В закрытом гарнизоне

Валерий Ковалев

Рассказы о службе моряков-подводников Краснознаменного Северного флота. В дальних плаваниях и на берегу. Серьезные. И с долей юмора.

Встреча

Вздохнув тормозами, экспресс плавно останавливается напротив здания аэропорта, увенчанного громадными буквами «Внуково», и пассажиры, прихватив ручную кладь, чинно направляются к выходу.

Мы с Виталькой не спешим и выходим последними.

На дворе 7 ноября и то, что называется «золотой осенью».

Несколько часов назад мы отстояли оперативный наряд на Красной площади, затем вернулись в общежитие на Хавской, там наскоро привели себя в порядок, и вся группа отправилась в свой первый после срочной службы отпуск на Родину.

Я, например, не был там три года, очень соскучился по родным, и рад предстать перед ними в новом качестве.

— Ну что, айда в зал, уточним время отлета? — киваю на один из стеклянных входов.

— Айда, — говорит Виталька, и, помахивая кожаными портфелями, мы входим под высокие своды.

Народу под ними не особенно много, и все гражданские.

— Ты смотри, и никто строем не ходит! — изрекает армейскую мудрость Виталька, и мы смеемся.

Найдя на электронном табло нужные рейсы (Виталька летит в Донецк, а я Луганск), мы неспешно дефилируем по огромному залу и проникаемся пассажирскими настроениями.

Минут через десять, исследовав оба этажа и ознакомившись с порядком регистрации, мы ощущаем чувство голода и решаем перекусить.

Завтрак был в пять утра, сейчас далеко за полдень, а до отправления наших рейсов еще не скоро.

Работающие в зале экспресс-кафе и буфет ассортиментом не радуют, но выбирать не приходится, и мы пристраиваемся к одной из очередей.

Внезапно со стороны сидящих неподалеку в пластиковых креслах пассажиров доноситься женский крик, потом трель милицейского свистка, и мимо нас, расталкивая встречных, несется длинноволосый парень, с зажатой в руке дамской сумочкой.

— Опа! — цапает Виталька бегуна за плечо, а я подставляю тому ногу.

Парень с воплем катится по бетону и врезается башкой в стоящую неподалеку тележку, а спустя секунду набегает наряд милиции, и в сопровождении потерпевшей, того уводят.

Окружающие бурно реагируют, и проверяют свои вещи.

Когда до желанной стойки остается всего ничего, рядом с нами возникает сержант, и, козырнув, предлагает, — пройдемте.

— А в чем, собственно дело? — переглядываемся мы с приятелем.

— Там все объяснят, — делает он приглашающий жест рукой. — Прошу.

— Не иначе тоже жулики, — шелестит в очереди, и, сопровождаемые подозрительными взглядами, мы с Виталькой, прихватив портфели, следуем за стражем порядка.

В расположенной неподалеку комнате милиции, за столом сидит пожилой капитан и оформляет протокол, перед ним, на стуле, задержанный, и здесь же потерпевшая и еще один милиционер.

— Так, присаживайтесь, — кивает нам капитан. — Спасибо за содействие, будете у нас свидетелями.

— Нам не положено, — улыбается Виталька и, вынув малиновое удостоверение, демонстрирует его начальнику.

— Понял — пробежав его глазами, говорит тот. — У вас такое же?

Я молча киваю и смотрю на часы.

— Ну что же, в таком случае не задерживаю, счастливого полета.

— И еще это, — включается в разговор приведший нас сержант, — в очереди в буфет стоять не надо.

Тут неподалеку приличное кафе. Семеныч, я провожу?

— Давай, — снова наклоняется к протоколу капитан.

Выйдя из комнаты, мы следуем за сержантом к центральному выходу, за ним он останавливается и тычет рукой в сторону небольшого, расположенного метрах в ста от здания аэропорта, сквера.

— Вон там кафе и буфетчицу зовут Юля. Скажете что от Андрея, накормит по первому разряду.

— Спасибо, сержант, — говорим мы, жмем ему руку и направляемся к скверу.

В нем золотая россыпь листьев на дорожках, кусты уведших хризантем и куб кафе-стекляшки под старой липой.

— Почти оазис, — говорю я, и мы заходим внутрь.

Там разноцветные блики льющегося сквозь стены осеннего солнца, полтора десятка пластиковых столиков, с сидящими за ними немногочисленными посетителями и блестящая нержавейкой барная стойка, с вертящим бобинами импортным «Грюндигом» и батареей разнокалиберных бутылок за ней.

Besame, besame mucho,

Como si fuera esta noche la ultima vez.

Besame, besame mucho,

Que tengo miedo tenerte, y perderte despues.

тихо льется из колонок голос Шарля Азнавура, и вся суета прошедшего дня остается позади.

— Здравствуйте мальчики, — возникает у стойки миловидная буфетчица, в накрахмаленной курточке и наколке в пышных волосах. — Что будем заказывать?

— Мы, Юля, от Андрея, — подмигивает ей Виталька. — А что имеете предложить?

— От Андрея? — заинтересовано оглядывает нас девушка и называет несколько горячих блюд.

Мы выбираем эскалопы, к ним заказываем по салату из овощей и сыр, а заодно бутылку «Мадеры», в честь праздника.

— Приятного аппетита, — говорит девушка, получив деньги, и мы усаживаемся неподалеку за столиком.

— Ну, с Октябрьской революцией! — разливает вино приятель, и стаканы отзываются глухим звоном. Вино знакомо пахнет югом, мясо сочное, а салаты свежие, и мы с удовольствием подкрепляем силы.

Голос Азнавура навевает грусть, за прозрачными стенами тихо кружатся листья, хорошо.

Потом все это нарушает звук открываемой двери, хлопок, и мы недовольно поворачиваем головы.

На пороге высоченный моряк, в лихо сдвинутой на затылок бескозырке, широких клешах и небольшим чемоданом в руке.

Знакомое лицо, выпуклые глаза, широкие прямые плечи.

— Витька! — ору я, отпихивая стул, и делаю шаг ему навстречу

Челюсть у вошедшего отваливается, глаза становятся еще больше, и он радостно вопит, — Валерка!

В следующее мгновение мы сцепляемся в дружеских объятиях, радостно хохочем и гулко тузим друг друга по спинам.

— Во, не иначе сослуживцы, — говорит кто-то из посетителей, и это правда.

Витька Полдушев, старший химик-дозиметрист с моей лодки.

В мае я уехал поступать в Школу, а корабль ушел в автономку, в Северную Атлантику.

— Это ж надо, такая встреча! — довольно оглядываю я приятеля. — Никак дембельнулся?

— А то, — солидно изрекает он. — Вот, следую на Родину, в славный город Чебоксары.

— Придет ноябрь, замерзнет речка и ДМБ объявит Гречко! — басит стоящий рядом Виталька и протягивает Полдушеву лапу, — держи краба!

— Кореш? — косится на меня Витька.

— Ну да, — отвечаю я, и следует церемония рукопожатия.

— Здоровый, черт, — трясет после него рукой Витька.

— Есть немного, — белозубо скалится Виталька. — Так че, обмоем встречу?

Спустя несколько минут столик вооружается еще двумя «Мадерами», к Витьке подвигаются новые эскалоп с салатом, и я набулькиваю стаканы.

— За встречу! — следует тост, и вино приятно холодит небо.

— Неплохой клев, — отдает Витька дань мясу, — совсем как у нас на лодке.

Потом мы выпиваем за тех, кто в море, и довольно оглядываем друг друга.

— Ну, давай, рассказывай, как сходили, и вообще, — наваливаюсь я локтями на столик.

— Сходили на два месяца в район Бермудов и обратно, — сообщает Витька. — После сдали лодку и в санаторий. Ну, а затем приказ, и, как говорят, гуляй Вася.

— Как ребята?

— Все путем. От Мурманска до Ленинграда ехали весело и всем набором.

Там сошли Свеженцев, Гордеев, Антоненко и Иконников. С остальными простился на Ленинградском. Такие вот дела, — вздыхает Витька.

— Ну а ты как? Поступил в училище?

— Поступил. Вот, летим с Петровичем в отпуск.

— Отпуск это хорошо, а ДМБ лучше, — безапелляционно изрекает Витька, и мы смеемся.

Далее идут воспоминания о службе, мы поочередно спрашиваем «а помнишь?», и очень радуемся, что не забыли.

И тут я замечаю, что у приятеля матросские погоны. Без лычек и с золотыми буквами «СФ».

— Не понял? — тычу в них пальцем. — Ты ж был старшина 1 статьи?

— Смайнали, — сокрушенно вздыхает он. — И еще легко отделался.

–?!

— Ну да, — кивает чубатой головой Витька. — Загодковали мы после санатория по полной. Мол, позади три года морей и «вся корма в ракушках*». А чтоб молодым служба раем не казалась, стали их жучить. Ну, кэп и устроил нам «легкий крик на лужайке». Всех разжаловал и пообещал дембельскую автономку. Потом, правда отошел и отпустил с миром.

— Гуляйте, мол, засранцы. Помните мою доброту.

После этого мы с Виталькой корчимся от смеха, а Витька невозмутимо на нас таращится.

Затем наступает время регистрации рейса на Чебоксары, и, поблагодарив гостеприимную Юлю, мы выходим наружу.

В воздухе запах осени, шелест листьев под ногами и высокое голубое небо.

Спустя час, мы стоим с Виталькой у ограждения перед взлетной полосой и смотрим на разноцветную вереницу пассажиров, следующую к одному из стоящих там самолетов.

За нею парусит клешами высокая черная фигура. У трапа она оборачивается и машет в нашу сторону бескозыркой.

Мы тоже машем в ответ.

— Прощай, Витька!