Псевдолотман. Историко-бытовой комментарий к поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин»

Василий Сретенский, 2013

Приближение к аутентичному восприятию текста поэмы А.С. Пушкина «Граф нулин» подразумевает знакомство со многими забытыми понятиями и явлениями. Разделим их для удобства на три круга. Первый круг – это общие представления о жизни и быте того общественного слоя, а именно российского дворянства первой четверти XIX века, к которому принадлежат герои поэмы. Эти представления сравнительно устойчивы на протяжении большого отрезка времени. Они начинают формироваться в 30-40-е годы XVIII века и уходят в прошлое (и то не сразу) с отменой крепостного права в России, то есть в 60-е годы века девятнадцатого. Второй круг – детали быта, а также интересы, взгляды и представления, отражающие специфику того исторического отрезка, в который помещено действие поэмы, то есть середины 20-х гг. XIX века. Третий – знакомство с уровнем образования и литературными интересами возможного читателя поэмы этого времени и, соответственно, понимание тех аллюзий, которые у него могли возникнуть. Издание второе.

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Принципы и структура комментария

Произведения великих писателей живут особой, ни с чем не схожей жизнью. При своем появлении они привлекают читателя новизной языка, художественных приемов, несхожестью с тем, как писали раньше. Они злободневны в самом широком смысле этого слова, поскольку существуют (пока) лишь в контексте породившей их эпохи. Не случайно первая реакция первых читателей — всегда — «узнавание» в героях и ситуациях себя, своих друзей, врагов и знакомых. Проходит несколько лет, и они теряют актуальность и остроту новизны.

К тому же их накрывает волна подражаний и заимствований, пряча в общем потоке литературы уникальные черты, низводя гениальные прозрения до уровня банальности. Но затем именно эти произведения возрождаются в каждом поколении читателей чередой новых смыслов и новых ассоциаций.

За ними тянется культурный шлейф, в котором переплетаются эпохи, разделенные тысячью лет, и страны — тысячью километров. Чтение этих произведений порождает эффект «волшебного сундука», из которого каждый может вытащить лишь то, что знает. А поскольку у этого сундука нет дна, то и читать такое произведение можно бесконечное число раз, получая новое знание и новые впечатления. Впрочем, это не мешает читателям-неофитам наслаждаться ими не как музейной редкостью, не как свидетельством эпохи, а как живым и современным творением.

В этом смысле литературное произведение подобно старинному зданию, в котором каждое новое поколение жильцов меняет планировку и интерьер помещений, приспосабливая его к своим нуждам и забывая о том, для кого (и для чего) оно когда-то строилось. Но если в архитектуре даже по небольшим сохранившимся сквозь все перестройки, пожары и разрушения фрагментам фундамента и стен можно установить первоначальный замысел архитектора, то в литературе тем более возможно приблизиться к изначальному звучанию произведения, выявляя круг значений и смыслов, тождественных времени его появления. Так иногда музыканты, обращаясь к произведениям старинных композиторов, используют инструменты и исполнительскую манеру того времени, когда произведения эти создавались. И какое наслаждение — счищая слой за слоем наросшие со временем смыслы, добраться, наконец, до первого — и хотя бы отчасти почувствовать себя современником автора!

Этот комментарий создавался с одной целью: восстановить (насколько это возможно) почти забытый смысл той части пушкинского текста, который был хорошо ясен современникам, не нуждался в пояснениях и вызывал легко предсказуемую реакцию и вполне очевидные ассоциации. Другими словами, мы попробуем воссоздать культурно-бытовой контекст поэмы и приблизить ее восприятие сейчас к тому, каким оно было тогда. Иные могут сказать, что в таком возрождении контекста в гораздо большей степени нуждаются труды посредственных писателей. Они чаще всего создавались на злобу дня или восполняли отсутствие художественной новизны своей укорененностью в какой-нибудь из сфер жизни: в политике, идеологии, литературном или домашнем быту. Они живут только в своем времени, поэтому, чем больше подробностей об этом времени мы знаем, тем ярче и значительней для нас выглядит произведение писателя-эпигона. Тут нечего возразить. Но надо ли доказывать, что произведения великих писателей гораздо глубже, нежели мелких?

И порой бывает жаль, что, подобно неопытным ныряльщикам, барахтающимся на мелководье и не подозревающим о красотах глубин, мы удовлетворяемся доступным нам смысловым слоем, и, в сущности, не знаем того, над чем смеялось и плакало первое поколение читателей.

Приближение к аутентичному восприятию текста поэмы подразумевает знакомство со многими забытыми понятиями и явлениями. Разделим их для удобства на три круга. Первый круг — это общие представления о жизни и быте того общественного слоя — российского дворянства первой четверти XIX века, — к которому принадлежат герои поэмы. Эти представления сравнительно устойчивы на протяжении большого отрезка времени. Они начинают формироваться в 30-40-е годы XVIII века и уходят в прошлое (и то не сразу) с отменой крепостного права в России, то есть в 60-е годы века девятнадцатого. Второй круг — детали быта, а также интересы, взгляды и представления, отражающие специфику того исторического отрезка, в который помещено действие поэмы, то есть середины 20-х гг. XIX века. Третий — знакомство с уровнем образования и литературными интересами возможного читателя поэмы этого времени и, соответственно, понимание тех аллюзий, которые у него могли возникнуть.

Для того чтобы дать читателю представление о первом круге, комментарий к каждой (почти) главке поэмы начинается с одного из понятий, составлявших ее общий культурно-исторический фон («охота», «дом», «слуги» и т. п.) и выбранного в качестве условной «главной темы». Для их пояснения использованы мемуары конца XVIII — первой трети XIX века. Далее идет подстрочный комментарий, для которого отбирались слова и словосочетания, значение которых в настоящий момент утрачено или изменено. Это понятия второго круга. И, наконец, там же, в подстрочном комментарии, содержатся указания на литературные произведения, знание которых, в той или иной мере, углубляет понимание поэмы и дает представление о ее источниках. Место действия поэмы (помещичья усадьба), а также ее название и жанр формируют первую реакцию читателя на предлагаемый ему текст. Поэтому им посвящены три начальные главы комментария. Ни одна из них не претендует на то, чтобы именоваться научным исследованием.

Их задачи гораздо скромнее — ввести читателя в круг проблем, связанных с комментируемым произведением. Все слова, словосочетания и отдельные строки поэмы «Граф Нулин» выделены в тексте курсивом, а строки других поэтических произведений А.С. Пушкина, помещенные в тексте комментария — жирным курсивом. В Приложении помещены самые первые отклики на публикацию поэмы «Граф Нулин», в газетах и журналах 1828–1829 гг., а также те, что сохранились в переписке и воспоминаниях, соотносимых с тем же периодом конца 1820-х гг.