Глава 3
Крылатая пехота
Начало созданию воздушно-десантных войск положило постановление Реввоенсовета СССР, принятое 11 декабря 1932 года. В нём, в частности, отмечалось, что развитие авиационной техники, а также достигнутые результаты в конструировании и сбрасыванию с самолётов бойцов, грузов и боевых машин требуют организации новых боевых подразделений и соединений РККА.
В целях развития воздушно-десантного дела в РККА, подготовки соответствующих кадров и подразделений, Реввоенсовет постановил развернуть на базе авиадесантного отряда Ленинградского военного округа бригаду, возложив на неё обучение инструкторов по воздушно-десантной подготовке и отработку оперативно-тактических нормативов. Одновременно намечалось сформировать к марту 1933 года по одному авиадесантному отряду в Белорусском, Украинском, Московском и Приволжском военных округах. Начался новый этап в развитии воздушно-десантных войск.
А уже в начале 1933 года в этих округах были сформированы авиационные батальоны особого назначения.
Против ожиданий (Юрка надеялся, что их сначала доставят в Кронштадт), охотник закончил свой путь в Ораниенбауме.
Это был небольшой, основанный еще князем Меншиковым городок, в котором во время подавления кронштадтского мятежа находился штаб маршала Тухачевского. Там группа выгрузилась на причал, и ждавший ее военный грузовик доставил моряков в форт Красная Горка, находившийся в нескольких километрах от города. Построенный Петром I-м, он являлся одним из двух мощных береговых крепостей кронштадтской минно-артиллерийской позиции, надежно защищавшей подступы к Петербургу от подхода крупных боевых кораблей противника.
На вещевом складе форта, у которого молодой матросик-первогодок красил известью стену, всех переодели в солдатское х/б без знаков различия, защитного цвета пилотки и сапоги, изъяв флотское обмундирование, что вызвало ряд шуток.
— Ну и штаны, — оттянув в стороны галифе, критически оглядел их Мишка Ивашутин. — Все наоборот. Вверху широкие, а по низу узкие. Умора!
— Зато с мотней и подчеркивают стройность ног, — виляя задом, прошелся по проходу Колька Быков.
— А у меня гимнастерка на плече лопнула, и сапоги не лезут — пробурчал Бойко в окошко, откуда выглядывал мордастый интендант — сверхсрочник.
Тот исчез, долго копался, а потом возник снова, брякнув на стойку сорок пятого размера кирзачи и положив рядом аккуратно свернутую гимнастерку.
— На. Самые большие. И где вас таких делают?
— Известно где, в Сибири, — уселся Иван на лавку у стены, с кряхтеньем натягивая обновки. — Ну как? — шлепнув на затылок пилотку, обернулся к Томилину.
— М-да, — почесал тот затылок. — Форменный бандит.
Остальные дружно заржали.
Когда группа, переобмундировавшись, направлялась вслед за Гусевым к машине, один, уже видевший ее береговой матрос, удивленно выпучил глаза.
— Вас, кореша, никак турнули с флота? — Подошел ближе.
— Типа того, — подмигнул ему Вовка Крючков.
— За что?
— Исключительно за раздолбайство, сынок, — ответил Ваня Самохвалов. — Так что служи исправно.
— Ну и дела, — покачал тот головою.
Затем ребята погрузились в кузов, Гусев сел рядом с шофером в кабину, и грузовик, урча, выехал за ворота.
Сначала он покатил по наезженной дороге в сторону хвойного леса, миновал его стороной и выбрался на ухабистый проселок. Километров через десять автомобиль свернул к полосатому шлагбауму с часовым и после проверки документов въехал на территорию полевого военного аэродрома, где стояли защитного цвета краснозвездные самолеты. Громоздкие и неуклюжие.
— С машины! — вылез офицер из кабины, когда полуторка, скрипнув тормозами, остановилась на краю обширного летного поля.
Прихватив вещи, моряки спрыгнули вниз, а старший лейтенант, приказав ждать, натянул поглубже мичманку и пошагал в штаб. Оставшиеся присели на траву в тени машины, некоторые вытащили папиросы и закурили.
— Вот с таких мы, наверное, и будем прыгать, — показал рукой в сторону крылатых машин Вовка Курочкин. — Это ТБ-три, тяжелые бомбардировщики.
— Откуда знаешь? — спросил Вишневский, пожевывая в губах травинку.
— Поступал в летное училище. Не получилось.
— Ну и как они? — поинтересовался Шаулин.
— Машины будь здоров, — значительно сказал Курочкин. — Потолок восемь тысяч метров, дальность полета две тысячи километров, скорость триста километров в час. Вооружение — четыре пулемета калибра семь шестьдесят две, бомбовая нагрузка три тонны.
— Впечатляет, — согласился Вовка.
Спустя минут двадцать вернулся Гусев (группа встала) и сообщил, что через час будет погрузка в самолет, а затем перелет в Белоруссию.
— Однако, — переглянулись ребята, но ничего не сказали.
Затем Гусев отщелкнул кнопки на планшетке и вручил Легостаеву засургученный пакет. — Отдашь представителю части, старшина. Вас встретят.
— Слушаюсь, — козырнул Юрка.
— Ну, а теперь прощайте, — тряхнул руку каждому старший лейтенант. — Не поминайте лихом.
Затем сел в кабину, водитель запустил двигатель, и грузовик выехал с территории.
— Ну, вот и простились с флотом, — глядя ему вслед, вздохнул Зорин.
— Почему простились? — обернулся к нему Сафронов. — Флагман с командиром обещали, что мы вернемся.
— Да это я так, к слову.
После этого все снова уселись на траву, потянулись тягостные минуты ожидания. На исходе второго часа (солнце стояло в зените) ребята перекусили захваченным в дорогу сухпаем, запивая его водой из фляг. Из одноэтажного кирпичного здания неподалеку, появились шесть летчиков в кожаных шлемах и комбинезонах и направились в сторону самолетов. Одновременно из штаба вышел какой-то человек и помахал в сторону группы рукой. Моряки встали, разобрали вещи и пошагали к штабу.
Человек оказался лейтенантом в синем галифе и такой же фуражке с крабом, лихо заломленной набекрень.
— Так, орлы, построиться по двое и за мной, — оглядел парней офицер.
Спустя минуту диверсанты следовали за авиатором по серому бетону к взлетной полосе, где уже ревел двигателями тяжело выкативший туда бомбардировщик. Из открытой двери фюзеляжа в бетон упирался короткий алюминиевый трап, а в проеме темнел человек в шлеме.
— Всем в машину! — громко заорал лейтенант, придерживая рукой фуражку.
Поднявшись по одному наверх, моряки оказались в довольно просторном отсеке с длинными металлическими скамейками по бортам, где и расселись. Через минуту самолет вздрогнул (от рева заложило уши), и все почувствовали, как началось движение. Далее оно ускорилось, последовали несколько толчков, а потом возникло непонятное ощущение.
— Никак летим, Юрок! — наклонился к тому сидевший рядом Мишка Усатов.
— Вроде того! — откликнулся приятель и поднял кверху большой палец.
За ребристой, дюралевой обшивкой монотонно гудели двигатели, крылатая машина уносила их все дальше.
Спустя три часа, на закате, ТБ-3 приземлился. На другом аэродроме: поменьше первого, с зеленой травой и с трех сторон окруженном высоким лесом. Группа, прихватив вещи, выгрузилась из бомбардировщика и на взлетной полосе была встречена загорелым офицером в сопровождении старшего сержанта с медалью «За отвагу» на гимнастерке. Старший лейтенант принял от Легостаева пакет, сунул его в полевую сумку, а затем упруго прошелся перед шеренгами.
— Слушать меня внимательно! — остановился в центре.
— Вы прибыли в двести четырнадцатую воздушно-десантную бригаду под командованием полковника Левашова. Я ваш командир роты старший лейтенант Романенко. Сейчас всех отведут в часть, накормят и определят в казарму. Дорошенко! — обернулся назад.
— Я! — вытянулся старший сержант.
— Выполняйте.
После этого офицер направился к самолету, у которого стояли летчики, а Ковальчук повел группу к выходу с аэродрома.
— И де ж вы раньше служили, хлопцы? — шагая сбоку, поинтересовался у Легостаева сопровождавший. — По виду вроде не новобранцы.
— Мы, товарищ старший сержант, из стройбата, — ответил Юрка. — Оттуда перевели к вам.
— Вон оно шо, — хмыкнул Дорошенко. — Стройбата нам токо не хватало.
Оставив позади аэродром и пройдя по грунтовой дороге километра три, группа оказалась на КПП части. Старший сержант предъявил вышедшему из будки дежурному с наганом в кобуре пропуск, и прибывшие вошли на территорию. Там, разделенные бетонным плацем, располагались шесть кирпичных трехэтажных казарм, а за ними виднелись разных размеров и высоты другие здания.
— Ось тут будете жить, — ткнул пальцем старший сержант в первую казарму слева, после чего группа вслед за ним поднялась на третий этаж, где за дверью у тумбочки стоял дневальный, а справа и слева имелись два просторных, с высокими потолками помещения.
Судя по заправленным постелям и висящим в изголовьях вафельным полотенцам, одно было обитаемым, а второе нет. На койках лежали только голые полосатые матрацы и подушки без наволочек.
— Ваша спальня, — завел в него подопечных старший сержант. — Оставляйте тут вещи.
— А там кто живет? — кивнул Сафронов на смежную.
— Первый взвод, — ответил Дорошенко. — Он щас на учениях в поле. Я, до сведения, ваш старшина роты.
Затем, что-то сказав дневальному, он отвел всех в столовую. Там на прибывших был оставлен расход[30], и моряки подкрепились мясной рисовой кашей, горячим чаем и ржаным хлебом с маслом.
Во время ужина старший сержант исчез, а потом возник снова. Когда бойцы вернулись в казарму, на каждой кровати лежало постельное белье, а еще Дорошенко извлек из карманов галифе и вручил всем синие петлицы на гимнастерки.
— До отбоя пришить уместе з подворотничками, — нахмурил густые брови. — А то ходите як те партизаны.
Далее он пригласил ребят за собой в каптерку, где новички получили половину чистой простыни на подворотнички. Иголки с нитками у всех имелись. Пока подшивались, ребята выяснили у словоохотливого старшины, что часть дислоцируется рядом с местечком Марьина Горка, в шестидесяти километрах от столицы Белоруссии Минска.
— Далековато нас занесло, братва, — даже присвистнул Быков.
Еще Дорошенко (его звали как Чапаева — Василий Иваныч), рассказал, что десантная бригада имеет боевое прошлое. Сформированная в 1938 году, она приняла участие в войне с белофиннами, а еще имела отношение к освобождению Бессарабии в составе Южного фронта от гнета румынских помещиков и капиталистов.
— Так медаль у вас за финскую? — поинтересовался Ивашутин.
— Эгэ ж, — ответил Дорошенко. — Я тогда був командиром отделения, и в поиске мы захватили финского капитана.
А еще моряки выяснили, что в бригаде существуют увольнения, чему весьма обрадовались. Очень уж хотелось побывать в гражданкой обстановке, да и пообщаться с женским полом.
— Белорусские девчата как, симпатичные? — поинтересовался Шаулин.
— Ничо, тикы мелковатые и сиськи малэньки, — ответствовал старший сержант. — Самые лучшие наши хохлушки, есть за шо взяться.
— Ох, я б сейчас взялся, — прищурил зеленые глаза Шаулин. — А ты, Никола? — толкнул локтем Зорина, орудовавшего рядом иголкой.
— Я к девушкам отношусь серьезно, не то, что ты, балаболка, — покраснел Зорин.
— Так и я серьезно, — сделал удивленную рожу Вовка. Кубрик грохнул смехом.
Когда закончили с шитьем и надели гимнастерки, Дорошенко всех построил на среднем проходе и осмотрел. Скрипя по доскам пола хромовыми офицерскими сапогами.
— Вот теперь настоящие бойцы, — довольно крякнул он. А потом достал из нагрудного кармана список и провел вечернюю поверку.
— Теперь всем умываться и отдыхать, — сказал в завершении. — Завтра подъем в шесть. После чего ушел к себе в каптерку.
Ровно в двадцать три ноль-ноль дневальный заорал со своего места «Отбой!» и вырубил на этаже свет, включив ночное освещение. Вскоре в разных концах спальни раздался храп. Диверсанты крепко спали.
На следующее утро, после зарядки и завтрака, в казарме состоялось знакомство с командиром взвода лейтенантом Иванченко. Тот был примерно их лет, подтянутый и спортивного вида. Офицер сообщил, что во взвод будут добавлены еще десять человек из молодого, принявшего присягу пополнения, занятия начнутся после обеда.
— Разрешите вопрос? — поднял вверх руку Андреев.
— Разрешаю.
— А письма домой отсюда писать можно? Не возбраняется?
— Не возбраняется, — чуть улыбнулся офицер. — У нас, кстати, своя почта.
Во второй половине дня все тридцать сидели в одном из учебных классов бригады, и Иванченко знакомил бойцов с азами десантной подготовки. При этом рассказал, что ВДВ — род войск, предназначенный для охвата противника по воздуху и выполнения задач в его тылу по нарушению управления войсками, срыву выдвижения и развертывания резервов, нарушению работы тыла и коммуникаций, а также по прикрытию отдельных направлений, районов, открытых флангов. Блокированию и уничтожению высаженных воздушных десантов, прорвавшихся группировок противника и выполнения других задач. Основным способом его доставки является десантирование как парашютным, так и посадочным порядком. На самолетах или планерах.
Первое применение воздушного десанта в СССР произошло весной 1929-го года. В осаждённом басмачами городе Гарм была высажена с воздуха группа вооружённых красноармейцев, которая при поддержке местных жителей разгромила банду, вторгшуюся из-за границы на территорию Таджикистана.
Лекция впечатлила бойцов, они почувствовали свою значимость.
— Да, — сказал по этому поводу во время перерыва в курилке Николай Зорин. — Десантные войска это тебе ни хухры-мухры. Тут все серьезно, почти как на флоте.
— Совершенно центрально, — поддержали его Легостаев с Усатовым.
Потом все завертелось, как в калейдоскопе. От теории перешли к практике (укладке парашютов), а вскоре к прыжкам с вышки. Она, в числе других тренировочных сооружений, имелась на учебном полигоне. Тот располагался за жилым городком и был отлично оборудован. Имел полосу препятствий, наземный тир, а также всевозможные спортивные снаряды. Которые содержались в образцовом порядке. Штатная численность бригады составляла тысячу семьсот десантников, сведенных в парашютный и мотомеханизированный батальоны, а также артиллерийский дивизион.
Скрыть то, что ребята военные моряки, не удалось. В первую же баню, где мылись поротно, многие из их новых сослуживцев обратили внимание на флотские наколки. Да и приобретенный за годы службы на кораблях жаргон давал о себе знать. Вновь прибывшие называли табуретки банками, свое спальное помещение — кубриком, пол в нем — палубой, а порции белого хлеба — птюхами. Впрочем, особых вопросов в этом плане ни у кого не возникало. Дисциплина в бригаде была на высоте, командиры строгие, и десантники лишнего не болтали. Кстати, новые сослуживцы, которые добавились в группу, тоже захотели иметь наколки. На что Бойко авторитетно заявил — вам еще рано, потому как салажата.
А затем состоялся первый прыжок с ТБ-3. В составе взвода.
Ранним росистым утром, когда над травой таял ночной туман, подразделение во главе с лейтенантом, экипированное в комбинезоны и парашюты, проследовало на аэродром. Там, построив его у готового к взлету самолету, в кабине которого чернели головы пилотов, командир взвода провел последний инструктаж. После этого была дана команда «на погрузку!», и сапоги застучали по металлу трапа.
В отсеке все расселись двумя рядами по скамейкам, бортмеханик захлопнул боковую дверь, а пилоты запустили двигатели. Затем бомбардировщик тяжело покатил по взлетке, набрал ход и с ревом, от которого заложило уши, оторвался от земли. Начав набор высоты. Через несколько минут полета на подволоке отсека зажегся желтый фонарь, и Иванченко дал команду «зацепить карабины» за протянутые сверху тросы, что проверил лично. Спустя еще некоторое время замигал второй — зеленый, лейтенант крикнул — «Приготовиться!», бортмеханик распахнул дверь, а вся группа встала, подойдя ближе, и изготовилась к прыжку.
— Пошел! — заорал командир взвода, и Сафронов, сложив на груди руки, первым шагнул в холодный, выжимающий слезы ветер.
Далее, с короткими интервалами, последовали Бойко с Мартыновским. Легостаев, сделав глубокий вдох, сиганул четвертым.
Сначала в ушах раздался свист воздуха (в глазах зарябило), а затем последовали резкий хлопок с рывком, и над ним широко раскрылся купол.
— Даешь! — в восторге завопил Юрка.
Потом вспомнил, что следует подрабатывать стропами, взглянул вниз и потянул одну из них. Парашют чуть изменил направление. Взвод выбросили над обширной пустошью, окаймленной с одной стороны рекой, а с другой опушкой уходившего к горизонту леса.
Перед самой землей Легостаев сгруппировался, чуть подогнув колени, далее последовал сильный толчок в подошвы, десантник повалился на бок. Его немного протащило по траве, потом, зацепившись за кочку каблуком, Юрка вскочил, подтянул за стропы опавший купол и задрал голову к небу. Там, приближаясь к земле, белели остальные, а затем один за другим опадали по всему поросшему мелким кустарником ландшафту.
Как было оговорено заранее, взвод собрался у просеки на опушке, где стоял бортовой «ЯАЗ» с дремавшим в кабине водителем. Рядом, на пеньке, отмахиваясь веткой от комаров, сидел Дорошенко, у ног которого стоял перехваченный лямкой сидор.
— С почином, вас, хлопцы — встал старшина навстречу. — А де ж товарыш лейтенант? — оглядел группу.
Не оказалось и рядового Гриши Юдина, из пополнения.
— М-да, незадача, — сдвинул на затылок синюю фуражку Дорошенко. — Будем ждать.
— Да вон они, вон! — показал в дальнюю часть пустоши кто-то из ребят. Там возникли два темных, со светлыми блестками человечка.
— Видать отнесло, — приложил к глазам руку старшина. — Бувають случаи.
После чего приказал всем приступить к укладке парашютов. Переходя от одного к другому, внимательно наблюдая, при необходимости оказывал помощь.
Спустя полчаса подошли, неся свои парашюты в охапках, командир взвода с Юдиным.
— Отнесло? — поинтересовался Дорошенко у лейтенанта.
— Немного.
Далее укладка продолжилась, затем ранцы поместили в кузов, а вслед за этим, построив взвод в две шеренги, Иванченко произвел разбор. Отметив в завершение, что с поставленной задачей бойцы справились.
— Теперь разрешаю двадцать минут отдохнуть, — взглянул на наручные часы и распустил строй.
Старшина раздернул горловину мешка и вручил каждому десантнику (командиру первому) по ломтю хлеба с тонкой пластиной сала: «Трэба пополнить калории».
Усевшись, кто где, все дружно заработали челюстями.
— Я бы десять таких срубал, — прикончив свой бутерброд, облизнулся Мишка Ивашутин.
— Товарищ старшина, так будет после каждого прыжка? — отхлебнув из фляжки тепловатой воды, поинтересовался у старшего сержанта Диденко.
— Ни, — захлестнул тот лямкой опустевший мешок. — Тикы после первого. В бригаде така традиция.
Затем курящие задымили выданной махоркой, а не подверженные вредной привычке с удовольствием растянулись на траве, глядя в небо. Чистое и бездонное. Несколько позже, подрагивая на рытвинах, грузовик ехал по лесной дороге в сторону части, до которой, со слов лейтенанта, было тридцать шесть километров
Ехали казаки из Дона до дома,
Подманули Галю, забрали с собою.
Ой, ты Галя, Галя молодая,
Теперь будешь с нами, гарная такая!
— весело пели в кузове диверсанты, и им вторило лесное эхо.
Уже вечером, после отбоя Юдин рассказал ребятам, что прыгая предпоследним замешкался, и командир дал ему здоровенного пинка.
— Ну а ты? — с интересом спросили несколько.
— Вылетел как пробка из бутылки.
— Правильно сделал лейтенант — заявил Бойцов. — Здесь тебе не у мамы дома, а десантные войска. Не фиг обижаться.
— Да я не к тому, — продолжил Юдин. — Он ведь мог меня поставить перед строем и наказать. Однако не стал. Видать, мужик нормальный.
— Ладно, давайте спать, — сладко зевнул Курочкин. — Поживем-увидим.
После этого были новые прыжки: на точность приземления, с полной выкладкой, в дневное, а потом ночное время. Десантировались на пересеченную местность и лес, а однажды в неглубокое, поросшее осокой озеро. При этом имел место трагикомичный случай.
Как-то раз взвод выбросили на большое, уже сжатое ржаное поле, неподалеку от белорусского колхоза. У Пашки Григорьева перехлестнуло стропу, а потом ветром отнесло к строениям, где при посадке он проломил собой крышу, убив насмерть свиноматку и осиротив девять ее детенышей. По такому случаю состоялся скандал с набежавшими селянами, и ремонт пришлось выполнять за счет части. Свиноматку командование выкупило на мясо, а Пашке за небрежную укладку парашюта влепили семь суток гауптвахты.
— Целых семь за какую-то свинью, — расстроился Григорьев.
— Не горюй, браток, — успокаивали его друзья. — Могли дать на полную катушку. Опять же поросята остались без мамки. Так что легко отделался.
Одновременно с парашютной подготовкой продолжились занятия по рукопашному бою, стрельбе из всех видов стрелкового оружия, метанию гранат, а также подрывному делу. К этому добавились обучение работе на передатчике, ориентирование на местности по компасу и топографической карте.
Рукопашным боем с взводом занимался Иванченко. Основное внимание при этом он уделял новому пополнению, а старшие оттачивали уже имевшиеся знания в парах. Впрочем, обучил лейтенант всех и нескольким приемам джиу-джитсу, заключавшимся в нанесении противнику обездвиживающих ударов. Головой, руками и ногами. Но коньком командира взвода, являлось метание ножей и остро заточенных саперных лопаток. Ими он точно поражал цели на расстоянии до десяти метров. Через три недели многие во взводе приобрели в этом деле неплохие навыки.
Устанавливать разного рода мины с толовыми шашками и их взрывать десантников натаскивали на специальном полигоне в лесу, в трех километрах от части. Полигон был оборудован фрагментами железнодорожного полотна, бетонными надолбами и другими подобными объектами.
Ориентирование на местности и радиосвязь выполнялись в составе отделений, командирами которых назначили Бойко с Сафроновым и Легостаева. Каждому отделению выдавались компас с картой и рация, после чего они вывозились «в поле», выходили к контрольным точкам и устанавливали между собой связь. Получалось не сразу, но постепенно опыт накапливался.
В октябре, когда окружающие леса окрасились багрянцем, а в поблекшем небе закурлыкали журавли, Юрка получил долгожданное письмо от Маши (он написал ей в Кронштадт сразу после прибытия в часть, узнав номер полевой почты).
Маша сообщала, что сначала была очень расстроена переводом Легостаева к другому месту службы, но теперь знает, где он, и успокоилась. Надеется встретиться снова. Еще девушка писала, что из экспедиции вернулись родители и теперь в доме веселее. Далее шли еще несколько новостей из городской жизни. А еще передавался привет от деда. «Жду ответа, как соловей лета», значилось в конце. «Целую».
Писем Юрка никогда не получал, тем более от любимой, и несказанно обрадовался. От полноты ощущений он сгреб в охапку подвернувшегося под руку Книжникова и закружил вокруг себя.
— Ты чего, сдурел? — выпучил тот глаза.
— Самую малость, Витек, — весело рассмеялся Легостаев.
За истекшее время парни побывали в увольнении только один раз. Ими командование бригады не баловало.
Было это в воскресенье и группа из пяти человек (Усатов с Легостаевым, Андреев, Бойко и Сафронов) отправились в Марьину Горку. На парнях было чисто выстиранное и отутюженное х/б со свежими подворотничками и начищенные до блеска сапоги. Местечко находилось в нескольких километрах от бригады, населяли его порядка трех тысяч человек. В былое время оно входило в состав Речи Посполитой, а во время ее второго раздела отошло к России.
Пройдясь по главной, вымощенной булыжником улице, застроенной каменными и деревянными домами, с католическим костелом в центре, ребята выпили шипучей газировки у тележки рядом с магазином под бормотанье висящего на столбе репродуктора, а затем отправились на местный рынок. Со слов ротных старожилов, по воскресеньям туда стекались чего-нибудь купить или продать многочисленные селяне из окрестных деревень, иногда наезжал из Минска передвижной цирк-шапито, да и вообще было интересно.
Рынок, по местному базар, раскинувшийся на окраине, впечатлял своим видом и колоритом. В разных его местах стояли палатки промкооперации, между ними тянулись торговые ряды, а с многочисленных телег продавали фрукты с овощами, различный инвентарь и всяческую живность. И над всем этим стоял разноголосый шум. Слышался белорусский, польский и даже еврейский говор.
— Ну, просто Вавилон, — восхищенно покачал головой Миша Андреев.
Для начала ребята потолкались между рядами, где купили по стакану каленых семечек и послушали, как носатый еврей с грустными глазами виртуозно играет на скрипке «Семь-сорок»; затем полюбовались на красивую девицу, сидевшую на телеге, откуда небритый мужик в шляпе, продавал расписные глечики[31] и другую глиняную посуду.
— Эй, красотка! — подмигнул девушке Сафронов. — Пошли с нами!
— Няможна, — улыбнулась та, опустив ресницы. — Я замужам.
Заметив вдали полосатый купол шапито, десантники сквозь толпу направились туда и вскоре стояли у входа.
— Проходите, служивые! — заорал, увидев их, веселый администратор с пучком билетов в руке. — Дитя́м и солдатам у нас бесплатно.
— Ну, коли так, зайдем, — рассмеялись ребята.
Внутри тоже было полно народа, пахло табаком и потом, а на помосте жонглировали кольцами одетые в светлые трико женщина и мужчина. Потом, закончив номер, они сделали реверанс и под аплодисменты удалились, а на их место выскочили клоуны. Те пищали тонкими голосами, смеша публику, и кувыркались, а потом исчезли. Когда же тощий конферансье во фраке объявил номер канатоходцев, и те заскользили под куполом с шестами, снаружи раздались все усиливающиеся крики. Часть стоявшей сзади публики (и уволенные вместе с ними), тут же поспешили наружу.
Метрах в ста от цирка, бурлил людской поток, слышался женский визг, а потом кто-то завопил: «Ратуйте!» Десантники, работая локтями, протолкались вперед, где увидели занимательную картину.
Между телегами носился здоровенный, с кольцом в носу пятнистый бык, а от него во все стороны разбегались люди. Когда пространство передним животным освободилось, он встал, роя землю задними копытами, наклонил рогатую голову, а потом угрожающе заревел, поводя налитыми кровью глазами.
— Тякайте, забьеть! — проорал с одной из телег с капустой вскочивший туда хозяин.
— А ну-ка, дядя, пусти, — отодвинул в сторону мужчину в городском костюме Бойко.
— Брось, Вань, не связывайся, — предупреждающе сказал Андреев.
— Я быстро, — растопырил моряк клешнястые руки и, чуть присев, двинулся к быку.
Тот угрожающе засопел, рыкнул, а потом, убыстряя ход, ринулся на человека. В следующее мгновение Бойко схватил животное за рога, проехав каблуками с метр назад, затем послышалось громкое «хэк!», и бык боком повалился наземь.
— Давай шкерт! — крикнул, тяжело сопя, Иван хозяину.
Тот шустро соскочил с веревкой в руках и, спустя несколько минут, понурый бык был привязан за кольцо к телеге.
— Ну и силища, — прошелестело в толпе. — Скрутил вязы, как куренку.
Хозяин между тем поманил солдат пальцем, те подошли и встали рядом.
— Варка! — обернулся он к тетке в платке, — а ну дай хлопцам гостинец.
Та чуть покопалась в телеге и протянула парням небольшую холщовую торбочку:
— На ласку.
— Спасибо, только нам не надо, — добродушно прогудел Бойко.
— Бярите, бярите, — настоял хозяин. — Он чертяка, кого бы запорол, — покосился на меланхолично жующего быка, — а мне сплошной убыток.
Сафронов взял гостинец, парни кивнули «спасибо» и, провожаемые взглядами селян, направились к выходу. Там молодая ромала предложила им погадать, а целая свора цыганят, окружив, стала просить «солдат, дай денюжку!».
Узнать свою судьбу десантники не пожелали, а вместо денег отсыпали в грязные ладошки пацанят семечек.
— Интересно, чего в мешке? — когда оказались на соседней улице, — спросил Усатов.
Группа остановилась, Сафронов раздернул затянутую тесемкой горловину и присвистнул. Внутри имелись с розоватыми прожилками, изрядный шмат сала, домашняя, с золотистой корочкой паляница, несколько пупырчатых огурцов и бутылка, заткнутая газетной пробкой.
— Ну вот, кореша, Ванюшка заработал для всех обед! — рассмеялся Легостаев.
— Да чего там, — смущенно отмахнулся Бойко.
По улице ребята спустились к недалекой реке, делавшей в этом месте излучину, прошли по тропинке чуть в сторону и расположились на лужайке, под плакучими ивами. Там, вынув из кармана складной нож, Андреев нарезал сала с хлебом и огурцов, а Сафронов откупорил бутылку и понюхал.
— Ну как? — вопросили сослуживцы.
— Пахнет ржаным дымком. На, — протянул Бойко.
Тот взял, запрокинул голову и забулькал горлом.
— Хороша, черт, — выдохнув, утер губы. Бутылка пошла по кругу.
На уровне оказалось и все остальное. Сало было чуть подкопченное и ароматное, ноздреватая паляница[32] кисловатая, огурцы хрусткие. После такой еды с выпивкой всех разморило, и парни, сняв сапоги с портянками, вскоре засвистели носами. На закате они проснулись, ополоснули в холодной воде лица, а потом взяли курс в часть. Увольнение заканчивалось.
В бригаде скоро узнали о происшествии на базаре, и как-то вечером в роту наведался местный силач из продсклада, сопровождаемый несколькими друзьями.
— Ты, что ли, Бойко? — поинтересовался он, подойдя к Ивану.
— Ну, я, — кивнул тот лобастой головой. — Чего надо?
— Давай потягаемся на руках, — растопырил тот здоровенную лапу.
Моряк стал было отказываться, но ребята настояли. Давай, мол, Ваня, покажи марку!
— Ну ладно, — вздохнул Бойко.
Вскоре пара сидела друг против друга за столом в каптерке, кругом сгрудились болельщики. Противник Ивана был ему под стать, но несколько рыхловатый. По команде рефери (им выступил Сафронов), атлеты, вплотную сдвинув локти, уцепили друг друга за ладони и стали давить каждый в свою сторону. Их лица налились краской, оба засопели, а потом рука гостя, дрожа, пошла вниз.
— Есть! — заорал Сафронов, когда она припечаталась к крышке стола. — Ваши не пляшут!
Окружившие стол моряки стали бурно радоваться, а гости, почесывая затылки, удрученно молчали.
— Ты того, не обижайся, — похлопал по плечу расстроенного противника Коля.
