взять за руку Софью; Алиса жалобно всхлипнула носом; Натан исподлобья поднял тяжелый взгляд на сына; у Марата снова напряглись мышцы на руках.

Савва жаждал хлеба и зрелищ:

— Так что все мы понимаем, что Игнат…

— Перестань, пожалуйста, обсуждать моего брата, — вежливым тоном проговорил Ренат.

— Пха! А чего ты вдруг решил заступиться?! Родственные чувства проснулись?

— Не тебе судить о чувствах! — агрессивнее ответил Ренат.

— Прекратить, — пробасил Натан, уронив нож на тарелку. — У меня есть желание пообедать в тихом семейном кругу. Надеюсь, ты меня услышал.

«Угу», — кивнул Савва и уныло уткнулся в тарелку с остывшим супом. Продолжал размешивать и вылавливать в ложку горошек и квадратики моркови.

— А где наша любительница свежего молока? — снова озорные искорки сверкнули в глазах Саввы, когда он делал вид, словно выискивал за столом близкую знакомую. — Где Ангелина?

— Она уехала в другой город узнавать по поводу учебы.

— М-м, действительно. А главное, как удобно, прям во время убийства Инги.

Никто не ответил.

Савва доел суп и облокотился на спинку стула.

Тут повернулся к Алисе, которая продолжала лишь присутствовать в помещении, но мысли ее, и, казалось, она сама была где-то далеко.

— Ты снова не ешь, Али. Так нельзя, ты сутки ничего не принимала, кроме валерьянки. Это несерьезно.

— Я не хочу, — еле слышно проговорила девушка, кутаясь в шаль.

— А надо через силу. Твой организм не должен страдать. Давай хотя бы один бутербродик, — и он потянулся за треугольными ломтиками диетического хлеба.

— Не буду.

— Но, Али, — настойчивым голосом продолжал Савва, аккуратно выкладывая поверх хлеба тонкие лепесточки ветчины.

— Заткнись и сам жри свои бутерброды! — ощетинился Марат и синхронно с хозяином под столом зарычал Крекер.

Глава 4

15 июня 2019 (суббота)

Придерживая подол летнего платья, Лара шагала все дальше и дальше, пока вода не начала щекотать бедра. Ей хотелось окунуться, прямо в платье, с головой, чтобы плыть в глубине пока не будет необходимости в жадном глотке кислорода. Что бы до жжения в груди не всплывать и до боли в мышцах рук грести, прорываясь сквозь собственные границы. Ее ступни по щиколотку зарылись в песке, когда показалось, что весьма смелые мальки стали вертеться около ног, пощипывать кожу; край платья упал на водную гладь, развеваясь забавным цветным пятном на темном качающемся озере.

— Девушка! — кто-то позади звонко свистнул.

Лара взволнованно обернулась, выронив всю собранную в руки ткань, и весь подол пропитался прохладой. На берегу стояла женщина, а рядом с ней два черных ротвейлера рыли лапами песок.

— Испугала? А-ха-ха! Извините! У вас тут телефон надрывается. Не слышите?

Действительно, смартфон, спрятанный в кеды, истошно трезвонил, весьма странно, что Лара его не заметила. Это звонила мать. На экране высветилось четыре пропущенных. Пока Лара натягивала на влажные ноги кеды, завязывала их, поступил следующий звонок, который девушка сбросила, решив не омрачать столь приятный вечер ничем не примечательной беседой и больше никого на берегу не пугать своей чересчур громкой мелодией.

Платье пришлось снимать и вешать в душевой на вешалке, чтобы основная влага с него стекла. Лара переоделась в спортивный костюм, рылась в чемодане в поисках книжки, которую начала читать уже как почти месяц назад, но сейчас ей вдруг резко захотелось продолжить. На кровати смартфон снова пискнул и засветился экран. Эсэмэска: «Я понимаю, ты не желаешь со мной разговаривать. С родной матерью. Но я хочу сказать, что все же поступаешь ты откровенно глупо. Зачем ты сюда приехала? Думаешь, тут кому-то нужна? Там у тебя был и дом, и семья, а сейчас ты осталась с голой задницей! Головой изредка нужно думать, а то снова вляпаешься в какую-нибудь историю, из которой уже можешь и не выбраться. Я пригласила Павлика в гости на следующей недели, думаю, во вторник или в среду он приедет. Будь благоразумна и приезжай, мы хотим с тобой поговорить. И не ищи приключений себе раньше времени».

Лара бросила телефон, села на кровать и вцепилась в волосы. Казалось, уже ничего не способно вывести ее из себя.

«Кому-то нужна?» — «Откровенно глупо» — «Снова вляпаешься» — «С родной матерью» — «Не ищи приключений».

— А я хочу! — выкрикнула она и схватилась за отброшенный в сторону подушек телефон. Она переслала это сообщение Рите с кучей смайликов, во всевозможных вариациях выражающих фейспалм, и полистала историю чатов до глубокой молодости, пока в глаза не бросился нужный ей 2014 год. Выбрала собеседника и на секунду остановилась на последних сообщениях, отправленных друг другу.

После активно застучала по клавиатуре, стараясь налету подбирать более связанные по смыслу слова и складывать их во вполне логичные предложения. Бегло пробежала по напечатанному тексту и нажала на «отправить». Забралась на кровать с ногами, сложила их по-турецки и стала ждать. Собеседник был «онлайн», но пока так и не заходил в чат, не читал и естественно не присылал ответ. Минуты ожидания растянулись и заставляли почувствовать укол тревоги и вины за содеянное. Но Лара постаралась с этим справиться, заблокировав телефон, чтобы не возникло желание удалить сообщение, будто бы ничего не было, и вернулась к активным поискам книжки на дне сумки.

Телефон долгожданно пискнул.

Эсэмэска: «Могла бы хоть что-то отправить, а не бездушно игнорировать мать».

— Родную мать, — поправила Лара и снова бросила телефон на кровать.

Стоя на корточках перед разрозненным чемоданом, где наконец-то нашлась книга в мягкой обложке и лежал сложенный купальник, решила, что ей необходимо освежиться. Переоделась, поверх накинула толстовку и вышла из номера, оставив телефон на кровати на случай, что вновь может вернуться желание удалить сообщение, адресованное старому знакомому. Возможно, этот синдром вины когда-нибудь исчезнет, потому что самое сложное — это его и осознавать, и не иметь сил с ним совладать.

Экран снова вспыхнул.

Новое сообщение

[22:15]

15 июня 2019 от Клариссы Леоновой:

Марат, здравствуй. Странная история происходит, быть может ты мне все объяснишь. Хотя может это и не мое дело. Я случайно услышала о том, что дело закрыли. Я была свидетелем и хочу сказать, что кое-что видела, отчего могу судить, что расследование весьма скоро завершили. Мне необходимо с тобой встретиться и переговорить. Надеюсь, что тебе можно доверять. Напиши, как будет возможность пересечься.

[22:32]

15 июня 2019 от Марата Загорского:

Привет! Неожиданно.

Есть неплохое кафе на углу Северной улицы. Прямо напротив городской библиотеки. После обеда я свободен

16 июня 2019 (воскресенье)

Ночь с субботы на воскресенье.

В понедельник похороны.

Все погрузилось в тишину и сон.

Уродливо-длинные тени гуляли на противоположной стене. На подлокотнике стоял прозрачный стакан, на дне которого плавали почти растаявшие кубики льда и несколько капель коньяка, растворившиеся в холодной воде.

— Ты все правильно сделал…

— Нет, — голова безвольно качалась.

— Она тебя ненавидела, проклинала… Ты был для ее никем…

— Я не должен был так поступать, — к горлу подкатывал ком сдавленных рыданий.

— Она это заслужила! Ее нужно было убить! Нужно! Нужно! Нужно!

— Все, — он схватился за голову обеими руками и сжал ее крепко, ожидая, что она лопнет, как спелый арбуз, — не хочу это слушать больше. Я не смогу с этим жить…

— Не смей! Ты тряпка! Тряпка! Тряпка! Бесхребетное существо! Ты не достоин жить! Ты! Ты! Ты!

— Заткнись!

Уродливая тень вскочила и вытянулась до галтели, сломавшись пополам на стыке с потолком.

— Ты трус и неудачник! Так тебе и надо!

— Замолчи! Замолчи, ради бога…

Кажется, кто-то проснулся в соседней комнате и, шаркая тапками, направился к двери, настороженный странными звуками, доносившимися из гостиной.

— Нас не должны видеть! Беги! Беги, неудачник! Беги!

Пустой стакан рухнул с подлокотника, разбился, и в освещенных уличными фонарями осколках скользнул силуэт, изуродованный виной и бессилием.

***

Лара припарковала желтый «фортво» на противоположной стороне от библиотеки, заглушила мотор и схватилась за смартфон. Пролистала фотографии, загруженные на аккаунт Марата, приближая его лицо, стараясь в ускоренном режиме привыкнуть к его новой прическе и в целом к повзрослевшему однокласснику.

В ее памяти остался тот юный Марат, который сидел с ней за одной партой. Высокий, худощавый, с широкими темными бровями, из-под которых смотрели всегда немного отрешенно-саркастические синие глаза. Слегка ушастый, долговязый с непослушной черной копной волос. Сейчас же фотографии показывали ей хорошо сложенного молодого человека со стильной прической, что скрывала его когда-то оттопыренные уши, легкой небритостью, которая прибавляла ему несколько лет и солидности, но все с тем же безразлично-игривым взглядом.

У кафе «Суфле» под большими зонтами сливового цвета стояли деревянные столики и стульчики с розовыми подушками. За одним из них сидел Загорский, рядом стоял велосипед, а в ногах лежала пепельного цвета афганская борзая.

— Привет. Я ничего пока тебе не заказывал, не знал, что захочешь.

Лара пожала плечами и присела напротив. Марат в руках держал прозрачную кружку с чаем.

Пес лениво приподнялся и обнюхал ноги незнакомки, щекоча мокрым носом голую кожу. Теперь в своем нежно-бежевом сарафанчике Лара чувствовала себя совсем дискомфортно.

— Знакомься, это Крекер. Эй! Дружище, фу! Не смущай девушку.

Крекер печально проскулил, заглядывая в глаза Ларе.

— Какой красавчик, — и, слегка опасаясь, она потянулась к морде собаки, чтобы погладить, но жаждущий ласки и внимания пес сам быстро положил голову на колени Ларе, довольно облизнувшись.

— Ну вот, дружище, тебе даже комплимент перепал, — усмехнулся Марат и, поправляя вьющиеся волосы до плеч, начал высматривать официанта. — Мне аж как-то завидно. — В ответ Лара смущенно поджала губы. Марат, заметив это, отвел взгляд на проходящего мимо юношу в униформе. — Молодой человек, примите заказ.

Лара чувствовала скованность, хотя и не могла точно разобрать из-за чего: то ли это предстоящий деликатный разговор, граничащий с незаконными действиями, влиял на нее так, то ли это из-за человека напротив. Она рассматривала бывшего одноклассника, выявляя когда-то нравившиеся ей черты, однако теперь он казался ей совсем чужим и далеким. Будто бы это незнакомец, которого она случайно приняла за давнего друга.

Официант быстро принес большой графин с холодным клюквенным морсом, поставил рядом со стеклянным чайником, в котором плавали дольки апельсина, грейпфрута и веточки розмарина. Марат подлил настоявшийся чай себе в чашку.

— Так что произошло?

Лара выдохнула и рассказала о вчерашних мыслях, что кто-то мог избавляться от провокационной информации, которая была запечатлена на сожженной бумаге, и в дополнение, чтобы уж наверняка, избавился он Инги; о том, что, быть может, жертва сама могла на себя навести беду шантажом; или она вообще оказалась случайным свидетелем чего-то непристойного, отчего пришлось ее устранить. Так же Лара была уверена, что если увидела бы еще раз машину преступника, то точно бы узнала ее.

— То есть ты хочешь сказать, что Инга могла знать своего убийцу? Или подозревать о возможной угрозе жизни?

— Определенно. Скорее всего, она во что-то ввязалась, чему не смогла противостоять, и это что-то связано с твоей семьей.

— С моей семьей? Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, где она жила? — проигнорировав вопрос, продолжила Лара.

— Пять лет назад уехала из города, но пару дней назад вернулась. Инга не очень ладила со всеми. Может быть поэтому не решилась ночевать у нас.

— А она могла поселиться в номере «Третьего форта»? — и попробовала сладковато-горький напиток.

— Вполне возможно. Не понимаю, к чему ты ведешь? Причет все же моя семья? — стараясь скрыть свои собственные подозрения, Марат отпил чай, источавший пряный аромат цитрусовых.

— В том, что никто не хочет полноценно разбираться в этом, раз Натан Карлович хочет закрыть дело.

— Натан? Так это ты его разговор слышала? Понятно, — он на минуту взял паузу, обдумывая что-то. — Когда, говоришь, его видела? В пятницу после обеда?

Та кивнула и потянулась за холодным морсом:

— Так почему он все же не хочет разбирательства?

— Скорее всего, не хочет поднимать снова шумиху вокруг семьи.

— Снова?

Марат прикусил щеку со внутренней стороны. Молча, озираясь одними глазами по сторонам, закивал в ответ.

— Не расскажешь?

Он в смятении почесал нос:

— Это сложно.

— И все-таки?

Марат поставил локти на стол, сложил пальцы в замок, возвысившись плечами над ними.

— Пять лет назад умер родной брат Натана. Дело темное, туманное, запутанное. Вроде только-только семья перестала перешептываться по этому поводу. Многие думали… да скорее и считают до сих пор, что Филиппа Карловича убили. Однако сам Натан упорно верит в то, что это была случайность или… — Марат прикусил язык, — самоубийство.

Лара ахнула.

— Фамилию семьи тогда долго обсуждали везде, где только можно, как понимаешь, это вообще не на руку сыграло всем.

— Почему же Натан Карлович не верит в предположения остальных?

— Да потому что обстоятельства смерти очень щепетильные. Если это и убийство, то это кто-то из семьи. Расследование внутри могло только разрушить все. Думаю, именно поэтому он тогда замял дело. Ну и сейчас хочет поступить так же. Ты, конечно, можешь думать, что мы тут все с ума посходили, только о себе и заботимся, чтобы в нас пальцами не тыкали, но, поверь, это затея не наша, а исключительно Натана. Он не хочет, чтобы кто-то ковырял в нашей семье палкой, намереваясь разворошить муравейник, потому что… все и так скрипит по швам. Огласка здесь ни к чему.

— Значит он думает, что и к убийству Инги тоже причастна семья?

— Я понятия не имею, что у него в голове. У нас весьма сложные отношения, но не настолько, чтобы убивать, — прошептал Марат.

— А насколько все сложно?

— Во всех семьях не все гладко. Есть ненависть и злоба, но не так, чтобы пулю в голову или нож в спину.

— А как умер брат Натана Карловича?

5 января 2015 (понедельник) за 18 часов до трагедии

У большого театра в центре города сложно было припарковаться: в основном машины уже оставляли за один-два квартала, на платной стоянке еще оставалось несколько свободных зарезервированных мест на особых гостей. Внутри полно народу, стойкий аромат «Шанель N°5», блеск драгоценных камней и скользящий холод шелка. Шлоссеры тоже приглашены на легендарную оперетту «Веселая вдова» композитора Франца Легара, поставленную в оригинале.

По лестнице, застеленной синим с золотом ковром, на второй этаж медленно поднимаются пожилые Филипп и Ярослава, в одной руке у нее трость, другой она держит за локоть старшего брата и внимательно вслушивается в гомон вокруг, стараясь раствориться в нем. На ней глубокого синего цвета платье, на шее десятки жемчужных капель. Ярослава осматривала мраморные стены с золотыми изящными рамками чистых зеркал, что служили будто бы порталом в другой параллельный мир, высокие окна завешаны тяжелыми шторами с золотыми кисточками.

Следом шла Алиса, разговаривала с Ингой, обе словно близняшки облачились в одинаковые вечерние комбинезоны темно-бордового и изумрудного цвета. Алиса не переставала говорить о чудесной жизни в столице, куда она не так давно перебралась, избавившись от вечно опекающей ее бабушки. Инга завистливо слушала, представляя и себя на месте Алисы, неужели она не сможет также наслаждаться своим существованием и радоваться изо дня в день. Особенно сейчас, когда она чувствует себя лишней в семье. Мать не выдержала периода после развода с отцом Инги, уехала, объясняя свое внезапно долгое отсутствие тем, что ей необходимо прийти в себя и найти силы жить дальше без Игната, оставив дочь и сына одних. Даниил увлекся компаниями по интересам, а Инга продолжала жить с отцом и буквально делить когда-то свою жилплощадь со сводным братом Маратом, а любовь отца с мачехой. И больше никто не проявлял никакого внимания к ней, считая, что девочка выросла и должна уже как-то реализовываться в жизни, показывать, на что она способна и чего стоит. Она же Шлоссер. А все семейные проблемы не важны и не стоит о них сильно переживать. «Семью не выбирают. Семья — это святое», — постоянно говорил ей дедушка, как только Инга приходила к нему за помощью.

На втором этаже на роскошных диванах сидел Натан и часто поглядывал на наручные часы, осознавая, что ехать по отдельности оказалось огромной ошибкой, необходимо было организовать совместное прибытие на спектакль вовремя. Рядом с ним сидел шестнадцатилетний юноша в белоснежном костюме-тройке под цвет его светлым волосам и все время переписывался в социальных сетях, не отрываясь от экрана ни на секунду. Савва имел поразительное сходство с персонажем одного из успешных мультфильмов того времени — «Хранители снов». И если кому-то удалось познакомиться с этой историей, то этот человек сразу сравнивал Савву с Ледяным Джеком. Те же ненатурально белоснежные волосы, пребывающие постоянно в стильном беспорядке, прямые темные брови, озорной блеск глаз и вечно ехидная усмешка.

— Наконец-то вы приехали! Что случилось? — поднялся с дивана Натан и по очереди всех обнял и поцеловал.

— Твой брат в очередной раз поссорился с сыном, — упрекнула Ярослава, крепко сжав локоть Филиппа.

— Простите, но я больше не могу! Этот гаденыш променял жену на какую-то профурсетку, — взмолился Филипп, явно устав извергать только яд.

Тем временем, на первом этаже Игнат вместе со своей супругой Дианой Загорской и ее сыном зашли в бар. Он взял пять бокалов лучшего шампанского, по мнению бармена. Однако шампанское не понравилось ни Марату, который в принципе отрицал алкоголь в любом его виде, ни Диане. Она сослалась на то, что не хочет оставить помаду на бокале, поэтому после первого глотка больше не притронулась к напитку. Она старалась не так откровенно любоваться собственным платьем, которое объективно ей шло, несмотря на весьма солидный для женщины возраст по паспорту. Черное бархатное на бретельках, демонстрирующее всем достоинства ее фигуры. Как и любая женщина, Диана имела свои вполне оправленные комплексы и в отношении прожитых и оставшихся лет, однако она старалась их затмить своим образом жизни. В частности, это касалась и стабильных занятий йогой, где достижением считала удавшуюся ей позу «ширшасана», которую не то, что выполнить получается не с первого раза, а хотя бы просто произнести. А также факт замужества с человеком, который был ее младше; и недавняя история на берегах Черного моря в отпуске, когда прогуливающихся вдоль бурлящих волн маму и сына приняли за женщину с молодым любовником, что возмутило Марата, однако весьма польстило Диане.

И сейчас на троицу около высокого столика в баре падали восхищенные взгляды.

— Что же, предлагаю тост за новый год, и пускай все наши желания сбываются, — поднял бокал Игнат, стараясь незаметно подтянуть штаны, которые не могли удержать его объемный живот и вечно сползали в неподходящий момент. Под глазом был умело замаскирован синяк.

— Потрясающая идея, — радостно поддержала Диана, делая вид, что отпивает безумно кислое шампанское.

— А вы, что же, Марат Львович, не желаете отметить с нами новый год? — Игнат всегда обращался с сомнительно уважительным тоном к пасынку, отмахиваясь от возмущенных комментарием: «Мальчику пора привыкать, ведь Марат Львович будущий учитель химии». И этот аргумент пришел лишь полгода назад с момента поступления в педагогический университет, а до этого Игнат просто хохотал и делал вид, что все обижаются его невинно почтительным обращениям.

— Который уже как пять дней наступил.

— Но до рождества это волшебный период, когда можно загадывать желания, надеясь, что все сбудется.

— А после вашего рождества будет старый новый год, который отмечается с тем же размахом, где тоже грех не выпить и не загадать желание. Вот у нас и вся страна полмесяца не просыхает.

— Марюш, — прошептала Диана, погладив сына по спине. — Не надо.

— Вы поэтому себе аж два лишних бокала шампанского взяли, — он указал на одинокие искрящихся пузырьками фужеры на столике. — Чтобы все ваши желания сбылись, надо, наверное, всю бутылку в одну рожу всосать.

— Марюш…

— Что, ма? — он взглянул в ее изумленные глаза. — Все прекрасно, — чмокнул в щеку. — С новым годом. — И вышел из бара.

За двадцать минут до начала спектакля у крыльца остановилось такси, из него вышел Ренат и его молодая любовница, которая, по словам Филиппа, свергла законную жену. Вдвоем они зашли в театр; Ренат помог девушке снять манто.

Она, извиваясь в его объятьях, поправляла ему платок-паше, делая складочки на ткани более изящными, а он ей шептал милые непристойности на ухо.

Измеряя зал широкими шагами, Марат чуть не сбил Рената, когда пожелал уехать, не оставаясь на просмотр легендарной оперетты.

— Воу, чувак, ты совсем не видишь, куда летишь.

— Прости, реально не заметил, — извинился Марат и засеменил вниз по лестнице.

— Погоди, куда ты?

— Домой!

— Не понял, — Ренат что-то снова шепнул своей спутнице и сбежал на первый этаж, пропуская по ступени-две, пытаясь перехватить Марата. — Чувак, куда ты собрался?

Марат схватился за голову, издал странный звук, граничащий между стоном и рыком, взъерошил волосы и не поднимая глаз, попытался объяснить причину своего внезапного ухода.

— Ну ты перегибаешь палку. Знаю, мой брат не подарок, но можно же просто на него не обращать внимания.

— Отлично, — закатил глаза Марат. — Прям как мамочка советовала. Не бей никого первым, конфликт можно решить словами, а если не получается, то просто не обращай на человека внимания, он обязательно когда-нибудь отвяжется.

— Вот сейчас ты о матери вспомнил. А минуту назад? Просто развернулся к ней задницей и ушел? Какого ей было? Головой своей иногда думать нужно, — и Ренат по-дружески потрепал парня по плечу. — Так что выброси всю эту дурь и пошли. — Он его приобнял, и вдвоем уже вернулись в театр, где их дожидалась спутница Рената.

Только сейчас, вроде поумерив свой гнев, Марат поднял глаза и заметил девушку, невинно качающуюся, и ее искрящуюся улыбку при взгляде на приближающегося Рената.

— Погоди.

— Чего еще? — опешил Ренат.

— А ты считаешь разумно сегодня ее приводить?

— Тебя-то что смущает?

Марат откашлялся:

— Вообще-то здесь твой отец.

— Ну и чудесно, — Ренат широко улыбнулся и поправил жилет. — Главное жены моей нет. Нет ведь? Вдвойне чудесно. А на отца я давно уже забил. Он мне эти лекции о морали читает уже полгода. Я же под ним прогибаться не собираюсь. Пускай делает то, что считает нужным. Или ты мне еще решил почитать нравоучений?

— Да нет, — отвел глаза Марат.

— Правильно. Пойдем, не будем заставлять даму ждать.

Девушка нежно обняла Рената, сняла с его рыжих волос почти незаметную пылинку и выпросила недолгий поцелуй.

К ним в скором времени присоединился Даниил со своей девушкой.

— Рад видеть, — он пожал мужчинам руки и приятно улыбнулся незнакомке, прилипшей к предплечью Рената. — Чего тут стоите? Не желаете в бар? Там батя нас ждет.

— Судя по количеству выпитого за сегодня, он ждет только цирроз печени.

— Марат, ты не в духе? — прищурился Даниил.

— Да не, Дань, все чудесно, — Ренат приобнял племянника. — Слушай, пойдем в зал уже, — и он постучал по наручным часам. — А то скоро начало, не хотелось бы опоздать. Да и дамам чтобы не торопиться, — блеснул улыбкой.

Они разместились на ложе справа от сцены, на которой был задернут занавес цвета венозной крови, в оркестровой яме готовились музыканты, дирижер любовно перекладывал нотные листы. В соседней ложе в креслах сидели Филипп, Ярослава, Игнат с Дианой, Савва, освещенный экраном телефона, и Натан, делающий юноше замечания. При виде своих родственников, сидящих слева, Филипп взял за руку Ярославу, подозвал к себе и сдержанно высказался, как он зол на всех. В этот момент окончательно осознал безвыходность ситуации — семья треснула и разваливается на глазах, никакие его угрозы не решат проблему, единственный выход из этой всей ситуации — это смирение и принятие хаоса.

— А где Инга с Алисой? — спросил Марат, заметив уничтожающий взгляд Филиппа в свою сторону.

— Девчонки в партере билеты взяли.

— Мол, подальше от семейки? Неплохо. Что ж такая гениальная мысль не пришла в мою дурную голову?

— Что дурную, так это верно. Да успокойся ты, чувак, все наладится со временем.

Даниил тоже не чувствовал себя в своей тарелке, понимая, что и сегодняшний вечер может закончится семейным скандалом, ведь он осмелился пойти против Филиппа Карловича, своего деда, и пригласил на традиционный новогодний поход в театр Ангелину, отношения с которой не нравились никому. Она была не той девушкой, которую хотели бы видеть рядом с Даниилом. «Не той крови», — выражался Филипп Карлович, брезгливо отмахиваясь от любой беседы, если там содержалось имя Ангелины. Ему хотелось, чтобы все его нынешние и будущие родственники имели какое-то значение и вес в обществе. Таким образом он однажды женил Игната на дочери влиятельного человеке, чтобы выгодно было ему, однако не сильно задумывался над желанием и потребностями сына, который будучи совсем юным ощущал себя вещью, которой отец разменивается налево и направо. И с Даниилом была похожая ситуация, Филиппа Карловича не заботили чувства юноши. Его не удовлетворяла перспектива видеть внука с девушкой недостаточно высокого статуса. Что скажут люди? Внук мэра города, хоть и бывшего, встречается с какой-то невзрачной девчонкой, дочкой машиниста и продавщицы в книжном магазине. Но сколько бы Филипп не ждал, надеясь, что этот роман кончится по чьей-либо инициативе: либо Даниил наконец наиграется и бросит Ангелину, либо она переключится на кого-нибудь другого, разбив сердце Дане, — время шло, а их отношения только крепли.

Даниил скатывал в трубочку программку и опасался, что его спонтанное решение, основанное на злости в адрес деда, выйти в свет и в окружение семьи со своей избранницей, не стесняясь осуждений, может плохо закончится, ведь по возвращению домой, его может ждать не очень лицеприятный разговор. Эта тревога передалась и Ангелине, которая отчетливо помнила последнюю беседу с Филиппом Карловичем, который так и остался в тайне от Даниила. Разгневанный и настроенный всячески воспрепятствовать отношениям молодых людей Филипп Карлович ясно ей дал понять, что встречаться с его внуком не стоит, ибо это закончится плохо для всех. Говорить, что это настоящая любовь между Даней и Гелей, а не временное увлечение, было бесполезно, все объяснения пролетели мимо ушей, он был настроен решительно — они должны расстаться.

«Только через мой труп ты войдешь в мою семью!» — стукнул по столу старик, оставаясь равнодушным к слезам Ангелины.

— Чувствую себя завсегдатаем борделя, — процедил Марат, глядя как на них все так же презрительно косится Филипп Карлович.

— Чувак, ты о чем?

— Да твой отец так сказал о ваших с Даниилом любовных увлечениях.

— И часто он говорит о борделе? — усмехнулся Ренат, в кровь расчесывая запястье под манжетами, держащихся на необычных запонках.

— Не знаю, — пожал плечами Марат. — Я слышал лишь однажды, но мне понравилось.

— Чудесно. Тогда вступай в наши ряды, чтобы не просто так осуждали.

Свет погас, все активно зааплодировали, приветствуя седого и кудрявого дирижера. После заиграла музыка, от нее мурашки страстной волной разлились по коже. Занавес переливался разными цветами благодаря игре прожекторов в такт живой музыке; из желтого складки занавеса превращались в зеленые, из красного — в синий, рябили при интригующей мелодии, вспыхивали оранжевым при каждом бое барабанов и тарелок.

Оперетта на немецком языке была поистине удивительным зрелищем, оставила вдохновляющее впечатление, после чего чувствовалась какая-то особенная чистота и легкость. Шлоссеры-старшие всю обратную дорогу и время подготовки к ужину, не смолкая, говорили исключительно на немецком, будто бы не хотели то ли забывать свои корни, то ли их так и не отпустило действие на сцене.

Они ужинали, обсуждали оперетту, пили, смеялись, слушали музыку, фотографировались около новогодней елки, играли в снежки и на время забыли об острых конфликтах. Так могло казаться лишь со стороны. Однако на самом деле за каждой улыбкой и дружеским толчком в плечо после удачной шутки прятались тихая обида и свирепая злость, которые пока занимали выжидательную позицию. За каждым галантным жестом таился подтекст презрения и ненависти, в каждой фразе скрывались ложь и лицемерие, в молчании зарылось зло.

Филипп Карлович сидел во главе стола, изредка выходил на балкон, смотрел на все сверху вниз, беседуя с собой. Он старательно искал ответы на все волнующие его вопросы, однако нигде не мигал даже блеклый огонек верного пути к нормальной (или хотя бы прежней) жизни. И взирая на все сверху, будто бы Бог наблюдал за тем, что сотворил, он понял, что это не уютное гнездышко, где когда-то выкормили птенцов, вырастили, научили летать и выпустили их на волю, всегда с радостью ожидая их возвращения. Нет, то не теплое и уютное гнездышко, это холодный клубок змей.

И в этот момент Филипп Карлович понял, что его решение было верным, отступать нельзя. Семья — это святое.

Ближе к утру все разместились в гостевых спальнях.

Завтрак следующего дня подали поздно. Все выспались и лениво спускались в столовую. Ренат страдал жутким похмельем, залпом выпивая один стакан воды за другим, периодически намереваясь постоять у окна, подышать свежем воздухом, но у него моментально начинала кружиться голова. Ангелина с Даниилом спустились позже всех.

На столе стояли сырники, присыпанные сахарной пудрой, которые любил исключительно Марат, омлет из брокколи, манная каша на кокосовом молоке, тосты с тунцом и зеленью, вчерашний оставшийся лимонный торт и холодная свинина со специями тоже со вчерашнего стола, которую выпросил Игнат. Он поддевал вилкой небольшой кусок, жирно намазывал его аджикой и поглощал в считанные минуты. Его супруга старалась подложить кусочек хлеба или уговорить не есть так много острого, но Игнат только отмахивался от нее и продолжал мычать от удовольствия, запивая свинину водой.

— А где молоко? — недовольно спросила Ангелина, размешивая сахар в чашке чая.

— Вот, передайте, пожалуйста, — вежливо подорвался Филипп Карлович, подавая фарфоровый молочник.

— Благодарю, — ответила Ангелина. — Чай с молоком очень полезный напиток, он выводит соли тяжелых металлов и нормализует холестерин.

— Геля, — нежно шепнул Даниил, — ты же прекрасно знаешь, что нам никому нельзя пить это молоко.

— Я помню, но это не отменяет его полезность. Тем более, вы можете заменить его соевым. А ты, Марат, — она обратилась к Загорскому, который за обе щеки уплетали сырники, — может и прислушаться к моему совету.

— Фу, это же невкусно, — буркнул Савва, скривив губы.

Филипп Карлович доедал манную кашу с замороженной ежевикой, от которой все отказались. Он внимательно смотрел, как Ангелина вылила из молочника к себе в кружку немного молока, размешала и отпила из чашки. И незаметно улыбнулся, что больше никто не прикоснулся к полупустому молочнику, несмотря на агитацию Ангелины. В остальном застолье прошло в тишине. После он оставил семейство и отправился в свой кабинет.

Работать у него слабо получилось, сразу после завтрака разболелись голова и глаза, он массировал виски, ругая себя, что зря переволновался, ибо он рассчитал все до мелочей, осечек быть не могло. Наконец-то все получат по заслугам. Он достал из шкафа аптечку и тонометр. Сначала принял «Верапамил», что должен был сражаться с артериальной гипертензией. Преклонный возраст и внушение Натана, что болезни — это нормально, организм давно не молод, изношен и пора уже не воротить нос от пилюль и прекратить бегать по врачам, стараясь найти вакцину бессмертия, — выводили из себя. Филиппа это порядком раздражало: почему он старше Натана всего на пять лет, а ощущение, что на все двадцать пять. Тот еще полон сил и энергии, а сам Филипп часто устает, не засыпает без снотворного, не встает с кровати без уколов и не притрагивается к еде без таблеток для хорошего пищеварения.

Преодолевая сильные пульсации в голове, расстегнул рукав, закатал его и принялся измерять давление. В это время к нему зашла Ангелина, Филипп Карлович с трудом открыл глаза, заметил мнущуюся у входа девушку. Она зашла в кабинет и остановилась около двери, не решаясь пройти дальше, ибо в память отчетливо въелась недавняя сцена, как в этом кабинете Филипп Карлович ее принуждал бросить Даниила и больше не иметь с ним ничего общего.

— Вам помочь? — обеспокоенно спросила Ангелина, заметив обессиленное тело старика, который тяжело дышал и старался натянуть на плечо манжет. Он нехотя кивнул. — Боже мой, Филипп Карлович! — вскрикнула она, снимая стетоскоп. — Как вы себя чувствуете?

— Терпимо, — вяло ответил тот. — А что?

— У вас давление сто восемьдесят на сто. Ужас какой.

— Дай аптечку, я таблетки найду. — И не глядя рылся в пластиковом ящике, отыскивая знакомую коробочку по ощущениям. Когда попадалась похожая упаковка, он слегка приоткрывал глаз и проверял. С третьей попытки выудил нужную. — Вот, выдави мне две таблетки. И воды подай. А сейчас отдохнуть хочу, иди отсюда.

Она помогла Филиппу Карловичу дойти до софы около окна, разместиться там, подложила под голову маленькую подушечку и оставила на стуле около стола аптечку на всякий случай. И вышла.

Филипп закрыл глаза, но заснуть не мог, в голове все еще играла мигрень, а в груди щемило. Он думал, что это совесть взяла верх, но было поздно.

Начались судороги.

Он свалился с софы и, на секунду придя в сознание, поднял сдавливающие болью глаза на стул, где стояла заветная аптечка. Он потерял сознание, судороги овладели его телом вторично.

В кабинет кто-то постучал. Немного погодя стук повторился. Но ответить никто не мог, тогда незваный гость приоткрыл дверь, несмело просунул голову в щель и позвал:

— Папа, можно?

На полу лежало тело Филиппа. Сын вошел в кабинет и бросился к отцу, хватая его за лицо, ударяя по дряблым щекам, пытаясь привести в чувства. Он заметил отчетливые признаки аноксии и испугался, на фоне белоснежной рубашки с расстегнутыми верхними пуговицами кожа Филиппа выглядело серо-голубой. Тело еще конвульсивно содрогалось.

Он осмотрел кабинет, ухватился взглядом за аптечку, опрокинул ее на пол, высыпал, что в ней находилось и, перебирая трясущимися пальцами флакончики, коробочки и пакетики, искал знакомое название. «Фенобарбитал». Этот препарат колят при эпилепсии, поэтому разорвав оболочку шприца, он втянул внутрь жидкость для инъекции, задрал повыше рукав рубашки отца и всадил иглу в выпуклую вену. Он не измерил точную дозу препарата, рассчитывая, что при таком ужасном положении дел, должно сработать в любом случае.

— Пап… Пап… Пап… — звал сын, уложив голову отца себе на колени, и качался из стороны в сторону, будто убаюкивал. — Папа…

Он заметил, что судороги прекратились. Взял посиневшее запястье, притих, нащупывая пульс, но его не было. Другая рука — так же. Он опешил. На мгновение замер, потом посмотрел на использованный шприц. А что, если доза была превышена? Или ее не хватило, чтобы унять приступ и спасти отца?

Испуг, будто шоры, перекрыл все вокруг. Сейчас перед глазами стояла ссора с отцом, его проклятия и оскорбления, обида и сожаление кольнули сердце. Но самое страшное, что теперь это его вина. Он убил своего отца.

Он аккуратно встал, уложив голову отца обратно на пол, схватил шприц, обтер его о рукав рубашки и вложил в изуродованную ладонь отца, собрал разбросанные медикаменты обратно в пластиковый ящик и пнул его к стене. Выглянул в коридор и, убедившись, что никого нет и не слышно поблизости, вышел и поспешил вниз по лестнице.

Но сердце Шлоссера-старшего слабо стучало, с трудом гоняя кровь по венам.

«Скорая» приехала быстро.

Около входа стоял бледный Савва, прикрыв рот рукой и смотрел на врачей, которые склонились над Филиппом Карловичем. К мальчику подбежали Инга и Алиса, которые приехали сразу же, как им позвонили и сообщили о случившемся. Девушки разрыдались и вместе с Дианой, матерью Марата, зашли в соседнюю комнату. Инга чуть не упала в обморок. После звонка Саввы, в дом приехал и Натан, он в два счета добрался до кабинета, оттолкнул любознательных родственников и прислугу, встал за спинами у медработников и смотрел через плечо.

Врач достал из чемодана для реанимации воздуховод, установил его и начал непрямой массаж сердца. Фельдшер отвел руку Филиппа Карловича в сторону, установил катетер, однако вид крови привел всех в ступор. Она напоминала кирпичную крошку — бурую губку, которая при надавливании превращалась в крошащуюся массу. Врач готовил систему с физраствором, но на электрокардиограмме появилась изолиния — мужчина скончался.

Натан схватился за голову, со всей силой сжал ее, простонав:

— Брат!

16 июня 2019 (воскресенье)

— А ты сам что думаешь: как он умер? — Лара внимательно смотрела на Марата и его посеревшее от воспоминаний лицо.

Он так и сидел, сложив локти на стол, и потирал ладони:

— Если, как ты говоришь, Инга могла стать жертвой того, кто намеренно скрывал то, что узнала она, то, думаю, в этом действительно может быть какой-то смысл. — И он вспомнил про сообщение сестры. Достал телефон. — Смотри. Это мне прислала Инга в день, когда ее не стало. А утром звонила и назначала встречу.

Лара внимательно изучила текст из рук Марата.

— А где она предложила встретиться?

— Как раз около «Третьего форта». В семь вечера. Я к ней ехал в тот момент, когда по дороге встретил Натана. Ему уже доложили о случившемся.

— Оперативно. Значит она хотела тебе что-то показать, дабы лишить звания идиота.

— Очень смешно. Она за это поплатилась жизнью. — Марат задумался.

— Как считаешь, кто еще может владеть той информацией, которую знала Инга?

— Из контекста сообщения предполагаю, что все.

Крекер на коленях девушки тоскливо заныл и покосился на хозяина.

— Но тебе Инга хотела что-то эксклюзивное показать, что сожгли в той вазе. Как думаешь, кто может что-то от тебя скрывать, подозревая, что это может многое разрушить.

Марат пожал плечами:

— Тогда получается, если Инга вернулась сюда, чтобы восстановить справедливость, то намеревалась и разворошить прошлое, относительно этой трагедии. А значит она знала правду, и ее просто устранили. Кто-то, действительно, из семьи.

— Сочувствую, — Лара старалась заглянуть в лицо Марата, который напрягся и нервно покусывал губы.

— Надо будет выяснить, кто это сделал. Даже если Натан будет против, раз захотел дело закрыть. Ты же мне поможешь в этом?

— Я? — Лара охрипла то ли от холодного морса, то ли от неожиданного груза ответственности. Откашлялась. — Как?

— Я весьма редко бываю в семейном кругу, а ты там будешь работать. Точно сможешь что-то необычное заметить.

— Чтобы заметить что-то «необычное», — она изобразила кавычки пальцами, — надо знать, как все должно быть нормально. Может ты хоть расскажешь о родственниках?

— Думаю, будет справедливо тебе самой составить мнение по первичному знакомству с ними. Ты ведь завтра выходишь на работу? А я постараюсь узнать о мыслях Натана, по поводу Инги. Завтра будут похороны, так что это идеальный повод увидеть всех в одном месте.

— Будут все?

— Да. Кроме Дани и Гели.

— Это кто?

— Ох. Это прям Бонни и Клайд нашей семейки.

Глава 5

17 июня 2019 (понедельник)

Еще не было восьми утра, а Лара уже припарковалась на своем желтом «фортво» около домика для персонала, который ей указал сонный и измотанный охранник у ворот. Серые стены, вверх по ним полз ярко-зеленый вьюн, собою обвивая тонкие металлические колонны. Лара достала из багажника все вещи, сложила их на асфальтированную дорожку и еще раз взглянула на свой будущий дом.

Одноэтажное здание темно-серого цвета со стильными вставками деревянных вертикальных реек, огромные окна в пол, занавешенные со внутренней стороны белым тюлем. Прямоугольное вытянутое вдоль парковки здание, похожее на американский мотель, рассчитано на пять отдельных просторных комнат для персонала с личной ванной и спальней. Общей была кухня со всей необходимой техникой и большим круглым столом. У каждой комнаты свой выход на улицу и свое парковочное место у каждого жильца.

Лара потянула дверную ручку на себя, дверь поддалась, и девушка, держа связку книг, вошла в свою небольшую квартирку. Кофейного цвета стены, светлый паркет, черная матовая мебель и белый диван. Шкафы были пусты, если не считать пару сувенирных безделушек на книжных полках, поэтому Лара, осмотрев комнату и ванную, стала разбирать свои вещи.

Она развесила одежду в платяной шкаф, прибрала чемодан, после чего приняла душ, переоделась в классические брюки, голубую хлопковую рубашку, освежила макияж и пошла на кухню, чтобы заварить чай. За большим круглым столом сидел крепкий мужчина, доедал омлет из четырех яиц с помидорами и пил кофе из большой кружки, походившей на бульонницу. Он кивнул Ларе в знак приветствия и пожелания приятного аппетита, отказавшись говорить с набитым ртом. Лара бросила в чашку чайный пакетик, захватив тарелку с овсяным печеньем.

В считанные секунды мужчина завершил трапезу и, складывая грязную посуду в раковину, спросил:

— А вы значит новый водитель?

— Да, — Лара постаралась добродушно улыбнуться.

— Не слишком ли молоды для профессионального водителя?

— Считаю, что возраст не всегда показатель мастерства в любом деле.

— Не могу с вами не согласиться. Борис, — и он протянул руку для знакомства.

— Лара.

— Очень приятно. И все же водить машину — это не играть на виолончели. Будьте осторожны. И кстати, — Борис взглянул на часы, — советовал бы вам поторопиться, Натан Карлович очень пунктуален и ценит это в других. Он говорил, что приедет к десяти, полагаю, по вашу душу, Лара. Хорошего дня.

— И вам…

Действительно, настенные часы показывали без четверти десять. Лара постаралась скорее закончить чаепитие, поправить внешний вид и выйти на парковку. К ней уже подходил Натан Карлович. Он был в светлых брюках, белом поло, кедах, что совсем не коррелировало с тем внешним видом, который он ранее демонстрировал. В костюме, вечно сосредоточенный и серьезный, готовый в эту же секунду сорваться и, несмотря на свой чересчур солидный возраст, мчаться вперед всех, решать проблемы вселенского масштаба; сейчас же он бодрой походкой шагал навстречу Ларе, сверкая неестественно белоснежными зубами.

— Рад видеть. — Он крепко пожал ей руку. — Как тебе удобно, сначала заглянуть в гараж или познакомиться с Ярославой? Ты на нее теперь работаешь, не забывай.

— Думаю, что машины и подождать могут.

— Это правильно, — он усмехнулся. — Тогда пойдем. Как раз к завтраку успеем, а то я еще ничего не перехватил с утра. За мной.

По просторному светлому коридору Натан Карлович прошел в столовую, а из нее на террасу, залитую ярким солнцем, где стоял длинный плетеный стол. За ним сидели двое. Девушка в трауре, кутающаяся в серую шерстяную шаль, примерно ровесница Лары, угрюмо ковыряла завтрак и лишь коротким кивком головы ответила на приветствие Натана Карловича. Он же, отсалютовав всем, представил родную сестру — Ярославу Карловну. Та улыбнулась и протянула руку куда-то вперед, как поняла Лара впоследствии, для рукопожатия. Сначала Натан подошел к сестре, ласково взял ладонь, нежно погладил и поцеловал, после чего Ярослава мягко пожала пальчики Лары и улыбнулась.

Все разместились за столом, новым прибывшим поставили чистые тарелки для завтрака, однако все остальные уже пили зеленый чай.

— Алиса, — вдруг произнесла Ярослава, — если тебе сегодня снова нездоровится, то ты можешь не ехать.

— Нет, все в порядке, — ответила девушка, сидевшая по правую руку от Ярославы. — Я обязательно должна поехать, — она шмыгнула носом и запеленала пальцы в мягкую шаль.

— Подайте печенье с орехами, со вчерашнего вечера о нем думаю. Сюда-сюда.

Натан Карлович переложил несколько штук персонально на тарелку и ухаживал за сестрой, подливая ей в чашку чай. Сама Ярослава незряче смотрела перед собой, пальцами нащупывая рыхлую текстуру запеченного теста с вкраплениями дробленого лесного ореха. Она обсуждала предстоящие похороны и жаловалась, что брат Инги совершенно безучастен, уехал куда-то накануне гибели сестры, никого не предупредил и больше не объявлялся, хотя ему неоднократно звонили и сообщали о трагедии.

— Ты должна понять, — встал на защиту Натан, — быть может ему тяжело принять потерю сестры. Эта новость его могла застать в весьма неудобном положении.

— О каком неудобном положении ты говоришь, мальчик мой?! — Ярослава потянула руку к Натану Карловичу, стараясь нащупать его щеку. — Это мы сейчас в неудобном положении находимся. Сам посмотри. У нас похороны через три часа, а семья собраться вся не может. Что люди скажут?

— Не говори, как Филипп, я тебя прошу, — огрызнулся Натан.

— Он здесь не при чем. Просто мне право неловко. И я уверена, что Даниил так и не приехал по твоей вине.

— По моей? — он искренне удивился, чуть не опрокинув на светлый наряд чай.

— Да, Натушка, именно по твоей. Почему ты с ним не поговорил?

— Я с ним разговаривал. Просто мне не всегда интересно, что он там бубнит в трубке. Всегда какая-то невнятная каша.

— У него погибла сестра! Хоть каплю уважения ты можешь из себя выдавить, черствый ты сухарь! Когда я хоронила своего мужа, мне никто не помогал. Никто! Все взвалилось на мои плечи, и ты прекрасно помнишь, во что превратилось мое состояние. А мне тогда просто не хватало капли сочувствия и понимания!

— Я был весьма с ним деликанет, — Натан Карлович по-доброму улыбнулся Ларе, что с аппетитом угощалась овсянкой с яблоками и корицей. — Поэтому послал его к черту, а не куда подальше.

Ярослава недовольно бросила надкусанное печенье на стол и осеклась. Ее голова повернулась в сторону дверного проема, где стояла женщина лет сорока с очень кудрявыми темными волосами и миндалевидными глазами, жирно очерченными черным карандашом.

— Наташа, проследите, чтобы наша гостья не стеснялась. — С поразительной точностью Ярослава угадала повара по шагам и тихому шелесту полотенца, которым вытирала руки женщина. И кивнула куда-то вперед: — Познакомьтесь с новым водителем. Ларочка, вы угощаетесь завтраком?

Лара положительно ответила, отметив, что все очень вкусно.

За столом в трауре сидели лишь двое: Ярослава в черном платье, на груди сверкала цепочка с мужским обручальным кольцом, и Алиса в темно-синей рубашке. Это показалось странным для Лары, ведь на сегодня намечены похороны, и, по ее мнению, все теперь должны носить траур определенное время. Однако Натан Карлович был облачен в светлую одежду.

Через несколько минут Ярослава, не поворачиваясь в сторону собеседника, сказала:

— Натушка, помоги-ка. Ларочка, если вы закончили, пройдемте, побеседуем с вами.

Натан Карлович помог встать сестре, взял ее под руку и медленно повел к выходу.

В гостиной было прохладно из-за работающих на полную мощность кондиционеров. Хозяин дома отлучился в другую комнату из-за телефонного звонка, оставив сестру и Лару наедине.

Это была просторная комната в светлых оттенках серого. На стенах, имитирующих только что оштукатуренную текстуру, висели картины без рам. Они были чересчур вычурные, аляповатые, имеющие некое сходство с поп-артом, но выходящие и за его пределы. Одна композиция особенно понравилась и заворожила Лару. Это была картина, выполненная не на холсте, а на смежных деревянных рейках, выкрашенных в сизый цвет с яркими белыми кляксами. Весьма натурально написана стеклянная банка с плотно закрытой пробковой крышкой, внутри трепыхался махаон. А снаружи сидела еще одна бабочка, крылышки которой превращались в блестящий, сверкающий на солнце пепел.

Ярослава удобно села в кресло, отставив в сторону свою трость, на которую опиралась, однако по дому, по всем его коридорам и комнатам, что были заставлены мебелью, ходила очень уверенно, даже нельзя было сказать, что она незрячая.

— Надеюсь вас ничего не смущает, — мило проговорила Ярослава, и на ее морщинистом не по годам лице появилась добрая улыбка.

— Простите?

Женщина положила рядом с собой темные очки.

— Не люблю их.

Лара в этот момент растерялась, ей стало неловко, и ее взгляд сразу же зацепился за холодные стеклянные глаза Ярославы. И та, будто почуяв замешательство девушки, снова улыбнулась и перевела тему разговора:

— Думаю, вам у нас понравится. Мы с братом живем весьма уединенно, даже редко пересекаемся в его большом доме, лишь только на совместном ужине или обеде. Сегодня редкий случай, когда он сидел с нами за завтраком. Обычно он много работает, проводит время в кампании или в своем кабинете. Со мной живет моя внучка Алиса. Присматривает за мной. Что-то вроде сиделки, — Ярослава горько усмехнулась. — Я когда-то отказалась от профессиональной помощи, отчего Алисонька подумала, что я жажду от нее внимания и жертвы в роде того, чтобы нянчиться со мной. Но это ее выбор. Вы же видели ее за столом?

— Да, — робко ответила Лара, не отрываясь от картины.

— Она милая девушка. Думаю, вы найдете общий язык. Еще здесь живет Саввушка, это сын моего брата. Вы встречались уже?

— Простите, нет.

— Ничего страшного. Тоже славный парень. Он приезжает только на каникулы, сам живет и учится в Германии. Думаю, тоже подружитесь.

— Извините, а кто еще работает у вас, кроме меня и Натальи?

— Немного человек, так что ты сильно не волнуйся. И все весьма приличные люди. С Наташей вы уже виделись, она лет десять работает поваром. Также ее муж Борис служит охранником. Есть еще один его сменщик — Георгий. Когда-то здесь работала медсестра, к слову, прекрасная массажистка, но… уволилась. По определенным причинам.

Ярослава замолчала, в надежде услышать еще вопрос от Лары, но та молчала. Были слышны торопливые шаги со второго этажа. Спустился Натан Карлович, переодетый в черный стильный костюм с ярким галстуком цвета спелой тыквы. Появившись в гостиной, громко крикнул вглубь дома:

— Господа! Кто-нибудь кормил Изабеллу?

Из-за угла вынырнула кудрявая голова Наташи:

— Нет, Натан Карлович. Вы говорили, что сами…

— Так уже поздно, быть может кто сам додумался, — он в сердцах всплеснул руками. — Еда-то хоть готова? Вынеси во двор, Наташа, я сам справлюсь.

— Конечно, — радостно выдохнула женщина. — А то я сама боюсь.

Натан Карлович что-то бормотал, выходя на задний двор.

— Изабелла? — переспросила Лара, нахмурив брови.

Ярослава звонко усмехнулась:

— Это любимица моего брата. Такое ощущение, что единственная и настоящая любовь. Медведица.

— Вы серьезно?

— Вполне.

Ярослава рассказывала историю о необычном обитателе дома с прекрасным именем Изабелла, но Лара отчего-то пропустила это, заметив неброскую картину с изображением медведя в весьма спокойных и приятных оттенках темно-зеленого и серого. Но дух все же захватывало от бабочек, особенно от той, которая, растворяясь, искрила как бриллиантовая крошка.

–…вам не придется полноценно сидеть за рулем. Каждый день перед обедом я выезжаю в парк, гуляю около часа и возвращаюсь домой. В понедельник и четверг в девять утра у меня массаж. По пятницам я обычно посещаю филармонию. В остальное время вы свободны, если не будет необходимости сопроводить меня или мою внучку Алису на внеплановое мероприятие. Но не беспокойтесь, обычно мы предупреждаем заранее, чтобы не было неурядиц. Однако мой брат предпочитает, чтобы вы с девяти утра до девяти вечера находились на территории, потому что, как он говорит, случится может всякое, хочет быть уверен, что в его отсутствие я буду в хороших руках…

Комната с большими панорамными окнами, сквозь которые проходили солнечные лучи, становилась с каждой секундой все светлее и светлее. Она не имела перегородок. Гостиная переходила в столовую, где посередине широкий деревянный стол грубой обработки, стулья, обитые серой тканью, похожей на мешковину, от гостиной столовую зону отделяла барная стойка с высокими металлическими табуретами. Открытые двери вели на террасу, на легком ветру развивался молочный тюль. Лестница, ступени которой подсвечивались искусственным освещением, вела на второй этаж, где располагались спальни, под лестницей дверь в кабинет Натана Карловича.

— У вас есть ко мне вопросы?

— Эм, нет.

— Вы какая-то потерянная, фройляйн, — приятный акцент на слове щекотал ухо.

— Вовсе нет. Вам показалось, — опешила Лара.

— Она любуется «Хрустальной мечтой», — из ниоткуда появившийся Натан Карлович, пояснил причину отстраненности Лары.

— Чем, простите? — не поняла девушка.

— В самом деле? — заулыбалась Ярослава.

Натан Карлович, прошел к стене, на которой висела любопытная картина с двумя махаонами.

— Это панно называется «Хрустальной мечтой». Его мой сын привез из Германии несколько лет назад. Сказал, что эти бабочки очень сильно отображают его жизнь. И мне понравилась эта метафора. Интересной особенностью является вот этот пепел, — и он указал рукой на сверкающую пыль, в которую превращаются крылышки свободной бабочки. — Это настоящие осколки хрусталя. Подойдите, посмотрите. Именно поэтому картина так прекрасно играет на свету.

Лара с любопытством разглядывала стеклянную крошку вблизи, которые были приклеены к дереву и придавали объем.

Осведомившись, что уже половина двенадцатого, Ярослава надела нелюбимые очки, предупредила, что осталось крайне мало времени и пора начать готовиться, взяла трость и, ловко обходя мебель, удалилась.

— Она права, — Натан Карлович качнул головой в сторону поднимающейся на второй этаж сестры. — Но я думаю, у нас еще есть время. За мной.

Лару ждало знакомство с автомобилями.

В большом и на удивление светлом гараже стояли блестящие машины, все выглядели как новые. Справа припаркован черный внедорожник «Кадиллак Эскалейд», о нем говорил Натан на собеседовании, и Лара подтвердила, что на прежней работе у нее был опыт работы на машинах класса люкс. Следом стоял салатовый спортивный кроссовер. Одно место пустовало; как сказал Натан: «В очередной раз взял нерадивый племянничек».

Обсудив детали и определив, что пока работать Лара будет на салатовом «Порше Кайен», они вдвоем вышли на улицу, где не на шутку погода разгулялась и встретила их горячим сухим воздухом.

— Мне жаль, что первый твой рабочий день начинается с такого печального события, как похороны моей двоюродной внучатой племянницы, но думаю это и неплохой повод познакомиться со всеми. В час дня начало, поэтому нужно будет сопроводить Ярославу с Алисой на городское кладбище. Если будут возникать вопросы, ты всегда можешь мне звонить. А пока, насколько я знаю, моя сестра тебе не дала задание, поэтому не откажешь мне в просьбе?

— Нет, — замялась та, не понимая, почему и как она могла бы ему отказать.

— Отлично. Заедем за Маратом. Надеюсь, что его мать с Игнатом доберутся самостоятельно. А потом, если останется время, то зайдем ко мне в кабинет и подпишем все документы. Ты уже разместила, все в порядке?

— Да. Ваша машина?

Натан передал ей ключи от белого «БМВ». Лара набрала номер Ярославы и предупредила, что на время отлучится, та добрым голосом понимающе ответила согласием и пожелала всего хорошего, предупредив, что к часу дня Лара должна быть на месте, ибо она, Ярослава, ненавидит куда-либо опаздывать.

— И Ларочка. Я вас попрошу переодеться перед поездкой. Надеюсь, у вас найдется что-то черное из вашего гардероба, — в каждом слове звенела боль, которая не понаслышке была знакома Ярославе.

— Да, конечно, без проблем.

— Спасибо за понимание.

Покинув уютный район коттеджей, где каждый дом стоял обособленно, укутавшись в сосновый бор, Лара выехала на площадь с круговым движением, весьма приятную на вид. Сиревск однако сильно изменился за пять лет ее отсутствия. Броские вывески магазинов, салонов, кафе с яркими рекламными стендами сменились на минималистический стиль. Вместо когда-то любимой пиццерии, в которую Лара с друзьями заходила после уроков, в высоком доме разместился офис банка; а дешевый магазинчик сладостей на углу сменил магазин алкогольных напитков с пафосным названием «Рай Диониса».

Сворачивая с моста на Пепельный проспект, Лара решилась задать вопрос, который тревожил ее:

— Почему вы взяли меня под свою опеку перед полицейскими? — вспоминая сказанные Натаном Карловичем слова в первый день их очной встречи на территории «Третьего форта»: «Если вы переживаете, что вас будут докучать из полиции, то будьте покойны. В любой другой ситуации человек, обнаруживший тело, возможно, и стал бы одним из подозреваемых, но с вами этого не случится. Вы под моей опекой. Дело моей внучки закроют быстрее, чем вы успеете со всеми вещами переехать к нам». Насчет последнего он оказался чертовски прав.

— А что не так?

— Ну… я для вас совершенно незнакомый человек, который устраивается по объявлению работать, а в день моего приезда убивают вашу внучку, и я являюсь свидетелем.

— Ты сама ответила на свой вопрос. Ты — свидетель преступления. И не более.

Девушка замялась с ответом.

— Лара, ты не должна волноваться по этому поводу. Я защищаю тебя перед полицейскими только для того, чтобы не навлекать на тебя лишних проблем и переживаний. К моему большому сожалению, я знаю свою семью очень хорошо, и я в курсе, что в ней творится.

17 июня 2019 (понедельник)

Чистое голубое небо, ужасно палящее солнце, сухой и горячий ветер, что обжигал лицо. Вокруг мраморные памятники, кованые невысокие заборчики и миллионы искусственно красивых цветов. На краю кладбища, где меньше деревьев и вид открывается на покатый обрыв, с которого можно любоваться гладким голубовато-серым озером с кричащими над ним чайками, медленно собирались Шлоссеры, облаченные в черные костюмы и солнцезащитные очки.

Натан Карлович слонялся вдалеке, разговаривая с кем-то по телефону, однако слов не было слышно. Алиса, еле стоявшая на ногах, прошептала бабушке: «Надеюсь, это Даня звонит». Ее голос дрожал, а из-под очков нескончаемым потоком лились слезы, которые за эти дни стали обычным состоянием для девушки. Она просыпалась ночами с криками: ей снилась Инга, и Алиса была то свидетелем преступления, то жертвой, то убийцей. Каждую ночь она открывала настежь окно, убирала потные пряди волос, разметавшиеся и прилипшие к лицу, переодевалась в сухую пижаму и старалась заснуть при свете, приняв успокоительное. Снова и снова ей снились одни и те же сны. Деревянный домик, маленькая комнатка и крики Инги прежде, чем раздастся оглушительный и до боли резкий выстрел, который будил Алису снова и снова.

Ренат со своей белокурой женой пришли последними. Он держал на руках пятилетнего сына, который испуганно озирался вокруг.

— Соболезную, — тихо произнес он, подойдя к брату.

В ответ Игнат нервно закивал головой. На лбу выступила сильная испарина.

— Очень жаль ее, — продолжил Ренат. — Ты знал, что она вернулась в Сиревск?

Спустя сухое и долгое молчание, Игнат снова закивал.

— Почему не сказал?

— Диалог у меня с ней не заладился, — выдавил из себя мужчина, проверяя что-то в нагрудном кармане пиджака. — Она не мириться приехала. — Начал отчаянно тереть влажные глаза и, прикрыв рот большой рукой, прошептал вполголоса: — Шантажировала меня.

Ренат поставил сына с ярко-рыжими волосами, как и у него самого, на землю, взял за руку и выпрямился, на голову возвышаясь над братом. Он хотел выдать искреннее удивление или задать какой-то уточняющий вопрос, только чтобы он не вызвал подозрения, но ни одна умная мысль не приходила. Перед глазами молниеносно промчалась последняя его встреча с племянницей, которая заперлась в его кабинете в офисе и грозилась разбередить старую рану. Ренат попробовал оттянуть воротник черной рубашки, но галстук намертво фиксировал накрахмаленную ткань. Тут его зуд перекочевал в запястье, которое стягивали манжеты на пуговицах. Можно ли расстегнуть их и закатать рукава? Это слишком не эстетично на похоронах? Он незаметно оглянулся: все скорбели, но казалось, что лишь на его лице не отпечатались боль и горе от потери близкого. Будто бы его за это сейчас осудят.

Натан медленными шагами приблизился к семье, постоял около сестры с минуту, что-то ей шепнул утешительное, приобнял Марата и, тряся перед его носом телефоном, эмоционально что-то говорил, пока юноша не сводил взгляда с Лары. Той на мгновение показалось, что ее знакомый лукавит. Уверяет, что это ему нужна помощь, что он ничего не знает и даже не подозревает ни о чем, что могло бы помочь в разоблачении, а на самом деле он лжет. Он знает достаточно и вовлечен в нечто большее, однако по каким-то причинам старается держать Лару на расстоянии и уверять в обратном. Он коротко кивнул Натану, и оба встали смирно, запечатлев на лице мрачный след раздумий.

Рядом со свежей могилой Инги возвышались несколько черных надгробий с каменными вазами, в которых умирали от жары срезанные флоксы. С одной фотографии смотрел на Лару добродушный мужчина. Маленькие глазки, редкие волосы зачесаны назад, уголки губ опущены вниз. «Шлоссер Филипп Карлович. 16 июля 1942 — 6 января 2015». На другом портрете был тоже мужчина. С волнистыми, спадающими на лоб, волосами. «Романовский Владлен Романович. 6 сентября 1950 — 6 сентября 1975».

— Это мой супруг, — сказала Ярослава Карловна, стоя за спиной.

Лара вздрогнула, не ожидая кого-то увидеть столь близко. Безмолвно наблюдала, как женщина ловко подошла к нужному надгробию, нежно погладила камень, после чего наклонилась, выбросила на траву увядшие цветы и вставала в вазу свежий букет белой циннии. Она долго стояла напротив, будто бы любовалась лицом покойного мужа, сжав в кулак кольцо, болтающееся на золотой цепочке.

Весьма подозрительным показались годы жизни. Он родился и умер в один день. Что произошло в жизни совсем молодого человека, который покинул этот мир в свои двадцать пять лет. Сколько же было юной Ярославе, ставшей так рано вдовой?

сорок шесть лет назад

Ярослава в подвенечном платье стояла перед зеркалом, любовалась диадемой. Она была счастлива, что выходит замуж за любимого человека, хотя родственники не одобряли брак — ее избранник не был богат и мог похвастаться только лишь искренней любовью к будущей жене. Но Ярославу ничего не волновало, в том числе и мнения со стороны. Она получила поддержку от Натана, который тоже считал, что главное в отношениях это чувства и страсть.

В комнату зашел тридцатилетний Филипп, самый старший из Шлоссеров, который, казалось, понимал в жизни больше всех остальных. Как бы он не пытался переубедить младшую сестру, та стояла на своем и обижалась, если была не услышанной.

Филипп постучал о стенку шкафа, на который опирался.

— Можно войти?

— Да. Конечно. — Ярослава перестала крутиться перед зеркалом.

— Я бы хотел извиниться перед тобой, — он ласково улыбнулся. — Я желаю тебе только счастья и добра, и если ты уверена, что именно этот человек способен сделать тебя самой счастливой женщиной на этой земле, то так тому и быть. Я люблю тебя, Яся. — Он наклонился и поцеловал ее в напудренный лоб.

— Спасибо! — растрогалась Ярослава и обхватила брата, крепко прижалась к нему. — Спасибо, спасибо! — она прыгала от восторга, сияя влажными глазами.

— Тише, тише, — также ласково успокоил он молодую, еще совсем юную сестру, которая вот-вот выйдет замуж. — Я принес тебе подарок.

В руках Филиппа оказалась шкатулка, позолоченная с интересным рисунком на крышке и необычной гравировкой. Щелкнул замочек, крышка откинулась, и глазам возбужденной и любопытной Ярославы предстало ожерелье, искрящееся под солнечными лучами, пробивающимися сквозь окна. На бархатной бордовой подушечке лежало сплетение десятков бриллиантов и александритов; каждый большой, отливающий небесно-голубым, александрит был связан волной из алмазов, а шесть грушевидных бриллиантов побольше свисали по краям, создавая эффект капли.

— Боже мой… — изумилась невеста.

— Разрешишь, — Филипп аккуратно поднял сверкающее ожерелье и приложил его к декольте сестры, застегнул позади и поправил фату.

Холодные камешки прильнули к коже Ярославы, отдав ей свою красоту.

— Это наша память, о том, кто мы. Теперь ты хранишь эту драгоценную вещицу. Будь счастлива.

В дверях стоял Натан. Он играючи перебирал пальцами золотую монету.

— Ты чего притаился? — заметив брата, бросил Филипп.

— Жду, когда ты устанешь распыляться добрыми словами.

— Не ругайтесь, прошу, — встала между ними Ярослава, шелестя юбками свадебного платья. Она привыкла к до боли знакомой картине: два брата, которые так и не нашли общего языка и готовы в любой момент наброситься друг на друга, как волки, защищающие свою территорию.

— А это что? — Натан ткнул пальцем в украшение на шее сестры. — Чудесные стекляшки. Такие же искусственные, как и твоя любовь, Фил?

— Это наша семейная реликвия. Ожерелье, перешедшее нашей бабке от Шаумбурга-Липпского, который был немецким летчиком, вышедший из знатного рода, — самозабвенно вещал Филипп. — Это первые александриты, с любовной запиской отправленные великой княжне от самого Стефана Австрийского! Если бы ты меня хоть иногда внимательно слушал, то не задавал бы таких глупых вопросов. Многие жизнь отдали бы за это сокровище. Посмотри только: почти шестьдесят карат бриллиантов и тридцать карат александритов, — Филипп восторженно склонился над сверкающим ожерельем.

— Ясенька, — усмехнулся Натан, подкидывая монету, — у тебя шейка не переломится от такой тяжести?!

— Ты снова меня не слушаешь.

— Отчего ж? Прекрасно слышу, как ты сошел с ума. Нашел, чем гордиться.

— Ты не согласен? — нахмурился Филипп и приблизился к брату.

— Абсолютно! Ты не желаешь смотреть правде в глаза, лишь бы ничего не мешало тебе любоваться и наслаждаться собственной значимостью. Ты вечно врешь! Это мерзко!

— Дорогие мои, — взмолилась Ярослава, — я прошу вас, хотя бы сегодня ведите себя сдержаннее.

— Ты болван, который боится смотреть правде в глаза, — Натан зажал монету между пальцами и больно ткнул ею в грудь брата. — Признай уже наконец, что в этой жизни ничего просто так не бывает, блага с неба не падают. Добиваться придется всего самостоятельно, ведь твоя прелестная сказка про какого-то немецкого летчика никому не интересна. Ты внук воровки и проститутки, которая украла эту чертову шкатулку у Шаумбурга-Липпского после ночи в придорожном борделе, когда тот напился до беспамятства. Он вез это украшение на свадьбу своего брата, но на следующий день погиб в авиакатастрофе. И на счастье нашей бабке не пришлось прятаться и скрываться. Она самым подлым образом присвоила себе украшение и фамилию летчика. И ты этой мерзкой историей гордишься!

— А ты никогда не думал, что она нам подарила счастливый билет в жизнь! — схватил за грудки Филипп младшего брата.

— Этого стыдится нужно, а не хвастаться! Надменная твоя рожа!

Ярослава подоспела разнять Натана и Филиппа, которые до сих пор пыхтели злостью и презрением друг к другу.

— Извини меня, — опустив голову, тихо сказал Натан сестре, расправляя пиджак и накрахмаленный ворот рубашки.

Филипп вышел из комнаты, не проронив больше ни слова.

Расстроенная невеста, отвернулась к зеркалу и вытирала выступившие слезы платком.

— Неужели вы не можете найти общий язык и мирно существовать. Мы же семья.

— Хоть ты, Ясенька, перестань это повторять. От тебя никто не отрекается, но его мировоззрение мне не близко.

— Ладно, — она улыбнулась своему отражению и развернулась. — Как я выгляжу?

— Сногсшибательно! Владу безумно повезло.

Девушка заулыбалась и подошла к окну. Слегка отодвинула штору и взглянула вниз, где на ступенях, украшенных цветами и атласными лентами должен был ждать ее выхода жених.

— До сих пор не могу поверить, что Филипп дал согласие на наш брак, — с нотой сомнения прошептала Ярослава. — Мне все кажется, что он вот-вот вернется в комнату, стукнет по стене, как ему это свойственно, и, брызгая слюной, будет кричать, что передумал и не отдаст меня за Владлена.

Натан закрыл дверь. Подошел к окну и взял сестру за руки.

— Он не посмеет разрушить твою жизнь. Я не позволю.

Ярослава усмехнулась:

— Я рада, что могу на тебя положиться. Без тебя я бы не справилась. Сдалась бы на полпути.

Она любовно хранила в памяти моменты, когда на свидания к Владлену сбегала, заручившись обещанием Натана, что он прикроет ее. А рано утром возвращалась, влезала домой через окно брата и босая, держа в руках туфли, на цыпочках тайком проходила к себе в комнату, чтобы лечь в кровать и дожидаться подъема. Она часто приходила ночью в спальню брата, чтобы поделиться своими переживаниями и попросить совета по отношениям, так как не всегда была уверена в своих действиях и поступках любимого человека. Натан всячески оберегал ее и старался защитить от Филиппа, который смело душил своими морализаторскими речами и сомнительными убеждениями, что семья — это святое.

На крыльце в окружении благоуханных роз и развивающихся на ветру лент стоял Владлен в белоснежном костюме. Он задрал голову, где находилась комната Ярославы и лучезарно улыбнулся. Его светло-волнистая прядь по привычному заслоняла ясные глаза.

— Твой будущий муж уже на месте, — тихо сказал Натан.

Девушка закружилась по спальне, раскинув руки и смеясь.

Восемнадцатилетняя Ярослава в этот день вышла замуж и взяла фамилию мужа — Романовская. Через шесть месяцев родила сына.

С этого времени слухи и сплетни стали все плотнее и плотнее сгущаться над домами Шлоссеров — Филиппа и Натана — и Романовских. Говорили, что свадьба была спланирована, чтобы родить ребенка в браке, чтобы скрыть возможный позор, ведь настоящих чувств между молодыми нет и не было никогда. Все это выдумка и фальшь. Никто не знал, да и не желал знать правды, что первый и единственный сын Ярославы, родился преждевременно, что сильно сказалось и на здоровье малыша и матери. Шлоссеры отдали все силы и средства, чтобы спасти мальчика.

Его назвали Виктором.

Ярослава не чаяла души в сыне. Ее мечта сбылась — у нее есть самая счастливая семья, она любима и желанна, она мать и жена. Тогда еще не подозревала о том, что вскоре произойдут самые ужасные события, которые никогда не вернут ей былого спокойствия.

17 июня 2019 (понедельник)

Ближе к вечеру Шлоссеры вернулись домой. Все устало выходили из машины и не торопясь шли по идеально подстриженному газону, пренебрегая гравийными тропинками. За высоким забором из белого камня позади коттеджа раздавался глухой низкий вой, чем-то похожий на умиротворенный рык животного.

Лара сидела на террасе, осматривала сад сквозь легко развивающийся тюль.

За ее спиной кто-то появился. Она быстро обернулась и увидела молодого мужчину, который возился у столика с графином воды и высокими прозрачными стаканами.

— Я вас напугал? Не хотел.

Он отпил воды, смачно причмокнул, и расслабленно облокотился на стену, просматривая что-то в смартфоне. Вдруг он ругнулся себе под нос, измерил террасу шагами на несколько раз и обратился к Ларе:

— А вы собственно кто?

Та замялась, прочистила горло:

— Водитель. Личный. Нас, наверное, еще не успели представить…

Лара была готова подняться с плетеного кресла и пожать руку очередному Шлоссеру, познакомиться, но он подозрительно повел бровью.

— Ясно, — процедил он. И сел напротив, закинул голень правой ноги на левое колено, приспустился в кресле и устало потер лоб, временами проверял телефон, будто бы ожидал звонка.

Лара рассматривала мужчину, выглядевшего несколько претенциозно. Ей казалось знакомо его лицо, но она все не могла вспомнить где могла видеть этого незнакомца. Светлые волосы, зачесанные назад, впалые щеки, квадратные скулы, обтянутые тонкой загорелой кожей. Он выглядел почти ее ровесником, ухоженный и спортивный. Его глаза исподлобья изредка обжигали Лару, отчего пристальное изучение мужчины стало невозможно, но она старалась найти ответ, замечая его жесты и манеры, прислушиваясь к шепоту ругательств и дыханию. Незакрытый гештальт: на кого, черт возьми, он похож? Лара его точно видела. Эти скулы, глаза. Точно!

Из размышлений ее выдернул характерный звук приближающихся шагов. Наташа выставляла на стол высокий графин с гремящими в нем кубиками льда и зеленью.

— Принесла вам воду с мятой. Не хотите освежиться?

— С удовольствием. — И завладевший мыслями Лары мужчина поднялся, вылил через перила на газон содержимое своего стакана и налил мятной воды. — Получается, ты новый водитель тетушки? — он резко перешел на «ты», подозрительно ухмыляясь рассматривая девушку. — Мне кажется, я тебя знаю.

Это ошпарило грудь Лары, будто бы она выпила крепкой настойки. Не может быть? Она права?

— Сомневаюсь, — сконфуженно проговорила она, стараясь сдержать смущение при себе, чтобы ее румяные щечки не стали достоянием общественности.

— Не-е, — протянул хищно, закинув в рот кубик льда и смачно хрустнув, — мы еще раньше встречались с тобой.

Лара недоверчиво посмотрела на него.

— Ты же одноклассница Марата, верно?

— Ах, да. Когда-то вместе учились. — Лара моргнула и ей показалось, что это была защитная реакция: спрятаться ото всех. Не показалось ли ее долгое моргание чересчур подозрительным?

— Разве ты не слишком молода для шофера?

— У меня есть опыт. И рекомендации. Но я считаю, что если Натан Карлович меня взял на работу, то вам нет смысла сомневаться в моих профессиональных способностях.

Но ее продолжал прожигать колючий взгляд из-под темных прямых бровей.

— Мой отец, конечно, не дурак, но с выбором тебя на роль личного водителя он явно перегнул палку.

Савва! Лара узнала его. Сын Натана Карловича. Шлоссер-младший.

— Хорошего вечера, — и, раскусив еще один кубик льда, удалился.

Она чуть ли не привстала, чтобы только не потерять из виду белокурого юношу, стараясь ухватить все самое важное. Они действительно были знакомы и виделись последний раз лет пять-шесть назад.

Тогда, еще в беззаботные школьные годы, когда Лара гуляла с Маратом после школы, ели шоколадное мороженое в вафельных стаканчиках, слушали музыку из одних наушников и делились амбициозными мечтами на жизнь, она несколько раз заставала Марата в компании некого паренька. Он выглядел слишком ярко на фоне всех остальных. Всегда кожаный портфель, серебряная цепочка на худом запястье, ослепительные белые кроссовки в любое время года. На витрине в магазине такие не стоят, как у него сидели на ноге в центре пыльного города или во дворе во время ливня. И эти искусственно белые волосы, которые статично замерли в одном положении, несмотря на ветер, дождь и солнце. Марат никогда не знакомил ее со своим товарищем. Но однажды Лара застала их за неприятным разговором. Парни осыпали друг друга нецензурной бранью и были готовы размозжить друг другу носы. После настроение Марата было мягко говоря слегка испорченным, ему не помогали отвлечься ни музыка, ни беседа, ни прогулки. И объяснять ничего он не хотел. А на вопрос: «Кто это был?» — Марат лишь буркнул какое-то странное имя. Савва. И продолжил медленно идти в сторону дома Лары, дабы проводить подругу, шаркая ногами по асфальту.

И если когда-то Лара и могла считать, что является самым отстраненным от чужих жизней и судеб человеком, который никого не осуждает и не жаждет копаться в грязном белье людей, то сейчас она уже составляла список интересующих ее вопросов.

Первый возглавлял новый знакомый — Савва Шлоссер. Ведь если он сын Натана Карловича, которому глубоко за шестьдесят, и скоро семидесятилетний юбилей, то какая между ними разница и кто мать юноши, раз самому Савве чуть больше двадцати. В сравнение сразу же вставала Алиса, которая в свои двадцать пять лет была внучкой Ярославы Карловны, младшей сестры Натана Карловича.

Второй вопрос — где родители Алисы? Ни дома у Шлоссеров их нет, ни в истории Марата о последнем дне жизни Филиппа Карловича о них ни слова. И на кладбище их имен не высечено.

Третий вопрос — что произошло с Ингой в том домике на озере? И есть ли связь со смертью Филиппа, которую предполагает Марат?

За колышущимися слоями белого тюля она заметила знакомую фигуру. По саду степенно разгуливал Марат, что-то насвистывая. Она помахала ему с террасы. Но молодой человек ее не замечал.

Подойдя к деревянным перилам, она увидела скачущего по газону Крекера, который, раскрыв пасть, ловил бабочек. Лоснящаяся шерсть сверкала на вечернем солнце стальным блеском. Крекер носился по траве, щелкал зубами и радостно поскуливал, охотясь за насекомыми, которых потревожил своим присутствием. Он первый заметил девушку и, распрощавшись с мелкими крылатыми друзьями, смачно чихнув, побежал навстречу Ларе. Та его почесала за ухом, не сбавляя шага.

— Марат. С тобой все хорошо? — насторожилась она.

— А? — рассеянно переспросил юноша. — Что?

— Я спрашиваю — все в порядке?

— Да. С чего могут быть сомнения?

Лара отбросила подходящие ответы о ее догадках относительно состояния друга.

— Мы можем с тобой поговорить?

— Не сейчас, Лар, извини. — И Марта отвернулся, продолжая хаотично топтать газон.

— Я понимаю, что не должна лезть во все эти дела, — напустив на себя отвратительно привычный извиняющийся тон, заговорила она. — Это не моя семья и…

— Не сейчас, — нервно дернул плечом он.

— Но это касается нашего разговора… — опешила Лара. — Касается Инги…

Марат тяжело вздохнул. Будто сдерживал желание от души нагрубить.

— Это уже не имеет никакого значения. Это лишь моя проблема, я сам ее решу.

— Не расскажешь, что это вдруг? То тебе нужна моя помощь, как независимого эксперта в твоей семье, разведать все и узнать, то уже не имеет значения!

Снова протяжный выдох. Она заметила, как у него сильно сжались кулаки и черты лица стали более четкими.

— Ты не понимаешь…

— Так быть может ты мне объяснишь!

Марат запустил руку в свои волнистые, спутанные на ветру волосы. Нервно покусывал губы.

— Я знаю, зачем приезжала Инга. И догадываюсь, о чем шла речь, относительно «идиота».

— Как ни странно, я с ней полностью солидарна. Ты нормально можешь объяснить?

— Инга приехала в Сиревск, чтобы с помощью шантажа выведать кое-какую информацию у моего отчима. А так как она с ним не то, чтобы была в теплых отношениях, а после смерти Филиппа вообще уехала, обвинив в этом всех нас, она могла снова объявиться только для одного. Восстановить справедливость. А значит, у нее были доказательства, — он посмотрел на недоумевающее выражение лица Лары. Его синие глаза пылали холодным огнем. — Я сегодня на кладбище краем уха подслушал, как мой отчим признался Ренату, что виделся с Ингой, и что у них случился не совсем душевный разговор. Она приехала шантажировать Игната.

— Ты лишь услышал край диалога, нельзя по этому кусочку делать столь поспешные выводы.

— Я не тороплюсь с выводами, Лара. Помимо этого, я успел пообщаться с Али. То есть с Алисой.

И он снова тяжело вздохнул. Брови нахмурились, на лбу прорезалась грозная морщина.

После таких тяжелых потрясений сложно не съехать с катушек. Поэтому понятие нормальности весьма относительно. Особенно, если смотреть на серое лицо Алисы, которая в тридцатиградусную жару кутается в шерстяную шаль, смотрит в одну точку и методично шмыгает носом, не обращая внимания на бесконечно льющиеся слезы по уже проторенной влажно-соленой тропинке. Она осталась одна у свежей могилы троюродной сестры, куда последним возложил цветы Игнат, всем видом показывая скорбь. А сам трясущейся рукой проверил фляжку в нагрудном кармане, временами отходил на пару шагов, чтобы, повернувшись спиной ко всем, опрокинуть металлический сосуд и вылакать сорокоградусной горючей жидкости. Неслыханное хамство и осквернение памяти. А эта фляжка старый подарок дочери на двадцать третье февраля.

Марат осторожно подошел и почти невесомыми объятьями прижал к себе Алису. Та будто бы ничего не чувствовала. Стояла, как мраморная статуя, не шевелясь.

— Она хотела с тобой встретиться, — вдруг нарушила тишину Алиса.

— Да. Я знаю.

— Вы виделись? — интонация не менялась. Ровный и безэмоциональный голос.

— Не успели.

И снова тишина.

Марат опять задумался над темой несостоявшегося разговора со сводной сестрой.

Конец ознакомительного фрагмента.