INTERNAT 3.0

Вероника Черных, 2016

Четырнадцатилетний Денис Лабутин, одержимый страстью к компьютерным играм, рос эгоистичным, безответственным и бессердечным человеком, которому нет дела до других. Всей своей душой парень был погружён в виртуальную реальность, где чувствовал себя богом; ради неё он готов был пойти на всё, даже обокрасть родную мать. И чем дальше, тем хуже и лицемернее он становился. Но вот однажды Денис наябедничал на свою мать школьному омбудсмену Люции Куртовне Душковой, чем последняя, настоящая волчица в овечьей шкуре, и не преминула воспользоваться. Очаровав «крутого геймера» и вывернув наизнанку все факты, она добилась того, что сына разлучили с матерью и отправили в интернат, где царили порядки, достойные фашистского концлагеря. Однако, несмотря на все ужасы интернатской жизни и разлуку с матерью, именно там Денис поймёт, что такое настоящая дружба и любовь, впервые задумается о смысле жизни, поборет свою страсть к игре и станет настоящим мужчиной и воином.

Глава 6

Глупая анкета

Проснулся он под трескотню будильника. Взглянул, промаргиваясь, на часы. Шесть пятьдесят. Пора вставать. Но почему будильник? Мама всегда сама его будила… Пораньше, что ли, ушла? Он слез с кровати, зашаркал в ванную, умылся холодной водой и только после этого посетил кухню. Завтрак на столе. Записка какая-то…

С неприятным предчувствием Денис взял листочек и прочитал: «Еда в холодильнике. Сделай уроки. Или мне репетитора нанять? Вечером поговорим».

«Вечером поговорим» — это хм… фигово. Это ж надо сидеть, слушать, время терять; лучше бы в компе торчать на самом деле. Придётся фальшиво унылить: типа как я раскаиваюсь, братцы, какой же я, оказывается, болван, балбес, балда, бортухай, бумбель и прочее всё такого же свойства.

В холодильнике две кастрюльки: побольше — с супом из говяжьих костей с капустой, картошкой, морковкой и луком, поменьше — с варёным рисом. Ни колбаски, ни маслица. Консерва, правда, есть какая-то. «Рыбные фрикадельки». Гадость. У Дениса впервые промелькнула мысль, что стоило ему не красть деньги на «мыльный пузырь» и он бы лакомился и мясом, и колбасой, и сливками, и чипсами, и ананасами в банке. Собираясь в школу, он раздумывал, что лучше: сытость без игры или голод с игрой. Оптимально — сытость с игрой. И почему ему такая мать попалась?! Неудачница какая-то. Была б вот она бизнес-леди! Класс!

Денис повздыхал и вышел из дома.

Восемь. Время есть. У подъезда сидел и пыхтел чау-чау Ройбуш. Денис наклонился, погладил густую шелковистую шерсть.

— Привет, Ройбуш! Сторожишь кучу ступенек?

Ройбуш моргнул, пригнул голову, деликатно намекая, что человеческое прикосновение ему неприятно. Денис хмыкнул.

— Па-адумаешь, хрыч собачий, шапка меховая… даже не носки́.

Его странно задело, что старый знакомый пёс пренебрёг его лаской. Хотя по большому счёту какая разница? Нужна ему больно преданность чужого питомца. У него дома, между прочим, лучше всякого животного есть — компьютер. С ним тоже разговаривать можно. Он и похвалить в состоянии, не то что бессловесная тварь с шерстью, хвостом, белыми клыками и фиолетовым языком.

Денис резко выпрямился и поспешил в школу. Ещё думать о какой-то там собаке! Ха.

Перед первым уроком его ждал непонятный сюрприз: на парте лежали скреплённые степлером несколько листов печатного текста и записочка. Надя объяснила:

— Это тебе анкета от Люции. Скоро всем будет раздавать.

— И чё сказала? — спросил Лабутин, вертя в пальцах записку со словами: «Денис, заполни всё аккуратно, пожалуйста, и принеси мне в кабинет, когда готово будет. С уважением, Люция Куртовна».

— Ничего такого, — пожала плечами Надя Смирнина. — А ты чего-то ждал, что ли?

Лабутин не ответил: звонок прозвенел…

Анкета как анкета. Персональные данные. Свободное время. Еда. Одежда. Развлечения. Всё ли есть? Или многого не хватает? Папа. Кем. Где. Как он занимается с ребёнком. Ругается ли с мамой, ходит ли на рыбалку. Что читают. Что смотрят по TV. Владеют ли навыками работы на компьютере. Как наказывают. Что при этом говорят. Что делают. Применяют ли физическое наказание, лишают еды или — а), б), в)…

Денис хмыкнул. Ну и вопросики! Каждую волосинку на теле в лупу разглядывают! И зачем им это, например: «Какие есть в квартире домашние питомцы? Разрешают ли тебе их иметь? Как объясняют свой отказ?» Или эта бредятина: «Сколько раз в неделю ты моешься под душем? Какие средства для этого используешь? Каким мылом моешь руки и как часто?»

Ну зачем это, а?!

Хотя… даже интересно… И правда, какой вывод может быть сделан из ответов на эти дотошные вопросы? Мелочь к мелочи — и будет крупняк. А ка-кой? Мать вызовут к директору, накостыляют, по шее надают, штраф выпишут… Что ещё такого страшного сделают? Не в детдом ведь отправят, а? За такую ерунду родительских прав не лишают.

Смешно даже. Ха-ха. Здравый смысл есть здравый смысл. Никуда от него не денешься. Исходя из здравого смысла, маме грозят нравоучение (нудность которого потерпит, ничего!) да штраф (переживём! лишь бы на электричество хватало, чтоб геймерить!).

И на переменах урывками Денис корпел над анкетой, посмеиваясь над некоторыми вопросами. Иногда в ответах что-то преувеличивал, иногда что-то преуменьшал — просто ради смеха. А чего? Подумаешь! Анкета — она, как он слышал, только в советские времена вес имела. А сейчас так, для девчоночьих тестов и для проформы. Её и читать толком не будут. Охота на пустяки время тратить!

Глупую анкету Лабутин заполнил до конца лишь после уроков. Уже шёл к кабинету омбудсмена, как она сама из-за угла вынырнула. Обрадовалась, засияла.

— Денечка! Готово?

Лабутин с чувством ученической гордости за проделанную работу протянул ей скреплённые скобками листы.

— О, молодец! — похвалила Люция Куртовна, внимательно проглядывая написанное. — Очень подробно и чётко. Настоящий профессионал.

Она сложила листы и одобрительно похлопала Дениса по плечу.

— Это очень поможет в решении многих твоих проблем, — пообещала она. — Дело сдвинулось, мой мальчик! Как там говорил великий комбинатор Остап Бендер? Э-э… А-а! «Лёд тронулся, господа присяжные заседатели!» В твоём случае это особенно актуально.

— Почему?

— Потому что ты умный, талантливый человек, — ласково улыбнулась Душкова. — Но ведь ты и сам это про себя знаешь, верно? Просто тебя не оценили окружающие. И в первую очередь родная мама. Это, само собой, опустошает душу, тормозит твоё развитие. В конце концов, это больно. Любое непонимание со стороны окружающих ранит такое чуткое сердце, как у тебя.

Она ненавязчиво погладила Дениса по коротким тёмным волосам.

— Часто стрижёшься? — рассеянно поинтересовалась она.

— Мама стрижёт.

— Она парикмахер?

— Не, откуда? Просто под машинку. Чик — и бритый, как скинхед.

— Бедняжка, — пожалела Люция Куртовна, — даже нормальной модной стрижки не видишь. Не заслужил, что ли?

— Стрижка дорого, — солидно пояснил Денис, — а под машинку быстро и бесплатно.

— Понятно, — сочувственно вздохнула Люция Куртовна, подумала и пригласила: — А пойдём ко мне в кабинет? Поговорим, чайку попьём. Я сегодня булочки свежие купила, с изюмом.

Денис поколебался немного, томимый тоской по игре, и всё же согласился. Подумаешь, полчасика чайку отдать. Зато — свежие булочки с изюмом, и дома можно не есть, а сразу сесть за компьютер. Он пил в кабинете омбудсмена чай, наслаждаясь беззаботностью. Люция Куртовна просматривала анкету, уточняя и вписывая детали. Денис рассказывал, прибалтывая лишнего, преувеличивая в шутку невзгоды, преуменьшая радости — точно так же, как писал анкету.

Люция Куртовна понимающе кивала.

— Да ты что?.. Надо же… Ну и ну, — бормотала она. — Не может быть! Кошмар! И как ты живёшь?! И в квартире заставляет убираться?! И в секцию ходить? А ты не хочешь? Не хочешь… Да уж, ситуация… Хорошо, что ты так вовремя ко мне зашёл. По крайней мере, помощь не запоздала… Ничего, Денисушка, всё будет хорошо. Поверь, жизнь в наших руках. Веришь?

— А чё? Верю, понятное дело.

— Отлично.

Люция Куртовна заглянула в чашку своего гостя.

— Попил? Ещё хочешь?

— Не, я под завязку.

Лабутин похлопал себя по животу. Жизнь прекрасна! В натуральном мёде! Он вежливо распрощался и ушёл. Выходя на улицу, мимоходом подумал: где ж сегодня Вовка Ломакин? Что-то его не видно… Заболел, наверное. Нашёл время, идиот вихрастый. Теперь Денис один как перст остался, несмотря на кучу одноклассников. Эти пока ещё к омбудсмену не ходили. Ломакину школьные дела по барабану были и тогда, когда здоровьем кипел, а теперь, когда здоровьице потерял, ему на школу чихать, а на Дениса с омбудсменом — и подавно.

Пристукнуть его, гада, за такое безразличие к товарищу, и всё. О чём размышлять? Это же просто! Ножичком кольнуть, например. Денис много приёмов знает, как человека замочить: в интернете такой информации навалёшеньки. Читай, пробуй, равняйся. Правда, Денис до сего времени и мышь не затопил… но, судя по некоторым блогам, это несложно.

Лабутин придумывал — или, вернее, вспоминал — изощрённые казни для несчастного больного Ломакина. Конечно, самое простое дело — позвонить этому дуралею и спросить, чего он уроки пропускает… Но неохота. Времени нет. Время — игра. Дениса ждал виртуальный двойник Enter, живущий в компьютерной игре, а больше ему ничего не было нужно. И он перестал думать о Вовке Ломакине.

Во дворе на качелях старательно раскачивалась восьмилетняя Жанка. Её «предки» с французскими амбициями назвали бедняжку Жанин. Полностью получилось Жанин Эльдаровна Сулейманова — во одарили, а? В классе её дразнили ЖЭС. Во дворе и в семье звали просто Жанкой.

Качели почти не скрипели: отец Жанин щедро смазал их в один из свободных своих вечеров. Чау-чау Ройбуш сидел возле скамейки и наблюдал за прохожими. Чего этот взрыв рыжей шерсти за ними наблюдает? Перед ним лежала обглоданная кость. Видно, Жанин из «Мясной лавки», где работал экспедитором её отец, притащила для пса дешёвые обрезки, годные лишь для плохого бульона или для собаки.

— Жанка, привет! — крикнул Денис.

Та сосредоточенно раскачивалась, не обращая на соседа внимания. Ройбуш лениво воззрился на пришельца и неохотно вильнул пушистым хвостом.

— Дай покачаться, Жанк, ты уже час, наверное, качаешься.

Жанин разлепила губы:

— Я рекорд ставлю, не мешай.

— Какой рекорд?

— Какой надо.

— Ройбуша ты́ кормила?

— Я. А чё, нельзя?

— Можно. Ладно, пока. Расскажешь потом про свой рекорд.

Он зашёл в подъезд и не услышал, как Жанин проворчала:

— Ага, разбежался. Больно надо. Правда, Ройбуш?

Ройбуш медленно поднял к ней лохматую голову-шар, моргнул, мягко клацнул пастью, показав странный свой фиолетовый язык.

— Ты, Ройбуш, пушистая черепаха, — прокомментировала Жанин, качаясь, качаясь и не останавливаясь, потому что хотела долететь «до неба» двести раз, а то и четыреста… Чего мелочиться? Пусть тысячу!

До тысячи Жанин считала плохо, поэтому решила схитрить: считать пять раз по двести. Так её научил когда-то сосед Денька Лабутин. Дело подходило к концу пятой двухсотки, когда Жанин увидела, как в подъезд входит тётя Зина. Рано она сегодня. Даже странно. Поставив рекорд в тысячу качаний «до неба», Жанин слезла с качелей, присела возле терпеливого Ройбуша и принялась гладить его мягкую шелковистую шерсть.

Потом она походила по двору, полазала по скудному игровому комплексу с лесенками и турниками и уже точно собралась возвращаться домой, как вдруг увидела нечто странное: в их подъезд направлялась целая делегация, состоящая из пухленькой, приятной на вид женщины и двух полицейских. Куда это они, интересно? К кому?

Жанин хотелось досмотреть событие, но мама позвала дочку домой. Мама строгая. Пришлось подчиниться. Жанин вздохнула и поскакала домой. У дверей Лабутиных она притормозила и приложила ухо к двери. Ничего не слышно… Нет, слышно, но совсем неразборчиво. Вот плач — разборчиво. Жанин отлепилась от соседской двери и залетела в свою.

— Мам! — закричала она. — Мама!

— Ну, чего тебе? Живо руки мыть и за стол!

— К Лабутиным полицейские пришли, представляешь?

— Это не наше дело… Потом спрошу, что и как. Но это взрослые дела, тебя они не касаются никаким боком. Поняла?

— Да поняла, поняла. Просто интересно, чего это Дениска такого натворил.

— А я тебе повторяю — не твоё дело. Малявка ещё про взрослые дела знать. Руки помыла?

— Да щас помою. Мам, а когда папа придёт?

— После девяти. Знаешь ведь, что спрашиваешь?

— Так. Вдруг он раньше закончит.

— Когда такое бывало, Жан?

— Ну да… Просто увидеть его захотелось.