Эшафот под Новый год

Валерий Капранов, 2021

Иногда в канун Нового года случаются всевозможные чудеса – удивительные, восхитительные, абсурдные и невероятные. Например: вы можете отправиться в гастроном за хлебом, а по дороге найти потерянный Дедом Морозом мешок, в котором вместо подарков оказался миллион новеньких хрустящих банкнот или купить на новогодней распродаже кухонное полотенце, а придя домой узнать о том, что оно неожиданно превратилось в сказочную скатерть самобранку. Вот так и Аня при помощи чудодейственной магии отправилась со своими друзьями прогуляться в параллельный мир, где тут же попала на званый обед к его светлости герцогу Маркусу Лакруа, – известному в узких кругах ценителю высокого искусства и меценату. Но тут неожиданно вскрываются факты, о которых никто не подозревал, и наших героев ожидает не самый приятный неожиданный сюрприз… Хотите узнать, какой? Тогда, добро пожаловать в нашу сказку.

По ту сторону

— Немного не так, — сделала мне замечание Анна. — Не три так сильно, а то на картине останется пятно. Плохая привычка. Если не отучишь себя и будешь так делать и дальше, то это ни к чему хорошему это не приведет.

Анна выбрала из моего арсенала одну из кистей — среднего размера, макнула ее в воду и из тюбика выдавила на палитру немного белил. Смешала их с приготовленной мною лазурью. Затем добавила к ним еще немного томного кобальта… Когда все краски смешались и у нее получился нужный оттенок, она нанесла пару точных мазков на мой этюд.

Вот вроде бы мелочь… а картинка тут же преобразилась. Откликнувшись на ее прикосновение, она в буквальном смысле ожила.

— Тебе всего-то и нужно было привнести этот тон и придать воде немного ряби, — обратным кончиком кисти Анна указала на фрагмент моего пейзажа. — А ты своим растиранием наоборот только все взбаламутила и замутила. Еще чуть-чуть и твой пруд превратился бы в болото. Тогда бы пришлось затушевывать этих милых лебедей, а вместо них изобразить кувшинки и квакающих лягушек.

— А что, вполне неплохая идея… — промурлыкал Вениамин, вылизывая лапу. — Выглядело бы может не так изысканно, зато натурально и реалистично.

— Ну да, — присмотрелась к картине Милица, подперла мордочку лапой и взмахнула пушистым хвостом. — А почему бы, собственно, и нет. Если не знать, что художник хотел изобразить изначально, то можно все принять за чистую монету. Болота ведь тоже бывают разные… А это болото было бы в стиле ампир или ренессанс.

— Милица, уймись, — критично оценивая мою работу, высказалась Анна. — Ну что ты такое несешь. Ну какой еще ренессанс… Кому взбредет в голову, сооружать на болоте такую красоту: ротонду с колоннами и лепниной, античные статуи, фонтан…

— А почему, собственно, нет… — лиса элегантно перебросила через лапу пушистый хвост, и с видом и ценительницы искусства принялась эстетствовать. — Почему творческая личность не может дать волю полету своей фантазии. Она же художник — может она так видит. Кто сказал, что статуям Венеры и Аполлона не место на болоте? Вот скажи мне Анна, это что запрещено?.. Если да, то стесняюсь спросить, где… в каком учебнике по искусству такое написано?..

— Да ладно тебе Милица, хватит уже в самом деле, — осадила я ее, потому как знала, что если ее не оставить, то ее демагогия затянется надолго. — Я, конечно, благодарна вам с Вениамином за то, что вы меня поддерживаете. Но, все же Анна права. Еще немного и я по своей безалаберности все бы испортила.

— Вот-вот… — назидательно подчеркнула Анна. — Хорошо, что ты это понимаешь. Во всяком деле должна быть мера и нужно уметь признавать ошибки. Не ищи оправданий своим слабостям, и по отношению к себе всегда будь честной. Если что-то не удается и не получается, то не нужно расстраиваться и опускать руки. Научись относиться к неудаче как к вызову. Пусть этот пример станет для тебя поводом для переоценки своих возможностей. Продвигайся к намеченной цели любыми способами: используй смекалку, опыт, навыки — пробуй все, до тех пор, пока не добьешься желаемого результата.

— Если ты сейчас о том, что в изобразительном искусстве нужно стремиться к полному сходству с объектом, — принялась опять умничать лиса, — … то не проще ли вместо живописи заняться фотографией.

— Художественная фотография — это, между прочим, тоже весьма непростое и тонкое искусство, — невозмутимо отреагировала на ее реплику Анна. — Это только на первый взгляд кажется, что там все легко и просто. На самом же деле, все совсем не так. Но дело даже не в этом. Если мы говорим о картине, то неважно написана она красками или отснята камерой, тут нужно понимать, что основная задача художника состоит не в том, чтобы скопировать реальность один в один, а в том, чтобы передать ей часть своей души, чтобы тем, кто после будет на нее смотреть передались его чувства, восприятие мира, настроение. Вот в чем глубинный смысл высокого искусства. Настоящее мастерство должно завораживать и вызывать эмоции, чтобы тот, кто рассматривает картину, не восторгался отдельно прописанными деталями, а позабыв обо всем, погрузился в нее и как бы ощутил себя внутри…

— Как бы стал ее частью? — воскликнула я неуверенно.

— Да, можно сказать и так…

— Кажется я понимаю куда ты клонишь, — промурлыкал Вениамин и хитро прищурился.

Бесшумно переставляя лапы, он подошел к мольберту и принялся вокруг него расхаживать. Вениамин так и эдак присматривался к картине, разглядывал ее с разных ракурсов — он настраивался на энергетические потоки и пытался связать их, с исходящими от картины едва уловимыми вибрациями.

И тут он и впрямь, кажется, что-то почувствовал. Это было заметно по тому, как у него встопорщились усы.

Он удивленно мяукнул, подал Милице знак, чтобы та подошла и указал ей на то, что его так поразило. Лиса посмотрела в заданном направлении и кивнув, подтвердила, что он был прав. Чтобы не привлекать к себе внимания, они прикрыли лапами рты, и принялись о чем-то тайно перешептываться.

После недолгих разногласий им видно все же удалось прийти к обоюдному решению. Они опять уставились на картину. Вениамин сосредоточился, навострил уши и как бы сканируя пространство, принялся шевелить усами, а лиса вытянула шею и поводив чутким носом туда-сюда, стала тщательно принюхиваться, словно пыталась уловить исходящие от пейзажа запахи.

— Невероятно, — воскликнула она. — Ты оказался прав. Из картины доносится запах тины, прелых листьев и мокрого песка. Я даже улавливаю исходящую от нее сырость.

— А я что тебе говорил, — подмигнул ей Вениамин. — Настоящая магия, высшей пробы. Поздравляем тебя Аня, ты молодец, у тебя все получилось.

— Я старалась, — сказала я, краснея от незаслуженного комплимента. — Но только, судя по всему, старалась недостаточно. Если, по справедливости, то это не моя заслуга, а Анны. Это она приложила руку, после чего картина ожила. Так, что в данном случае молодец не я, а Анна. А мне до нее еще учиться и учиться.

— Не нужно скромничать, — снисходительно произнесла Анна, вытирая ветошью с пальцев следы от краски. — Ты и сама бы прекрасно справилась с работой если бы не была такой напряженной и не зацикливалась на результате.

— Ага, тебе легко говорить, — заявила я в свое оправдание. — Будь у меня такие навыки, я бы тоже при помощи карандаша и кисти могла создавать порталы в другие миры. Могу поспорить, ты можешь это делать даже с закрытыми глазами. А я, в отличие от тебя, пока только учусь. И перед тем, как нанести хоть какой-нибудь маломальский штришок, вынуждена все продумывать и рассчитывать. Иначе все мои труды пойдут насмарку. И между прочим, я вовсе не напряжена — просто излишне внимательна и сосредоточена.

— Называй это как хочешь, — сказала Анна, прекрасно зная, что если уж я упрусь, то со мной спорить бесполезно, — но по сути это дела не меняет. Сосредоточенность, это хорошо. Но в любом деле всего должно быть в меру. То, как ты относишься к написанию своих работ, я назвала бы не сосредоточенностью, а перфекционизмом. Иногда это качество бывает полезным, если им не злоупотреблять. Но только не стоит забывать, что зачастую такой подход не способствует прогрессу. Умудренные опытом мастера говорят: то, что лучшее — это враг хорошего.

— Так что получается, что мне не можно стараться?

— Разумеется нет, — в знак примирения Анна положила руку на мое плечо. — Стараться нужно обязательно. Только при этом ты должна усвоить, что изобразительное искусство, это не та наука, где каждое действие нужно рассчитывать по сложным формулам. Тут главное не скрупулезность, а творческий настрой. Нужно понять, что ты чувствуешь — не напрягаться, а раскрепоститься. Настроиться на волну и уловить поток. Ты должна захотеть слиться с ним воедино и устремиться по его течению. И вот тогда ты сама удивишься, как у тебя сразу станет все получаться.

— Не совсем понятно, — призналась я, — но я попробую.

— А тут и не нужно ничего понимать, — Анна сделала шаг к картине и тут ее рыжие локоны от порыва ветра взметнулись и распушились. — Вот подойди сюда. Я же тебе говорю, что это надо почувствовать…

— А если я ничего не почувствую, — я все еще сомневалась, что это настолько просто. — Может со мной что-то не так и ты напрасно тратишь на меня время.

— Не выдумывай, Аня, все с тобой так. Просто ты пока ничего не чувствуешь, потому что излишне напряжена. Вспомни об этом, когда будешь писать следующую картину. Выбрось все лишнее из головы, расслабься и постарайся уловить волну.

— Да, на какую еще волну?.. — вознегодовала я. — Я что тебе радиоприемник…

— Так, все успокойся, отпусти ситуацию и не придирайся к моим словам, — сказала она уже более строгим тоном.

По настроению Анны я заметила, что моя дотошность начинает ее доставать.

— Твоя беда в том, что ты воспринимаешь все буквально, — произнесла она уже более мягким голосом, — и ищешь проблему там, где ее нет и не может быть. Давай отвлечемся. Тебе знакомо такое понятие, как вдохновение?

— Конечно знакомо, — ответила я.

— Так вот, вдохновение — это та самая волна и есть. Сейчас я дала ей определение, а до этого выражалась образно. Теперь осознала, что это и было моей ошибкой. Хотела тебе объяснить наглядно, чтобы ты поняла, а в итоге только тебя только запутала…

— Да, нет, не запутала. Все нормально, — поспешила я ее разубедить. — Просто у меня такая натура. Стараюсь во всем разобраться досконально и при этом ничего не упустить. Зато теперь буду точно знать, на чем фокусировать внимание. Сейчас попробую настроиться на этот твой поток — чего-чего, а уж вдохновения у меня в избытке.

Пока мы с Анной разбирались, в чем разница между точными определениями и поэтическими образами, Вениамин и Милица, пользуясь случаем, сиганули в открывшийся портал. Спрыгнув на ровно подстриженный газон, они сразу помчались к пруду — только их и видели…

У нас на дворе стоял морозный декабрь. За окном завывала метель, а по раскатанной ледяной дороге, вдоль заснеженных тротуаров мели поземки. В то время, как из глубин картины лились ароматы ранней осени: пахло спелыми яблоками, медом, сеном, прелой листвой и полевыми цветами. Если тут у нас было холодно, то там бабье лето было в самом разгаре. Деревья расстались с зеленой одежкой и переоблачились в яркий багрянец, бронзу, золото и охру. Еще во всю цвели розы, бархатцы, георгины и хризантемы. В зеркальной глади изумрудного пруда серебристыми блестками мелькали стайки рыб, журчал фонтан, а в ореоле солнечных лучей занималась радуга.

На склоне ровно подстриженного холма, внизу у пруда резвились Вениамин и Милица. Они кувыркались в траве, осыпали друг дружку ворохами палых листьев, носились на перегонки и лавировали между клумбами.

— Что вытворяют бесенята, — усмехнулась я, наблюдая за тем, как Вениамин выгнал Милицу на пригорок, а потом стремглав бросился от нее назад. — Пусть порезвятся, у нас ведь так уже не побегаешь. В парке, куда мы ходим гулять с Вениамином, вот такие сугробы… наверное мне по пояс, если не выше… А тут им раздолье.

— Это верно, — согласилась Анна. — А тебе самой не хочется пойти туда и прогуляться, посмотреть каково там на той стороне?

Разумеется, я была не против побывать в укромном мирке, который к тому же я сама и создала.

Анна шагнула вперед, прошла сквозь портал и беспрепятственно переместилась внутрь картины. В классе осталась только я.

Сойдя с газона на дорожку из желтого гравия, Анна развернулась ко мне и поманила меня рукой. Тогда я собралась с духом, настроилась, сделала глубокий вдох — словно собралась глубоко нырнуть — задержала дыхание, закрыла глаза, перенесла сознание вглубь пейзажа, шагнула вперед и тоже переместилась на другую сторону.

При соприкосновении с вибрирующим полем портала, я ощутила, как мое тело бросило в жар, а потом его окатило леденящим холодом. Кожа тут же покрылась мелкими пупырышками, от затылка по позвоночнику пробежала волна щекотки, и я почувствовала микро пощипывания и покалывания, будто по мне пробежало полчище муравьев. Это длилось это всего мгновение и вскоре снова все пришло в порядок. Озноб отступил, и я почувствовала, как по телу растекается приятное тепло.

Открыв глаза, я выдохнула и вдохнула воздух созданного мною мира полной грудью. Он поразил меня своей плотностью. На языке ощущался привкус прелой травы, освежающей мяты и еще какой-то в меру резкий и терпковатый аромат незнакомых мне цветов — не сказать, чтобы приторный, скорее медвяно пряный — так могла пахнуть таволга если смешать ее с геранью и с корицей.

Я подошла к Анне, и мы с ней неспешным шагом двинулись по тропинке из желтого гравия вдоль берега. Обойдя пруд вокруг, мы постояли на мостике, полюбовались фонтаном, а затем поднялись по мраморным ступеням на невысокий покатый склон.

Там наверху обнаружилась ивовая аллея с дорожкой, вымощенной терракотовыми плитами.

— Странно, — сказала я и принялась озираться вокруг в недоумении.

— Что тебе в этом показалось странным? — поинтересовалась Анна.

— Эта аллея и эта дорожка, — я робко поставила ногу на одну из плит, проверяя ее на прочность. — Откуда они взялась? Ведь их не было на моем пейзаже. Я их не рисовала.

— Этот мир, а точнее его фрагмент… — Анна обратила мое внимание на заботливо подстриженные кусты, ухоженные клумбы и кем-то до блеска отполированные мраморные статуи, — … как ты думаешь, откуда он возник?

— Что значит, откуда, — для меня ответ был очевиден. — Разумеется я его придумала. Создала его в своем воображении. А затем взяла краски и перенесла все это на бумагу.

— А изначально откуда у тебя появилась сама идея? — намекнула мне Анна. — Помнишь, я спрашивала тебя про детали, почему они выглядят такими реалистичными, ведь ты писала эту картину не с натуры, не с открытки и не с фотографии…

— Не знаю, — ответила я. — До настоящего момента я считала, что этот пейзаж возник в моей голове сам по себе. Он плод моего воображения. Я его придумала.

— Осторожно! — вскрикнула Анна, и обхватив меня за плечи стащила с дорожки, по которой вихрем промчались Вениамин и Милица. — Смотрите, куда несетесь! — крикнула она им вслед. — Вот бестии, едва нас с тобой не сшибли…

Но те ее не услышали и лавиной скатились вниз по пологому склону, уворачиваясь от колючих кустов шиповника и от статуй, стоявших у них на пути. После тесных и многолюдных улиц шумного города, с его повседневной суетой и удушливыми выхлопными газами, в кой-то веки кот и лиса оказались в месте, где могли позабыть обо всем и порезвиться вдоволь. Упивались свободой и этим пьянящим осенним воздухом, они ликовали от счастья и носились по парку, как угорелые.

— Значит ты считаешь, что мир, в котором мы сейчас находимся… — вернулась Анна снова к разговору, — возник потому, что ты его придумала?

— Ну, да, — подтвердила я. — Так и есть. А что, разве это не очевидно?

— Ну хорошо, допустим, — произнесла она. — Если так рассуждать, то пространство, в котором мы сейчас находимся, должно быть ограничено условными рамками. То бишь только теми объектами, которые изображены на твоей картине. Кустами, деревьями, — она указала на них и принялась перечислять, — мостиком, беседкой на берегу пруда, фонтаном… Ведь так, ты со мной согласна?..

— Ну да, — подтвердила я. — Все должно быть именно так.

Но после вдруг почему-то засомневалась.

— Тогда пойдем и проверим, так ли это на самом деле, — предложила Анна и указала на пригорок с ветвистыми кряжистыми деревьями, похожими на дубы. — Если все так, как ты предполагаешь, то, когда мы туда придем, то должны будем остановиться и упереться в невидимую преграду, как это бывает в матрице компьютерной симуляции.

— А если нет… — засомневалась я.

— А если нет, — Анна пожала плечами и изобразила неопределенный жест. — Ну тогда мы увидим, что нам откроется там за горизонтом.

Я посмотрела на могучие деревья попыталась представить, что там за ними может нас ожидать.

— Ну же, смелее. — подбодрила меня Анна. — Неужели тебе самой не интересно.

Она кивнула в сторону пригорка и призвала меня следовать за ней.

И мы пошли…

Анна ступала уверенно, а я не очень… при этом старалась не отставать и поспевать за ней.

Вокруг было тихо. Поэтому я старалась ступать бесшумно. Что же касается Анны, то она вела себя с точностью наоборот. Ее каблуки стучали по терракотовым плитам так отчетливо, будто она намеренно хотела заявить этому миру о своем присутствии.

Мы поднялись наверх и остановились у вековых деревьев. Именно здесь по моему представлению должен был закончиться созданный мной мир. Мне предстояло убедиться: так это на самом деле.

Перед тем, как заглянуть за границу невероятного, невозможного и нереального, я поняла, что испытываю по этому поводу смешанные чувства — с одной стороны мне хотелось, чтобы этот прекрасный мир не ограничивался моим пейзажем, а с другой, он меня пугал — если вдруг предположение Анны подтвердится и этот мир и в правду существует, то откуда тогда я о нем узнала, что пробудило во мне это знание, и чем для меня это обернется?..

Я не смогла ответить ни на один из вопросов, окинула взглядом панораму и обомлела…

Пруд с фонтаном, ротонда в стиле ампир, статуи, клумбы в форме раковин моллюсков… — это все осталось там внизу.

По сравнению с роскошью, что простиралась от горизонта до горизонта — это было лишь скромным лирическим отступлением, подготавливающим к созерцанию еще более великолепных и восхитительных шедевров.

Акры ровно подстриженного газона отливали сочной изумрудной зеленью — и это прошу заметить в ту пору, когда осень природу наряжает в золото и медь — самые подходящие цвета для этого времени года.

Огромное необъятное поле было поделено на многочисленные островки разного размера, которые в общей композиции создавали причудливый узор. Границы между участками были разделены водными каналами, стены и дно которых были укреплены заилившимся и поросшим зеленым мхом булыжником.

Дорожки из разноцветного утрамбованного гравия составляли замысловатый орнамент из переплетенных между завитков, образующих в совокупности гигантский монограммный вензель. Островки между собой соединялись мостиками с ажурными перилами, минуя которые вы выходили на благоухающие аллеи и миловидные садики с ягодными и фруктовыми деревьями. В тени деревьев тут и там были установлены качели, увитые пестрыми лентами и гирляндами из благоухающих цветов. Для прочего отдыха так же были предусмотрены уютные лавочки с миниатюрными кованными столиками — на тот случай если кому-то вдруг вздумается на лоне природы устроить пикничок.

Помимо этого, я насчитала еще восемь, поразивших меня своим великолепием фонтанов. Их украшали искусные композиции из мраморных и каменных рыб, осьминогов, русалок, и прочей экзотической водной живности. Каждый из них был по-своему уникален и прекрасен, словно стремился перещеголять другие фонтаны своей вычурностью, неподражаемостью и изысканностью.

В самом центре роскошного парка расположился огромный лабиринт, со стенами из безупречно подстриженной живой изгороди, высотой в два человеческих роста. Вокруг лабиринта стояли гигантские фигуры зверей и птиц, тоже выстриженные из деревьев с густой зеленой порослью. Издалека, с того места, где мы стояли, мне удалось разглядеть статуи оленя, медведя, цапли… еще если я не ошибаюсь, пеликана — правда задняя часть его силуэта была скрыта изгородью лабиринта.

Но самое неизгладимое впечатление на меня произвел архитектурный ансамбль, который величественно возвышался на северной стороне парка у опушки соснового леса. Он представлял из себя огромное центральное здание с многоярусной черепичной крышей, по обеим сторонам которого возвышались круглые башни, с высокими остроконечными шпилями. Его фасад и фронтоны были украшены сложной изысканной лепниной в виде гербов и рыцарских доспехов, увитых виноградными лозами.

От центрального здания в стороны расходились два крыла с высокими арочными витражными окнами. Полагаю, что там могли располагаться помещения для торжественных приемов или галереи, где устраивают званые обеды и балы. В конце каждого крыла так же возвышалась башня, увенчанная полусферическим стеклянным куполом, под которым росли лианы и пальмы, включая прочую зелень, которая наверняка цветет и пахнет. По моим догадкам эти стеклянные купола использовались как зимние сады или оранжереи, в которых поддерживался уникальный микроклимат необходимый для содержания редких видов растений и экзотических деревьев.

Это величественное строение не было похоже ни на замок, ни на дворец. Дворцы по сравнению с ним выглядят более помпезно, а для замка тут нет ни рва, ни защитных фортификационных сооружений. А вот на дворянское поместье он походил вполне — или на резиденцию какого-нибудь знатного вельможи.

— Ну, что скажешь, — сказала Анна и приобняла меня за плечи. — Не ожидала здесь такое увидеть?

— Совсем не ожидала, — призналась я, находясь под впечатлением от неописуемой красоты. — Но, как такое вообще возможно? Ведь пруд и все, что его окружает — это же все было в моем воображении. Я просто себе это представила, а потом перенесла на бумагу. Но чтобы такое… Чтобы такое придумать нужна такая бурная фантазия… У меня даже в мыслях не укладывается. Ведь чтобы такое придумать, я уж не говорю о том, чтобы все это воплотить, нужна команда гениальных скульпторов, архитекторов, художников, ландшафтных дизайнеров, садовников, строителей, подсобных рабочих, и прочих-прочих… всех не перечесть. Как это понимать? Это что, какое-то совпадение?..

За нашими спинами зашуршала листва и раздался треск ломающихся веток…

Мы оглянулись.

Из кустов вынырнула голова Вениамина.

— Я что, что-то пропустил? — спросил кот, протискиваясь сквозь густые заросли.

Вениамин почесал за ухом и отряхнувшись от листьев и застрявших в шерсти травинок, спросил:

— О каком совпадении идет речь?..

И тут, узрев роскошный парк со всем его умопомрачительным великолепием, замер и обомлел. Его глаза округлились, шерсть ощетинилась, нижняя челюсть отвисла — кот выглядел так, словно увидел привидение.

— Ёксель-шмоксель, офигеть, я в шоке… Это как же нас с вами сюда занесло?..

Вениамин зажмурился и замотал головой, в надежде на то, что сейчас он откроет глаза и неприятное наваждение развеется.

Но этого не произошло. Парк, фонтаны, лабиринт, поместье… — все осталось на прежних местах. Ничего не изменилось.

Кот брезгливо поморщился, будто вместо любимой рыбы перед ним поставили фруктовый салат, закатил глаза и издал жалобное мяуканье.

— О пресвятая мадонна Киса, ну вот за что мне это все…

Позади него зашуршала листва и из кустов высунулась Милица. Взъерошенная и измотанная, но вместе тем невероятно счастливая. После скучной, обыденной городской жизни, бега с препятствиями вокруг пруда были именно тем, чего ей так не хватало. Наскакавшись и на кувыркавшись вдоволь, она была довольна как слон, которому позволили поупражняться в ловкости в антикварной посудной лавке — это было заметно по ее сияющим плутовским глазкам.

— Что тут у вас такого интересненького? — спросила она, прошмыгнув между нами и Вениамином. — О-ляля…, какое роскошное поместье. Вот это размах, вот это я понимаю… У здешнего землевладельца явно нет недостатка в золоте. Да и со вкусом, как я погляжу, у него тоже никаких проблем.

— Ага, — обреченно вздохнул Вениамин. — Да у него этих денег столько, что ими можно выстлать здесь все дорожки вместо гравия.

— Так ты что с ним знаком? — с восхищением посмотрела не него Милица. — Так это же замечательно. Значит нас тут ожидает гостеприимный и радушный прием.

— Ну, на этот счет я не был бы так уверен, — не желая ее разочаровывать, замялся Вениамин.

Эту фразу мы пропустили мимо ушей, возможно потому, что в этот момент внимание наше привлек человек в ливрее с кружевным воротником.

Странно. Еще мгновение назад парк был пуст и безлюден, и тут раз… Как-то неожиданно он появился. И если судить по его уверенной походке, то он тут явно не прогуливался.

— Ой смотрите, — воскликнула я. — Кажется он направляется к нам.

— По ливрее, перчаткам и парику, а также по соответствующей выправке, могу предположить, что это кто-то из придворных слуг, — поделилась своими соображениями Анна. — Возможно дворецкий или камердинер.

— А в чем между ними разница, — спросила я. — Разве это не одно и то же?

Тут оказалось, что мой вопрос застал Анну врасплох. Похоже, она тоже не знала, чем они между собой различаются. Но тут ей на выручку пришла Милица и со знанием дела разъяснила:

— Камердинер, это личный слуга хозяина. Он прислуживает ему во всем, в чем у того возникает надобность. А дворецкий будет чином повыше, он заведует всем хозяйством и управляет всей прислугой в доме. А вот что это за фрукт — это мы сейчас с вами узнаем. Эй Вениамин, а с ним ты случаем не знаком?..

— Не то, чтобы мы с ним были знакомы… — уклончиво ответил Вениамин, нервно поглядывал в сторону «незнакомца», — … но в наших общих с вами интересах я бы попросил, чтобы вы поспособствовали мне сохранить мое инкогнито.

Тут он сощурился, и сразу же стал похож на подслеповатого кота, надул щеки, ссутулился и выпятил живот. В один момент он перевоплотился в эдакую косолапую пушистую развалину, что даже я если бы не оказалась свидетельницей его мастерского превращения, то ни в жизнь бы не догадалась, что это он.

— И еще… — Вениамин перешел на едва уловимый шепот, — при здешнем хозяине я попрошу вас не называть меня по имени. А еще лучше для всех нас было бы убраться отсюда поскорее…

— Это еще почему? — удивилась Милица. — Чего это ты так забеспокоился?

Человек в парике стремительно приближался. Теперь нас от него отделяло всего несколько шагов.

— Нет времени объяснять… — произнес Вениамин сдавленным голосом. — Но, если коротко, я не горю желанием встретиться вновь с его хозяином.

Как только слуга приблизился он тут же захлопнул рот, а сам про себя подумал: «Угораздило же меня сразу не сообразить, как только мы выскочили на этот пруд. А я еще думаю, что за дежавю, откуда мне знакомо это место? А тут оказывается, вот в чем дело. Угодил, как говорится: кур в ощип… Вы нас не ждали, а мы, стало быть, приперлись».