Чашка кофе

Валерий Шилин, 2019

В сборник «Чашка кофе» вошли рассказы, написанные в период с 2000 по 2019 год. В своих рассказах В. Шилин откровенно, с любовью пишет о великих современниках, российских конструкторах-оружейниках, с которыми автор был знаком лично, о судьбах соотечественников, граждан России, живущих в нашей стране и далеко за её пределами. Богатая событиями жизнь на стыке культур наложила своеобразный отпечаток на творчество В. Шилина. Накопленный жизненный материал, кросс-культурные и деловые связи, особенности национальных характеров, традиций и обычаев, проблемы чистоты родного языка, уважительное отношение к культуре иных этносов прочно вошли в литературную канву его работ.

© Валерий Шилин, 2019

© Интернациональный Союз писателей, 2019

* * *

Валерий Шилин родился в 1952 году в Кемеровской области.

В 1975 году окончил Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков. Пишет на родном русском и английском языках. Владеет английским и немецким. В устной форме общается на арабском языке.

Более 40 лет жил в Ижевске, где работал на предприятиях российского ВПК в сфере внешнеэкономических связей в качестве переводчика, специалиста-оружейника и маркетолога в области стрелкового оружия. За годы профессиональной деятельности в командировках был более чем в 60 странах мира.

Жизнь на стыке культур наложила своеобразный отпечаток на творчество В. Шилина.

В настоящее время проживает в Пятигорске.

Его имя хорошо известно по публицистическим военно-техническим, оружейным статьям в России и восьми странах мира — 18 издательств.

Выпустил две книги по истории советского и российского стрелкового оружия на английском языке — издательства Paladin и Global Consultants, Inc., США.

В России журналами «День и ночь» (г. Красноярск), «Луч» (г. Ижевск) в разные годы напечатано несколько его работ в жанре художественной прозы.

Член Союза журналистов России и Международной федерации журналистов (2000 г.). Удостоверение № БА-5599.

Время и мы

Признаюсь честно, участвовать в различных презентациях и приёмах, ставших сегодня рутинными светскими мероприятиями, мне приходится не оттого, что очень нравится, а потому, что того требуют сложившиеся правила деловых отношений и этикет: если приглашают, без чрезвычайных обстоятельств отказать нельзя; бизнес — в первую очередь.

В большинстве случаев ходить на всё это просто скучно. Условности утомляют. Столько времени тратится впустую — болтовни много, а сути мало. Времени жалко. Его и так катастрофически не хватает. «Ах, удивил, — с сарказмом скажет иной. — Проблема дефицита времени не нова и в наши дни известна каждому».

Иной раз кажется, что из философской время превратилось в категорию бытовую, житейскую.

Замечено, время может менять скорость своего течения, но это переключение происходит в нас самих. Технический прогресс делает нашу жизнь всё более интенсивной, более насыщенной событиями и явлениями.

Время и скорость жизни. Если по законам физики скорость движения — это количество единиц пространства, преодолеваемых каким-либо телом или группой тел за единицу времени, то скорость жизни — это количество событий, чувств и ощущений, происходящих не столько в физическом мире вокруг человека и даже в самом человеке. Сам мир и мироощущение зависят, как ни парадоксально это может показаться с материалистической точки зрения, от мыслей и душевного (и даже духовного) состояния человека. Ты видишь и ощущаешь мир — людей и предметы таким, каким ты этого хочешь, что не всегда может быть истиной. Для видения истинного мира требуются колоссальная внутренняя работа, прозрение и просвещение. Поэтому мир и время меняются не только в объективном понимании. Эти трансформации происходят и внутри нас…

Цена времени. В чём же она? Разные люди по-разному это понимают. Кто-то утверждает: время — деньги.

Один мой американский коллега как-то признался: «Каждая минута моего времени стоит примерно три доллара. Работаю ли я, сплю, провожу ли время с друзьями или еду в машине — мой money meter, мой денежный счётчик, работает. Как это получается? Мой совокупный годовой доход составляет примерно полтора миллиона долларов, годовой бюджет времени — 525 600 минут. Вот и вся нехитрая математика. Время для меня делится на продуктивное. Это когда я читаю лекции, пишу статьи, даю платные консультации, участвую в различных проектах. И на непродуктивное: сон, еда, общение со своими престарелыми родителями. Собственной семьёй я не обзавёлся. Вначале думал, что рано, а потом вдруг понял, что уже слишком поздно. Мне некогда самому делать уборку в доме, ухаживать за палисадником, ходить в театр, заниматься рыбалкой, охотой. За порядок в доме и в саду я плачу человеку с меньшим, как мне кажется, КПД — коэффициентом полезного действия. Я уже забыл, что такое отпуск, сплю по четыре-пять часов в сутки. С женщинами вообще перестал иметь иные, чем работа, связи».

Я подумал: «Если бы он сбавил темп и смог бы зарабатывать не полтора миллиона, а, скажем, 500 тысяч, неужели бы ему не хватило этого на его холостяцкую жизнь?» Я ведь знаю, он эти деньги всё равно не тратит, а кладёт в банк. Для того чтобы на такой доход открыть действительно серьёзный бизнес, его сбережений не хватит. Так для чего же эти жертвы? Разве только копить на старость? Но мудрые люди поучают: «У твоего последнего пиджака всё равно нет карманов». Вместо вопроса я предложил ему старинную байку «О рыбаке и капиталисте», которую мне ещё в молодости рассказал товарищ по работе.

* * *

Лежит на берегу моря рыбак, нежится в лучах солнца. Рядом — его утлая лодчонка.

Проходит мимо капиталист.

— Ты почему бездельничаешь и зря время теряешь? — спрашивает он. — Сегодня рыба идёт косяками! Спеши в море, лови, пока есть шанс.

— А для чего мне это? — отвечает рыбак. — Я уже своё поймал, на сегодня хватит. Надо и расслабиться.

— Глупец, ты наловишь много, очень много рыбы, выгодно её продашь, купишь себе новые сети, новую лодку — будешь ещё больше ловить. Потом купишь шхуну, наймёшь других рыбаков. Будут они на тебя работать, а ты тогда сможешь лежать на пляже и наслаждаться жизнью. Разве не в этом смысл жизни?

Подумал, подумал рыбак и ответил:

— Зачем все эти сложности? Я и так лежу на песочке, наслаждаюсь. Я не тороплюсь. Меня моя жизнь вполне устаивает.

* * *

Мой приятель никак не прокомментировал этот рассказ, только вздохнул, глянул на часы и стал собираться на очередной business appointment — деловую встречу, говоря по-русски.

Как мне кажется, человечество вступило в иное временнóе измерение с появлением первого, по-настоящему массового общественного транспорта — пассажирского поезда.

Извозчик в старину и такси сегодня работают по вызову, подстраиваются под клиента, а вот железная дорога первой заставила человека подстраиваться под свой жёсткий график. Потом уж всё поехало-полетело: трамваи, автобусы, троллейбусы, самолёты… Одним словом, публичный транспорт твёрдо и уверенно вошёл в наш быт, стал регулятором нашего времени. На работу и с работы — по часам. К врачу, юристу, чиновнику. Даже к другу на день рождения — и то в строго обозначенное время. А ведь, казалось, совсем ещё недавно, ритм жизни строился по иным меркам.

На Урале, в нашей российской промышленной глубинке, старые люди рассказывают такую быль о прошедших временах и правилах.

Утром пропел первый заводской гудок — сигнал к пробуждению ото сна. Пора вставать! Второй гудок — пора выходить из дому на работу. Не засиживайся, люд работный! В третий раз дают сигнал уже в самом начале первой смены. К этому моменту каждый был обязан быть на своём рабочем месте. В конце трудового дня — последний гудок. И так — каждый день.

У человека заводской ритм закрепляется до автоматизма. Мозг сам даёт себе сигналы. Ранним часом ты без посторонней помощи просыпаешься за несколько минут до будильника — заводского гудка. Сегодня люди просвещённые называют этот феномен биочасами.

В стародавние времена, до эпохи индустриализации, для измерения времени хватало песочных и даже солнечных часов, но технический прогресс заставил человека изобрести более точный хронометр — механический, а потом электронный и даже атомный. Промышленный город пустился в гонку со временем. Каждая секунда, каждый миг на счету. И только в деревне всё оставалось по-прежнему. Пропел петух, взошло солнце — пора приниматься за дела по хозяйству. Солнце село — время отдыхать. Так было когда-то.

Время ощущается нами по-разному. Для молодого любовника, жаждущего встречи с пассией, часы и минуты ожидания тянутся неимоверно долго. Зато потом, в ласках и объятиях, время как бы сжимается и пролетает как одно мгновение. И наоборот. Когда не знаешь, чем себя занять, время тянется, а то и вовсе останавливается.

Учёные утверждают, что ощущение времени человеком — явление социальное, результат общественного развития. Некоторые убеждены, что мера времени имеет и национальные особенности. Разные народы, разные культуры по-разному понимают его течение.

Тем, кому довелось работать и общаться с арабами, хорошо известно, как, по нашей оценке, расточительно транжирят они время. Нам, уже привыкшим к пунктуальности, иногда кажется, что они, люди с Востока, не умеют ценить это качество. Назначив встречу, арабский шейх может с лёгкостью опоздать на час-другой. У тебя уже иссяк весь запас терпения, а он приходит, искренне улыбается, как будто ничего не случилось. И действительно, для него ничего необычного не случилось. Всё идёт привычной чередой.

Вот вы сели за стол переговоров. Ты с ходу «берёшь быка за рога», начинаешь о деле, а его эта тема, похоже, вовсе не интересует. Ты ему говоришь, что надо решение принимать, график действий утверждать, а он и тут не торопится: «Ба’аден, букра, инш’алла!» («Потом, завтра, если Аллаху будет угодно». А всё потому, что наши взгляды на события и явления, оценки и модели поведения имеют различия. Время для нас проистекает как бы в иных единицах измерения, имеет свою ценность. Время не может конкурировать с устоявшимся культурным этикетом. На арабском Востоке люди по-прежнему крепко чтят заповеди старших, старинные обычаи и традиции.

Дело здесь, согласитесь, не столько в том, что твой напарник — араб. Также примерно выглядят и африканцы, и жители Юго-Восточной Азии. Причина заключается всё же не только в национальных, этнических особенностях. Среди кувейтян, катарцев, индийцев, камерунцев, тайцев есть люди, которые нам, детям так называемой западной цивилизации, дадут сто очков вперёд, когда дело касается распределения и рационального расходования времени, но это рассматривается нами скорее как нечто нетипичное, как исключение из общих правил.

Наши мышление и суждения в известной мере зависят от стереотипов. Убеждён, что масштаб времени зависит от уклада жизни, от степени индустриализации общества, от влияния этой самой индустриализации на человеческое сознание.

* * *

В Сахаре, в оазисе Бени-Валид, знал я одного пастуха по имени Али. Утром мы с товарищами едем на работу, а он уже выгнал овец на пастбище, сам же сел на бугорок, чтобы лучше скотину видно было. В течение дня я несколько раз проезжаю на машине мимо этого места — от стройплощадки до офиса и обратно. Вижу, как он то на дудочке играет, то ляжет на бок, подопрёт голову рукой, дремлет. На обед мы строго по часам спешим, а он, когда солнце начнёт сильно припекать, перегоняет стадо в тень акаций. Обедать сейчас он не будет — жарко. Вечером, порядочно уставший, я возвращаюсь домой, а пастух гонит свою отару к водопою. Его рабочий день хоть и длиннее моего, но выглядит он свежее и бодрее меня. Он счастлив, улыбается и приветливо машет мне рукой. Как бы мы сказали — дитя природы, он ближе к естеству и гармонии.

* * *

Нынче мы заковали себя в цепи условностей. Помню, как-то меня пригласили принять участие в международном симпозиуме в Королевской военной академии. Заселившись в комнату при общежитии для офицерского состава, я обратил внимание на рамочку, висевшую над рабочим столом. Там — «Свод правил» и «Распорядок дня» для слушателя академии, где расписано всё — от того, в какой форме одежды ты обязан являться на те или иные коллективные мероприятия, до времени и места, где и когда эти мероприятия будут происходить. Тогда я немало удивился существующим строгостям. Оказывается, британскому офицеру разрешается появляться на завтраке только в форменных брюках, рубашке с воротником, а не в майке, и в уставной обуви. Только по Уставу! Никаких поблажек!

«Ладно, — подумал я про себя, — у военных везде, во всём мире — свои особые законы. Однако чему удивляться?»

Бескомпромиссный дресс-код и Кодекс корпоративной этики — не новинка и у нас в России, на наших промышленных предприятиях, в крупных и уважающих себя фирмах. Да разве только в них? Регламент времени и поведения расписан и в нашей обыденной жизни.

А вот в азиатских странах до сих пор действуют свои, более либеральные уставы. На Востоке, к примеру, в гости обычно не приглашают, кроме особых случаев, вроде свадьбы. Тогда не открыточку присылают, а гонца, вестового. Навестить своего друга ты можешь в любое время. Тебе всегда рады, встретят с почестями.

Как дань уважения хозяину, такие визиты длятся и день, и два, а то и больше. Если гость рано засобирается домой, хозяин может истолковать это как недовольство приёмом. Сегодня принимают тебя, а завтра или послезавтра (или ещё когда — время не в счёт) — друзей по всем правилам будешь встречать ты.

В Индонезии, на острове Калимантан, наш гид рассказывал, как его дальний родственник, живущий в такой глуши, где люди до сих не знают ни электричества, ни телефона, решил навестить свою сестру, давно переехавшую жить в город. Почти неделю в одиночку шёл он пешком по джунглям. Неизвестно, каким чудом он не заблудился и нашёл нужный ему дом. Когда утром сестра открыла дверь и на пороге увидела брата, ничего не спрашивая, не проявляя удивления, как должное, пригласила брата в дом, вымыла ему ноги, накормила, напоила, уделила ему внимание и время. Брат прожил у неё несколько дней, и она ни разу не спросила, как долго он ещё будет гостевать. А тот, когда нагостился, без лишних хлопот и долгих прощаний, просто сказал: «Ну вот, повидались. Спасибо за всё». Собрался и так же, пешком, отправился восвояси.

Вспоминается такой случай из практики работы в Ираке. Наша группа специалистов славно потрудилась, на пять баллов выполнила одно очень важное контрактное задание. Министр промышленности, возглавлявший сторону заказчика, по этому случаю решил устроить банкет. Время шло, приближалась дата намеченного мероприятия, но, к нашему удивлению, никто из россиян официальных приглашений так и не получал. Накануне события, сидя за чаем, старший иракский офицер спросил меня, буду ли я участвовать в официальном приёме. Не мудрствуя лукаво, я резанул без дипломатии, что не имею представления, о чём тот спрашивает, никто никаких приглашений не получал, и я — тоже. Несколько смущённый офицер сказал, что где-то кто-то недоработал, но обещал до конца дня во всём разобраться.

То, что я получил, напрочь поразило: в изысканно подписанном именном конверте я обнаружил карточку с не менее изысканным приглашением «…оказать честь иракской стороне своим любезным принятием настоящего официального приглашения…» и так далее, и так далее. Изумляло не только изящество текста, но и то, что накладные буквы текста были выполнены из серебра на дорогущей бумаге с водяными знаками.

Запад и Восток во многом не похожи, и векторы их эволюции долго ещё не сольются в одной точке, за которой будут утрачены национальные традиции и обычаи, колорит и уклад быта…

Спешу сделать оговорку. Я уже много раз убеждался, что нельзя о народе, национальном характере говорить в форме категоричных констатаций. Встречаются, конечно, стереотипы, но они не вечны и имеют свойство меняться. Не стоит также забывать о субъективизме наших собственных оценок. С годами в силу изменения образа жизни, накопившегося опыта, новых знаний трансформируются убеждения и взгляды, некогда казавшиеся незыблемыми. Многое можно понять только через призму сравнений.

В детстве и отрочестве, как отмечают большинство людей, дни и годы длятся блаженно долго. Но при этом количество получаемого опыта, знаний, впечатлений исключительно велико. Это и есть свидетельство высокой скорости жизни. Удивительно, но, когда с годами приходит пора человеческой зрелости, когда в дверь к тебе постучала осень, создаётся иллюзия, будто ты по-прежнему участвуешь в гонке со временем. Оно, кажется, просто летит. Ты не успеваешь считать не то что дни и недели — пролетают целые годы! Мы становимся более сентиментальными, склонными к воспоминаниям, мы более подвержены ностальгии. Как ни прозаично это может прозвучать, мы к этому моменту попросту переходим в иной временной масштаб, мы приближаемся к точке перехода в параллельный мир.

Время — наш бесстрастный судья, мерило всего, что происходит в этой жизни и далеко за её пределами. Только с возрастом начинаешь понимать и ценить каждую данную тебе долю секунды. Мы — о глупцы! — пытаемся даже подчинить себе само время, сделать себя бессмертными. Ах, если бы найти мудреца, который научил бы меня сделать его хотя бы своим союзником.