INTERNAT 3.0

Вероника Черных, 2016

Четырнадцатилетний Денис Лабутин, одержимый страстью к компьютерным играм, рос эгоистичным, безответственным и бессердечным человеком, которому нет дела до других. Всей своей душой парень был погружён в виртуальную реальность, где чувствовал себя богом; ради неё он готов был пойти на всё, даже обокрасть родную мать. И чем дальше, тем хуже и лицемернее он становился. Но вот однажды Денис наябедничал на свою мать школьному омбудсмену Люции Куртовне Душковой, чем последняя, настоящая волчица в овечьей шкуре, и не преминула воспользоваться. Очаровав «крутого геймера» и вывернув наизнанку все факты, она добилась того, что сына разлучили с матерью и отправили в интернат, где царили порядки, достойные фашистского концлагеря. Однако, несмотря на все ужасы интернатской жизни и разлуку с матерью, именно там Денис поймёт, что такое настоящая дружба и любовь, впервые задумается о смысле жизни, поборет свою страсть к игре и станет настоящим мужчиной и воином.

Глава 7

Неудачная попытка изъятия

Дениса убили, и он чуть не расколотил компьютерный стол от злости. Как это он не успел среагировать на монстра? Уж вроде бы реакция двестипроцентная, а не успел. Такое когда бывало? На заре юности, что называется, или с недосыпу. Он сидел перед монитором, с ненавистью глядя на виртуальную руку, которая снова и снова складывалась в кукиш. Откуда она тут вообще взялась? Раньше вроде такой примочки в этой игре не было…

— Так бы все пальцы тебе и сломал! — пробурчал он.

Вдруг на его глазах виртуальная рука замерла; пальцы разжались. Рука повисела ладонью вниз и поплыла вперёд, на Дениса. Она вылезала из экрана не спеша, и пальцы, проникая сквозь тонкую грань дисплея в реальный мир, фаланга за фалангой бледнели, белели буквально до исчезновения цвета. Вот вылезла и ладонь. Тоже белая. Противная, как плесень на варенье. И даже на глаз мёртвая.

Денис закричал жутко — такой жуткой была и рука, протянувшаяся из виртуальности в реальность и связавшая их между собой.

Рука шевельнула пальцами прямо возле остренького носа парня. Денис почувствовал, как ускользают от него и компьютер, и стена, и стул… А вот и пол. Бац! Какие высокие ворсинки у ковра… Целый лес. Чаща. Чаща ворсинок. А он — паутинный клещ. И его никто не увидит, никто не заметит. Особенно эта страшная мёртвая рука.

От противного резкого запаха нашатыря Денис очнулся. Возле него на коленях стояла мама. Лицо — словно яркая белизна. Никакой виртуальной руки, пытавшейся схватить Дениса за нос, нет. Хранитель экрана погасил изображение, превратил в ночь.

— Ма… чё это было?

— Это я у тебя хотела бы узнать, милый ты мой, — упрекнула мама, всё ещё бледная от переживаний. — Захожу, а ты лежишь тут под компьютером. Выброшу я его, вот что. Смотри, до чего досиделся: уже сознание теряешь. Куда это годится, вот скажи мне?

— Мам, не… — промямлил Денис, приподнимаясь, — не выбрасывай…

— Да ты погляди на себя! Лицо зелёное, как поганка! Иди вон ложись, я тебе таблетку дам.

Она несла из кухни стакан воды и таблетку, когда в квартире прожужжал дверной звонок. Мама от неожиданности вздрогнула, и несколько капель воды выплеснулось на пол. Поставив стакан на журнальный столик возле дивана, где лежал Денис, положив рядом таблетку, мама исчезла в коридоре.

— Здравствуйте, Зинаида Аркадьевна, — услышал Денис знакомый голос. — Как хорошо, что мы застали вас дома. Похоже, это уникальный для вас случай нормального возвращения с работы.

— Что значит — нормального возвращения?

— Вовремя. Или, простите, для вас это немыслимое понятие?

— Что вам нужно? Почему здесь полицейские? Я никакого заявления не писала.

— Заявления? Насчёт чего?

— Что Денис… неважно.

— Нам всё важно, Зинаида Аркадьевна, — мягким, увещевающим голосом произнесла женщина в коридоре. — Нас интересует всё, что связано с вашей неполной семьёй. Можно пройти в комнату?

— Не думаю.

— Почему?

— Просто нежелательно. И представьтесь, пожалуйста.

— Да, конечно, Зинаида Аркадьевна. Я омбудсмен школы, в которой учится ваш сын Денис. Зовут меня Люция Куртовна.

— Как? — переспросила мама.

— Люция Куртовна Душкова, — вежливо повторила посетительница. — И я к вам с официальным визитом. Вот подтверждение моих полномочий.

— А полицейские — подтверждение чего? — с насмешливой ноткой спросила мама.

— Они не подтверждение, Зинаида Аркадьевна, — чуть жёстче ответила Люция Куртовна. — Они — гарантия моих полномочий.

— И в чём они состоят, эти ваши полномочия? — настороженно спросила мама.

Денис чуть не лопнул от любопытства. Он поднялся с дивана и прильнул к дверному косяку. В коридоре действительно стояли сияющая ямочками Душкова и два мента с кислыми физиономиями.

«Чего это они припёрлись? — обалдело подумал Денис. — Из-за денег? Откуда она узнала, что я деньги у матери спёр?! Я ж вроде никому ни намёком!»

— В качестве омбудсмена я изучила состояние вашей семьи и приняла решение.

Мама тем же настороженным тоном спросила:

— И какое решение вы приняли?

Ласково улыбаясь, Люция Куртовна прожурчала:

— Об изоляции вашего ребёнка в специализированном детском учреждении — интернате № 34 — и о направлении в суд иска об ограничении или лишении вас родительских прав. Тут уж как повезёт.

У мамы перехватило дыхание. Она секунды три молчала, потом рассмеялась громко, нервно — не зная, как реагировать.

— Что вы сказали? — дрожащим от непонимания голосом переспросила она.

Люция Куртовна прожурчала всё тот же текст — слово в слово.

— Не поняла, — призналась Лабутина. — Это что, шутка? Показательное выступление?

Душкова лучезарно показала мелкие ровные зубы.

— Вы прекрасно знаете, что нет. Можете почитать на досуге официальное заключение. А мы мальчика изымаем.

— Изымаете, значит?

Лабутина часто задышала.

— Имеете право? — изменившимся голосом поинтересовалась она.

— Имеем, — сладостно, как близкой подруге, сообщила Душкова. — Я представитель ювенального суда в России, защитник прав детей. Понимаете, Зинаида Аркадьевна? Вы умная женщина, надеюсь. Не чините препятствий. Это глупо. Всё равно ведь заберём мальчика.

— Да как вы смеете его забирать?! — закричала мама. — Вы ему кто?! Никто! Я его вы́носила, родила, инвалидом по женской части осталась, он мой единственный сын! Я его кормила, одевала, лечила, воспитывала, а вы что? На готовенькое накинулись?! Хоть одна-то причина у вас имеется его забирать? Спятили, что ли, там, наверху, что у матерей детей забирают ни за что ни про что?!

— Зинаида Аркадьевна, — душевно принялась увещевать Душкова, — всё по законам ювенальной юстиции — самой продвинутой в США и Европе системы защиты прав ребёнка. Почитайте заключение на досуге. Я бы вообще посоветовала вам изучить эти современные законы. Они включены в общую судебную систему. Вот изу́чите — и поймёте, в чём ваши недоработки как родителя, как матери.

— Да о чём вы говорите?! — кипела Зинаида Аркадьевна. — Как вы можете судить, есть у меня доработки или нет?! Вы хоть сами понимаете, как это возможно ворваться ко мне в дом с полицейскими, размахивать мне тут бумажками — кто их вам написал?! Дебил какой-то… И воображать, что из-за глупых писулек…

— Вашего сына, прошу заметить, — прожурчала Душкова.

— Что?

— Эти глупые писульки ваш сынок написал.

— Не верю! Вы врёте! И что, вы думаете, я вручу вам своего сына, которого четырнадцать лет растила, чтобы вы засадили его в интернат и сделали из него преступника, а из меня — его врага?!

— Ну зачем же так утрированно, — улыбчиво пропела Душкова. — Измени́те своё отношение к сыну, к его увлечениям, к его питанию и развлечениям, к его нуждам. Наконец, найдите более денежную работу, чаще бывайте дома, и мы пойдём вам навстречу… через суд, через освидетельствование, через некоторое неопределённое время — когда мы убедимся в вашем исправлении, вашей лояльности…

— Вы, значит, убедитесь? — усмехнулась мама. — И в моём именно перевоспитании и лояльности? Очень интересно. Безумие просто какое-то. Вы мне тут вещаете, что вот так запросто, из-за ничего, из-за того, что я работаю на двух ставках и беспокоюсь, что Денис свихнётся из-за компьютерных игр, я буду лишена родительских прав? Ну и дурость! Мне, значит, запрещено воспитывать собственного сына?

— Так, как это пытаетесь делать вы, — да, запрещено. Вы нарушаете права ребёнка. Это вы понимаете? — мягко плела паутину Душкова.

— Не по-ни-ма-ю! — отчеканила мама и схватилась за лоб: у неё отчаянно заболела голова. — Не понимаю: детдом становится лучше родной семьи, что ли?

— Смотря, какая семья. Иногда изоляция лучше и полезнее, чем родительский дом.

— Что вы говорите?!

У мамы полезли на лоб брови.

— Первый раз слышу, что чужой человек лучше любящей матери.

— Так то — любящей, — ввернула Люция Куртовна, улыбаясь, играя ямочками.

— Вы намекаете, что я сына не люблю?! — взорвалась мама. — Да из-за кого я так горбачусь?!

— Не знаю, из-за кого. Но только я вижу, как попираются права Дениса, как развито насилие и рукоприкладство в вашей неполной семье.

— Какие ещё насилие и рукоприкладство?! — не поняла мама.

Потом вспомнила.

— Это когда он в ванной о косяк ударился? Вот здорово! И тут я виновата.

— Конечно. Бить ребёнка мы вам не позволим. Обижать и тормозить его развитие — тоже.

Денис слушал и холодел от страха. Каждая строчка заполненной им анкеты, каждое произнесённое им за чашкой чая с омбудсменом слово жгло его пониманием собственной глупости и самонадеянности. Вот дурак! Чего хвост распушил, балбес? Перед кем? Перед врагом? Ведь эта Люция Куртовна — враг. И какой враг!

Страшный.

Дениса передёрнуло. Что-то защекотало ему висок, он дотронулся до кожи. Она оказалась мокрой. Холодный пот. Вот он какой, оказывается. Вот он отчего. От страха.

Мама спорила, возмущалась, отстаивая сына. Душкова смотрела ей прямо в воспалённые глаза и ямочками на щеках играла, ласково улыбаясь. Когда мама перевела дух и ладонью отёрла мокрое от слёз лицо, омбудсмен прожурчала:

— Всё? Вам больше нечего добавить? Ну что ж. Мальчики, следите за порядком, чтобы отымание было произведено законно. Денис! Подойди сюда, пожалуйста. Зинаида Аркадьевна, официальные бумаги я положу сюда. Пожалуйста, сохраните их, иначе придётся восстанавливать за ваш счёт. Понимаете? Денис дома? Денис! Разрешите пройти в комнату, проверить наличие ребёнка. Мальчики, пожалуйста.

Полицейские, глядя в пол, заливаясь краской, маясь, шагнули в комнату. Денис закричал:

— Я никуда не пойду! Не хочу! Я с мамой буду! Я сам виноват! Я деньги все спёр, она правильно орала на меня! А синяк — это я сам вдарился, она меня и пальцем не тронула!

— Денис, успокойся, — журчала Люция Куртовна. — Что ты вообще говоришь? Кого испугался? Ведь ты мне совсем иное рассказывал.

— А я врал! — кричал Денис.

— Зачем врал? Врать нехорошо, — пожурила Душкова.

— Врал, потому что… врал! Захотелось, и всё! Мы с мамой хорошо живём, просто отлично! Оставьте нас в покое, ясно вам?

Денис бросился к маме и прижался к ней крепко. Полицейские перевели взгляд с парня на омбудсмена.

— И чё теперь? — кисло спросил один. — Их вдвоём тащить?

Люция Куртовна с милой улыбкой изрекла:

— Зачем вдвоём? Оторвите мальчика и ведите в машину. За вещами пришлют кого-нибудь из интерната.

— Сына от матери, значит, отрывать? — уточнил второй полицейский.

— А что делать? — печально вздохнула Люция Куртовна. — Ничего не поделаешь, закон есть закон. Его надо выполнять, восстанавливать нарушенные права ребёнка. Жаль, конечно, но… отрывайте.

— Нет!!! — в голос закричали Денис с мамой и стиснули друг друга.

Первый полицейский возвёл очи к потолку.

— Знаете, что? Разбирайтесь сами. Смотреть на это безобразие тошно.

— Ну почему же тошно? — напевно начала Люция Куртовна, собираясь с мягкостью удава вновь расписать прелести ювенальной юстиции, но не успела.

Полицейские повернулись к конфликту спиной и зашагали прочь из квартиры. Один возмущённо сказал напарнику:

— Последние времена, слышь, настали: детей у матерей забирают… Полипы на теле детства.

— Во-во. И нас к этому гадству подключили, паразиты…

Люция Куртовна пожала плечами, обогнула Лабутиных, предупредила без малейшей досады:

— В другой раз, видимо, отъятие произведём. До скорого свидания, Зинаида Аркадьевна. Денис, до встречи.

И она — живое воплощение улыбчивой жестокости — ускользнула в осенний пасмурный вечер. Словно ждал этого, заморосил холодный дождь.

Лабутины долго стояли, обнявшись, не веря своему счастью. Молчали. Потом Денис проговорил, судорожно вздыхая:

— Мам, я не хочу от тебя никуда.

Мама шмыгнула носом, сморгнула последние слезинки:

— А я отпускать не хочу… чудо-чадо моё бестолковое…

— Почему это… бестолковое? — поинтересовался Денис.

— Да потому что… Нашёл, кому душу открывать: исповедался окунь щуке под корягой…

— И что с ним сталось? — Он отлепился от мамы и посмотрел ей в глаза.

— А что с окунем станется? В щучий желудок попал, — усмехнулась мама. — Пойдём умоемся и поедим.

— Пойдём, — облегчённо вздохнул Денис.

А мама подумала: «Какой он у меня… большой-большой, а маленький!» И провела ладонью по мягким мальчишеским вихрам.