Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце

Вероника Лесневская, 2023

– Ты переезжаешь ко мне, – звучит безапелляционно. Как факт.– Я не могу, – спорю, но Воскресенский не знает слова «нет».– Тебе негде жить. Нет работы. А моим дочкам нужен присмотр. Ты нам подходишь.– Я ведь кондитер. У меня нет опыта общения с детьми. Совсем нет, – прячу взгляд.– Ты им нравишься. Остальное неважно. Я готов сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.Нас прерывают рыжие двойняшки. Забираются отцу на колени, и он тут же смягчается.– Мама будет жить с нами? – одновременно указывают на меня.*После развода я лишилась всего. Муж изменил мне, сделал ребенка любовнице, так еще и отсудил мой бизнес.Я должна подниматься с нуля. Подрабатывать кондитером, брать любые заказы. На одном из мероприятий я встретила его… Воскресенский – отец-одиночка в разводе. Холодный, циничный, презирает женщин и идет по головам. Мне надо держаться от него подальше… Но как вышло, что его дочки похожи на меня, как две мини-копии?

Глава 11

Вера

Атмосфера накалена до предела. Кажется, достаточно искры, чтобы вспыхнул пожар. Пока приглашенные дети беззаботно веселятся, а крошки Воскресенские не отлипают от моей измазанной кремом юбки, взрослые напряжены. Будто в зал кто-то пронес бомбу и теперь главный вопрос: удастся ли обезвредить ее или здание взлетит на воздух.

По спине проносится колючий мороз, и я передергиваю плечами, сбрасывая с себя чей-то взгляд. Недоуменно осматриваюсь, цепляю в толпе мощную, мрачную фигуру Воскресенского — и отвлекаюсь на малышек, которые обнимают меня за ноги.

— Мама, мы тебе тоже голову феи оставили, — одной невинной фразой Ксюша, сама того не ведая, проезжается по мне катком. И повторяет лихой маневр, когда протягивает блюдце с растерзанным кусочком торта и нетронутой сахарной фигуркой.

С трудом выдавливаю улыбку сквозь слезы. И пытаюсь унять скачущее в груди сердце. Они ведь этих фей сразу себе отвоевали — и весь вечер охраняли от всех. А меня словно только что приняли в свою тайную ложу.

Нет. В семью. Я должна бы воспринимать это как милую шалость избалованных девчушек, но мне… больно. Настолько, что нечем дышать.

— А втолую — папе, — ревностно добавляет Маша и отодвигает свою тарелку. — Надо половну, — грозит мне испачканным в морковном муссе пальчиком.

Спохватившись, беру салфетку со стола — и принимаюсь вытирать малышке ручки. Ловлю на себе косые взгляды аниматоров и настороженные — гостей. Впервые оказываюсь в столь неоднозначной ситуации.

— Вера Александровна, понравились вы именинницам, — приглушенно посмеивается Матвей, подходя ко мне со спины. — Смотрите, попросят вас себе в качестве подарка. Знаете, как в том старом фильме… «Игрушка».

— Плохая шутка, Мэт, — осекаю его. — Их отец при желании может поставить крест на нашем возрождающемся бизнесе. Если ему покажется, что я как-то неправильно веду себя с его детьми, то…

— Мы вас в обиду не дадим, — перебивает меня шеф.

Разум вопит, что я должна вернуться на кухню и не искать себе лишних проблем, но непослушный взгляд опять выделяет среди шумной толпы две поцелованные солнцем макушки. Уголки губ тянутся вверх, а вот сердце почему-то не на месте.

— Мам, папа уходит, — подлетев ко мне, малышки дергают меня за многострадальную юбку.

Любуюсь ими и в очередной раз удивляюсь, как у хмурого Воскресенского могли появиться такие яркие звездочки. Он же как корочка черного хлеба, забытая где-то за кухонным шкафчиком на долгие годы. Мрачный сухарь, превратившийся в камень. И ничто не в силах сломать его или хотя бы вызвать трещину. Правда, рядом с дочками он смягчается. Становится не похожим на самого себя. Но этого недостаточно, чтобы размочить его полностью. Две капельки чистейшей воды против застарелого сгустка негатива.

— Значит, у него появились срочные дела, — присев, успокаиваю обиженных детей. И их капризно надутые губки вдруг растягиваются в сияющей улыбке.

Кажется, в этот момент все внимание присутствующих сосредоточено на мне. Чувствую себя преступницей. Со стороны и правда подозрительно: чужая тетка покушается на дочек хозяина. Благо, сам Воскресенский не видит и не слышит нас. Он занят какой-то гостьей. На расстоянии я не могу рассмотреть ее, но, когда она поворачивается в профиль, мне на секунду кажется, что я ее где-то видела. Изучить незнакомку детальнее не позволяет Константин, который ведет ее к выходу. Совсем не галантно. Наоборот, настойчиво, жестко и нервно.

— Вера, вы еще в зале? Вам здесь больше делать нечего, — фурией подлетает ко мне Инна. — Не хватало мне еще за поваров от этого козла огрести, — добавляет чуть слышно и, лихорадочно прокручивая кольца на дрожащих руках, становится передо мой, заслоняя весь обзор. — Немедленно марш на кухню! Тщательно уберите все после себя, сложите вещи — и можете уезжать.

Конец ознакомительного фрагмента.