Вампирский календарь

Сборник, 2020

Третий сборник серии «Надёжные дороги фантастики» посвящён очередной вечной теме фантастической литературы – вампирам.

Вамп-истории

Александра Окатова

Двадцать шестой рассказ веталы

О, украшенный ожерельем из черепов,

чего ради ты с давних пор даришь мне

под видом плодов бильвы драгоценности,

цену которых ничем не измеришь?!

Скажи мне, о благородный, к чему ты стремишься?

Из книги «Двадцать пять рассказов веталы»^[1]

На борту самолёта Москва — Шинингшахар Агния заняла место у иллюминатора, её сестра-близнец Лилит — у прохода, а Лев, верный рыцарь Агнии, уселся между ними, сделав вид, что не заметил, как по лицу Лилит пробежала тень досады.

Лев наслаждался возможностью побыть рядом с Агнией целых двенадцать часов! В обычной жизни такое редко случается — слишком уж много у Агнии энергии: ей всё время нужно что-то делать, куда-то спешить, а теперь она никуда не денется…

«Какая же она красивая», — думал он, любуясь Агнией. Стройная фигура, ясные карие глаза, длинные блестящие каштановые волосы длиной до талии. Лев едва удержался, чтобы не погладить тяжёлый шёлк волос, но поостерёгся, зная, что Агния не любит проявлений нежности при посторонних. Он живо представил себе, как она недовольно передёрнет плечами, если он проведёт рукой по её волосам. Боковым зрением отметил, как неодобрительно скривились пухлые губы Лилит. «Почему всегда Агния?» — было написано на её капризном лице. Она демонстративно отвернулась и закрыла глаза.

Агния устроилась в кресле поудобнее и углубилась в чтение. Лев наклонился к ней и вдохнул тонкий аромат. «От одного запаха её духов у меня сносит крышу», — подумал он.

— Что это? — Лев ткнул пальцем в стопку листов на коленях девушки. Пожелтевшие, испещрённые затейливыми завитушками. — Редкость? Нас не заметут на таможне?

— Конечно, заметут, — хихикнула Агния. — Да не волнуйся, это просто хорошая копия одной старинной книги. Я прочту тебе, а ты постарайся услышать, какая магия звучит в этих словах: «Царь тот сверкал всяческими добродетелями, словно океан жемчужинами, повелитель земли, для которой океан служит поясом, проводил время, вкушая радости царствования». «Океан служит поясом!» — у меня мурашки по телу бегут, когда я это произношу! А потом к этому царю приходит чувак и говорит: «Я — великий подвижник капали-ка. По всей земле прошёл я, почтительно оставляя её вправо от себя…» Это же он про путь «левой руки» говорит! Ты разве не слышишь этой магии? Глухой, что ли?

— Я, честно говоря, не понимаю. Только ты, наверное, слышишь все эти тонкости! — примирительно улыбнулся Лев. — Это красиво, да, но совершенно непонятно. Капалика — это кто?

— Эх, темнота! Капалика… ну если совсем просто — лишённый страха нищий аскет, которого легко узнать по ожерелью из человеческих черепов. Там много всякого странного народа, чудес природы и храмов разных богов! Мы своими глазами увидим Шинингшахар — Сияющий город!

— Ну да, ну да… — кивнул Лев. — А ещё этот город вроде портала между мирами, и если там умрёшь, то попадёшь сразу в рай. И там, прямо в городе, на берегу реки сжигают трупы.

— Да, дурачок! Именно так. А ещё Шинингшахар с древних времён и по сей день считается центром чёрной магии.

— Значит, мы летим на другой конец географии, чтобы посмотреть на большущий крематорий под открытым небом? — горько усмехнулся Лев, а сам подумал: «Вот чёрт! Ну на кой мне это нужно? Но если Агния вбила себе что-нибудь в голову, то…»

— Чудак! Не просто посмотреть! У меня есть одна сногсшибательная идея…

— Надеюсь, безопасная? — нахмурился имеющий уже кое-какой опыт участия в реализации подобных «идей» Лев.

— Она может стоить нам жизни, — округлила глаза Агния.

Вот и пойми, шутит она или говорит всерьёз…

Лилит прерывисто вздохнула во сне. Лев заметил, как дрожат её сомкнутые веки. Чёрные густые ресницы, похожие на мохнатых гусениц, будто жили своей жизнью. Выражение лица — напряжённое.

«Похоже, не спит, — подумал Лев. — Интересно, а она в курсе очередной шальной идеи своей сестры?»

Льву и девушкам достался номер из двух комнат с общим балконом: сёстры устроились в одной комнате, Лев — в другой. Гостиница, как ласточкино гнездо, зависла на высоком берегу реки. Противоположный, плоский, изрезанный изогнутыми песчаными отмелями, был первозданно пуст. Вечером Агния, Лилит и Лев вышли на балкон: за рекой сквозь дрожащую завесу горячего воздуха было видно, как величественно садилось солнце. Молодым людям показалось, что время остановилось. На их берегу, в городе, кипела жизнь, а на противоположном, пустынном, там, где солнце кануло в песок, похоже, начиналось царство смерти.

— Дыхание вечности, — вздохнула Лилит, и Лев удивился: он никогда не замечал в ней тяги к романтике.

* * *

На следующий день Агния потащила Льва и Лилит в город, который спускался к реке по широким ступеням набережных. Старая часть города была тесно застроена домами. По фасадам, пёстро расписанным крупными фигурами богов и помельче — людскими в окружении животных, деревьев и цветов, были разбросаны самые разнообразные балкончики, террасы и балюстрады.

В тесных, шириной не больше метра, улочках текли разнонаправленные потоки людей и животных: в этой субстанции, как в первородном алхимическом бульоне, перемешалось всё: приставучие орущие дети, божественной красоты девушки и страшные старухи, факиры с беззубыми кобрами, посвящённые Шиве чёрные лоснящиеся буйволы с гнутыми рогами, тощие коровы с распухшим брюхом, изъеденные лишаём молчаливые собаки, юркие крысы, уличные зазывалы, мелкие торговцы с лотков, воры и одурманенные, вечно пьяные, как предающийся наслаждениям Будда, свами, агхори, баба и сидху — настоящие и мнимые. Над ними визжали и дрались обезьяны, тучами скачущие по крышам и редким деревьям.

Всё это было равномерно перемешано с похоронными процессиями. Люди с молитвами несли закутанных с ног до головы в нарядные ярко-оранжевые одежды мертвецов, которые спокойно возлежали на носилках…

От этого первородного бульона воняло разнообразными оттенками пота, благовониями, навозом, едой, пряностями и приправами, коноплёй и дымом погребальных костров… Как ни странно, Агния на грязь и вонь не жаловалась.

Зато Льву первый день в Шинингшахаре давался с большим трудом. Сложнее всего оказалось смириться со вкусом воздуха. Со всепроникающей грязью можно было справиться с помощью влажных салфеток и воды из супермаркета, но вот не дышать — он точно не мог. С каждым вздохом Лев чувствовал, как необратимо меняется его тело: он даже поднёс руку к лицу и принюхался к коже. Ему везде чудился запах разлагающихся тел, будто кто-то жарит безнадёжно протухшее мясо, и впервые он позавидовал мёртвым, которым всё уже было до фени. Лев чувствовал, что его тело перестало принадлежать только ему — он стал частью толпы, забыл, кто он такой. Единственное, что он твёрдо знал, — он защитит Агнию от любой опасности!

— Фу, какая мерзость! Тут и ступить нельзя, чтобы не вляпаться в грязь! — свысока обронила Лилит, о которой Лев как-то позабыл.

— А мне нравится! — с вызовом сказала Агния. — Я тут как рыба в воде!

Она огляделась, принюхалась и, как гончая, быстро пошла к небольшой рощице. У корней похожего на яблоню дерева с крупными плодами, источающими тонкий, похожий на запах айвы аромат, оказались источник и лингам.

— Бильва, священное дерево Шивы, — с благоговением сказала Агния. Лилит со знанием дела кивнула. Лев чувствовал себя идиотом: обе девушки, казалось, знали здесь всё.

Не обращая внимания на паломников, Агния сорвала несколько похожих на трезубец листьев, смочила их водой и шлёпнула себе на макушку. Паломники загудели. Лев развёл руки, загородив Агнию, но оказалось, напрасно: радостно улыбаясь, люди почтительно подняли руки в молитвенном жесте. Лев разобрал слова: «намасте», «бильва», «Шива»… Губы Агнии сложились в скупую, слегка лукавую улыбку — такую застывшую ухмылку Лев видел на каменных лицах богов в местных храмах.

— Агния, ты же знаешь хинди, что они кричат? — спросил он.

— Они говорят, что я сделала лучшее подношение Шиве! И что я — девушка, чарующая красотой все три мира: низший, средний и высший! А от моих грудей идёт аромат бильвы, — довольным голосом пояснила Агния. Её лицо светилось гордостью, она с превосходством поглядывала на сестру.

А Лев заметил, как нахмурилась Лилит. «Завидует, наверное, успеху Агнии у местных», — подумал он.

На шум и выкрики сбежались зеваки, из ближайшей лавки примчался торговец и, поклонившись, преподнёс Агнии шёлковый, вытканный серебром длинный отрез:

— Сари для царевны, — поклонился он.

— Белый считается здесь траурным цветом… — засомневалась Агния.

— Бери-бери, — подтолкнула её Лилит, — тебе очень пойдёт белый!

И снова Льва удивило выражение её лица. Но в это время Агния шепнула ему, задев губами волоски на его щеке:

— Слушай, я приглашаю тебя вечером в ресторан. Без Лилит…

Через него словно ток пропустили…

Толпа рассосалась. Люди разошлись по своим делам…

* * *

В ресторане Агния сразу приступила к делу:

— Лёва, я могу тебя кое о чём попросить? — подозрительно ласково пропела она.

Лев смутился и сдвинул брови, стараясь не показать своего удивления: обычно Агния говорила с ним как с мальчишкой (подначивала, вроде как брала «на слабо»), или как училка в школе, или как прекрасная дама со своим верным рыцарем. А тут заговорила как с равным, даже слегка заискивая, что ли…

«Интересно! — подумал Лев. Он откинулся на спинку плетёного кресла и скрестил руки на груди (мол, «говори, говори, а я посмотрю на твоё поведение»). Впервые он чувствовал своё превосходство над Агнией. — Чего же она от меня хочет?» — гадал он.

Агния подалась к нему через столик, её лицо плыло перед глазами Льва, она положила руку на его кисть… И ему показалось, что теперь он чувствует всё в тысячу раз ярче, чем раньше: тёплый ветер пробежал по кронам деревьев, мигнули крупные, слегка размытые, будто смотришь на них сквозь слёзы, южные звёзды. Растворённые в воздухе ароматы благовоний, костра, тающий шлейф духов Агнии вдруг стали такими острыми, что причиняли наслаждение, похожее на сладкую боль…

От смущения Лев сделал большой глоток вина и закашлялся. Вечер становился всё более странным: Агния сама пригласила его в ресторан, надела белое сари, подаренное ей утром, хотя сначала не хотела его принимать; не взяла с собою Лилит, хотя их троица всегда была неразлучной. Что же ей всё-таки от него нужно?

— Так ты сделаешь кое-что для меня? — напомнила Агния.

— Всё, что пожелаешь, — сказал Лев внезапно севшим голосом. Прокашлялся и повторил: — Всё, что ты пожелаешь…

«Зря я это сказал», — подумал он, заметив, как собственнически улыбнулась Агния.

А она положила руку ему на шею, притянула его лицо к своему… Лев ощутил гладкость и прохладу её лба. Её дыхание обожгло его губы:

— Ты должен задушить меня… Лев потерял дар речи.

— Так надо, — продолжила Агния. — Я кое-что задумала. Для этого мы сюда и прилетели. — Нет! Даже не проси! — Ну Лёвушка, пожалуйста!

— Я сказал: нет!

— В этом нет ничего страшного! Я всё рассчитала! Ты должен задушить меня в определённом месте, в определённое время, и что очень важно, ты ни в коем случае не должен повредить моё тело — только аккуратно перекрыть воздух, чтобы я умерла… и оставить меня одну… И всё кончится хорошо! — твёрдо сказала Агния.

— Даже слушать тебя не хочу! — хрипло зашептал Лев. — «Всё кончится хорошо!» Ты офигела? Я терпел, пока ты носилась со своими сумасшедшими «святыми нищими», которые живут в грязи и постоянном наркотическом опьянении. Да это ещё что! Это просто детские шалости по сравнению с обрядами, в которых они употребляют в пищу плоть умерших! А сейчас ты хочешь, чтобы я тебя задушил? — Лев нервно засмеялся. В горле у него пересохло. — Никогда! Хочешь, чтобы тебя задушили, — иди к этим психам! Они с удовольствием укокошат тебя и съедят нахрен, а меня избавь! — Лев бросил на стол деньги и, пошатываясь, бросился вон из ресторана.

Агния осталась за столиком. «Ничего, ещё посмотрим, кто кого…» — улыбнулась она самой себе.

Ночью Лев ворочался в постели и никак не мог заснуть. Ну как он мог бросить Агнию в этом ужасном городе, в чужой стране, где на каждом шагу одинокую девушку на ночных, никогда на затихающих улицах мог обидеть каждый? Вот дурак!

Жарко. Окна распахнуты настежь. Плещется река… В номерах кашляли, разговаривали, спускали воду постояльцы. Кто-то стонал, кто-то хрипел, кто-то слушал музыку — казалось, ты находишься в огромном человеческом муравейнике. Слышен смех, разговоры на разных языках, молитвы. В отдалении приглушённо тарахтели мотороллеры — молодёжь предпочитает передвигаться на них прямо в толпе прохожих. Разве уснёшь?

Наконец он с облегчением услышал, как пришла Агния, как она и Лилит перешёптывались и тихонько смеялись (наверняка над ним, расстроился Лев). Вот в комнате сестёр стало тихо — заснули. У него отлегло от сердца: всё в порядке с его мучительницей, его любимой мучительницей…

Лев подложил руки под голову и растянулся на кровати. Закрыл глаза и как в детстве принялся разглядывать на обратной стороне век картинки из светящихся точек: они водили хороводы, закручивались спиралями, взрывались салютом, исчезали и вновь появлялись… Потом, уже на границе между сном и бодрствованием, скрипнула дверь, а через несколько секунд прохладное девичье тело прижалось к нему. Агния целовала его долго и нежно, потом спросила:

— А теперь?

— Что теперь? — пробормотал непослушным языком Лев. — Теперь согласишься? — Нет, — сказал он, — этого мало!

— Ну ты наглец! — сказала Агния, уткнувшись ему в плечо. По движению её губ он понял, что она улыбается.

Агния провела рукой по его груди, и Лев почувствовал, будто всё внутри пришло в движение. Загорелось. — Остуди мой огонь… — хрипло выдохнул он.

— Кто бы меня остудил… — усмехнулась она. И опять поцеловала.

Он задохнулся от желания.

— Обещай мне выполнить, что прошу, и тогда… я сделаю всё, что ты хочешь, — прошептала Агния.

Лев резко оттолкнул её и сел. Она опять повисла на нём:

— Ну пожалуйста! Я чувствую — всё будет хорошо!

— Что будет «хорошо»? О чём ты? Я тебя задушу, мы тебя кремируем прямо здесь на ступенях, спускающихся в эту чёртову реку, и ты прямиком попадёшь в рай? Это — хорошо? Ты свихнулась?!

— Тише, прошу тебя, нас могут услышать… Не кипятись. Ты убежал из ресторана, и я не успела тебе всё рассказать!

— О’кей, рассказывай… Я тебя очень внимательно слушаю.

— Помнишь, в самолёте я читала тебе отрывки из книги «Двадцать пять рассказов веталы»?

— Ну помню. При чём тут какие-то древние сказки?

— При том, что там очень подробно расписаны действия, которые позволят мне, как там написано, «овладеть восемью волшебными силами и осуществлять любое желание»…

— Не понимаю, за каким хреном тебе всё это нужно?

— Нужно! Очень нужно! Я получу магические способности и при этом останусь собой! Что тут непонятного?

Захочу — буду жить в Нью-Йорке в самых дорогих апартаментах, смогу отдыхать на самых шикарных курортах, ужинать в самых известных ресторанах; захочу — окажусь на самой крутой тусовке среди знаменитостей! Яхты, самолёты, картины, драгоценности, недвижимость — всё будет моим…

— Ага, получишь ты магические способности… — саркастически ухмыльнулся Лев. — Самая умная, что ли? До тебя никто не додумался за те тысячи лет, что прошли с момента написания этих дурацких сказок!

— Ну да. Так и есть! Все читали, но никто ничего не понял. Именно потому, что просто приняли за сказки. А это правда! Всё просто: такими способностями обладают веталы.

— Это ещё кто такие?

— Ну… Что-то вроде духов. Они обладают магическими способностями и даже могут делиться ими. А я с тобой поделюсь, малыш, если ты поможешь мне совершить задуманное… Веталы — они вроде вампиров — любят попить кровушки. Но это не суть важно. Важно, что эти всесильные духи находятся между миром мёртвых и миром живых. Они проводят время на кладбищах в ожидании подходящего тела, в которое могут войти и оживить его… Запомни, это очень важно.

— Ну хорошо, я понял: эти хреновы веталы-кровососы обладают магическими способностями… Ты-то как собираешься получить от них эти качества?

— А вот это самое интересное! Я сама всё поняла — читала, вникала, а потом в голове что-то щёлкнуло, и мне всё стало ясно, как дважды два! Надо дождаться второй, тёмной половины месяца бхадра…

— Это когда?

— Это сейчас, балда! Не случайно же мы приехали сюда… И в четырнадцатую ночь этой самой тёмной половины месяца бхадра надо пойти на Южное кладбище Шинингшахара, а мы находимся совсем рядом, и тогда…

— Что?

— Не перебивай меня, — Агния нежно, как ребёнка, уговаривала Льва, — наберись терпения! На кладбище ты должен меня придушить, только осторожно, не попорти шкурку! Потому что она мне ещё понадобится! И в моё бездыханное неповреждённое тело вселится ветала. Дух оживит моё тело, и — вуаля! Я присвою себе способности веталы, оставаясь при этом собой.

— Нет, это слишком опасно! — Лев и представить себе не мог, как он сожмёт своими руками шею Агнии и лишит её жизни. «А долго она будет биться в конвульсиях?» — некстати подумалось ему.

— Ничего не опасно! — Агния рассмеялась и легкомысленно махнула рукой. — Всё должно произойти очень быстро и безболезненно, тогда всё удастся!

— Ты уверена?

— Да, мой любимый зануда! Мы сделаем это сегодня! И у нас всё получится, вот увидишь!.. А теперь иди ко мне, обними меня скорее, и я обниму тебя — и руками, и ногами, я так хочу тебя…

— Ладно, — не помня себя, выдохнул Лев, — я сделаю всё, чего бы ты ни попросила…

Дрожа от волнения, он осторожно, но сильно поцеловал Агнию в губы, потом в пульсирующую ямку на шее, потом ниже и задохнулся от аромата айвы…

В этот момент на балконе, общем для комнат Льва и девушек, раздался шорох — никем не замеченная и очень довольная чем-то Лилит вернулась в свою постель…

В два ночи наспех одетые Лев и Агния нырнули в неумолчную темноту города и поспешили к Южному кладбищу… Вернулся Лев один. Он не помнил, как задушил Агнию. Заснул как убитый, так бывает в состоянии аффекта.

Наутро к нему в комнату просочилась… Агния. Вошла так бесшумно, что Лев поверил, что она обрела вожделенные сверхспособности. Девушка молча скользнула в постель и, не говоря ни слова, неожиданно сильно обняла его… Её страсть показалась Льву жёсткой и безжалостной по сравнению с первым разом, но сил удивляться уже не было…

* * *

— Имя?

— Лев.

— Второе имя?

— Марков.

— Возраст?

— Девятнадцать лет.

— Гражданство?

— Россия.

— Цель визита?

— Туризм.

— Зачем вы изнасиловали и задушили мисс Лилит Леднёв? Или сначала задушили, а потом изнасиловали? Её нашли на Южном кладбище.

От офицера полиции не укрылось, что при упоминании названия кладбища Лев вздрогнул. Офицер задавал вопросы бесстрастным голосом на английском с характерным для местных жителей акцентом, и если бы Лев находился не в полицейском участке, то посмеялся бы — так карикатурно выглядел пожилой невысокий, небрежно одетый полицейский. Льву казалось, что всё происходящее — глупая шутка.

— Кого? Лилит?! Я не делал этого! Я её со вчерашнего дня в глаза не видел.

— Ты очень правдоподобно играешь невиновность, — скривился офицер, — но улики говорят об обратном…

— Какие, блин, улики? — сорвался на русский Лев.

Полицейский прекрасно его понял и без перевода и поморщился, будто у него что-то болит.

— Царапины на твоей спине… А если мы найдём биологические следы Лилит на твоём теле?

— Это Агния, моя девушка, а следы — ну… когда мы с ней… вы меня понимаете? — залился краской Лев. Он попытался вскочить с места.

— Сидеть! — Офицер защёлкнул наручники: теперь Лев был прикован к тяжёлому столу. — Агния Леднёв сама подала на тебя заявление об изнасиловании и убийстве её сестры Лилит. И сообщила, где искать тело.

Лев ничего не понимал. Этим утром он обнимал Агнию, когда та вернулась с кладбища. Живая… Агния, конечно, была не в себе — укусила его в шею, но Лев посчитал это проявлением стресса после обряда… Когда же Агния успела подать заявление, откуда узнала о гибели сестры и что, в конце концов, могло случиться с Лилит?

— Когда её нашли? — На рассвете.

— Позовите Агнию, она подтвердит, что всю ночь я был с ней!

— Всю ночь? Мисс Агния показала, что не видела тебя со вчерашнего дня. — Я хочу видеть Агнию!

— Конечно-конечно… Она как раз здесь. Подписывает разрешение на вскрытие трупа своей сестры. Я хочу послушать, что вы станете говорить на очной ставке с Агнией Леднёв, — буравя Льва тёмными глазками, словно пытаясь проникнуть в его мысли, проворчал офицер.

Льва как громом поразило: а вдруг в морге лежит тело Агнии, а не Лилит? Тогда, если произведут вскрытие, то… Додумать не успел.

— Нет! Нельзя делать вскрытие! — заорал он и рванулся так, что наручники больно врезались в запястья.

Полицейский хмыкнул. На его лице читалось удовлетворение: парень вышел из себя, значит, это важно для него. — Введите заявительницу!

Лев вздрогнул. Он смотрел на девушку очень пристально и никак не мог понять, кто это: Агния или… Лилит? А офицер наблюдал за обоими.

— Садитесь, молодая леди.

Девушка выставила руку вперёд, будто коснулась ладонью невидимой стены. На лице мелькнула гримаска брезгливости. («Агния никогда не была брезгливой, — насторожился Лев. — Или это не Агния? Чёрт! Всё-таки это — Лилит! Точно…»)

Офицер с интересом изучал перемену чувств на его лице.

Тем временем девушка совладала с собой и села на указанное место. Всем своим видом она выражала сдержанную скорбь по сестре. Только быстрый взгляд сквозь ресницы, скользнувший по лицам мужчин, выдавал её напряжение. «Смотрит, поверили мы в её горе или нет?» — понял Лев.

— Ваше имя?

— Агния Леднёва.

— Вы знаете этого молодого человека?

— Да. Это мой парень, — слишком сладко улыбнулась она.

Льва даже передёрнуло: «Врёт и не краснеет, сука!»

— Это ты?! — заорал он.

Девушка молча приложила палец к губам, и Лев осёкся. Повесил голову. Он не может сейчас выдать Лилит, надо сначала выбраться отсюда, а всё остальное потом…

— Я хочу забрать тело Лилит. Моя бедная сестра хотела умереть в Шинингшахаре. Это была её сокровенная мечта. Я вас умоляю: не проводите вскрытие, отдайте мне её тело не осквернённым, чтобы мы могли совершить кремацию по всем правилам, — жалобным голосом сказала мнимая Агния.

«Вот артистка, — подумал Лев, — сама-то рада небось, что сестра умерла!»

— Понимаю вас: кто умер в Шинингшахаре, останавливает колесо сансары, попадает в рай, по-вашему, — важно произнёс офицер. И добавил: — Пока вы оба свободны. Но не покидайте город. И оформите все бумаги. К вечеру можете забрать тело.

…Лилит и Лев пробирались к отелю в толпе, как в реке, — против течения.

— Почему ты подала на меня заявление? Ничего не понимаю… Что за игры?

— Да потому, что только так я могу исправить то, что вы натворили!

— Я такой идиот — потерял Агнию, убил её своими руками! Зачем только я её послушал? Влюблённый придурок! — бичевал себя Лев.

— Оба вы идиоты. Как можно было пытаться стать веталой вот так, с бухты-барахты?

— Да-а-а? Может быть, ты знаешь, почему у Агнии не получилось? — сделав упор на слове «ты», скептически спросил Лев.

— Вообще-то я давно слежу за исследованиями сестрицы — пароль-то на компе эта беспечная дурочка не ставила. Так что знаю, где Агния ошиблась. Сегодня будет четырнадцатая ночь тёмной половины месяца бхадра. Сегодня, а не вчера! Ты-то вообще был не в курсе, а сестра всегда была самоуверенной выскочкой. Но тело её в порядке, а это главное. Всё ещё можно исправить…

— А этот спектакль в полицейском участке? Я был в бешенстве, когда понял, что это ты назвалась Агнией. Если бы меня не приковали, я бы тебя убил!

— И всё бы испортил! Но это даже хорошо, что ты не умеешь врать… Ты так естественно вёл себя на допросе: «Я? Убил Лилит?! Не может быть!» — Лилит ядовито передразнила Льва. — Этот старый полицейский, «живой полиграф» сразу понял, что ты не убивал «Лилит», потому что ты говорил истинную правду. Если бы он спросил про Агнию — ты бы сразу раскололся. Вот я и назвалась ею. Лев встал как вкопанный, поражённый догадкой:

— Значит, ночью а был с Агнией, а утром приходила… уже ты? «В эту ночь был с ними обеими», — ужаснулся он. — Я, — нехорошо улыбнулась Лилит. — Зачем?

— Да чтоб в участке ты искренне думал, что Агния жива. Но ты и тут чуть не испортил дело.

Лев застонал и взмолился:

— Ты следила за её затеей, ты умная, ты знаешь, как всё исправить… Ты — моя последняя надежда! Помоги, Лилит!

— А ты будешь благодарен мне всю жизнь? — ехидно спросила она.

— Да, — обречённо кивнул Лев.

— Неубедительно врёшь, — рассмеялась Лилит.

* * *

…Гигантский баньян, больше похожий на рощу, преграждал вход на Южное кладбище. Льву показалось, что это не дерево, а толпа калек-великанов, опирающихся на костыли. Путников насторожил шорох — стая огромных почти невидимых крылатых то ли птиц, то ли летучих мышей сорвалась с веток, когда они проходили среди стволов баньяна. Лев негромко вскрикнул, когда существо мазнуло крылом по его лицу. «Тут во что угодно поверишь, — мелькнуло в голове, — даже в духов».

Лев нёс мёртвую Агнию на руках, почти физически ощущая сопротивление густого прохладного тумана. Он осторожно ставил босые ноги, с каждым шагом проверяя надёжность тропы. После ливня сильно пахло мокрой землёй, чем-то пряным, а ещё — свежей зеленью, раздавленными червями и озоном. В нескольких шагах перед ним плавно колыхалась почти растворившаяся в ночи фигура Лилит в тёмном сари. «Откуда она его взяла?» — подумал Лев.

Сквозь туман то открывали, то закрывали глаза огромные звёзды.

На краю кладбища, на берегу заросшего пруда, Лев увидел мрачный храм. От него веяло холодом. Жидкая тьма сочилась из щелей каменной кладки.

— Храм Кали, — обернувшись, бросила Лилит. При рассеянном свете звёзд Лев с удивлением заметил, что сари на ней, оказывается, красное, а на бледном её лице горят красные губы («Помада? Бетель?» — гадал он). В правой руке Лилит держала небольшой глиняный горшок со священным пеплом негасимого огня, с помощью которого от сотворения мира разжигают в древнем городе погребальные костры. («Шива, говорят, даже купаться любит в священном пепле», — вспомнилось Льву.) За поясом у Лилит остро блестело лезвие короткого изогнутого кинжала-куттара.

«Не видел места мрачнее, — подумал Лев, — да и Лилит просто не узнать!» Казалось, девушка стала выше ростом, распущенные волосы короной вздымались вокруг головы, а в походке и осанке проступило величие. На лице — бесстрастное выражение, будто она выполняет чужую волю. «Она служит Кали», — похолодел Лев.

— Уже третья стража ночи. Сними одежду и соверши священное омовение. Потом смочи водой лицо и руки Агнии! — приказала Лилит.

Лев осторожно положил тело Агнии на берег, разделся и вошёл в тёмную воду. Тинистое дно жадно чавкнуло, ноги заскользили, он отчаянно балансировал, чтобы не упасть в чёрное ложе пруда. Лев зачерпнул воды и приложил влажные ладони к воспалённому лицу. Он чувствовал себя как в детстве, когда болел скарлатиной и валялся в горячечном бреду: будто бежишь куда-то, а сил уже нет, и остановиться нельзя, потому что сзади подступает невыразимый, нечеловеческий ужас, и голова горячая-горячая, а мысли несутся с бешеной скоростью…

После омовения стало легче. Казалось, он стал лучше видеть. Теперь Лев различал едва заметные силуэты духов, висящих вниз головой на баньяне. «Они, значит, висят тут, как летучие мыши, и ждут, когда принесут свежего покойника, чтобы вселиться в его тело», — понял он. Веталы обнимали себя, скрестив свои четыре руки. Плотно сложенные, как у летучих мышей, крылья закрывали их спины. Лев сложил ладони лодочкой, набрал воды — оросил лицо и растёр холодные руки Агнии. Её веки дрогнули… или ему показалось?

Тем временем Лилит провела ножом круг у самого порога храма. («Диаметр — метра три», — зачем-то прикинул Лев.) — Принеси тело Агнии! — велела Лилит.

Он положил тело Агнии в магический круг ногами ко входу в храм. Лилит одобрительно кивнула.

«Надеюсь, Лилит знает, что делает!» — молился неизвестно какому богу выпавший из действительности Лев. Ему подумалось, что так он будет чувствовать себя после смерти — понадеется, что кто-то подскажет ему, как себя вести.

— Теперь ложись по левую руку Агнии, — приказала Лилит.

Лев лёг на влажную землю. Вспомнил, что вся его одежда осталась на берегу пруда, смутился, попытался закрыться, а потом подумал, что это уже неважно. Лилит наклонилась и натёрла ему священным пеплом грудь, плечи и лоб повыше переносицы — он почувствовал, будто во лбу открылся слезящийся глаз, а грудная клетка разошлась, и Лев сердцем и лёгкими ощутил боль и холод от соприкосновения с ночным воздухом. Себе и Агнии Лилит тоже поставила пеплом точку на лбу.

И восстал ветер.

Туман рассеялся.

Небо открылось над головой, как бездонная пропасть, усыпанная сияющими драгоценностями.

Закачались ветви баньяна — с него, как спелые плоды, посыпались духи. Веталы приблизились к границе магического круга. Синеватый дым медленно клубился внутри прозрачных тел. У духов были огромные злобные глаза, в центре лба горело огнём третье, вечно неспящее око. Веталы, казалось, тяжело дышали, высунув красные языки, как делают собаки, когда им жарко. Духи переглядывались и скупо жестикулировали, будто вели безмолвный спор: кому достанется это прекрасное свежее тело.

Из храма медленно вышла закутанная в тень богиня. Лица у неё не было — только чёрная пустота. Кали остановилась на пороге, как на берегу. «Она не может сойти на живую, благоухающую землю», — догадался Лев. Будто услышав его мысли, богиня прямо со ступени храма шагнула в магический круг. Сделала несколько шагов и встала у головы Агнии.

А Лилит взяла левую руку Льва, сделала надрез и смочила кровью губы Агнии. Потом рассекла правую руку сестры и дала напиться Льву. Тот, поборов ужас, проглотил мёртвую кровь. Глоток, ещё большой глоток… Он бережно опустил руку Агнии.

Веталы подступили ещё ближе. Льву казалось, что он чувствует их учащённое дыхание.

Лилит опустилась и положила голову Льва себе на колени. Он увидел над собой её перевёрнутое лицо, которое показалось незнакомым и уродливым. Они смотрели в глаза друг другу как чужие.

— Послушай меня. Теперь всё правильно: именно сегодня, а не вчера — четырнадцатый день тёмной половины месяца бхадра, — изменившимся голосом возвестила Лилит. — Верно?

— Да, — как загипнотизированный сказал Лев. Ему показалось, что он не узнаёт своего голоса.

— Мы пришли на Южное кладбище и на пороге третьей стражи совершили омовение. Верно?

— Да.

— Я нанесла священный пепел на ваши тела. Верно? — Да, — эхом откликнулся Лев.

— Во славу Кали ты напоил своей кровью Агнию, и она напоила тебя своей, потому что кровь — вместилище души человека. Верно?

— Да… Ты же спасёшь её? — выдохнул Лев.

— Конечно! Она станет бессмертной! А ты хочешь стать бессмертным?

— Без разницы… — прошептал Лев. — Только бы Агния была со мной…

— Прекрасно! (Ему показалось, что в голосе Лилит сквозит ирония.) Ничего не бойся, — продолжила она, — а теперь… сюрпри-и-из! — Правая рука Лилит пошла вверх, блеснул клинок, и будто серебряная нить прошила воздух над грудью Льва и пронзила его сердце. Не веря, что всё это происходит с ним, Лев успел ощутить тонкую сладкую боль. С ужасом он почувствовал, как в отверстую грудь проник ветала. И увидел, как в открытый третий глаз Агнии вошёл другой ветала.

Лилит как во сне обошла вокруг богини и упала пред ней ниц — поклонилась шестнадцатичленным поклоном и вознесла молитву, состоящую из шестнадцати частей. После этого встала одной ногой на голову Агнии, другой на голову Льва, и, подняв руки, трижды сделала молитвенный жест, приветствуя богиню, и громко провозгласила:

— Свершилось! Свершилось! Свершилось! О повелительница мира! О созидательница и разрушительница! О подательница жизни! Прими эту жертву и возрадуйся, о благодетельница! Дай мне власть над Талой и Веталой! Да стану я обладателем магической силы и могучего волшебства!

Раздался грозный хохот богини Кали, она изрекла: «Да будет так!» — и исчезла…

…Лев удивился: он что — не умер?

Ему показалось, что он безмерно увеличился в размерах. Теперь он вмещал всю Вселенную, растворился в ней. Он почувствовал себя во всех местах одновременно, он мог читать мысли любого человека: хор миллиардов голосов гудел, словно ветер в безбрежном лесу, где каждый листик рассказывал свою трагическую историю, и мог Лев распознать любой голос, но не желал этого. Он был всей Вселенной, и от этого он был безмерно одинок, и не было ему пристанища. Он осознал, что будет теперь скитаться в бесконечности. А Лилит будет использовать его и Агнию в своих целях.

Он обречённо понял — Лилит обманула его!

* * *

Что я чувствую? Сожаление. Горькое и пустое сожаление. Оно выедает мне душу. А осталась ли у меня душа? Наверное, нет. По крайней мере, та душа, которая у меня была. Которой я всей без остатка любил Агнию.

Наверное, какая-то часть моей души ещё жива во мне, я берегу её, стараюсь раздуть в себе огонёк интереса, мечты, желания. Некоторые каббалисты, например, считают, что всем в мире движет желание. Но у меня нет желаний. Вселенский холод общей божественной души, одной для всех трёх миров, приемлющей равно добро и зло, красоту и ужас, жизнь и смерть, не даёт мне возродить мою собственную отдельную душу.

Я овладел восемью волшебными силами. Могу осуществлять любое желание. Я достиг несокрушимой воли, я исполнился всемогущим знанием. Я стал независимым от чужих желаний. Я знаю всё о людях. Я могу внушать им любые чувства… Только мне это не интересно. Все мои магические умения меня не радуют.

Я могу летать. Могу подняться в высший из трёх миров и говорить с мудрецами, святыми, аскетами и мистиками. Но мне не хочется этого, потому что они погружены в самопознание и самосовершенствование, и им нет дела до бедного веталы. Поэтому я болтаюсь уровнем ниже, где обитают такие духи, как я, и привидения.

Мы, в принципе, свободны, но по зову Шивы или сына его, Ганеши, обязаны явиться в их свиту. В ней обретаются самые отбросы: бхуты — души, не получившие после смерти нового тела, преты — голодные духи, то есть души умерших, по каким-то причинам застрявшие на этом свете среди живых, злобные пишачи, нападающие на людей и тупо пьющие их кровь, и мерзкие ракшасы. С ними мне тоже скучно. Оргии, которые устраивает вечно пьяный и обдолбанный Шива, мне противны, может, потому, что я всё ещё помню, как был человеком… Самое неприятное — это холод.

Всепроникающий космический холод. Я, как Шива, купаюсь в пепле кремированных — и не могу согреться. И, как Шива, я не стесняюсь своей наготы, ведь моя одежда осталась на берегу проклятого пруда. Я пью горячую кровь живых, она согревает, но ненадолго… Кстати, Агния завела себе подруг среди девушек-пишачей и пристрастилась к живой крови, но иногда в жару она употребляет холодненькую, мёртвую. Теперь она составляет каталог вкусовых качеств крови в зависимости от возраста, пола, национальности и религиозной принадлежности. Когда я спросил, при чём тут религия, она сказала, что кроме нравственных устоев, которые, конечно же, влияют на привкус крови, религия диктует ещё и тип питания — ну там типа запрета на свинину и алкоголь. Агния считает, что самая вкусная кровь у каннибалов, потом у ортодоксальных евреев, неплохая у индуистов и мусульман, а самая мерзкая — почему-то у политиков. «Политика — не религиозная принадлежность», — сказал я. «Какая, нахрен, разница? — ответила Агния. — Всё равно гадость». У неё есть пунктик: она не пьёт кровь у детей до семи лет, потому что не любит привкус сладкой ангельской крови…

…Агния висит на ветке баньяна недалеко от меня. Она носит всё то же белое сари, давно ставшее серым, но ей всё равно. Её прекрасные волосы потеряли блеск, спутались, выглядят сальными. Это тоже ничуть её не волнует. Я стараюсь не смотреть на веталу в теле Агнии, а она на меня, наверное, потому, что это больно… Пока больно, потом пройдёт, я так думаю. Видимо, дают о себе знать остатки моей человечности.

Я иногда наблюдаю и за Лилит. Она почему-то не беспокоит нас, не заставляет служить ей. Лилит тоже не выглядит счастливой. Тоскует ли она по сестре? Не знаю. Надеюсь, что да. И пусть её холодное сердце вечно болит…

Вот так мы и живём, существуем то есть. Я занят тем, что пытаюсь вспомнить, что чувствовал, когда был живым. Жалким, мягкотелым, себялюбивым, до ужаса боящимся потерять то, что люблю… но — живым!

Я — бессмертен.

Я — мёртв.

Все три мира я отдал бы за мою потерянную короткую смешную человеческую жизнь, которая сейчас кажется мне такой яркой, чудесной, неповторимой…

Прощайте.

Ваш Лев, то есть ветала…

Николай Остапцов

Орден хрустального кортика

— Сколько лет! — радостно закричал, увидев меня, Тодоровский. — Сколько ж мы с тобой не виделись? Я лихорадочно стал прикидывать, сколько времени прошло с момента нашей с ним последней встречи. Получалось, больше ста лет! Он тогда был поручиком кавалерии, лихо обращался с саблей, всех удивлял мастерством стрельбы из револьвера, а в карточных играх так и вовсе ему не было равных. Я тогда изображал полкового священника и не мог «блистать» такими «талантами». — Давненько, давненько! Ещё в Русско-японскую! В Маньчжурии! — Точно! — Старый вампир, конечно, не выглядел на свои семьсот с лишним лет. Максимум лет на пятьдесят, если на общечеловеческие… — Хорошие времена были! И сытые, и вполне безопасные… И никто на нас внимания не обращал… — Не скажи, Дмитрий Петрович! Ещё как обращали! Особенно если мы теряли осторожность… Знаешь сколько раз ко мне приходили исповедоваться, заодно и поделиться своими подозрениями на твой счёт? — Полноте, сударь! — на старинный манер осадил мой пыл бывший князь Забубённый, он же — бывший поручик Шнырин и мало ли кто ещё «бывший». — В те времена никто даже не представлял, что быть вампиром и при этом не пить кровь — вполне нормально! В те времена ведь как считали?

— Это понятно, Петрович! Но согласись, когда их обгладывали за карточным столом, они чувствовали…

— Да бросьте, отец Егорий… Георгий… Кстати, как тебя сейчас зовут?

— Юрий Михалыч Бутылин, если интересно… Тружусь в средней школе, учителем истории. Да-да! В «очень средней» школе, «очень средним» учителем. В июне пора бы поменять школу, а то возникнут подозрения, ведь я как-то не старею…

— И не жалко детишек?

— А кем, с твоего позволения, мне работать? Водителем на самосвале? Или, может, электриком? Как ни крути, а лучшей профессии для человека с моей особенностью — не найти!

— Но ведь…

— Эмоции, Дмитрий Петрович, — это мощная энергия! И не обязательно отрицательные! Не доводилось ли читать «Тимур и его команда» Аркадия Гайдара? — Петрович кивнул. — Помнишь финал? Не напрягайся! Не ручаюсь за точность, но там было что-то такое: «Все вокруг спокойны, значит, и я спокоен тоже!» Для меня это: «Все вокруг спокойны, значит, я голоден!» Не могу, если вокруг ничего не происходит! Мне обязательно нужно, чтобы кто-то вокруг волновался, боялся, нервничал… На худой конец, пойдёт и радость, смех… А где, как не в школе, эмоции проявляются столь ярко и столь искренне? А ты, Дмитрий Петрович, сейчас чем промышляешь? Как и раньше, военным?

— Нет, Юра… Сейчас быть военным — не получится. Не успел прибыть на новое место службы, а о тебе уже знают всё! И в каком училище… Как они теперь называются… Военный институт! Или военный университет? Не успеваю я за их реформами! Вкратце и где учился, и где и под чьим началом служил, и чего стоишь как офицер…

Да и возраст, знаешь ли, уже не тот, чтобы выглядеть как бравый солдат… Я теперь — актёр!

— Не может быть! — Почему же не может! Не Щепкин, конечно, даже не Райкин… Зато всё время на людях. Эмоции — через край! Правда, театр, похоже, доживает последние годы… Театралы — стареют. Молодёжь если и приходит, то лишь один раз. Придут, посмотрят… А тут что? Зрелищность? Да какая тут зрелищность? Никакого сравнения с кино! Актёрское мастерство? Кто его оценит?! Мы с минуту помолчали.

— Как я понимаю, — я начал новый виток разговора, — вампиры нашего уровня обречены на вымирание? — Пока нет, Юрий… Михалыч… Но спокойная жизнь, похоже, заканчивается. А тут ещё и биометрические паспорта ввести собираются…

— Слышал и об этом… И что? Теперь уже и поменять документы станет невозможным?

— Не думаю… Хуже другое! Собираются объединить вообще все документы! Представь себе, что есть проект — сделать в одном документе и паспорт, и водительские права, и банковскую карту, и медицинскую… В общем, всё! И плюс ко всему этому — зашить человеку под кожу небольшое устройство, которое не только объединит в себе все эти документы, но и будет отслеживать человека в любой точке Земли! Представь себе: куда бы ты ни пошёл, о каждом твоём шаге уже знают. А в перспективе будут ещё и мысли каждого отслеживать! Только подумал, мол, зря цены на электричество подняли, зря Китаю уран продают, а тут тебе — р-раз! И все твои накопления со всех счетов и заблокировали!

За спиной Дмитрия Петровича я заметил чертовски знакомую физиономию ещё одного из наших, имя которого запамятовал. Он потихоньку подкрался к бывшему князю, подмигнул мне, чтобы я его не выдавал, и протянул руку к правому плечу, хотя левое было ближе. Однако дотронуться до него не успел.

— Леонидыч! Сколько я тебя знаю, ты всегда подходишь со спины и всегда тянешься к дальнему от себя плечу! Придумай, наконец, что-нибудь новенькое!

Непонятно как замеченный Герман Леонидыч — точно! Герман Леонидович Демидов — вот как зовут этого упыря — улыбнулся во всё своё грызло.

— Те-тебя, Дми-Дмитрий Петрович, не п-проведёшь! — Герман почему-то стал сильно заикаться.

— Конечно! Сколько я тебя знаю, ты всегда так делаешь… А сейчас так глянул на часы, думаю: Герман близится, а полночи — всё нет! И точно — знакомый запашок-с!

— А ты в-всё в-время замечаешь! Ну, хо-хоть раз бы сде-сделал вид, что не за-заметил! — Леонидыч широко улыбнулся. Он почти не изменился со времён нашей последней встречи, разве что побрился наголо, да в бровях появились несколько седых волосков. Даже образ «пьян до синевы и слегка выбрит» поддерживается исправно. Ему, видимо, и невдомёк, что Дмитрий Петрович его каждый раз обнаруживает именно благодаря сильному перегару. Удивительная особенность у Леонидыча: какие бы напитки он ни употреблял, перегар всегда имеет один и тот же запах…

— Леонидыч, а ты-то здесь откуда? — Бывший князь Забубённый, насколько я помню, недолюбливает Леонидыча, надо понимать, из-за склонности к пьянству и глупым шуткам, а потому не слишком с ним церемонится.

— Да-да от-откуда мне знать? Моё дело — «по ма-ма-ленькому»! — Бритый упырь заржал со своей, в общем-то, глупой шуточки. Конечно, князю она понравиться не могла. — Велено явиться, ну я и «Вот он, как живой!»

— Всё с тобой понятно… — Бывший поручик Шнырин, а теперь — театральный актёр мастерски владеет собой. Этого у него не отнять! Ни одна жилка не дрогнула на его лице, хотя он, скорее всего, с трудом сдерживался.

— Ладно, господа упыри-вампиры-вурдалаки! Без двух минут полночь! Клуб уже открылся… Нам пора!

Мы торопливо спустились по крутой лестнице в мрачноватое подвальное помещение клуба «Бельведер» на окраине Кислопёрска…

Йозас, Магистр ордена Хрустального кортика, стоит на небольшой сцене, как самый обыкновенный человек. Ничто в его внешности не выдаёт отличий от миллиардов самых обыкновенных людей. Может, излишне высокий, около двух метров, но среди людей — это вариант нормы. Ну, бледноватая кожа, так этим никого не удивишь!

Говорят, что Йозас — откуда-то из Прибалтики. Может быть, врать не буду, вполне может быть. Ещё говорят, что ему нет и трёхсот лет, а Магистром он стал случайно… О! Кажется, все в сборе!

— Что ж… Начнём… — Магистр говорит медленно, будто каждое слово даётся ему с большим трудом. — Господа! Сегодня я собрал вас всех здесь по крайне неприятной причине… Дело в том, что всему нашему ордену угрожает опасность…

— Это по-понятно! Н-нам всегда что-то у-угрожает! — высказался Демидов, стоящий рядом со мной. — Герман Леонидович… Я бы попросил… — Д-да, я понял! — буркнул Демидов и опустил глаза. — Извините! — Итак, над нашим орденом нависла опасность… И ладно бы, если бы только над нами! Если не принять срочных мер, скоро не то что какая-то организация, не то что какой-то орден… Всё население Земли, включая медуз, крыс и тараканов, — окажется под угрозой! — Чума? — Теперь подал голос Тодоровский.

— Нет, не чума… Гораздо хуже! Дело в том, что среди людей обозначилась разновидность, по сравнению с которой — любая болезнь, любые паразиты, даже глобальные катастрофы покажутся мелочью!

— Кто же эти существа? Учёные-маньяки? Озверевшие вояки?

— Нет! Всё гораздо опаснее!

— Продажные политики?

— Не ломайте головы, господа! Это финансовые магнаты… Миллиардеры…

По залу прокатилось недоумённое перешёптывание:

— И что тут такого? Богатеи были во все времена! Они и войны развязывают, и на политиков влияют… Ничего нового!

— Вся беда в том, что их ещё никому не удавалось контролировать! — Йозас тяжело вздохнул. — А они развились до того состояния, что с ними не может сравниться ни один самый злобный вурдалак прошлого! Их совершенно не интересуют эмоции, живая кровь, плоть… Их интересуют, казалось бы, пустяковые вещи — власть и богатство! Казалось бы, эти безделицы годны лишь для небольшой подпитки эмоциального порядка, причём довольно быстро угасающей. А эти негодяи нарушают баланс, сеют смерть среди людей, век которых и так до обидного мал… Но и это — ещё не всё! — Голос Магистра был довольно тих, но почему-то мне показался торжественным. — Жадность этих существ, если их не остановить, приведёт к короткому всплеску сильных эмоций… Увы — последнему. Потом, скорее всего, не останется никого!

— А нам это чем грозит? Магистр, чем же их жадность опасна для медуз и тараканов, о которых вы только что упомянули?

— Эти негодяи готовы отравить всю землю, лишь для того, чтобы потешить своё самолюбие… Для увеличения своих доходов, они готовы уничтожить всё живое! Конечно, такой цели они не ставят, но применяемые ими технологии — неизбежно приведут к гибели всей жизни на всей Земле. Допускаю мысль, что не останется даже бактерий…

— Да как же так?

— Можете мне не верить… но это — так!

— Ладно! Поверим вам, Магистр, но… Что мы можем сделать? У этих негодяев, наверняка, своя организация, в которую нам не проникнуть… Они, скорее всего, и не думают, что их действия чреваты…

— Может, и не думают, а может, не сильно переживают… ну, большое дело, целая планета погибнет! Зато у них будут все богатства, все ресурсы… пусть даже сами вскоре передохнут!

— Ст-стра-странная ло-логика! — заключил Демидов.

— Леонидыч! Это для тебя фраза: «Зачем мне весь мир, если мне жмут ботинки?» — жизненное кредо, а для них…

— Ему важнее похмелиться…

–…Важнее всё захапать, пусть ценой гибели всего… — несколько пафосно высказался Дмитрий Петрович. — Так! — Магистр решил прекратить балаган. — Господа упыри-вампиры-вурдалаки! Попрошу тишины!

Через несколько секунд в малом зале «Бельведера» воцарилась полная тишина. Наверное, будь там хоть одна муха, её было бы слышно.

— Итак, господа, есть ли у кого-нибудь идеи? Что может предпринять наш орден? Будем ли мы координировать наши действия с другими орденами или сохраним секретность?

— Однозначно — секретность, Магистр! Никаких обсуждений… Лучше никаких упоминаний! Вы ведь знаете, что заметная часть упомянутых вами негодяев состоит в «Черепе и костях», в куче масонских лож… Достаточно им лишь заподозрить, откуда может возникнуть угроза, и от «Хрустального кортика» не останется ничего и никого… — А что мы сможем сделать сами?

— А что, если со-соберём всех? По-моему, кро-кроме утечки и-информации — ничего не добьёмся! Оно нам надо?

— Правильно, Леонидыч! Смотрите-ка, он ещё не все мозги пропил…

— Так, господа! Вижу, что мнения разделились… Предлагаю избрать Совет… Учредить Собрание…

— Ну да! Учредительное Собрание! И Страну Советов! Йозас, я понимаю, конечно, что вы большую часть своей жизни прожили в Стране Советов…

Вся наша братия поддержала шутку. Магистр смутился. Что у него нет большого авторитета среди вампиров, он понимал и сам, однако управлять коллективом, пусть даже таким небольшим, как наш орден, кому-то необходимо, а то, что каждый чувствовал себя самодостаточным, делало его миссию невыполнимой.

— Юрий Михалыч! Выскажите своё виденье… — предложил мне Магистр.

Я был не совсем готов, но решил, что с чего-то нужно начинать.

— Я думаю… Я думаю, что нам необходимо создать небольшую группу, если хотите, можно назвать эту группу Собранием, Советом или как угодно… Задачей группы будет разработка всей операции… Жаль, что мы собираемся крайне редко, нам трудно координировать свои действия… Другими словами, наш орден — слишком разобщён. Боюсь, что нам сложно будет решить намеченную задачу…

— Конечно, сложно! Если б было легко, я бы сам…

— Господа! Насколько мне известно, многие из вас участвовали в войнах… Может, у вас есть какие-то соображения?

— Есть, ув-уважа-а-аемый Йозас! — Судя по усилившемуся запаху, Демидов, кажется, успел ещё хлебнуть своего любимого напитка и даже стал чуть меньше заикаться. — Согласитесь, силы у нас очень уж неравны… У них — численность, неограниченные ресурсы, сплочённость… Биться нам против них — всё равно что воевать против танков… Ик! — Леонидыч громко икнул. — …Мокрыми тряпками!

Грустный смешок прокатился по залу. Конечно! Сравнение всем показалось достаточно удачным.

— Мне почему-то кажется, что если всё сделать правильно, то и тряпка может оказаться грозным оружием! — Магистр решил прервать излияния Демидова, пока тот не увёл разговор в откровенную демагогию.

— Кажется, я понял вас, Магистр! Пусть даже наши возможности весьма ограничены, пусть нас адски мало… Мы кое-что всё-таки можем! Мокрой тряпкой можно испортить самый мощный танк, если ею правильно воспользоваться!

— Любопытно… Как?! — Достаточно правильно её пристроить!

— Куда? В ствол запихнуть? Так это ничего не даст! В выхлопную трубу — так она оттуда вылетит, как пробка из бутылки шампанского! Накрыть перископы — так их, почитай, можно и во внимание не принимать! На современных танках — локаторы есть, электроника…

— Вот! В электронику засунуть мокрую тряпку, всё коротнёт, да так, что искры полетят! А без электроники — танк и слепой, и безоружный!

— Господа! То, что вы разбираетесь в танках, — похвально, конечно, но… Какое отношение это имеет к нашей Миссии? Мы ведь не с танками биться собираемся!

— Да и не мокрыми тряпками!

Решили, что самые подходящие для задуманной операции — мы трое: уже знакомые вам Дмитрий Петрович Тодоровский, Герман Леонидыч и ваш покорный слуга.

В процессе подготовки я кое-что узнал про Германа. Во время Второй мировой он был советским офицером-танкистом, несколько раз перенёс контузии, поэтому — сильно заикается. Безуспешно пытался лечиться, но это никогда не давало результатов. Зато такого умницу, быстро разбирающегося в любой, самой сложной науке, к тому же совершенно безумной храбрости, я никогда не встречал!

Мы старательно готовились. Через четыре года я был достаточно подготовлен к работе в качестве экономиста в самом сердце организации тех самых негодяев, которые решили всю нашу Землю-матушку полностью ограбить и поработить. Какой только лабуды мне не пришлось изучать! Думаю, ни один нормальный человек никогда в жизни не стал бы добровольно читать те книги, которые мне пришлось буквально прочувствовать! Хорошо ещё, что у нас нет языковой проблемы: временами приходилось по нескольку лет жить и в Англии, и в Германии, и в Швейцарии, и в Америке, не говоря уже о России. А что сделаешь? Такова уж судьба любого вампира, хоть «гнуса-кровососа», типа легендарного Дракулы, хоть «энергетика», вроде меня или Тодоровского…

Ещё пять лет мы все работали в различных транснациональных корпорациях. Не встречались.

Моя карьера росла. Может, не настолько быстро, как хотелось бы, но уже через несколько лет я стал известным экспертом-экономистом и был приглашён в Российское отделение «Шараш Интернэйшинел компани», транснациональной корпорации, официально занимавшейся электроникой, а реально — контролем за всеми и каждым. Без ведома этой «шарашки» ни один человек не мог и шагу сделать. Пока что, правда, это не было никак заметно, но в самой ближайшей перспективе…

Буквально через пару месяцев после моего прихода я понял, что ждать больше нельзя: последние приготовления уже заканчиваются! Завтра — будет поздно!

Где же мои «подельники»? Допустим, кто-то мог засыпаться, но кто-то второй, наверняка, должен бы уцелеть…

Я схватил со стола несколько случайных бумаг и быстро пошёл, едва сдерживаясь, чтобы не побежать.

— Юрий Михалыч! — радостно закричал, едва увидев меня, Владимир Иванович Бугор — начальник отдела. — Здорово, что вы зашли! Да бросьте свои бумаги! Все дела — пыль! Нет ничего такого, что теперь могло бы остановить наш Проект!

Рядом с начальником стоял сильно смущённый Герман. Наконец-то! Правда, я бы предпочёл встретить Тодоровского.

— Знакомьтесь… Наш новый сотрудник! Эдуард Пельше! Теперь все вопросы, связанные с электроникой, можно решать с его помощью.

Почему Пельше? Ясно! Под чужой фамилией. Это — нормально. Я ведь теперь тоже вовсе не Бутылин…

— Коллеги! В связи с окончанием работ, предлагаю… — Начальник отдела с заговорщицким видом открыл один из шкафов и достал бутылку «Мадам Клико».

— Эдвард, простите, Эдгард… Эдуард… — За… Зовите просто Эд! — Эд, прошу вас, первый тост…

— Бла… бла… бла-годарю! — как всегда прозаикался Герман. Тем временем, откуда ни возьмись, на столе появились бокалы. С тихим хлопком Игорь Семёнович, один из сотрудников, открыл бутылку и аккуратно разлил по бокалам. — Итак, Эд, вам слово! — Да… да… дава-вайте, выпьем за… за… — Залпом! — ехидненько пошутил Бугор. — Н-нет… за… за… за… заэ… за… эк… — За заек?

Все присутствующие растянули лица в улыбке, хотя далеко не всем были по сердцу издевательства начальника над новым сотрудником.

— Нет… — Герман давно привык к тому, что над ним подшучивают все кому не лень, включая незнакомых людей. — За… за эк… За экономику!

Все сдвинули бокалы, чокнулись и выпили. Начались обычные разговоры. Никто не стеснялся нашего начальника, что его, казалось, вовсе не смущало. Он склонился над ушком совсем молоденькой девчонки-бухгалтера и рассказывал ей очередной анекдот. Судя по тому, как она покраснела, анекдот был похабненьким.

— Эд, вы не обижайтесь. — Негромко, но достаточно для того, чтобы я расслышал, Игорь Семёнович вводил в курс дела Германа. — Бугор — хороший мужик, свой, хоть и вампир… — К-как это, в-вам-пир?

— Самый настоящий! Правда! Он кровь пьёт… Стаканами! Конечно, он и вином не брезгует, но только хорошим… В общем, Эд, не стесняйтесь! Вы — электронщик?

— Сись… сис… системщик…

— Не может быть! Мы так долго искали системщика! Представляете, Эд — системщик! Эд, пойдёмте, я покажу вам нашу Систему! Там есть несколько проблемных мест… — радостно защебетал Игорь Семёнович. — Пойдёмте! А то скоро запуск! Не хотелось бы…

— Д-да, к-конечно! — Эд, он же Герман Леонидыч, кажется, был счастлив, что ему можно больше не оставаться в центре внимания.

— Простите, вам не мешает ваша болезнь? — Игорь Семёнович навязчиво обнял Германа за щуплое плечо и повёл к двери.

Я увязался за ними. Похоже, толку от Бугра я сегодня не добьюсь. Ладно! Попробую согласовать действия с Демидовым…

— Я при… при-вык! А работать — не ме… не ме-шает. Системы, зна-знаете, этому не-не-не уди-вляются…

— Эд, ради всего святого, не обижайтесь…

— Н-ничего с-страшного!

Мы пошли по длинному коридору технического этажа.

— Смотрите, Эд, сколько дверей мы прошли, а ни на одной нет ручек! И дело не в том, что тут какие-то хитрые замки! Нет! Эти двери и не открываются!

— Я по-понял… Тут — сер-сер-серверная… А… од… од-одно по-поме-помещение — по-потому, что т-так ме-меньше стыков…

— Вижу, вы, Эд, всё ловите на лету!

— Эд, а где вы работали раньше? — Я решил сделать вид, что мы незнакомы. — Нас не представили… Ильин Юрий Михайлович, экономист… Мне показалось, мы с вами могли встречаться…

Эд, насколько только мог, равнодушно подыграл мне:

— М-мы с в-в-вами, по-моему, встре-встречались в Бу-бу-буэнос-Айресе л-лет с-семь на-на-назад! В-вы то-тогда выступили о пер-перспективах эле-электронных до-до-до-кументов в ра-ра-раз-развивающихся стра-анах!

— Точно! Простите, Эд, я никак не могу вспомнить вашу фамилию… Вы мне, помнится, задавали несколько вопросов…

— Пе-пельше… — О! Так вы — старые знакомые!

— Можно и так сказать, Игорь Семёныч! — за нас обоих ответил я, избавляя Эда от лишних усилий.

— Знаете, Эд… мне часто кажется, что не те страны называют развивающимися… В мире, фактически, одна страна развивается — Соединённые Штаты… — Я бы не ска-сказал! Ки-Китай…

— Китай — особая страна. Её даже можно не считать частью мира — они совсем уж особенные… Цех Земли! Считаться с Китаем приходится: они всех держат за горло… Но ничего! Скоро и мы им… — Игорь Семёнович оборвал свою речь, будто проговорился. — Мужики! Извините, мне нужно… — и тут же куда-то торопливо ушёл.

— Эд… Пойдёмте-ка, я покажу кое-что.

Мы зашли в серверную. Делать мне там было, в общем-то, нечего, но если кто-то вдруг увидел, что мы зашли в неё вдвоём, у нас будет железное алиби: я знакомил нового сотрудника с расположением помещений.

Кстати, в серверной, занимающей чуть не целый этаж, серверов было всего два десятка. Для этого вовсе не обязательно было выделять столько места.

— Юр… Тут толь-только се-сервер… Где су-су-суперком-пьютер?

— Да если б я знал!

Впрочем, поиск суперкомпьютера не оказался существенной проблемой — через десять минут мы были в «котельной», где не было ни одного котла — весь огромный зал этой «кочегарки», в которой можно поместить целый авианосец, занимали бесконечные ряды шкафов, набитых электроникой.

— Ого! Вот эт — это су-су-суперкомпьютер! Ряд-рядом с ним — люб-бой дру-другой, да-да-даже «Титан» и-и «Тиан-ти-ан хе» — про-просто а-ари-арифмометры! Чтоб его за-за-запитать, ну-ну-жен я-ядерный ре-реактор!

— Тут места хватит, если реактор небольшой… Скажем, от подводной лодки. У этих упырей, сам знаешь, неограниченные возможности.

— Да-да-давай най-найдём и ос-ос-тановим ре-реактор!

— Эд! У нас совсем не осталось времени! Действовать придётся быстро! Сегодня в полночь они хотят запустить свой Проект на полную мощность! Сейчас их паспорта — это только удостоверение личности с привязкой к водительским и прочим удостоверениям. К банковской системе подключены, может, пару миллионов человек… Ночью они подключат остальных, а ещё через несколько секунд — привяжут и контроль за мыслями обладателей… Как только кто-то лишь подумает или как-то по-другому проявит недовольство, то его счета будут обнулены… Понимаешь, чем это чревато?

— В-все ста-станут нищими! Кто ос-останется до-до-доволен?

— Только те, кому достанутся украденные средства!

— Ясно! И скок-скок-сколько у нас времени?

— Смотря сколько тебе нужно! Тянуть вроде незачем, но и спешить нельзя! До полуночи они не должны разобраться с тем, что случилось…

— Пол-полночь в ка-ка-каком ча-часовом поясе?

— По Токио! Гринвич плюс девять!

— У нас ме-ме-мень-меньше со-со-рока ми-нут!

— Реактор должны обслуживать люди! Дежурная смена, там… Охрана…

— Пре-предлагаешь ус-устроить Че-че-чернобыль? И-или Фу-фуку-симу?

— Хоть Хиросиму! Сам понимаешь, времени нет! Они, конечно, отстроят всё потом…

— Н-не! Нек-некому будет! Они в-всех спе-специалистов из-извели!

— Новых выучат! Хорошо бы их самих…

— Е-если я п-пра-правильно по-понимаю, они все у-уже здесь!

— Охрана? — Не-не п-подойдёшь!

— Эх, жаль… А давай шарахнем? Ты в реакторах разбираешься? — Ра-разберусь! Ток-тока ре-реактор тоже ох-охраняется! — Охрану я сам сделаю! — То-тогда, че-чего м-мы ждём?

— Господа! — обратился к нам непонятно откуда прозвучавший голос. — Прошу вас вернуться!

— Да-да, конечно! — крикнул я, изображая заблудившегося. — А можно нас проводить? Я не помню дорогу!

— Не валяйте дурака, Юрий Михалыч! — Голос мне не показался сколько-нибудь знакомым. — Поднимите руки… Вы оба! Поднимите руки… Мы послушно подняли руки и остановились. — Куда нам идти?

— Ладно, вас проводит наш сотрудник!

Я не сразу понял, что рядом с нами уже находится охранник.

— Пройдёмте, господа! — Здоровенный парень в тёмно-серой форме охранника довольно грубо подтолкнул нас к двери в караулку, которую мы сразу и не заметили.

— Зд-здрав-здравствуйте! — промямлил Леонидыч. — М-мы, ка-кажется, заблудились…

— Не валяйте дурака, гос… — Договорить охранник не успел. С недостижимой для человека скоростью, Герман оказался за его спиной и надавил на точку, известную лишь немногим бойцам спецслужб да специалистам акупунктуры. Охранник мгновенно потерял сознание, но не упал, а остался стоять с потухшими глазами, подобно манекену.

Старший смены, сидевший чуть вдали, за креслом охранника, следящего за десятком огромных мониторов, потянулся за пистолетом. Его пришлось остановить мне, швырнув в голову горшок с небольшим кактусом. Полетели осколки керамики, комья земли и ошмётки колючего растения. Старший смены охнул и отключился.

Тяжёлый «Стечкин» громко ударился об пол. Охранник, следящий за мониторами, молча поднял руки. Герман выключил его, как и первого охранника, а потом ещё и что-то буркнул, видимо, извинился.

— Н-ну что, Ю-Юра, давай, что-что-ли, ре-реактор и-искать?

Я ткнул в висящую на стене «Схему эвакуации при пожаре» — обязательный атрибут каждой караулки. На ней русским по белому был нарисован план всего этажа с указанием всех коморок и закоулочков.

— Есть! Гляди сюда! — Я ткнул пальцем в угол схемы. — Видишь?

— Х-хо-хорошо! Д-да-давай бегом туда.

Не прошло и минуты, и мы уже были в огромном зале, в центре которого стоял, как я понимаю, ядерный реактор. Ещё б знать, как им управлять…

— Так, Ю-Юра… На-надо оставить ре-ак-тор без охлаждения… Вы-ве-ве-дем стержни и… Чернобыль!

— Давай!

— А зна-знаешь, жа-жаль, что с на-нами нет Пет-ро-вича! Пом-помнишь, как он о-от-отбрыкивался, что-что он бо-бо-больше не кн-князь? Мы б е-его отправили в ре-реактор…

— И он бы не отвертелся, что он «Ваше сиятельство»! После реактора он бы сиял, конечно, но не долго… От такой дозы и вампирская регенерация не спасёт! Радиация там знаешь какая? Жизни останется на пару минут, да и то за них только все свои потроха и успеешь выплюнуть! Все клетки распадаются! Добрый ты…

— Для на-на-начала, ну-нужно отклю-ю-ючить на-насосы! — Леонидыч решил сменить тему.

Только вот дойти до насосной мы не успели. Увы, нейтрализованная нами группа охраны не была единственной, да это было б странно. Новая группа нас, похоже, уже ждала…

Здоровенный мужик, лет, наверное, сорока, вывалился из-за угла. И зачем такому красавцу идти в охранники? Наверное, ничего другого он и делать-то не умеет! С такой лучезарной улыбкой ему следовало бы рекламировать зубные щётки и пасту… Другой здоровяк, с кривым шрамом на щеке, не высовывался, не делал бесполезных движений, а, едва заметив меня, выстрелил в голову. Горячая девятимиллиметровая полусфера ударила в лоб, и всё исчезло.

Первое, что я увидел, когда пришёл в себя, был начищенный ботинок «красавчика», люто воняющий обувным кремом. Сам охранник лежал чуть в стороне с нелепо вывернутой головой. Рядом, в луже крови, лежал ещё один охранник. Он был ещё жив, дёргал ногой, пытаясь встать.

После пулевого ранения голова сильно кружилась, перед глазами мелькали цветные шарики. Я попробовал пошевелить рукой, но из этого ничего не получилось. Сил не хватает. Пришлось забрать остатки жизненной энергии у чуть живого охранника.

С трудом поворачиваю голову…

Так и есть! На моей руке лежит ещё один здоровяк, и тоже — со свёрнутой шеей. Леонидыч — просто живодёр какой-то! Ведь мог же выключить их всех, как тех ребят, в караулке.

Вот чего мне никогда не понять, так это того рвения, с которым охранники несут свою службу. Ладно бы Родину защищали, а так… Ну искалечат их, а то и вовсе убьют, и что? Никому нет дела до того, что будет с их семьями… А что взамен? Получит лычку на погон, двести рублей к нищенской зарплате… Дураки! Видимо, поэтому Леонидыч и не церемонится с этой публикой.

Ещё несколько секунд я «ловил вертолёты», а когда на пол выпала пуля из моего затылка, головокружение отпустило.

Выбравшись из-под тела охранника, я встал. Взгляд зацепился за выпавшую из моей головы пулю. Ничего необычного…

Наверное, Леонидыч уже и сам со всей этой публикой справился. На всякий случай, бегу к распахнутой двери.

Кстати, а где пистолеты наших красавчиков? Вроде не видно нигде…

В соседней комнатке никого не было. Зато в следующей Леонидыч вёл самое настоящее сражение. Левой рукой он обхватил за шею одного из бойцов охраны и, пользуясь им как щитом, стрелял в другого. Второй охранник стрелял в Леонидыча, но после каждого выстрела первый вздрагивал.

Стоило мне зайти, выстрелы прекратились: у охранника кончились патроны.

— Эт-это он в те-тебя стрелял!

Я это и сам понял: такой шрам не часто увидишь!

«Шрам» сел на пол, закрыл голову руками и заплакал.

Леонидыч великодушно нажал ему на «ту самую секретную» точку.

— Ладно, Леонидыч, дальше-то что?

— А что по-по-поменялось?

Мы собрали оружие охранников и двинулись в насосную.

В насосной сделать что-либо нам не удалось. Ну постреляли по пучкам проводов, но они оказались в такой «броне», что наша стрельба ничего не дала. Бросив отобранные у охранников пустые пистолеты, мы отправились в «Реакторный зал».

Дежурных операторов нигде не было видно. Наверное, услышав выстрелы, куда-нибудь убежали или попрятались. Леонидыч ловко щёлкал тумблерами, будто всю жизнь только и делал, что управлял реактором. Где-то урчали моторы, что-то где-то двигалось. Судя по тому, что стрелки приборов, за которыми внимательно следил Эд-Герман, достигли нужных значений, у него всё получилось.

— Ладно! Леонидыч, а теперь-то что?

— А те-теперь — испор-испортим ох-охлаждающий ко-контур и бе-бежим!

Пробить трубу высокого давления выстрелами из «Стечкина» у нас не получилось. Вывести стержни — дело нехитрое, но толку от этого совсем немного — просто реактор стал вырабатывать больше энергии. Так до аварии не доведёшь! Нужно что-то более радикальное!

— Слушай, Герман, ты ведь разбираешься в компьютерах! Что со всей этой кухней делать?

— Ту-тут есть ко-комплекс у-уп-правляющих компьпьютеров. Надо их «обрушить»… Пра-правда, такие ма-машины защищены…

— Герман, не морочь голову! Мы их просто расстреляем! — Я достал «Стечкина».

— Хо-хорошо! То-только снача-ала сбе-сбегай за пат-патронами! — Действительно, будь у нас хоть один патрон, мы бы выпустили его по трубе охлаждающего контура…

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Первые века нашей эры дали многочисленные повествовательные произведения на санскрите — литературном языке Древней Индии. Среди них — «Веталапанчавиншати» («Двадцать пять рассказов веталы»).