Подмосковная ночь

Валерия Вербинина, 2020

1926 год. В подмосковной усадьбе, превращенной в школу, происходят странные дела, попахивающие мистикой. Из Москвы разобраться в происходящем командирован юный сыщик Иван Опалин. Удастся ли ему справиться с загадочным злом, которое таит подмосковная ночь?

Глава 2

Огурцы и клубника

На следующий день одинокий пассажир сошел с поезда на станции, затерявшейся среди зеленых просторов Московской губернии. Паровоз зашипел, как гигантский самовар, пустил толстый клуб дыма и укатил, волоча за собой хвост из вагонов, а пассажир стал вертеть головой, высматривая встречающих. Платформа, единственным украшением которой являлась билетная будка с закрытым окошечком, была гола и пуста. Слева взгляд вновь прибывшего уперся в зеленеющий в отдалении лес, а справа возле станции приткнулся одинокий домик, за которым виднелись грядки огорода. Белая коза, привязанная снаружи к плетню, деловито объедала траву. Она повернула голову в сторону Опалина, сказала «Ме-е» голосом Лошака, шевельнула ушами, отгоняя мух, и продолжила свою трапезу. Кроме козы, поблизости не наблюдалось ни одного живого существа.

Опалин снял фуражку, вытер лоб рукавом и вернул головной убор на место. В следующее мгновение он инстинктивно почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Возле двери домика материализовался гражданин в форме с петлицами ГПУ, и, покосившись на них, Иван сообразил, что их обладатель, должно быть, отвечает за порядок на станции. У него были рыжие волосы, рыжие усы, рыжие глаза и рыжие веснушки — но ни один человек на свете не назвал бы его ярким или заметным. С виду он казался почти тщедушным и обыкновенным, как лист на дереве. Незнакомец тем временем смерил вновь прибывшего взглядом, считал зеленые петлицы на воротнике его гимнастерки и неспешно двинулся к нему.

— Здрасьте, — начал Опалин, ломая голову, с чего начать разговор.

— Здорово, — последовал ответ. — Из Москвы? Павлов, верно? Это тебя в Дроздово прислали?

— Я Опалин, — буркнул Иван и, понимая, что обижаться нельзя, все же глупейшим образом обиделся. — Я телеграмму прислал, чтобы меня встретили…

— Знаю, — кивнул собеседник. — Витя Терешин, — он протянул руку, и, пожимая ее, Опалин неожиданно понял, что узкоплечий невысокий агент на самом деле куда сильнее, чем кажется. — У них лошадь болеет, — он мотнул головой, указывая куда-то в сторону леса.

— Так что, они меня не встретят?

— Приедут, куда денутся, — равнодушно ответил Витя. — Заходи, не стой на солнцепеке. С козой только поосторожнее, та еще сволочь. Хуже собаки.

Коза, подняв голову, настороженно следила, как Опалин проходит в калитку. Неожиданно она прыгнула вперед, пытаясь достать его рогами, но Иван был предупрежден и успел проскочить прежде, чем она оказалась рядом.

— Хороший у вас тут огород, — не удержался он, поглядев на ухоженные грядки, которыми явно занимался какой-то опытный и любящий копаться в земле человек.

— И не говори, — вздохнул агент. — Огурцы, сволочи, так и прут, так и прут. В этом году их просто пропасть. А я, знаешь ли, клубнику люблю. Мне ее нельзя, я от нее пятнами покрываюсь, а все равно люблю. Но клубника тут не приживается, представляешь? Зато огурцы лезут отовсюду, я их уже видеть не могу. Наверное, если я елку посажу, на ней тоже огурцы вырастут.

— А что тебе огурцы не нравятся?

— Так я же столько не выпью, — признался Витя, пожав плечами.

— Ну, — осторожно заметил Опалин, проходя за хозяином в дверь дома, — их и без выпивки можно…

— Куда? Это ж огурцы. Ни вкуса, ни запаха — вода одна. И зеленые, — с отвращением добавил собеседник. — Садись.

Опалин сел и огляделся. Он и сам не мог сказать, что, собственно, ожидал увидеть в доме собеседника; может быть, портрет Ленина или Дзержинского на стене, но никаких портретов видно не было, только на календаре смутно темнел кто-то усатый с зажатой в пальцах папиросой. Покосившись на приоткрытую дверь, за которой располагалась другая комната, Опалин увидел в глубине красный угол с иконами. Проследив за его взглядом, агент подошел к двери и неторопливо прикрыл ее, после чего сердечнейшим образом улыбнулся. Было бы преувеличением сказать, что в его улыбке таилась скрытая угроза, но отчего-то гостю при виде ее уже не захотелось упоминать насчет икон и вообще как-то подавать вид, что он их заметил.

— Чаю будешь? Или чего покрепче? — спросил хозяин.

— Лучше чаю, — сказал Опалин. — Мне начальство пить запретило.

— Да? Что так?

Иван оказался в затруднительном положении, и тут его осенило.

— Может, ты помнишь, сюда передо мной приезжал агент…

— Помню. Семен Бураков, верно?

— Ну. Короче, он это… Как вернулся, допился до белой горячки. — И, изгнав из головы мысль об иконах, которые ну никак не стыковались у него с сотрудником известного ведомства, Иван доверительно наклонился вперед. — Слушай, раз ты все тут знаешь, скажи мне, только честно. Что тут творится?

Рыжий невзрачный человечек, меряя его взглядом, медлил с ответом. Скрипнула, поворачиваясь на петлях, дверь, и на пороге возникла крестьянского вида молодая женщина с платком на голове. У нее было круглое лицо, голубые глаза и светлые волосы. Всем своим видом она словно излучала безмятежность, и, хотя ее нельзя было назвать красавицей, симпатию она внушала с первого взгляда.

— Марфа, жена моя, а это из Москвы товарищ, — сказал хозяин дома, обернувшись к ней и кивая на гостя. — В Дроздово приехал, чертей гонять. — И он хохотнул. — Ты это… чайку бы нам. Хотя нет, — поправил он себя, — какой чай по такой жарище… Квас есть?

— Квас есть, — подтвердила жена.

— Ну давай, неси, что ли…

Марфа покосилась на Опалина и вышла.

— Я тебе не помешал? — не удержался Опалин.

— Хороший человек помешать не может, — ответил Терешин, интонацией ухитрившись запихнуть в эту незамысловатую фразу как минимум два слоя подтекста. В первом он словно сомневался, хороший ли человек его гость; во втором как будто посмеивался над собственными сомнениями. Был там, возможно, и третий слой, которым агент давал понять, что на самом деле ему на Опалина совершенно плевать. Иван, который всегда и во всем предпочитал прямоту без всяких подковырок и задних мыслей, почувствовал, что теряется.

— Ты меня спрашивал, что тут творится, — продолжал хозяин дома, стоя и барабаня пальцами по столу. — Ничего хорошего. Ты где жить собираешься?

— Ну, — начал Опалин, — раз все, как я понял, происходит в усадьбе, я собирался там и поселиться.

— Зря, — бесстрастно уронил Терешин.

— Слушай, я не собираюсь бояться суеверий…

— Дроздово всегда было проклятым местом, — отрезал агент. — На твоем месте я бы держался от него подальше.

Иван напрягся. На мгновение ему показалось, что собеседник пытается разыграть его; но для розыгрыша тот был слишком серьезен.

— Ты хочешь, чтобы я поверил…

— Я ничего не хочу, — оборвал его Терешин. — Ты же ничего о Дроздове не знаешь, верно? Тут до революции жил некто Вережников… хотя вообще-то усадьба принадлежала не только ему, но и его брату Федору. Но тот Вережников, о котором я говорю, чем только не занимался. Вызывал духов, предсказания делал… спиритизм и все такое. К нему даже Распутин приезжал…

— Какой Распутин? — пробормотал Опалин.

— Ты совсем тупой или прикидываешься? — Терешин смерил его неприязненным взглядом. — Тот самый, конечно.

Опалин сидел, хлопая глазами, и чувствовал себя дурак дураком. Вот вам, пожалуйста: коза у плетня, мирный разговор об огурцах и нате — где-то рядом бродил Распутин, не говоря уже о бывшем хозяине усадьбы, который занимался всякой чертовщиной.

— А что Распутин… Я хочу сказать, зачем он…

— Он хотел знать, что его ждет. Сергей Иваныч ему предсказал, что его сожгут.

— Вздор, — решительно объявил Опалин. — Распутина застрелили, а потом утопили…

— Да, но труп его потом откопали и сожгли, так что Вережников некоторым образом оказался прав. — Терешин усмехнулся.

— А себе самому Вережников ничего не предсказал? — спросил Опалин, в котором взыграл дух противоречия.

— Этого я не знаю, — подумав, ответил собеседник. — Но и он, и его брат смылись за границу еще в 16-м году.

— Как они сумели? Ведь шла война…

— Ну, у них были деньги. И золото, и еще какие-то ценности. Вокруг Вережникова много разного народа вертелось, — добавил агент сквозь зубы, — некоторые вообще на него смотрели, как на бога, и несколько богатых старух ему завещали свое имущество. Время было гнилое…

Он замолчал, потому что вернулась Марфа с квасом. Потом в комнату бесшумно вошла огромная собака величиной с теленка, и Опалин даже вздрогнул, уловив на себе ее пытливый взгляд.

— А я ее не заметил снаружи… — вырвалось у него.

— А она у нас такая. Прячется, — усмехнулся Терешин.

Собака устроилась у его ног. Полоса света из окна ложилась на ее темную лоснящуюся шкуру косым ромбом. Марфа удалилась, но вскоре вернулась с хлебом и малосольными огурцами. Хлеб был прекрасен. Огурцы хрустели на зубах. До того Опалин даже не сознавал, до чего он проголодался. Все, о чем он хотел спросить своего хозяина, вылетело у него из головы. Он наслаждался немудреной едой и даже не обратил внимания, когда снаружи послышались звуки подъехавшей телеги и мужской голос, кричавший «Тпру».

— Это за тобой, — сказал Терешин.

Опалин опомнился и, повернувшись к Марфе, неловко поблагодарил ее за угощение.

— Подожди, я тебе огурчиков с собой дам, — сказала она. — Только банку потом верни, ладно?

Иван покраснел и стал просить Марфу не утруждать себя, но хозяйка, видимо, уже приняла решение и через несколько минут принесла громадную банку с огурцами, которую торжественно вручила гостю.

— Бери, бери, — весело сказал Терешин, — я ж тебе говорил: огурцов у нас прорва, так что все нормально. — Неожиданно он перестал улыбаться и пристально поглядел на Опалина. — И помни, что я тебе говорил про усадьбу.

Иван поправил фуражку и, обняв банку с огурцами, вышел из дома. Чутье его не обмануло: снаружи его ждала обыкновенная телега, а возницей оказался мужик лет 50, заросший бородой до самых глаз. Он удивленно поглядел на Ивана и обратился к Терешину, который остановился на пороге.

— Это он, что ль?

— Он, он, — подтвердил агент, усмехаясь. — Из Москвы прислали. Даже не сомневайся.

— Да, — вздохнул возница, рассматривая Опалина, — прежний, конечно, был того… посолиднее… И револьверт у него. Сразу видно: начальство! А это что? Мелкий какой-то…

— Я помощник агента уголовного розыска, — сказал Опалин, сверкнув глазами, — и это… пистолет у меня тоже имеется, кстати!

Тут проклятая банка сделала попытку выскользнуть у него из рук, и он, похолодев, едва успел вернуть ее в прежнее положение.

— Ясно, — снова вздохнул возница. — Совсем они там в Москве обмельчали, видать… Ну, полезай, пистолет, что ли…

Опалин забрался в телегу и поставил банку с огурцами рядом с собой. Коза, о которой все забыли, сделала попытку лягнуть его, но ей не хватило длины веревки, которой она была привязана, и коза ограничилась тем, что злобно проблеяла нечто, судя по всему, неприличное.

— Ну, ну, не шали, — сказал Терешин, усмехнувшись.

Телега затряслась по дороге, двигаясь к лесу, и Опалин, сидя в ней, видел, как уходят от него станция, домик, его хозяева и негостеприимная коза. Потом лошадь свернула за деревья, и все пропало из виду.