Как стать папой за пять минут

Вероника Лесневская (2024)

— Мне изменил муж. Прямо на свадьбе!– Что вы от меня хотите за пять минут до конца дежурства? — лениво поворачиваюсь. — Приходите после новогодних каникул, а лучше возвращайтесь к мужу…Резко осекаюсь. Передо мной — невеста в свадебном платье и с округлым животиком.– Беременна? Срок?– Тридцать пять недель. Мы спешили расписаться до родов, а он мне изменил. Вы должны аннулировать брак! Вот паспорт.– Кира Станиславовна, в девичестве Пампушина, — зачитываю имя. — Пампушка, ты, что ли? — узнаю в ней девочку из своего прошлого.– Что? Вы ненормальный? — возмущенно вскакивает с места. Значит, обознался.Кира хватается за живот и растерянно смотрит на кресло. Проследив за ее взглядом, замечаю мокрое пятно на кожаном сиденье.– У меня, кажется, воды отошли, — лепечет шепотом.Стоп! Какого…

Глава 3. Начальник, роды примете?

— Опустите стекло, — требовательно доносится по ту сторону обледенелого, залепленного снегом окна. Стук усиливается, к нему добавляется скрип, будто кто-то водит пенопластом по поверхности. — Немедленно выходите! — противный скрежет заставляет поморщиться. — Вы меня слышите?

— Пс-с, — шелестит сзади. — Надо открыть, — тонкие пальчики касаются моей сгорбленной спины, ощутимо давят в лопатку, порхают вверх по плечу, щекочут открытый участок шеи. — Вы там нормально вообще? — на смену мягким, теплым подушечкам приходят острые ноготки, от царапин которых я одновременно и дергаюсь, и нервно улыбаюсь. — Э-эй, — женская хватка на моем воротнике становится сильнее, а взволнованный голосок — ближе.

Очнувшись, нехотя отрываю лоб от руля, искоса наблюдаю, как гаишник пытается протереть водительское окно от изморози и заглянуть внутрь. Подавляю жгучее желание смыться через пассажирскую дверь, а потом без оглядки бежать по снегу прочь. От мучителя в погонах, от нестабильной беременяшки, которая то страдает от схваток и корчится в болевых спазмах, то сидит как ни в чем не бывало и советы раздает.

— Ты как, кстати? — поворачиваюсь к Кире и медленно, внимательно сканирую ее. Останавливаюсь на животике. Он на месте. И ребенок, надеюсь, там же. — Тебе легче?

— Вроде бы, отпустило пока, — задумчиво поглаживает себя. Плохо соображает, что с ней происходит. То и дело поглядывает на меня с надеждой, хотя я же предупредил, что в таких делах профан. — Терпимо, — чуть приподнимает уголки губ и демонстрирует завораживающие ямочки на щеках, тем самым немного успокаивая меня.

Отвлекаюсь на побочный шум, нащупываю телефон под креслом и быстро бросаю в трубку:

— Костя, адрес роддома эсэмэской скинь. Я как от гаишника избавлюсь, тебе перезвоню.

— Тело понадежнее спрячь, чтобы не пришлось весной за тебя краснеть, когда снег сойдет, — по-черному шутит он, но я обрываю звонок. Не до смеха мне! Рыдать хочется! Проснуться от этого кошмара, наконец.

В окно барабанят все громче и настойчивее, рискуя разбить его к чертям — и тогда поедем мы в больницу с ветерком. Если нас вообще отпустят…

— Ваши документы, — рявкает замерзший гаишник, как только я опускаю стекло. Молодой, зеленый, пацан совсем. Зато гонора на все пятьдесят лет выслуги. Он важно протягивает лапу в салон, тычет мне что-то под нос. Благо, не дубинку. — Пьяный? Дыхни!

— Нет, конечно, — отмахиваюсь, небрежно отбивая его руку. Ныряю во внутренний карман за правами, а следом вытаскиваю все его содержимое. — Извините, мы очень торопимся, — беспокойно добавляю, когда в уши проникает тихое кряхтение Киры.

Опять началось? Я не собираюсь у нее роды принимать на дороге! А если вдруг придется, то гаишник от меня просто так не отделается — акушером будет, чтобы впредь не выпендривался и честных водителей под Новый год не тормозил. Посмотрим, кто из нас больше вляпался!

— Вижу, как вы торопитесь, что на красный гоняете по перекрестку, — злобно пыхтит, выпуская пар изо рта. Выхватывает у меня всю стопку документов. Перебирает бумаги и карточки. Черт, у меня не карман, а черная дыра. Откуда там столько всего скопилось? И как поместилось…

— Простите, не заметил, — обреченно вздыхаю. Прикидываю, что мне грозит за это нарушение. Впрочем, проще на месте взятку дать.

— Вы понимаете, что создали аварийную ситуацию? Чудом избежали столкновения, — отчитывает меня парень, наверное, набивая себе цену, и показательно листает паспорт. — Максим Игнатьевич, — обращается ко мне. Прищуривается, сверяя мое лицо с фотографией.

— Кто? — вытягиваю шею, чтобы прочитать имя в удостоверении личности. Не мое, как и снимок. На нем урод какой-то. Не то чтобы я красавец, но этот вообще орангутанг, которого охотник запечатлел на фоторужье, причем в момент исправления естественной нужды.

— Это муж мой, — с тоской шелестит Кира, напоминая о себе.

Кривлюсь, стоит лишь представить их вместе. И что она в таком бабуине нашла? Мало того, что залетела от него, так еще и замуж выскочить хотела. Правду говорят, любовь слепа.

— Ясно, вроде похож, — поразмыслив над фотографией, юный сотрудник ДПС закрывает паспорт и отдает мне. Еще раз всматриваюсь в изображение и кривлю губы с отвращением. Ничего общего. Совсем слепой, что ли? — Так, а документы пассажирки где? — перегибает палку, будто мы в розыске. Жестит. Точно тариф в канун Нового года поднимает. — А, вот! Вижу, — открывает документ Киры. — Что же вы жену не бережете? А если бы авария? — цокает с укором.

— Полностью согласен, признаю свою вину. Отпусти, начальник, будь человеком, — боковым зрением улавливаю, как паренек расправляет плечи. — Давай договоримся и забудем об этом недоразумении, — достаю бумажник. — Мы в роддом спешим.

— В смысле, в роддом? — тяжело сглатывает, шмыгая красным носом. Встряхивает головой, едва не теряя шапку, и прищуривается недоверчиво. — Разыгрываете меня? — напряженно смотрит в салон, но Кира прячется за мной и сидит тихо, как мышка. Не скажешь, что пару минут назад она родить грозилась и кричала от боли. — Сейчас запишете меня на регистратор, а потом будет видео по интернетам и рутубам гулять. До начальства дойдет, и уволят меня. Нет уж, я ваши пранки не поведусь. И уберите деньги. Я самый честный и порядочный сотрудник ДПС, — четко чеканит, наклоняясь в салон в поисках камеры. Даже шапку снимает, чтобы в кадре лучше выглядеть. — Я взяток не беру.

С шумным вздохом хлопаю себя ладонью по лбу, рычу и яростно массирую переносицу. Черт, угораздило же меня на тупого птенца красноротого нарваться! Видимо, новенький и недавно в органах. Коллеги не научили его даже «договариваться», зато в качестве посвящения отправили на дежурство в новогоднюю ночь.

Идиот, еще и принципиальный. Терпеть не могу таких — мне моего друга хватает. Шаг влево, шаг вправо — расстрел.

— Мы правда торопимся, — повторяю мягче, а Кира опасно ойкает. — Жена рожает, — выпаливаю в панике, неосознанно записав ее в супруги. Плевать, лишь бы гаишник поверил и сжалился.

— Стоп! А права почему на другое имя? — сверяет мою карточку с данными паспорта Кириной макаки. — Чья машина?

— Моя. И права мои. Паспорт чужой, — тараторю, наблюдая за беременной через зеркало заднего вида. Она ложится на сиденья, мостится поудобнее. Не сводя с нее глаз, заторможено произношу: — Мой где-то… Тут… Должен быть… — лихорадочно роюсь в карманах. Ныряю в бардачок.

— Что-то тут нечисто, — парень потирает подборок и напрягает все извилины, даже ту, которая от фуражки. — Выходите из машины, будем оформлять. И я напарника вызову, — выуживает рацию.

Вскидываю подбородок и простреливаю гайца убийственным взглядом. Ему острых ощущений захотелось? Я пас!

— Подождите, я же правду говорю. Времени совсем нет, — уговариваю его, а у самого сердце заходится.

По хрен на штраф, но Киру я одну в машине не брошу.

— А-а-а! — истошный вопль заполняет салон, врезается мне в виски и парализует с головы до ног. Даже обернуться не могу. Ударная волна заставляет молодого гаишника отшатнуться от машины и выронить документы в снег. — Все-о! Я рожа-а-аю! А-а-а!

Бодрит! Нас обоих. Как мордой в сугроб! Святые ежики, за что?

— Можете ехать, — гаишник резко наклоняется, как сломанная пополам кукла, поднимает документы, запускает их в меня вперемешку со снегом. — Доброго пути! — отдав честь, пятится назад. Поскальзывается, падая на задницу у края проезжей части.

— Стоять! — ору что есть мочи, пытаясь перекричать Киру. Она, в свою очередь, снижает громкость, будто позволяет нам пообщаться. Странно, но анализировать некогда. — Вернись! Или сниму на камеру твой позорный побег! А дальше все, чего ты так боялся: слава в сети и пинком под зад со службы, — выставляю телефон, но даже не включаю его. На понт паренька беру, хотя у самого руки трясутся, как у алкаша. — Быстро сюда! Мне нужна твоя помощь.

— Ка-ка… К-ка-акая? — еле выговаривает, с трудом поднимаясь. Плетется к машине, путаясь в собственных ногах. Глупый, зато послушный.

— Знаешь, как сюда доехать? — показываю ему дисплей, на котором горит только поступившее от Кости сообщение с адресом роддома.

Кира, как по команде, издает протяжный стон, тем самым продолжает крепко держать гайца за яйца. И меня заодно.

— К-конеч-шно, знаю. У меня там мама работает, — судорожно и часто кивает он, как болванчик. Многострадальная шапка опять слетает с его пустой головы, катится по заснеженной обочине, а парень от страха с места не двигается. Уши алые, глаза по пять копеек, из раздувающихся ноздрей вырывается пар.

— Вот это удача! — довольно тяну в унисон с оханьем моей проблемной беременной. Мне кажется, или она совсем притихла? Будто нас подслушивает. — Звони матери, пусть готовит родзал. А сам заводи патрульную машину, включай мигалку — и поехали. Будешь путь прокладывать и сопровождать нас, чтобы успели без пробок.

Моргает. Еще раз. Хлопает ртом и глотает морозный воздух, как окунь, выловленный из проруби.

— Но я же на дежурстве, — чешет затылок. — Не положено.

— А-а-а! Больно-о-о! — звучит на ультразвуке, и мы оба на секунду зажмуриваемся.

Внутри моего автомобиля словно завывает сирена. Сердце пропускает удар, а потом и вовсе останавливается. Жуткий стон Киры напоминает писк кардиографа. Все, прямая линия.

— Шевелись! — гаркаю на гаишника, пока он не рухнул в обморок. — Или хочешь мне ассистировать, пока я роды у жены буду принимать, а? И пуповину перегрызать, — специально сгущаю краски, а самого трясет в лихорадке. — Выбирай! Считаю до трех! Ра-аз…

Парень огибает капот, виляет зигзагами по обочине, будто заметает следы.

— Два-а, — кричу ему вдогонку и коротко сигналю для устрашения.

Подскакивает на месте — и его заносит вправо, четко в сугроб. Отряхнувшись, парень ускоряется.

— Три, — киваю сам себе, наблюдая, как он залетает в машину. Заводится, глохнет, пробует еще раз. Теперь главное, чтобы в ужасе без нас не уехал.

Внезапно воцарившаяся в салоне тишина давит и настораживает. Никто не ойкает, не визжит, не стонет. Я как в вакууме, лишь в ушах свистит.

Гробовая ти-ши-на.

Что-то с Кирой? Или я оглох?

Не отвлекаясь от патрульного автомобиля, на котором все никак не включаются проблесковые маячки, я завожу руку назад. Наткнувшись пальцами на живот, накрываю округлость ладонью, зарываюсь в складки платья, чтобы быть ближе к теплому телу, внутри которой копошится маленькая, но очень несносная жизнь. Мысленно прошу ее успокоиться и повременить с появлением на свет. Рано…

— Кирочка, девочка, дыши, — на автомате шепчу. — Сейчас поедем, потерпи.

Мигалка впереди коротит, как китайская гирлянда, и спустя хренову тучу попыток наконец-то загорается вместе с характерным сигналом. Облегченно выдохнув, на эмоциях ласково провожу вверх по животику дрожащей рукой, упираюсь в декоративный поясок, отделяющий юбку свадебного платья от лифа, случайно дотрагиваюсь до края груди. Не придаю этому значения — ситуация совсем не располагает к романтике. Не тот случай, чтобы видеть в Кире женщину. Тем не менее, продолжаю ее бережно гладить. С каким-то ненормальным удовлетворением, словно и сам от этого успокаиваюсь.

— Эй, малышка, слышишь меня? — обращаюсь то ли к Кире, то ли к ее ребенку. — Терпи, едем уже, — нервно постукиваю носком ботинка по педали газа, мысленно подгоняя нерасторопного гаишника, который все никак не решается вырулить на трассу.

— Вы меня не лапайте! — внезапно фыркает она и отбивает мою руку. Выпрямляется, схватившись за спинку кресла. — Я вам не малышка. Лучше трогайтесь, а то полицейская машина без нас уедет, — приказывает на удивление бодро и строго.

Вздернув брови, оглядываюсь и шокировано сканирую без пяти минут роженицу. Сидит как ни в чем не бываю, поправляет сбившуюся ткань на высокой груди, равняет помятые юбки, при этом мрачно зыркает на меня исподлобья, как на латентного Джека Потрошителя. Губы дует, дышит возмущенно и часто, но… даже и намека нет на схватки.

— Ты… — хриплю сорванным голосом. — А ты что… — прочищаю горло и чувствую, как у меня начинает дергаться глаз. — Ты не рожаешь еще?

Замирает, несколько раз взмахивает длинными влажными ресницами, убирает каштановую прядь со лба.

— Так я же вам сказала, что меня отпустило, — невозмутимо пожимает плечами, в то время как я чуть инфаркт не получил. — Еще когда гаишник нас остановил. Вы забыли? — добивает невинной улыбкой.

— Ты же так вопила, — открываю рот и не могу захлопнуть. Помогаю себе рукой, подперев отвалившийся подбородок.

— А что мне оставалось делать, если вы даже с парнем-«новобранцем» договориться не могли? — ехидно хмыкает. — Из вас дипломат никакой! Я начинаю сомневаться в вашем юридическом мастерстве. Надеюсь, хоть с ролью извозчика справитесь, — откровенно хамит. Мстит мне, видимо, за все слова, что я ей сказал в панике.

— Издеваешься? — зарываюсь пятерней в волосы. — Я тут чуть не поседел из-за тебя!

— Волновались? — ошеломленно распахивает губы.

— Обос… кхм… растерялся, — отворачиваюсь от нее.

Вот заноза! Еще не родила, а уже все нервы вытрепала.

— Вы не отвлекайтесь от дороги, — подзуживает позади. — А то ассистент ваш без нас уедет.

— Не командуй, — огрызаюсь, но оперативно пристраиваюсь за машиной ДПС, стараясь не отрываться.

— Кстати, перегрызать пуповину негигиенично. Вы вообще в своем уме? Такое предлагать непонятно кому, пусть даже несерьезно, — бурчит обиженно.

— Да я бы этого олуха к тебе вообще не подпустил, — цежу недовольно. Звучит ревниво, будто я и правда ее муж. — Приляг, Кира, и постарайся не родить по дороге.

— Окей, — подозрительно быстро сдается и устраивается на боку так, чтобы видеть мой профиль. Одну руку подкладывает под голову, а второй придерживает живот. — О-ой, — то ли стонет, то ли хихикает.

— Что опять? — дергаю голову в ее сторону так резко, что чуть шею не сворачиваю. Оцениваю беременную пристальным, беспокойным взглядом. Лежит себе, отдыхает и даже бровью не ведет.

— Ой, нет, ничего, — блаженно улыбается. Ненормальная. — Просто малышка так сильно ударила в самый низ, что я испугалась. Все хорошо, — опускает ресницы и дальше говорит уже не со мной. — Тише, все будет хорошо.

Да уж, наверное. Если меня кондрашка не хватит по пути в роддом.

Рука на руле подрагивает, тремор не отступает, дыхание как сбилось после крика Киры, так до сих пор не может восстановиться. Перед глазами — спасительная мигалка, на которую я ориентируюсь, как на свет в конце тоннеля.

Чтобы не чокнуться, включаю радио, и по салону разливается незамысловатая современная песня.

Спокойно! Сейчас доставлю Киру в пункт назначения, сдам врачам, а сам с чистой совестью — в клуб. Впервые в жизни напьюсь до бессознательного состояния. Впритык до наступления Нового года успею. Отличный план.