Прощение

Валерий Михайлович Бреднев, 2018

История о последних местах укрытия убегающего героя. Ему приходится прятаться в самых сумеречных местах своего сознания, а в момент, когда догоняющие окружают его в кольцо, вдруг удаётся вырваться из реальности в похожий мир. Там всё немного иначе, там всё пропитано абсурдом и смертью. Всё выкрашено в зелёно-красные тона. Случится ли так, что он вернётся? Сдастся ли он?

ПРОЛОГ

Как-то раз, один мальчик просидел дома несколько недель из-за дождя, когда ему это наскучило, он вооружился водяным пистолетом, вышел на улицу и обстрелял небо из своего оружия. Дождь удивился и исчез. Вышло солнце. Мальчик объявил себя победителем. Его стали называть повелителем дождя.

Через некоторое время, друзья попросили его в очередной раз прекратить дождь, к тому времени у мальчика был не только водяной пистолет, а ещё и водяное ружьё, водяной бластер и водяной «узи». Он вышел на улицу и начал обстрел, за ним наблюдал весь двор. Дождь удивился и исчез… И мальчик тоже исчез. И всё исчезло. Всё превратилось в океан. В нем больше никогда не было дождя!

1. ВОЙНА

Во дворе квадратом стояли огромные мраморные урны с садовыми цветами. Между ними бродил садовник, волоча за собой поржавевшую косу. Он высматривал что-то под ногами и передвигался подобно зомби. Издали звучала музыка — симфоническая, приглушенная. Звуки исходили из открытых окон каменного здания клиники. Там восседал величайший доктор известный по всей стране — Лампадский.

Дама слегка прихрамывала. Причиной этому явилась долгая поездка, ведь кучер, по её же личному указанию, вёз по самому краткому пути, а это в основном бездорожье и ухабы. Побаливала нога.

К Лампадскому она записалась с большим трудом, а когда получила одобрение на посещение, помчалась к нему тотчас. Она не позабыла выбрать и надеть наиболее изящное, по её мнению, плотное ярко-зелёное, слегка кружевное в полах, платье. Такое длинное, что не менее элегантные лаковые туфельки того же оттенка просматривались лишь при широком шаге, каковые Инна делала не часто.

И вот на лужайке, немного уставшая, однако довольная, она озиралась по сторонам и с некоторой жадностью вдыхала воздух, где витал сок недавно скошенных трав. Тропинка вела к входу каменной здравницы, заблудиться теперь не представлялось возможным. Она оглянулась и нахмурилась, её карета исчезла, тут она вспомнила, что кучер всю дорогу о чём-то ворчал. А ещё она вспомнила, что тот был изрядным выпивохой, и эти два дня пути, судя по всему, его вымотали. Теперь, верно, в трактир выруливает. «Да и бог с ним», — подумала Инна, — «Главное чтобы к утру протрезвел». Косарь на лужайке всё-таки поднял на неё взгляд, его глаза тут же заблестели, рот заметно раскрылся. Инна выглянула на него из-под шляпки слауча и тончайше улыбнулась на миг, одарив его заманчивым взором. Переведя взгляд на здание, неумело замаскированное жидкими ветвями ив, она зашагала к дверям с прямой осанкой, не обращая внимания на боли в колене.

Её впустил помощник Лампадского. Его имени она знать не желала. Он предложил проводить её на второй этаж.

Внутри клиники всё было отделано декоративным камнем и деревом, пахло новой мебелью и цветами. Полы спиральной деревянной лестницы с массивными перилами были выложены гладкой плиткой. Инна невольно это заметила, поскольку услышала цокающие щелчки собственных туфель, по обыкновению она схватилась рукой за перила, боясь поскользнуться. Помощник доктора пытался придерживать её за локоть, но дама упрямо отстранялась от него, безмолвно, но с презрением протестуя помощи. Хотя нога не унималась.

Краем глаза Инна заметила, что в холе кружила молодая пара, репетируя вальс, на них были надеты праздничные одеяния, видимо вечером намечалось торжество, и полным ходом шла костюмированная репетиция. Музыка лилась оттуда. Главный по хореографии, а это сразу бросилось в глаза, поглощенный процессом раздражённо кинул взгляд в сторону цокающих каблучков. Инна вновь улыбнулась.

«Как же всё чудесно тут устроено», — подумала она. Наконец они поднялись в приёмную.

На втором этаже был единственный кабинет в длинном коридоре, выложенный из той же изысканной плитки, стены из белоснежного мрамора переливались серебряными огоньками.

Золотая табличка на широкой деревянной двери приёмной гласила — Лампадский Владимир Константинович, а ниже мелкими буквами — главный врач. Ещё ниже, и ещё мельче — перечислялись специальности.

Инна вошла сразу после стука помощника, обогнув его небрежно, демонстрируя необходимую ей в тот момент — бесцеремонность и важность. Доктор сидел в кресле с широким кожаным подголовником и что-то пролистывал.

–Добрый день, — сказал доктор, который, как, оказалось, ожидал визита Инны и был уже в полном внимании.

Инна слегка качнула головой, и насупилась, вглядываясь в мелкие картинки на стенах. Среди многочисленных грамот и фотографий самого профессора с коллегами она заметила причудливые панно из мелких мозаик. Каждое из них представляло собой яркую сюрреалистичную «мазню» с преобладанием насыщенных зелёных тонов, включая самых ядовитых оттенков. Вдобавок «картинки» создавали некую рельефность, многомерность, совершенно правдиво обещая испачкать каждого любопытного исследователя, решившему прикоснуться к их граням. Панно переливались по всем осязаемым оттенкам зелёного, подмигивая неуловимым блеском. С прямого ракурса они напоминали окна, в проёме которых врывалась жидкая субстанция, но невидимой грани, вроде ауры, удавалось сдерживать её напор, защищая убранную комнату профессора. Инну картины позабавили, она даже вспомнила мультфильм с увлекательным сюжетом из детства, смысл которого никогда не понимала. Ассоциации скудели — чем интерес от наблюдений всё больше нарастал. Только вот приблизиться к ним она не решилась. Мультфильм про космического монстра. «Диковинка столичная», не иначе.

-Вы присаживайтесь, дорогая моя, если хотите чаю…

-Нет, доктор, спасибо, я перейду сразу к делу, — оборвала его Инна, присаживаясь на твёрдый стул с жёсткой прямой спинкой напротив стола, и принялась медленно стягивать с рук тонкие вязанные гловелетты. Она брезгливо оглянулась в проем кабинета, в который только что вошла и с наигранной злостью бросила молниеносный взгляд на помощника, чьё имя знать не собиралась.

-Как угодно,- сдался доктор.

Помощник запер дверь и удалился. Девушка глубоко вздохнула и ещё несколько секунд молчала.

-Я не люблю кошек, доктор, понимаете? Я совсем не люблю котов, у нас два кота, я сама настояла их завести, уговорила мужа. Но понимаете, доктор, я не люблю котов. Я очень раздражаюсь при всяком обращении к ним, становлюсь гневной и для всех невыносимой. С мужем ссоры порою происходят. Тем более, боюсь, хранят они тайны грешные.

В голосе Инны звучали нотки томности.

— А мужа вы любите своего? — с улыбкой спросил доктор.

— Мужа очень люблю, конечно, люблю, но если выбирать между котами и моим мужем, я выберу котов.

-Почему?- удивился доктор.

-Понимаете, доктор, он весьма порядочный и аккуратный. Заботливый, терпеливый, однако жульничать горазд, отчего и в нетерпении я.

-Он, стало быть, лукавит с вами?

-Именно, доктор. Да и ещё ажурные чулочки мои рвёт, будто месть организовывает, рвёт, а так ни разу и не попался. А попался бы, так я б ему в глаза глянула. Бесстыдство его разглядела бы.

-Однако! Так вы поговорите с ним?

-С кем?

-Ну, так с мужем!

-Так, а он и не знает… Про чулочки то!

-Так, а кто рвёт?

-Кот проказа, рыжий гад, пробирается в спаленку, пока с утра я суетою занята, прячется под покрывалами, а потом стало быть мстит местью мне неведомой. Хотя я догадываюсь от чего он так. А ведь чулочки то мои не для мужа вовсе припасены, а для моего сердцееда, обольстителя тайного.

-Любовника?

-Конечно, откровенней всего сказать именно так. Морячок он, заплывает иногда. Так я его называю. Морячок. Руки у него, доктор, как скалы, обнимет так, я вся извожусь, трепетной усладой таки охваченной становлюсь.А усы…

-Однако!

-А морячок мой Пако, он любит меня нарядную, таинственную, утончённую и страстную. Роли разные раздаёт, а меня всё устраивает. Не то, что муж мой… Руки у него вовсе не мужские и не сильные как у Пако. Но любовь моя принадлежит, конечно, Леонтию….

-Мужу?

-Коту. Но да, моего мужа тоже зовут Леонтий, дело в том, доктор, что кота я назвала в честь мужа, поскольку очень люблю его, и страшусь расставаний.

-Бросьте же любовника, пока спокойствие в жизни совсем не миновало.

-Как же вы это себе представляете, милый доктор? Без ласк Пако? В противном случае я совсем предамся унынию и мир для меня, без того серый, вовсе померкнет. Тем более война уж скоро.

-Позвольте…

-Нет, это вы позвольте. Пако — настоящий цыган, кровь, пыл, сила, страсть. Бесконечные обожания, неприличные сладостные ласки, — Инна зашептала, — боготворит меня. А какие наслаждения с ним, доктор? Вы не представляете, таких бабочек я никогда не ощущала. Декоративных, — Инна прикрыла рот тоненькими пальчиками, — на ракете выше неба, туда — обратно, туда — обратно. Его руки. Усы. О, доктор.

-А кот, значит, рвёт ваши чулочки…

-Именно, а ведь Пако не просто цыган, он ещё самоотверженный герой событий «Мрачного Июня». Помните?

-Что вы говорите?

-Да, да, он один из тех девятнадцати, а если вам угодно, из двадцати, как это ходит в народе, но я-то знаю, что газетки округлили для пущей важности. Девятнадцать их было. Так вот, Пако — один из тех, да что там таить — лидер известных июньских событий на центральной площади, я скажу даже — руководитель бесстрашных стрелков. И, разумеется, в некоторых пожарах, которые устроили городские управленческие провокаторы, именно те, кого не устраивала смена правления, обвинили именно их. Мой Пако успел получить множество ранений в виде ожогов, он помогал тушить пожары. Но многие, в основном безумные радикалы, конечно, всё равно убеждены в их вине. В его повинности. У него даже на лице остались ожоги. Но он воин, сопротивленец, а не поджигатель. Герой. По большому счёту и по моим убеждениям, состоявшееся противостояния, где обе стороны плохие — победа любой из сторон несла в себе зло.

Конец ознакомительного фрагмента.