IV
Швабер имел отдельный кабинет. Хотя и очень маленький — три шага в ширину и пять шагов в длину, — но свой отдельный кабинет. Этот закуток с высоким венецианским окном он выгородил голубой фанерной стенкой из большой общей комнаты бухгалтерии в прошлом году. Он гордился своим приобретением и всякий раз любил говорить: «Зай дете ко мне в кабинет! Я буду у себя в кабинете!»
Адам знал от кухонных работниц, что завхоз Швабер ест больничное и, мало того, всегда старается выхватить лучший кусок, всегда торопится и от этого у него изо рта падает, — так кухарки рассказывали. Адам брезговал Швабером. Швабер в свою очередь терпеть не мог Адама, но, зная, что с ним дружен профессор Никогосов Николай Артемович, не решался притеснять Адама и придираться к нему.
Когда Адам отворил легкую фанерную дверь кабинета Швабера, тот крутил маленький черный арифмометр.
— Доброго здоровья, Вениамин Иванович! — осевшим хриплым голосом сказал Адам.
Швабер молча крутил арифмометр.
— Доброго здоровья! — повторил Адам громче.
Едва взглянув на него из-под очков, Швабер буркнул что-то нечленораздельное и снова крутнул ручку арифмометра.
Митькины трусы лежали на подоконнике. Чтобы достать их, нужно было перегнуться через стол Швабера.
— Я насчет пацана, трусы вы у него… — начал Адам.
Швабер моментально оживился, бросил крутить арифмометр, двумя пальцами, как что-то гадкое, поднял Митькины трусы, лежавшие на подоконнике, и усмехнулся криво, обнажив длинные тусклые металлические зубы:
— Вы отец? Мать? Дедушка? Когда они все стекло на кухне разбили на кусочки, вы пришли заступаться! Когда за кочегаркой они огонь сожгли, снова заступались! Хватит с меня, я вам говорю! — Швабер повысил голос, и зубы его звучно щелкнули.
— Пустое всё говорите, — тихо сказал Адам, — нельзя так. Пацан со стыда сгорит. Или вы сами маленьким не были?
— Я был. Я был мальчиком. Настоящим, хорошим мальчиком от хороших родителей. Я не был такой шантрапой. — Распаляясь, Швабер бросил трусы на подоконник, и они упали довольно близко от Адама. Адам понимал, что его не переубедишь, и, когда Швабер сделал вид, что разговор окончен, и склонил свою жилистую лысину над арифмометром, Адам потянулся и взял трусы с подоконника.
— Отдайте на место! — побагровев, вскочил со стула Швабер. — Отдайте на место!
— Не отдам, — спокойно сказал Адам и повернулся, чтобы выйти из комнаты. Швабер выскочил из-за стола и потными ладонями стал хватать Адама за руки.
— Уйди! — сказал Адам негромко, но так, что Швабер попятился от него.
Выйдя на крылечко, Адам отдал трусы Феде.
— Ну я покажу! Ну я не потерплю! — захлебывался из окна Швабер. Но его никто не слушал.
Мальчишки, счастливые удачей, бежали к бассейну. Адам шагал к себе в сторожку и думал о том, что лучше было бы, если бы со Швабером обошлось без ссоры: уж очень он мелочный, паршивый человек, на все способен.
