Сухарева башня

Валерия Вербинина, 2020

Сотрудник уголовного розыска Иван Опалин едет сменить товарища, который вместе с другими агентами ждет в засаде членов бандитской шайки. Из-за несчастного случая на дороге Опалин опаздывает – и обнаруживает, что его товарищи убиты. Его начинают подозревать в том, что он причастен к случившемуся, и тогда он задумывает одолеть бандитов самостоятельно. Однако без помощи ему не обойтись, и Опалин находит крайне неожиданного сообщника…

Глава 7

Свидетели

Выйдя из здания угрозыска, Опалин задумался, что ему делать.

С одной стороны, у него имелось совершенно определенное поручение — узнать, почему родители Галины Евлаховой считали, что происшедшее с ней не было несчастным случаем, и заняться расследованием. С другой стороны, Иван еще не расстался с мыслью найти Стрелка и надеялся, что Дымовицкий ему что-нибудь подскажет.

Он взялся за тесемки папки, которую ему дал Логинов. Серые сдобные тучи, которые ползли низко над Москвой, тотчас учуяли, что юноша внизу развернул папку с бумажками, часть из которых была исписана почему-то красными чернилами, обрадовались случаю и принялись сыпать на него и на документы крупный снег. Со стороны могло даже показаться, что кто-то наверху распорол подушки и из них летит пух. Опалин чертыхнулся, вернулся в желтоватое обшарпанное здание и там дочитал то, что его интересовало. Из бумаг следовало, что ввиду сопутствующих обстоятельств дело собирались признать несчастным случаем, но тут подоспело заявление от Евлахова Аристарха Николаевича, отца девушки, с требованием провести дознание по всей форме. Опалин поглядел на крупные, твердые буквы и подумал, что этот Аристарх Николаевич, должно быть, человек решительный и шутить не любит.

«К Евлаховым в Глинищевский переулок или к Дымовицкому на Красную площадь? — думал Ваня, завязывая папку. — Ладно, поеду к Евлаховым… Сначала дело, а все остальное потом».

Дом, в котором жил работник Моссовета, мало чем отличался от других домов в этой части города. Машинально Опалин отметил, что неподалеку располагается моссельпромовская пивная, которая наверняка была центром притяжения местных забулдыг, но ведь при советской власти пиво пить не возбраняется. «Зайти, что ли, в пивную, попробовать разузнать насчет Евлахова?» — мелькнуло у него в голове. Но он инстинктивно чурался подобных мест и решил начать расспросы с дворника или управдома — как получится.

Дворника Опалин поймал возле ворот дома Евлахова, и разговорить его удалось довольно легко — с помощью пары папирос.

— Аристарх-то? Ну, Аристарх человек известный… Ничего плохого про него сказать не могу. Здоровается! Иные мимо шмыг с портфелем и даже не глядят в твою сторону. А он ничего…

— А дочь его ты знал?

— Которую?

— А что, у него несколько дочерей?

— Ха-ха! Так три девки у него. Галка старшая была, под трамвай угодила. А зачем он тебе?

— Я как раз и буду расследовать, отчего она под трамвай угодила, — признался Опалин. Дворник скользнул глазами по его лицу.

— Вишь ты! А что она угодила, так ничего хитрого тут нет. Жених ее бросил, — Он произносил слово через «а»: жаних.

У Опалина заныло под ложечкой. Не зря он предчувствовал, что с этой историей что-то не так. Получается, что Галина бросилась под трамвай, поссорившись с женихом, и теперь рассерженный отец будет пытаться этого жениха притянуть к ответу или хотя бы как-то испортить ему жизнь. Да, в уголовном кодексе есть статья о доведении до самоубийства, но применяется она крайне редко, потому что в таких делах много спорных моментов, которые можно трактовать по-разному.

— А кто ее жених? — спросил Опалин мрачно.

— Ванька Катаринов. Он в этом же доме живет, только на верхнем этаже, — пояснил дворник, махнув рукой с папиросой куда-то в сторону окон под крышей.

— А Евлаховы?

— Евлаховы на втором.

— Квартира коммунальная?

— Райская, — хмыкнул словоохотливый дворник. — Шесть комнат, две семьи. Хоромы!

— А вторая семья кто?

— Прокудин, инженер. Его отец до леворюции этим домом владел.

— До революции, — машинально поправил Опалин.

— Ну а я что говорю? Буржуй, одно слово. Но человек хороший. И дочь его родителей уважает, не пойдет она под трамвай прыгать из-за того, что ее бросили. Галка-то — та с норовом была. Самосборная, — выдал дворник, имея в виду, очевидно, «сумасбродная».

— Сильно переживала?

— Чаво?

— Галина сильно переживала, что с женихом поссорилась?

— Так под трамвай же бросилась! Конечно, переживала…

— Я имею в виду: по ней в тот день или раньше было заметно, что что-то не так?

— А то! Раньше смеялась, только зубы сверкают, а потом и улыбаться перестала. Ванька от нее рожу воротил, а она от него. Это когда они тут во дворе встречались случайно, — пояснил дворник.

Поблагодарив своего собеседника, Иван двинулся к дому, но тут услышал:

— Если тебе Аристарх нужен, его дома нет! Вся семья на похоронах. В этом… как его… климатории…

— Крематории? — догадался Опалин. Дворник энергично закивал.

— Что, и домработницы тоже нет? — допытывался Иван.

— Нету, ее хозяйка выгнала, а новую взять не успела.

— Когда выгнала? За что?

— Ну, за что-то, — туманно отозвался дворник, почесывая щеку. Опалин понял, что он знает, но не хочет говорить представителю власти.

«Поговорю с Прокудиными, — решил он, карабкаясь по высокой и чрезвычайно широкой лестнице. — Живут в одной квартире… все должны друг о друге знать».

Он позвонил в дверь и стал ждать.

— Кто там? — спросил высокий чистый девичий голос.

— Уголовный розыск, агент Опалин, — степенно ответил Иван, хотя числился только помощником агента.

Дверь распахнулась. На пороге стояла девушка с толстой русой косой, довольно высокая — ростом почти с Ивана, который вовсе не был мелким.

— А нас никто не грабил, — строго сказала девушка. У нее был вздернутый носик, серые глаза и длинные ресницы; из одежды он заметил только темно-синюю юбку в складках и блузку с подобием галстучка. Девушка ему понравилась сразу же, с первого взгляда, но сыщик в нем не дремал, и Опалин решил, что это, должно быть, дочь Прокудиных.

— Я насчет Галины Евлаховой, — признался он, поспешно снимая шапку, которая вдруг ни с того ни с сего стала казаться ему ужасной.

— О! Проходите. Верхнюю одежду оставьте вот тут, — она указала на вешалку, на которой висело женское зимнее пальто с воротником из лисы. Внизу под вешалкой валялись детские ботиночки, живописно раскинув шнурки, и стояли несколько пар взрослой обуви, из которых Опалин сыщицким взглядом выделил модные светлые туфли на каблучке. «Галины? Или той, которая открыла мне дверь? А впрочем, какая разница…»

Опалин снял пальто, после чего, спохватившись, переложил браунинг оттуда в карман брюк. При этом он чуть не уронил папку, которую держал под мышкой. Девушка наблюдала за ним с любопытством, немного склонив голову к плечу. Опалин тоже наблюдал — и делал свои выводы. Огромный коридор, высокие потолки; квартира хорошо протоплена; у одной из дверей стоит детский трехколесный велосипед, рядом валяется большой игрушечный медведь — ростом, должно быть, с пятилетнего ребенка. Иван готов был поклясться, что люди тут жили хорошо — а для тех лет вообще, можно сказать, шикарно.

— Пойдемте, они должны скоро вернуться… я так думаю, — добавила девушка.

— Вы дочь инженера Прокудина? — не удержался Опалин.

— Да. Вам дворник сказал? Я видела в окно, как вы с ним говорили.

Иван не то чтобы насторожился, но ее признание ему не понравилось. Зачем она смотрела в окно и следила, кто беседует с дворником?

— Извините, как вас зовут?

— Надя. Слушайте, может, будем на ты? Или вы против? — протянула она.

— Нет, я не против.

— А тебя как зовут?

— Ваня.

— Надо же, я так и подумала.

— Что подумала? — Он даже приостановился на мгновение.

— Ну, что ты обязательно окажешься Ваней.

Весь этот разговор происходил в коридоре — и наконец-то они переступили порог гостиной. Шкафы с книгами, кожаный диван на вычурных ножках, строгие часы, отстукивающие время, обои — коричневые с золотыми геральдическими лилиями, а на одной стене более простые, и Опалин подумал, что эту комнату выгораживали как часть другой, куда более обширной. На видном месте висели портреты Ленина и Сталина.

— У нас с Евлаховыми общая гостиная, она же столовая, — пояснила девушка. — А книги из дедушкиной библиотеки, их пришлось перенести сюда, потому что… теперь там комната Аристарха Николаевича и Анны Андреевны.

Опалин ничего не сказал и поглядел на паркет, на котором были видны следы грязных сапог. Девушка покраснела.

— К Аристарху Николаевичу посетители являются, даже домой… А у нас домработница ушла. Новую ищем, но пока не нашли. У тебя никого нет на примете?

— Откуда? — буркнул Опалин.

— Ну, мало ли…

— Когда найдете домработницу, покажите ее мне, я сразу скажу, есть она у нас в картотеке или нет, — усмехнулся он.

— То есть воровка она или нет? — Девушка глядела на него во все глаза. — Но… Анна Андреевна всегда нанимает только проверенных людей…

— Они все проверенные, — хмыкнул Опалин, осторожно опустившись на широкий кожаный диван, который чем-то его особенно манил в этой загадочной и смешанной обстановке. — Надя, а ты хорошо знала Галю?

— Конечно.

— Что там у нее стряслось с женихом-то?

— Ах, нет, нет, — заговорила Надя, морщась, — Ваня не был ее женихом… Это глупости. То есть не то что глупости… он ей нравился, понимаешь? И она ему нравилась… одно время. Но он ничего не говорил о свадьбе и даже не намекал…

— Не намекал, а так?

— Что — так?

— Они жили без всякой свадьбы?

Надя покраснела.

— Во-первых, я не думаю… Во-вторых… и вообще… Ваня — порядочный человек! Он к ней относился… ну… по-дружески… А она решила, что это не дружба уже… Однажды стала говорить, что хорошо бы им покончить с неопределенностью и расписаться… а он и вспылил…

— Ты слышала их разговор?

— Нет. Мне Галя сказала. Она… она была… — Надя задумалась, — сражена, да? Ей даже в голову не приходило, что Ваня так может с ней обойтись…

Опалин глядел на нее и с неудовольствием думал, что она чего-то недоговаривает. Дворник назвал Ивана Катаринова женихом Гали. Такие прозвища на пустом месте не рождаются, как минимум загадочный тезка Опалина должен был подавать девушке определенные надежды…

— Когда именно они поссорились? — спросил Иван.

— Дней десять назад, наверное.

— А после этого общались?

— Ну… Она ему книгу какую-то вернула. Получается, общались…

— Ты помнишь тот день, когда ее сбил трамвай?

— Помню.

— Как она вела себя с утра?

— Ну… Завтрак… как обычно… Потом — не знаю, я на курсах была.

— На каких?

— Я курсы иностранных языков посещаю. Бывшие Берлица… Там Екатерина Александровна преподает.

— А Екатерина Александровна — кто?

— Она с Лизой занимается немецким.

Увидев недоумение на лице Опалина, Надя нетерпеливо пояснила:

— Лиза — сестра Гали, в школу ходит.

— Понятно. А медведь в коридоре чей?

— Анечки. Она младшая.

— А почему ты сегодня не на курсах?

— Так занятий нет.

Занятий нет, а одежда все-таки не домашняя. Опалин смерил Надю взглядом. Она нравилась ему, но он чувствовал в ней напряженность, как у человека, который не хочет сказать лишнее, боится проговориться.

— Давай вернемся к третьему февраля, — попросил он. — Ты ведь не весь день была на курсах?

— Нет. Потом я на катке каталась, а вечером в кино пошла.

— Да? И какая фильма шла?

В те годы слово «фильм» употреблялось в женском роде.

— «Цирк Поммера» с Мацистом. Видел?

— Нет еще. У меня… у меня работы много.

— Ты сходи, — посоветовала Надя, с сочувствием глядя на него. — Мне понравилось…

— Ты одна в кино была?

— Почему одна? Полный зал был…

— Нет, я имею в виду, ты одна пришла, без знакомых?

— А, если в этом смысле… Да, одна.

— После фильмы что было?

— После фильмы? О-о… Я вышла из кинотеатра — ничего не видать… Идти-то вроде близко, но мне даже не по себе стало. Думаю, посижу в буфете, послушаю музыку… оркестр играл… Пока пирожное съем, кофе выпью, думаю, и туман рассеется. Какое там! Посидела, выглянула в окно — а там только хуже стало. Поняла, что нельзя больше сидеть, надо возвращаться домой… Еле дошла. Галя на кухне с матерью ссорилась, я не стала туда заходить и ушла к себе.

— А почему они ссорились?

— Это ты у Анны Андреевны спроси, — с вызовом ответила девушка.

— Во сколько ты вернулась домой?

— Не помню. Поздно было уже. Папа читал газету, как обычно, если я где-то задерживаюсь… Потом я услышала, как дверь хлопнула, но не обратила на это внимания. Утром я узнала, что Галя ушла и домой не вернулась. Аристарх Николаевич встревожился, Анна Андреевна плакала… Стали искать ее… Ну и нашли. Только по сапожкам опознали, она недавно новые купила…

— Скажи, а во сколько фильма началась?

— Ты про «Цирк Поммера»? В четверть седьмого. Кинотеатр «Палас». — Надя тяжело вздохнула. — Может, тебе еще билет показать? У меня где-то валяется.

— Покажи, — спокойно велел Опалин и поглядел на нее загадочным взором, в котором ей почудилась неприязнь.

Надя принесла из комнаты сумочку, обшарила все отделения и нашла-таки билет, который завалился в самый угол. Опалин расправил его и тщательно прочитал все надписи.

— Ну и зачем это? — мрачно спросила Надя, забрасывая косу за спину. — Ты что, меня подозреваешь в чем-то?

— Да при чем тут подозрения, — проворчал Опалин, возвращая ей билет, — мне протокол надо будет оформить, понимаешь? Свидетельница такая-то, жила в одной квартире с жертвой, в тот день была там-то и там-то, рассказать может то-то и то-то, в доказательство своих слов предъявила, к примеру, билет на фильму…

— А! Строго как у вас…

— Конечно. Я же не для себя расспрашиваю, а для дела…

Надя немного успокоилась, но все же глядела на него недоверчиво. Чтобы не настораживать ее, Опалин перевел разговор на родителей Галины.

— Скажи, ты их хорошо знаешь?

— Ну, раз мы живем в одной квартире… — ответила девушка, поводя плечом.

— Что они за люди?

— Они-то? Обыкновенные…

— В каком смысле?

Надя неожиданно рассердилась.

— В таком! — Она сверкнула на Опалина глазами. — Ну что о них можно сказать? Анна Андреевна вся в семье, Анечка часто болеет, Лиза вот тоже… учится не очень… Аристарх Николаевич работает, у него ответственная должность в Моссовете, еще по партийной линии нагрузка…

— А чем он конкретно в Моссовете занимается?

— В жилищно-строительном комитете состоит, — ответила Надя, наморщив лоб. — Они муниципальным и кооперативным строительством руководят… и не только в Москве, но и в губернии.

— А-а, — протянул Опалин. — Важное дело.

Новоиспеченная столица пухла и лезла во все стороны, как дрожжевое тесто, которое проворонила беспечная хозяйка, и в этих условиях строительство действительно имело огромное значение. Увы, квартирный вопрос, испортивший москвичей, решался туго и явно не поспевал за ростом города.

— Я не могу себе представить, как она могла решиться на такое, — пробормотала Надя, ежась, — она же видела, что все ее любят, хотя Анна Андреевна своей воркотней любого выведет из себя…

— Воркотней?

— Да, она очень настойчивая бывает, и одно и то же… по много раз… это, знаешь, раздражает. Моя-то мама совсем другая… поэтому я вижу разницу.

— А мама твоя где сейчас?

— Так она в тресте работает. У папы секретаршей.

— Разумно, — неизвестно к чему заключил Опалин и попросил лист бумаги и ручку, чтобы написать протокол.

Не без сожаления он отлепился от мягкого дивана, подсел к столу и стал писать, но неожиданно прервался.

— Не для протокола, просто мне любопытно. Почему ты не в домашней одежде? Я тебе помешал куда-то идти?

Губы Нади дрогнули.

— Нет, я… Ты правда не для протокола?

— Честное слово.

— А то я тебе не скажу.

— Нет, скажи. Мне просто интересно.

Девушка вздохнула.

— Я очень скверная, ты мне веришь? Я выдумала, что у меня сегодня важное занятие, чтобы не идти на похороны… Я испугалась, что не выдержу. Я… понимаешь, я до сих пор не могу представить, что Гали больше нет… Умом понимаю, но… как же так? Ведь она же была жива совсем недавно… В общем, я ушла утром и вернулась, только когда убедилась, что они ушли. И тут ты позвонил…

— Понятно, — кивнул Опалин и снова наклонился над листом.