Зеркала Линарии

Вера Игнашёва

Сказка-фэнтези о стране Линарии и её жителях. Дружба, приключения, потери и, конечно, любовь героев этого повествования не оставят равнодушными ни одного читателя.

© Вера Игнашёва, 2020

ISBN 978-5-0050-4134-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1 Пешки

В бархатном кресле, поджав ноги, сидела девушка. Она смотрела невидящим взглядом светло-голубых глаз в сторону большого окна, по которому стекали капли дождя. Светлые волосы рассыпались по плечам, одна прядь упала на лицо и почти скрыла высокий лоб. Девушка даже не шелохнулась, когда в комнату быстро и легко вошла её ровесница.

— Госпожа Юлия, время переодеться к ужину.

Ничего не ответив, блондинка выразительно посмотрела на часы над камином, которые показывали без четверти шесть, а потом на подол своего домашнего платья из тонкой ткани цвета её глаз.

— Нет-нет, Ваш отец объявил, что ужин будет торжественным. Чтобы сделать прическу, нужно начинать уже сейчас!

От волнения веснушки на вздернутом носике служанки загорелись ярче, а рыжие кудри выбились из-под чепца, когда она затрясла головой, как бы предупреждая, что дальнейшее сопротивление бесполезно.

— Тогда золотое, Ада, — лицо хозяйки осталось холодно-безразличным. Она поднялась и встала, подобно статуе с протянутыми вперед руками, выражая полное равнодушие к тому, как служанка будет справляться с её переодеванием и прической, — Поторопись.

На пороге огромной залы Юлия на минуту замерла. Сотни свечей горели ярко и отражались в хрустальных бокалах на длинном столе, а также в украшениях многочисленных гостей. Слишком много людей, слишком много света.

Руки девушки задрожали. Она сделала над собой усилие и крепко, но изящно, взялась кончиками пальцев за подол своего наряда, струящегося как жидкое золото. Затем Юлия выпрямилась и с надменным видом прошествовала мимо бесконечно долгой череды кланяющихся ей придворных. Лицо принцессы было бесстрастно, словно маска. Возле предназначенного для неё стула по левую руку от Эриха Горного, или Гордого, как иногда его называли, она остановилась.

— А вот и наша дорогая Ю, — глаза женщины, сидящей справа от отца, странно сверкнули, а зазмеившуюся по ярко-красным губам улыбку никто не решился бы назвать приветливой.

— Добрый вечер, отец. Добрый вечер, тётя Эм, — этикет и хорошее воспитание, но ещё более нежелание смотреть в глаза старшим, заставили девушку склонить голову.

— Почему Ваша госпожа должна ждать?! — вспышка гнева Юлии была обращена в сторону слуги-подростка, недостаточно проворно отодвинувшего стул, и позволила отвлечь внимание взрослых от самой принцессы.

— Простите, моя госпожа.

— Кто ты есть?

— Меня зовут Питер.

— Ты будешь наказан.

— Да, госпожа.

Но Юлия уже не смотрела в его сторону. Слишком много света и блеска. До сих пор дрожащие руки принцессе пришлось спрятать, но этого никто не заметил. Ужин шёл своим чередом. Пока девушка говорила со слугой, её отец жестом повелел гостям садиться — и в одну минуту все приглашенные оказались за столом. Эрих Горный не любил ждать. Сверкнув такими же голубыми, как у дочери, глазами, он начал приветственную речь.

— Где тебя носит, Грегор! Вечно ты уходишь и шляешься где-то весь день вместо того, чтобы помочь матери по хозяйству! Я целыми днями ломаю руки о чужое белье, чтобы мы не сдохли с голоду, а ты даже дров не желаешь наколоть! На дворе октябрь, теперь не обойтись тряпкой вместо одеяла по ночам или стогом сена на улице! В доме ни крошки еды, собачий холод, а этот разгильдяй, знай себе бегает в соседнюю деревню пялиться на эту девку — дочь мясника! Еще добро бы мяса оттуда приносил, так ведь нет: ест здесь, а работает за бесплатно там! Ну, что за Судьба! У, глаза бы мои не смотрели! — и прачка, с красными и потрескавшимися от постоянной стирки руками, замахнулась на сына только что отжатой простыней.

Гневная речь не произвела никакого впечатления на худого подростка.

— Мать, не заводись, — только и сказал нескладный парень, ухмыльнувшись. Крупной, как у взрослого мужчины, рукой он отбросил со лба тёмные прямые волосы и, весело насвистывая, отправился в сарай, чтобы выполнить материнскую просьбу.

Грегор Безотцовщина был не из тех, кого легко смутить или озадачить. В деревушке Стул, расположенной на западе Линарии, сын прачки славился дерзким нравом. Разница в возрасте не останавливала этого юнца и перед двадцатилетними парнями, если его задирали. Так что драки в жизни Грегора были самым обычным делом. Свою матушку Силию он жалел, но не слушался лет с десяти. Если хотел уйти — уходил, и приходил назад тоже по собственному желанию.

Когда, после колки дров, потный и грязный подросток вернулся из сарая в обшарпанные стены родного дома, там его ожидал сюрприз. На стуле посреди единственной комнатки сидел деревенский староста Проспер. Добродушное краснощекое лицо почтенного дядюшки выражало решимость, отчего выглядело донельзя потешно. Грегор расплылся в улыбке, едва сдерживая рвущийся наружу смех.

— Здравствуй, Грегор, — неожиданный гость, похоже, даже пыхтел от напряжения.

— Здравствуйте, староста Проспер, — за официальным тоном Грегор попытался скрыть безудержное веселье, бушевавшее внутри.

— Твоя мама попросила меня серьёзно поговорить с тобой, мой мальчик, — голос дядюшки, и правда, звучал печально.

— О чём же? — парень вздохнул и приготовился к очередной порции нудных нравоучений, которыми взрослые частенько докучали ему. С теми же недовольными, кто был ненамного старше, Грегор просто дрался.

— Ты и сам прекрасно знаешь, как трудно было Силии вырастить тебя одной, без отца. Наши законы запрещают людям, живущим вне городов при замках, заниматься торговлей и использовать деньги. В деревнях разрешены только натуральный обмен и работа за еду. И не нужно гневить Судьбу, идя против закона. Ты знаешь это не хуже меня.

Дядюшка немного отдышался, набрал воздуха и продолжил:

— Община существует для того, чтобы помогать друг другу, но помощь не даётся тем, кто не отвечает на неё. Грегор, мы знаем, что ты каждый день проходишь несколько миль на восток в деревню Порог, чтобы увидеться там с девушкой. Но известно ли тебе, что ты этой девочке не ровня? Она никогда не выйдет за тебя замуж, а уж, тем более, не сбежит с тобой, ведь ты не сможешь её обеспечить ни едой, ни жильем!

Ты тратишь время на работу в чужом селении! Возможно, тебя там кормят. Но жителям твоего родного Стула это не приносит никакой пользы. Учти, староста Порога никогда не согласится взять тебя туда на жительство — у тебя нет родственников в их деревне. Я взываю к твоему разуму, если он, конечно, у тебя остался: прекрати ходить туда, это принесёт несчастье и тебе, и твоей матери!

Юлия очнулась от своих мыслей, только когда услышала собственное имя. До сего момента отец говорил о том, что известно каждому жителю Линарии: о былом величии процветающего королевства, о собственном отце — могучем короле Эриане; о двух своих братьях, с которыми Эриан перед смертью велел ему разделить страну на три равные части, чтобы каждый из сыновей правил собственной землей, не претендуя на долю брата; о том, что теперь Линария пришла в упадок и окружена более сильными соседями, от которых королевство защищено густыми лесами на западе, непроходимыми болотами на севере, пустынями на юге, и, наконец, горами на востоке, среди которых и стоит город-замок Орлос…

И вдруг, рассказывая о диких и свирепых восточных соседях, что живут за горными хребтами, он заговорил о Юлии. Так вот к чему этот торжественный ужин в октябре месяце, когда по календарю нет никаких праздников и увеселительных вечеров!

«Юлия — моя единственная дочь, и самый прекрасный цветок на горных склонах нашего королевства, по нашему недавнему договору с послами царя Седерака, выйдет замуж за его старшего сына Редека. Этот брак укрепит связи между западом Линарии и Делайским государством», — объявил принц Эрих с весёлой улыбкой и, похоже, с радостью, — «Выпьем же за благоприятную Судьбу и успех нового союза!»

Сидящая рядом с ним сестра её матери — тётя Эмилия, впилась в Юлию взглядом небольших глубоко посаженных глаз:

— Ты счастлива, дорогая? Твой отец так о тебе заботится!

— Да, тётя, Вы совершенно правы, — бесцветным голосом ответила будущая родственница правителей Делайи. Сейчас дочь Эриха Гордого больше напоминала мраморную статую, настолько мертвенно бледным стало её лицо.

Впрочем, никто из гостей не обращал на Юлию никакого внимания, будто хозяин Орлоса говорил о ком-то другом. В сторону принцессы не решался посмотреть ни один человек. Даже отец не сказал ей ни слова и ни разу не взглянул на неё.

Ужин продолжался, а Юлия безотрывно смотрела на серебряные стрелки часов на стене Большого зала и считала минуты. Она выжидала положенные полчаса, после которых, согласно этикету, она сможет удалиться в свою комнату.

Оказавшись наконец одна, Горная принцесса, как её называли, со стоном упала на застеленную кровать. Из голубых глаз полились слёзы, которые Юлия и не пыталась вытирать. Слёзы обильно стекали на подушку, отчего лежать на ней становилось мокро, но девушке было всё равно.

Грегор Безотцовщина стоял, уставившись вниз — на свои пальцы, торчавшие из разорванных старых ботинок. Желваки юноши ходили ходуном, кончики ушей горели, а кулаки сами собой сжимались. Молчание Грегора не выглядело ни смиренным, ни спокойным.

— Я не могу выполнить Вашу просьбу, староста Проспер, — с трудом выдавил сын прачки.

— Тогда придётся запереть тебя в карцере, — вздохнул дядюшка, — Эй, парни, — крикнул он в окошко неожиданно зычным и громким, для такого добряка, голосом. И, не успел Грегор встать в боевую стойку, как пятеро дюжих молодцов уже скрутили ему руки и потащили из дому. Он что было мочи брыкался и вопил, но безуспешно.

Карцером в деревне называли деревянный домик, отличавшийся от других домов меньшим размером и узким окном, похожим на щель. Дверь запиралась снаружи на два большущих засова. Нарушителя порядка обычно держали взаперти до тех пор, пока остальные жители были согласны по очереди приносить ему миску супа и ломоть чёрствого хлеба один раз в день.

Грегор догадывался, что может остаться в карцере надолго. В Стуле имелось слишком много желающих, чтобы драчливый парень подольше посидел взаперти. Нынешний год выдался урожайным, голод деревне не грозил, а значит и похлёбку для пленника найдут.

Так и произошло. Миску с едой приносили в полдень и просовывали в прямоугольное отверстие в низу двери. Скудная еда и одинокое сидение в тесной, тёмной и холодной комнатушке, действительно, заставили Грегора серьёзно поразмыслить о собственной судьбе. Вечером третьего дня несвободы парень начал громко требовать, чтобы позвали старосту Проспера. Орать сын прачки всегда был горазд, так что жители соседних с карцером домов сочли за лучшее поскорее выполнить просьбу Грегора Безотцовщины.

— Госпожа моя Юлия, Вы не съели за ужином ни крошки! Мне Питер сказал, — Ада вошла в комнату с тарелкой в руках, — Я принесла Вам рагу. Пожалуйста, поешьте!

Слабое движение руки — и служанка в мгновенье ока заперла дверь на все задвижки и подбежала к кровати.

— Юлия, госпожа, Вам нельзя так, перестаньте! Вспомните, что случилось три года назад! — на лице рыжеволосой девушки была написана непритворная тревога, а в руках откуда-то появился бокал с водой, — Пейте!

Три года назад. Конечно, Юлия помнила. В двенадцать лет она впервые узнала о себе кое-что, чем не намерена делиться ни с кем и сегодня. Случившиеся с ней тогда истерику и испуг удачно списали на выскочившую прямо под ноги девочке крупную мышь. Мышей принцесса всегда боялась. А в тот раз после нескольких часов рыданий — стала слабой, заболела и три недели провела в постели.

Однако, с тех пор прошло достаточно времени, чтобы дочь Эриха Горного научилась держать себя в руках и не выдавать истинных своих чувств в любой ситуации. Но не сегодня.

— Ты знаешь, Ада, ты уже знаешь? — проговорила Юлия сквозь слёзы, пытаясь одновременно разобрать ослабевшими от переживаний руками локоны, собранные в пучок слишком туго.

— Конечно, госпожа, все знают. Мне ведь придётся ехать с Вами.

— Что я ей сделала? Почему она ненавидит меня? Разве я виновата, что по закону отец не может на ней жениться? Неужели ей мало того, что моя мать умерла при родах, и она живет здесь, как хозяйка? Разве её дочь не владеет лучшими вещами, тогда как я должна ютиться в самой холодной комнате? Это она настроила отца против меня! Потому-то он за всю жизнь ни разу и не сказал мне доброго слова, не приласкал меня! А теперь хочет отправить в самую ужасную страну, которая только есть поблизости. Проклятая Судьба! Нет, лучше я умру.

— Даже не думайте о таких глупостях! — обычно жизнерадостное лицо рыженькой Ады горело от негодования, — Вы взрослая девушка, а плачете, как пятилетний ребёнок! Прекратите немедленно! Выпейте воды.

Юлия была не в состоянии удержать в трясущихся руках бокал. Служанке пришлось поить принцессу, держа сосуд в правой руке и придерживая голову девушки левой. Зубы у госпожи стучали, и Ада порадовалась про себя, что посуда сделана не из обычного стекла. Хрустальный бокал выдержит, ведь Орлос славится самым лучшим горным хрусталём. А вот соседняя Делайа, на их беду, славится ужасным отношением к женщинам.

— Я сейчас Вас раздену, и постарайтесь уснуть.

— Я постараюсь, Ада.

Юлия знала, что спорить бесполезно — лучше согласиться. Тогда она наконец останется одна и сможет без помех предаться мыслям о своей загубленной жизни. И о ещё более ужасных вещах, которые не давали дочери принца Эриха спокойно спать вот уже три долгих года.

Забыться неровным сном принцессе удалось только под утро.

— Добрый вечер, Грегор. Ты хотел меня слышать? — дядюшка хорошо понимал, что видеть друг друга в данный момент они точно не могут.

— Да, староста. Я согласен на всё, что Вы предлагаете. Выпустите меня, — вежливость никогда не была сильной стороной Грегора. И, вообще, он не считал необходимым здороваться с врагами.

— Ты хорошо подумал, мой мальчик? — всё-таки дядюшка Проспер был очень мягким человеком, — Должен предупредить, что в Пороге тебя тоже не ждут с распростёртыми объятиями. И, возможно, также захотят посадить под замок.

Такого поворота Грегор не ожидал, но менять свои планы он не собирался.

— Я всё понял, староста Проспер. Я никуда не пойду. Выпустите меня. Обещаю отправиться домой и сидеть там.

По крайней мере, это предложение могло быть правдой, ведь молодой человек не стал утруждать себя уточнением «как долго» он будет там сидеть. Засовы были сняты, и Грегор под недоверчивыми взглядами соседей отправился восвояси, то есть домой к Силии.

Сыну прачки совсем не понравилось просить старосту, но и сидеть в карцере ему тоже не слишком хотелось. Какое будущее ожидало его здесь, в Стуле? Работать за еду на кого-то из соседей, кто был удачливее или владел ремеслом? Матушка не позаботилась о том, чтобы отдать его в подмастерья к кузнецу или к пекарю, да, хотя бы, и к мяснику.

Грегор не желал признаваться самому себе, что причиной, по которой он оказался необученным к пятнадцати годам, было не слабоволие матери и даже не бедность их семьи, а его ужасное упрямство. Уже с пяти лет он целыми днями носился с другими сорванцами по окрестностям, вместо того чтобы ходить в школу, хотя после семи мать его и заставила, выдрав хорошенько. Но даже то скромное образование, что мог дать деревенским ребятишкам дядюшка Проспер, было у Грегора Безотцовщины неполным — парню больше нравилось, как говорила Силия, «шляться по лесу».

Про своего отца мальчик ничего не знал, но несколько раз во время ссор и драк сверстники обзывали Грегора «сыном чужака» и «солдатским отродьем». Из чего парень сделал вывод, что отец его был солдатом из другой страны. Но точно мальчишка ничего не знал, сам не спрашивал, а матушка никогда не говорила.

Видя, как достаётся от сердитых папаш его товарищам по играм, сын прачки никогда сильно не сожалел об отсутствии родителя. «Может, оно и хорошо, — размышлял он после очередной материнской взбучки, — У Силии рука не такая тяжёлая, а подрасту, так и вовсе драть не сможет.»

Солнечные лучи падали на мраморный чёрный пол через узкое восточное окно, отчего рисунок на плитах выглядел странно отчетливым. Ада уже унесла тарелки и приборы после устроенного прямо в кровати завтрака. Причесанная и внешне спокойная Юлия с толстым фолиантом на коленях сидела в своём любимом кресле. Казалось, она внимательно читает или разглядывает рисунки в старинной книге в тяжелом кожаном переплете.

Служанка с рукоделием в руках расположилась на стуле неподалеку и, в очередной раз взглянув на госпожу, отметила, что страницу книги та не переворачивала вот уже добрых двадцать минут. Принцесса не выказывала никакого желания разговаривать, а у рыжеволосой девушки хватало ума молчать.

Вдруг в дверь постучали. Юлия бросила быстрый взгляд на служанку и громко сказала: «Войдите!» Выражение лица, слегка приподнятые в вопросительном внимании тонкие брови и удивленный взгляд принцессы, как бы говорили: «Кто это? Мы никого не ждём.»

Дверь с тихим скрипом отворилась. В дверном проеме стоял коренастый мужчина в чёрном камзоле. На груди нежданного визитёра поблескивала массивная золотая цепь, а на ней висел большой, длиной с ладонь взрослого человека, ключ из того же драгоценного металла. Гость неторопливо вошёл, поклонился, пригладил чёрную с проседью бороду и, чуть растягивая слова, произнёс:

— Доброе утро, госпожа моя Юлия.

— Доброе утро, Михаэль. Что привело уважаемого казначея к нам в столь ранний час?

На самом деле удивление принцессы было так велико, что она ухватилась за переплёт книги, как за спасательный круг, удерживающий её от того, чтобы вскочить и воскликнуть: «Что Вам понадобилось в моей комнате?! За пятнадцать лет Вы заговаривали со мной от силы три раза, а теперь врываетесь, как старый знакомый! Вы самый угрюмый человек в Орлосе, непонятный и пугающий. Уходите!»

— Я отвлекаю мою госпожу от важных дел? — взглянув на книгу в руках Юлии, сказал казначей. Этикет требовал, чтобы руки во время беседы были свободны.

— Нет, я уже закончила, — с почти осязаемым сожалением девушка передала том в руки подошедшей Ады, — И я надеюсь, что моя служанка может присутствовать при нашем разговоре, — продолжила хозяйка комнаты.

— Да, конечно, никаких секретов, — глаза из-под кустистых бровей посетителя смотрели без неприязни, но вызывали желание поежиться, — Я пришел с частным визитом, а разговор касается вас обеих.

— О чём же Вы хотите нам рассказать? — Юлии удавалось сохранять вежливую улыбку и безмятежное выражение лица.

— О Вашей дальнейшей судьбе, драгоценная принцесса Юлия, — и без дальнейших отступлений гость продолжил, — Все мы знаем, какую участь приготовили Вам Ваш отец и тётя. Многие при дворе принца Эриха помнят и любят Вашу покойную матушку Вэллу Прекрасную. Вы так на неё похожи.

— Всем, кроме глаз, — перебивать было невежливо, но слова сорвались с губ золотоволосой девушки так быстро, что она сама поразилась. Казначей, намеренно или случайно, привёл одно из самых болезненных для дочери Эриха и Вэллы сравнений.

— Да, кроме глаз, — согласился он, — Глаза у Вас отцовские. Но это сейчас не имеет значения. Вам угрожает страшная опасность и уготована многих из нас сильно огорчившая участь, — низкий голос звучал почти сочувственно, — Вам необходимо бежать, госпожа моя. И как можно быстрее. Принц Эрих хочет отправить Вас вместе со служанкой в Делайю через неделю. Завтра весь двор уезжает на охоту в леса на восточных склонах. Это единственный шанс уйти из замка незамеченными. Я надеюсь, что у столь юной служанки хватит ума и сил, чтобы помочь своей госпоже? — и Михаэль Кредо с сомнением посмотрел на веснушки Ады.

Ада гордо выпрямилась, но тут же одумалась и глуповато улыбнулась. Будучи всего на год младше принцессы, она с малых лет научилась с выгодой для себя использовать свою детскую внешность, не внушающую окружающим никаких подозрений о том, что в рыжей кудрявой головке находится весьма практичный и быстрый ум. Это помогало ей безнаказанно находиться рядом с вельможами, ведущими серьёзные, а иногда и тайные, разговоры.

— Благодарю Вас, Михаэль, за заботу о моём будущем, — голос Юлии звучал холодно и бесстрастно, — Я надеюсь, что Вы глубоко заблуждаетесь относительно намерений моего отца. И обещаю Вам, что не придам огласке нашу частную беседу. А теперь попрошу нас оставить. Мне нужно переодеться на прогулку.

Вид у казначея был такой, будто на него вылили ушат холодной воды. Но он быстро справился с эмоциями и, пригладив двумя руками свои седеющие волосы, сказал:

— Как будет угодно моей госпоже. Но, если мои слова всё же нашли отклик в Вашем разуме и сердце, то знайте — в Орлосе у Вас есть друзья, готовые оказать Вам помощь. Времени для принятия решения у Вас немного. Да благословит Вас Судьба во веки веков. Позвольте мне удалиться, — придворный казначей поклонился и вышел.

Аде не нужно было объяснять, что делать. Дверь была мгновенно заперта. От спокойствия принцессы не осталось и следа: щёки её пылали, кулаки сжимались, голубые глаза горели гневом.

— Да как он посмел! Кто он такой, чтобы указывать мне как поступать?!

— Но ведь он прав, — смиренно сказала рыжая служанка, готовая к тому, что гнев Юлии переключится на неё.

— Прав, прав. А-а-а-а, что же мне делать?! Я не могу бежать — я не знаю куда. Мы не уйдём далеко по лесу. Я боюсь оставаться и боюсь уйти. Мне страшно, Ада! Я пропаду в любом случае, — гнев на бледном лице сменился выражением полного ужаса.

— Госпожа моя, успокойтесь, — Аде пришлось даже слегка встряхнуть принцессу за плечи, — Я уже обо всем подумала. Мы можем отправиться на Остров к брату Вашего отца Клайву. Туда всего двадцать дней пути, если сначала на лошадях, а потом на лодке. Он с радостью примет Вас и не выдаст людям Эриха Горного.

— Что ты несёшь? С чего Клайв Озёрный примет меня — дочь старшего и ненавистного брата? Да и добраться мы туда не сможем: деньгами пользоваться нельзя, ты сама знаешь, на лошадях я ездила только на пару часов охотиться, а дорогу мы с тобой и вовсе не найдём без проводников. Нас могут выдать сборщикам налогов моего отца в его владениях, а это, считай, вся суша до самого Великого Озера. Мы же не можем стать невидимыми и ничего не есть к тому же?

— Во-первых, Вы заблуждаетесь насчёт принца Клайва. Неужели Вы не знаете, что все три брата были влюблены в Вашу матушку, но она предпочла Вашего отца? Вы почти точная копия Вэллы Прекрасной! Вам даже доказывать не нужно, кто Вы такая. Говорят, что у Клайва в Главной зале висит портрет Вэллы, и он не женится, потому что до сих пор любит её.

— Ну, это не причина для того, чтобы помогать её дочери, которую он видел лишь в колыбели.

— Вы забываете, что кроме любви к прекрасной даме, у него есть ещё ненависть к брату-захватчику.

— О, да! Я помню, что часть прибрежных земель отошла отцу по причине его более сильной стражи и сборщиков податей. Но Клайв сам виноват, нужно было их охранять получше.

— Великая Судьба! Юлия, госпожа моя, забудьте на время о родовой гордости, а подумайте-ка лучше о собственной жизни и безопасности. Если мы хотим уйти без помех, то нужно воспользоваться советом казначея и уходить завтра.

— Советом его я могу воспользоваться, а вот помощью вряд ли. Я бы предпочла, чтобы никто не знал о том, что я сбежала.

— Мы так и сделаем. Я почти всё приготовила ещё вчера. Я ведь знала, что будет вечером, — Ада виновато скосила глаза в сторону, — Ну, Вам об этом говорить было бестолку.

— Хорошо, давай пока выйдем на прогулку, чтобы не давать повода сплетням и надежды Михаэлю, а в парке спокойно всё обсудим, — к принцессе вновь вернулось обычное внешнее самообладание.