Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце

Вероника Лесневская, 2023

– Ты переезжаешь ко мне, – звучит безапелляционно. Как факт.– Я не могу, – спорю, но Воскресенский не знает слова «нет».– Тебе негде жить. Нет работы. А моим дочкам нужен присмотр. Ты нам подходишь.– Я ведь кондитер. У меня нет опыта общения с детьми. Совсем нет, – прячу взгляд.– Ты им нравишься. Остальное неважно. Я готов сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.Нас прерывают рыжие двойняшки. Забираются отцу на колени, и он тут же смягчается.– Мама будет жить с нами? – одновременно указывают на меня.*После развода я лишилась всего. Муж изменил мне, сделал ребенка любовнице, так еще и отсудил мой бизнес.Я должна подниматься с нуля. Подрабатывать кондитером, брать любые заказы. На одном из мероприятий я встретила его… Воскресенский – отец-одиночка в разводе. Холодный, циничный, презирает женщин и идет по головам. Мне надо держаться от него подальше… Но как вышло, что его дочки похожи на меня, как две мини-копии?

Глава 6

— Кость, я… — рискует пролепетать Даша, когда я трогаюсь с места. Ее тихий, вкрадчивый голос звучит сиреной в моих ушах. Оповещает об опасности.

Резко вылетаю на дорогу, не беспокоясь о том, что пассажирка не пристегнута. Грубо вхожу в поворот. После сдавленного «ой» Дашу впечатывает в дверь. Пакеты падают с ее колен, рассыпаются по салону. Из бумажных свертков вываливаются фрукты и сладости. Не рассматриваю, потому что заранее уверен, что больше половины из того, что принесла Даша, если не все, — детям нельзя. Но ей плевать. Он не узнала о собственных дочках ровным счетом ничего. Потому что не хотела вникать.

Какая-то игрушка случайно ложится на коробку передач — и я смахиваю ее рваным движением, как ядовитую змею.

— Куда? — рявкаю, стараясь не смотреть на Дашу.

Противно находиться с ней в одном салоне. Чувствовать приторный запах ее духов. Слушать мерзкий голосок.

— Что куда? — строит из себя дуру.

Ослабляю ворот рубашки, бью по кнопке, чтобы опустить стекло полностью. Поток свежего воздуха немного проясняет мысли, но ни черта не успокаивает.

— Куда тебя везти? — выплевываю, понимая, что готов сорваться. — Назови адрес, если не хочешь, чтобы я свалил тебя в какую-нибудь канаву в ближайшей роще.

— Кость, ты на эмоциях сейчас, — несмотря на страх и панику, Даша говорит со мной нежно, тихо, обволакивающе, как с психом. Тянет руку, касается пальцами моего предплечья, но тут же одергивает ладонь.

— Адрес, мать твою! — прикрикиваю на нее.

Растерявшись, Даша послушно называет улицу и дом. Какие-то новые координаты. Не Славина. Выкручиваю руль, совершая чуть ли не полицейский разворот. Бывшую опять швыряет по салону, и она, наконец-то, пристегивается. На разбросанные подарки уже и внимания не обращает. Действительно, зачем они ей? Все равно отправятся на свалку.

— Не приближайся к моим детям, — чеканю со сталью в ледяном тоне.

Не отвожу глаз от оживленной трассы. Пристраиваюсь в плотную колонну машин — и веду аккуратнее. Еще не хватало из-за какой-то стервы в аварию попасть.

— Да что с тобой, Кость? — сокрушается она так, будто это я конченый подонок и незаслуженно ее обижаю. — Как зверь, себя ведешь. Да, я ошиблась. Но все имеют право на второй шанс. На апелляцию, — слабо, но начинает манипулировать мной.

— Чего ты добиваешься? — все-таки решаюсь взглянуть в ее наглое лицо. Бледное, без макияжа, с пятнами под глазами. Сейчас на нем застыла маска раскаяния и боли. Но все это показное, как и красивые слова стервы.

— Ничего. Я всего лишь хочу увидеть моих дочек. У них ведь день рождения, — вымученно улыбается.

Признаться, Даша изменилась за эти годы. Похудела, обрезала волосы под каре, одевается проще и удобнее. Впрочем, это объясняется элементарной нехваткой денег. Откуда у Славина столько бабла, чтобы содержать ее? Даша с моей карты тянула, даже когда мы с дочками в клинике за границей были и огромные суммы уходило на реабилитацию. Когда я в долги влезал. А ей все равно было. Тратила, как раньше. Будто ничего не произошло.

Отворачиваюсь, прежде чем взорвусь.

— Неужели вспомнила дату? — хмыкаю зло. — Своих детей ты Славину рожай, а двойняшки не имеют к тебе никакого отношения. Ты сама от них отказалась. Или забыла?

— Не забыла, — тянет с придыханием. — Все эти годы мучилась. Больно так было, что внутри теперь все выжжено. Не могу я без них. Я их выносила, родила. Я мать!

Хреновая заявочка. Ничего хорошего не сулит.

— Ты не мать, не заслужила, — произношу чуть ли не по слогам. — Ты инкубатор, причем не очень качественный.

— Кость, ты мне больно сейчас делаешь, — делает вид, что смахивает слезы. Но я слишком очерствел, чтобы повестись на ее уловки. — Но ладно. Говори, если тебе от этого легче. Я ведь больше так и не смогла забеременеть. А со Славиным мы разводимся.

— Неужели Петька бросил тебя раньше, чем ты успела найти ему замену? — усмехаюсь с сарказмом. — Молодец, быстрее меня сориентировался и распознал твою гнилую сущность.

Торможу на светофоре, вальяжно откидываюсь на спинку кресла, барабаню пальцами по рулю. Усмехнувшись, устало покачиваю головой. Хитрая баба, но предсказуемая. С каждой новой фразой ее мотивы становятся понятнее, как и внезапно вспыхнувшие чувства к детям.

Меркантильная тварь.

— Прекрати, Кость, мне и так пло-охо. Мы с ним расстаемся из-за детей. Я родить ему не могу, а он отцом стать очень хочет. Во-от и… — подвывает, как плакальщица на похоронах. Хотя ритуал надо было провести еще четыре года назад: закопать нашу неудавшуюся любовь и поставить огромный деревянный крест на могиле. Мне казалось, я сделал это, но нет… Воскресла, как зомби. Сидит рядом, разлагается, подванивает. Отравляет воздух, под кожу забраться пытается, кровь заразить. Но прошло то время, когда меня так легко можно было обмануть.

— Бумеранг, дорогая, — хмыкаю, вдавливая педаль газа, когда загорается зеленый свет. — И далеко не последний. После того, что ты сделала, заслуженный.

— Ты мне позволишь дочек увидеть? — сипло спрашивает и подается ближе ко мне. — Хоть на расстоянии?

— Нет, Даша, — неосознанно повышаю скорость до критической отметки. — У тебя нет детей, заруби себе это на носу. Приблизишься к ним — я тебя уничтожу.

— Не пытайся меня запугать, уже ничего не страшно… Ты ведь и так это сделал. Четыре года назад. Ничего мне не оставил. И Славина по миру пустил. Знаешь, как нам тяжело было?

Она шумно вбирает носом воздух и впивается пальцами в лямку сумочки. Брендовой, но не последней модели. Если не ошибаюсь, на мои деньги успела купить, когда мы еще были женаты. Я никогда не ограничивал ее в финансах и не следил, на что она тратит. До того момента как родились лапочки — и нам срочно потребовалась большая сумма.

— Вам? Тяжело? — ору на весь автосалон, и стерва вздрагивает. — Даша, ты не охренела в своем эгоизме? Думаешь, мне зашибись было с двумя младенцами? И по уши в долгах после трат на реабилитацию?

На секунду отвлекаюсь от дороги, чтобы пристрелить нежеланную пассажирку злым, пристальным взглядом. Она серьезно считает себя мученицей?

— Понимаю. И мне так стыдно за то, что я сделала, — плачет, но ее слезы давно для меня ничего не значат. Просто вода. Лишь бы обивку сиденья не замочила, а остальное пофигу. — Я просто испугалась тогда. Роды, больница, этот диагноз. Сломалась. И сбежала от проблем. А Славин… — закрывает лицо руками. — Боже, да он всего лишь оказался рядом в неподходящий момент. Ты за границей, а он… заботился, утешал. Господи, я так жалею об этом. Я все сделаю, чтобы ты меня простил, — внезапно меняет позу и хватает меня за запястье, мешая управлять автомобилем. — Я ведь не прошу меня принять. Не надеюсь на то, что мы сможем быть вместе. Только одно… Дай детей увидеть. Что я должна сделать, чтобы искупить свою вину, а?

Замедляюсь, чтобы не разбиться с этой идиоткой. Ей-то терять нечего, а от меня две маленькие рыжие жизни зависят. Освобождаю руку из цепкой хватки «покойницы». Умерла так умерла. Пусть не пытается повернуть время вспять. Не выйдет. Не со мной.

— Ты должна исчезнуть, Даш. Просто исчезнуть, — чеканю строго. — Твоя остановка, — сообщаю, когда мы приезжаем по нужному адресу. — Вали!

— Кость… — ее голос срывается.

— Ты начинаешь меня утомлять, Даш, — поворачиваюсь к ней и укладываю руку на подголовник. Нависаю, вынуждая ее настороженно вжаться в спинку кресла. — Еще одно слово, и я предложу Славину свою помощь. Разведу вас в своих лучших традициях. Хочешь? — сохраняю зрительный контакт. Пусть почувствует, что я настроен серьезно. И очень зол.

— Мне все равно, — хлопает ресницами и смотрит с опаской. — Терять больше нечего.

Тем не менее, нащупывает ручку и толкает дверь. Уходит. Чтобы вернуться.

Я слишком хорошо знаю бывшую жену, поэтому осознаю: так легко она не сдастся. Зайдет с другой стороны. А пока что выигрывает время, чтобы перегруппироваться и придумать новую тактику.

— Передай малышкам подарки, — шепчет прежде, чем захлопнуть за собой дверь.

Автомобиль с ревом трогается с места. Мчусь на полной скорости, но сбавляю через пару кварталов. Заехав в жилой сектор, останавливаюсь напротив мусорной площадки.

Выгребаю из салона всю дрянь, что оставила Даша. Несу туда, где ей самое место. На свалку.

В сердцах бью бак ногой — и он пошатывается.

— Черт, — запускаю пятерню в волосы. Яростно треплю себя по затылку.

В висках стреляет, в груди все кипит, но мне надо сосредоточиться. Все предусмотреть — и обезопасить моих девочек. Для начала не помешало бы предупредить охранника и няню, чтобы на пушечный выстрел к ним падальщицу не подпускали.

В спутанных чувствах и полностью погруженный в свои мысли, я через полчаса все-таки добираюсь до офиса. Влетаю в приемную, игнорируя посетителя. Лишь краем глаза замечаю рыжую макушку, ощущаю слабый всплеск дежавю, но тут же отмахиваюсь.

— Катя, отмени все встречи в первой половине дня, — нервно приказываю секретарю. — И никаких посетителей. Я занят!

Боковым зрением ловлю какое-то шевеление сбоку. Рыжая поднимается со стула, прижимает папку к груди. Собирается подойти ко мне, но я быстро шагаю в кабинет. Не до клиентов сейчас.

— Вы ведь Константин Юрьевич Воскресенский? Я вас с утра ждала, и никуда не уйду, пока вы меня не примете, — так смело летит мне в спину, что я чуть ли не спотыкаюсь на пороге и застываю, будто парализованный.

Медленно оборачиваюсь и, опешив, некоторое время молча изучаю чересчур нахальную гостью с командным голосом. В своей компании обычно только я ставлю ультиматумы. Приказы отдаю — тоже. Так что мне безумно интересно, кто решил посягнуть на мои лавры.

Я в том состоянии, когда готов сорвать накопившуюся злость на первой встречной. Темная энергия бурлит во мне, отравляя душу негативом, но…

Фокусируюсь на тонких, аккуратных чертах лица, прищуренных зелено-голубых глазах, в глубине которых вспыхивает пламя, так и норовит испепелить меня. Хмыкнув, веду взглядом по веснушкам, что усыпали бархатистые щеки и вздернутый нос. Поднимаюсь к непослушным кудрям, упрямо выбивающимся из прически.

Невольно вспоминаю свое утро с дочками — и слегка успокаиваюсь.

Странный эффект на меня производит незнакомка, но я ей даже благодарен за это. Отвлекла на секунду, пробудила приятные ассоциации — и вот я уже чувствую себя несколько иначе, будто после ледяного душа. Бодрый, свежий и готов бороться с прошлым в лице Даши. Осталось решить, что делать с этой нахалкой в моей приемной.

— Только не говорите, что не заметили меня, — фыркает она и морщится.

Курносая, как мои малявки, и такая же рыжая. Из-за кукольной внешности сложно воспринимать ее грозные выпады всерьез. Рассматриваю гостью еще пару секунд, потому что точно видел ее где-то раньше. Так и не вспомнив, где именно, я поворачиваюсь к секретарше.

— Катя, почему до сих пор клиентку не приняла? — отчитываю строго. Бездельница. Давно хочу уволить эту бестолковую бабу, но у меня и так текучка кадров на должность секретаря. Никто не может со мной сработаться, а Катерина терпит. Ради высокой зарплаты. Меркантильная, как весь женский род.

— Константин Юрьевич, но… — глаза подчиненной становятся как два блюдца. Она нервно мечется между мной и рыжей гостьей. И неясно, кого боится больше.

— Назначь прием на ближайшую свободную дату, — перебив ее, поднимаю указательный палец, приказывая заткнуться и выполнять поручение.

— Нет, — встревает в наш разговор рыжая. — Мне уже предлагали. Но у вас запись на месяц вперед.

— Значит, встретимся через месяц, — холодно чеканю и все-таки захожу в кабинет. — Всего доброго, — небрежно прощаюсь.

Но она врывается следом. Захлопывает за собой дверь, раздраженно цокает каблуками за моей спиной. Шаги затихают в метре от меня. Как раз в тот момент, когда я останавливаюсь у шкафа, чтобы снять верхнюю одежду.

— Выслушайте, пожалуйста, — нахалка подозрительно меняет тон, намеренно смягчает голос и делает его нежнее. Хотя по поскрипывающим ноткам я догадываюсь, как ей сложно это дается. Она переступает через себя, чтобы попросить о помощи. — У меня нет столько времени.

Приближается ко мне со спины практически вплотную. Касается плеча, заставив меня напрячься. Покосившись на ее маленькую руку, нервно откашливаюсь.

— Так, — двумя пальцами убираю ладонь, теплую, бархатную. Сбрасываю с себя, как нечто чужеродное, и оттряхиваю пальто, будто оно испачкано. — Если у вас что-то срочное, скажите об этом секретарю. Вам подберут юриста из штата. И он примет вас в ближайшие дни.

Другую бы выгнал за хамское поведение, а с этой почему-то договариваюсь.

Резко разворачиваюсь и оказываюсь с ней лицом к лицу. Пытаюсь отогнать от себя ее сладковатый аромат, но он окутывает ванилью и апельсиновым бисквитом. Впервые встречаю девушку, которая пахнет не приторными духами, от которых чихать тянет, а пирожными. Непривычно, но вкусно. Малышкам бы точно понравилось.

Черт, да где же я ее видел?

— Нет, — повторяет, словно не знает других слов. Похоже, у нее в крови — дерзость и сопротивление. — Мне посоветовали именно вас. Мне не нужен никто другой.

Выдавливает из себя улыбку. Правда, если она собиралась таким образом очаровать или смягчить меня, то лучше бы порепетировала дома перед зеркалом. Актриса из рыжей отвратительная. Вроде бы улыбается, а на лице бегущей строкой мелькает: «Чтоб ты сдох». Кажется, она даже зубами поскрипывает от возмущения. Вертикальные ямочки застывают на щеках, как метки, оставленные острым скальпелем. Уверен, в обычном состоянии они украшают девушку. У дочек такие же — и выглядят мило, когда они улыбаются искренне. А не натянуто, как эта фурия.

— Я, значит, нужен? — снисходительно смотрю на нее, сбрасывая пальто. — А вы настырная. Откуда столько наглости?

Шагаю к рабочему столу, устраиваюсь в кожаном кресле и делаю вид, что погружен в бумаги.

— Вы ошибаетесь. Это безысходность, — она упрямо садится напротив.

Опускает свою папку четко поверх моих документов, прибивая их к поверхности стола. Но я даже не открываю и не читаю то, что она принесла. Потому что при любом раскладе не буду вести ее дело. Разумеется, клиента я терять не собираюсь. Но лично защищать интересы наглой красотки не хочу. Перепоручу ее кому-нибудь. Надо только выяснить, в чем суть обращения, чтобы выбрать, кто им займется.

— И что же у вас стряслось? — играю заинтересованность.

Улыбка становится теплее и естественнее. Ямочки играют на щеках. Выдохнув с облегчением, гостья с надеждой смотрит на меня:

— Месяц назад нас развели с мужем. И я хочу оспорить решение суда.

Ее фраза звучит строго и четко, как приговор самой Фемиды. Голос не дрожит. Воинственный взгляд устремляется четко мне в лоб, словно прицел снайпера, — и я машинально отталкиваюсь от стола, чтобы увеличить расстояние между нами.

Демонстративно развалившись в кресле, постукиваю пальцами по подлокотнику. Исподлобья смотрю на рыжую и резко останавливаю себя, сжав руку в кулак. Не хочу показывать ей свою нервозность. Вместо этого выдавливаю слабую усмешку:

— Дайте-ка я угадаю. Не согласны с разделом имущества?

— Это был не раздел, а откровенное жульничество, — маленькая ладонь довольно жестко опускается на папку. Бьет по ней так, что документы подлетают, а канцелярские принадлежности жалобно позвякивают.

— Даже та-ак, — тяну скептически, отодвигая от огненной фурии коробку с ручками, карандашами и ножиком для бумаг. Чтобы не провоцировать лишний раз. Она и так на взводе. — Серьезное обвинение. Кто вел дело?

— Не знаю, — мгновенно теряет весь запал.

— Странно, — хмыкаю недоверчиво. — И что не поделили? Дом, машину, золото и бриллианты? — почти открыто язвлю.

Параллельно изучаю потенциальную клиентку, считываю каждую ее реакцию и пытаюсь предугадать следующую реплику. Она не похожа на типичную охотницу за богатством. Или умело маскируется. Пока не могу разгадать ее. Ясно лишь одно: передо мной точно не пустышка. Есть в ней глубина, ум и благородный лоск.

— Бизнес, — ее короткий ответ на миг вгоняет в шок.

Неожиданно. И интересно.

— Вы ожидали, что муж оставит вам лакомый кусочек или даст отступные, на которые вы сможете спокойно прожить некоторое время, так? — намеренно вывожу ее на эмоции, но на всякий случай отъезжаю в кресле назад. — А он, гад такой, просто забрал свой бизнес, — цокаю, изображая жалость, которой на самом деле не испытываю.

— Мимо, — летит в меня, как дротик в мишень. На секунду возникает желание увернуться. — Зачем мне кусок или чья-то подачка, если бизнес полностью мой? — вцепившись пальцами в край стола, она подается ближе. — Знаете, я начинаю сомневаться в вашей компетентности. Вы даже слушать меня не хотите, — проходится по мне оценивающим взглядом. — Да, я сама открывала дело, развивала его, а потом у меня все забрали. Незаконно!

— Допустим, — прерываю ее. — Дети общие есть? — задаю главный вопрос.

Если бы в деле фигурировал ребенок, я бы, скорее всего, лично разобрался в ситуации. Ведь маленькая жизнь — это очень важно. А так…

— Нет, — рыжая опускает внезапно потухший взгляд, а я тут же принимаю окончательное решение.

Зажимаю кнопку конференц-телефона, связываюсь с нужным мне отделом:

— Никольский, зайди ко мне, — приказываю громко и четко. — Прими клиентку. Твой профиль.

— Нет. Мне нужны только вы! — испуганно произносит настырная гостья и выбрасывает руку к телефону. Обрывает звонок. — Я ведь… Я заплачу. Сколько скажете.

— Откуда деньги? У вас же муж все отсудил, — прищуриваюсь с подозрением.

В каре-зеленых глазах мелькает тень отчаяния. Отчасти я понимаю ее опасения. Действовать надо быстро, и я объективно справился бы лучше любого из моей команды.

Но нет. Не хочу с ней связываться.

— Я бабушкину квартиру выставила на продажу. Должно хватить, — звучит все тише и тише. И почти шепотом: — На вас.

— Вы меня целиком купить собрались или по частям? — удивленно выгибаю бровь.

— Только ваши услуги. Мне сказали, что вы профессионал в бракоразводных делах. Лучший в городе, — сквозь натянутую улыбку пробивается горечь вперемешку с надеждой. — И что вы единственный, кто сможет мне помочь.

Внутри что-то дергает, но я до конца не понимаю своей реакции. Как и того факта, что до сих пор не выпроводил рыжую из кабинета, а сижу и терплю ее нападки.

— Вас дезинформировали. Я крайне редко веду клиентов лично. Обычно всем занимается моя команда. Если я и берусь за какое-то сложное дело, то защищаю интересы мужчины. Исключительно, — меня вдруг пробивает на откровенность. Что за чертова баба! Пора избавиться от нее. — Можете считать это заскоком или принципами, но говорю как есть. Вы уверены, что я по-прежнему вам нужен?

— Константин Юрьевич, вызывали? — в проеме двери показывается лысая голова Никольского.

— Да, Илья, — поднимаю со стола папку. — Внимательно изучи материалы дела, разберись и подготовь грамотную апелляцию в суд. Займись вне очереди, потому что, если я правильно понимаю, там время поджимает. И еще… — зыркнув на опешившую клиентку, смягчаюсь. Совсем расклеился! — С оплатой не жести, оцени свои услуги по минимуму. Если возникнут непредвиденные расходы, я тебе их премией компенсирую. А то из-за нас дама без жилья останется. Кстати, как вас зовут? — уточняю с легкой ухмылкой.

Моя рука повисает в воздухе, пока медлительный Никольский идет к столу. Он плетется, как черепаха, которую хочется пнуть ботинком.

— Нет. Тогда не надо… — рыжая неожиданно выхватывает у меня папку. — У меня есть только одна попытка, и я лучше поищу другого юриста, в котором буду уверена на все сто процентов. Извините за беспокойство.

Поднимается, оттолкнув стул, взмахивает рыжими кудрями, которые развеваются, как огненные змеи. И раздраженно летит к выходу. Морщусь от громкого стука ее каблуков. Кажется, паркет под ними вот-вот расколется на части. Земля разверзнется — и меня вместе с несчастным, растерянным Никольским затащит в ад.

Фурия ни одного грубого слова не сказала, но ощущение, будто прокляла нас. Наглая, отчаянная и… кажется, ей правда нечего терять.

— Стойте, вы… — запинаюсь. — Вы не представились. Как к вам обращаться? — машинально подскакиваю на ноги.

Если мне еще придется бежать следом за этой бабой, тогда я точно сошел с ума. Благо, она сама останавливается и оборачивается на пороге. Ее обозленный и в то же время разочарованный взгляд не обещает ничего хорошего.

— У вас ведь две дочери? — кидает как бы невзначай, и я на автомате киваю.

Наконец-то вспоминаю, где ее видел. Это она была возле кафе. И о ней мои девочки прожужжали мне все уши, требуя привести им"маму".

Забавное стечение обстоятельств.

— Когда-нибудь они вырастут, выйдут замуж… — продолжает размышлять вслух. — И, представьте, что одну из них обманет муж, лишит всего… Вы тоже останетесь верны своим сомнительным принципам? И будете играть на стороне ее супруга? Ис-клю-чи-тель-но! — дублирует мой тон. — М-м-м? Или перепоручите дело дочки какому-нибудь… Никольскому?

В цель. По больному ударила. Залезла в душу и хозяйничает там, вскрывая нарывы.

Лишаюсь дара речи, потому что все, что касается моих детей, влияет на меня безотказно. Это красная линия, которую нельзя пересекать. Никому. И тем более, какой-то бабе, которую я вижу второй раз в жизни.

Позволяю ей уйти. На хрен!

Падаю обратно в кресло и боковым зрением цепляюсь за Никольского. Ждет моих дальнейших указаний.

— Чего замер? — выплескиваю гнев на ни в чем не повинного сотрудника. — Работать, бездарь! Да так, чтобы от тебя клиенты не сваливали, — указываю рукой на закрытую дверь. — Пошел вон!

Илья испаряется, а я устало массирую пальцами переносицу. К черту всех! И Дашу, и рыжую, и Никольского. Что за день?!