Легенда о Рыжем герцоге

Валерий Вайнин

Романтическая история о странном рыжем герцоге, жившем в средневековой Англии и отвергавшем жестокие законы того времени. Для эффективной борьбы со злом Рыжий Герцог надевает маску грубой глупости. С этой маской на лице он спасает людей, попавших в беду… Как бы случайно, чтобы никто не догадался, что это сделал он. Маска спасает его от разных убийц – лесных разбойников и рыцарей, но не спасает, когда он влюбился. Герцог поверил, что кому-то можно рассказать о своей тайне…

Глава I. Драка в «Гусиной печени»

Дорога, извиваясь, ползла на пригорок. Из-за пригорка выглядывал краешек заходящего солнца. Поднявшийся ветерок разгонял въедливую пыль, клубы которой весь день носились за повозками и лошадьми. Двое утомленных путников жадно вдыхали долгожданную прохладу. Один из них, низенький лысый монах с острыми глазками, размашисто перекрестился и ускорил шаг.

— Куда вы так припустили, отче? — живо поинтересовался его спутник — гибкий загорелый юноша, лицо которого, казалось, выражало готовность хохотать по любому поводу. — Или вам взбрело перескочить через этот холм с разбега?

— Брось шутки, парень. — Голос святого отца напоминал не то карканье ворона, не то тележный скрип. — Иначе, клянусь Господом, ты скверно кончишь.

— Мне страшно, отче! — Юноша умело изобразил испуг. — Страшно за вас: вы клянетесь Господом направо и налево. Как бы ему это не надоело.

— Все же не так, как надоел мне ты, болтун, — проворчал монах, сдерживая улыбку. — Сколько твердить тебе: оставь свое дурацкое «отче». Я Сэм, просто Сэм. Можешь запомнить?

— Запомнить-то могу. Но язык не поворачивается. Вот если бы мы очутились в трактире… Далеко еще?

— Как раз за холмом.

— Да ну? А вы не заблуждаетесь, отче?

— Клянусь Господом, парень, ты меня…

— Молодчина, Сэм! — Юноша хлопнул монаха по плечу. — Ну-ка, пошевеливайся! Ползешь, как сонная муха!

Он бодро зашагал вслед заходящему солнцу, и старенькая лютня в заплатанном мешке весело колотилась о его спину.

— Послал Бог попутчика! — скрипел семенящий рядом монах. — Шут гороховый!

— Угадал, Сэм, — кивнул юноша. — Я и вправду вроде шута. Но ты смело называй меня Томом. Не обижусь.

Когда путники миновали пригорок, солнце успело спрятаться в кроны деревьев. Сумерки быстро сгущались. Однако трактир оказался на месте. Это был большущий, добротно сколоченный домина. Над входом висела косо прибитая доска. Всмотревшись, Том различил на ней неряшливо намалеванную птичью голову и скачущую надпись: «Гусиная печень».

— Коль не повезет, сожру вывеску, — пообещал юноша, сглатывая слюну.

— Бог этого не допустит, — ехидно прокаркал монах

Том толкнул дверь плечом.

— Ты за него поручился, Сэм. С тебя спросится.

От пьяных голосов и звона кружек в трактире стоял несмолкающий гул. Кисловатый запах пива и аромат тушеного мяса аппетитно щекотали ноздри. Бородатый трактирщик с голыми по локоть волосатыми лапами проворно сновал между скамьями. Двое вошедших путников протиснулись к пустому столу.

— У меня есть шиллинг, парень. — Монах легонько хлопнул себя по карману. — Оставь вывеску про запас.

Том смотрел на него с неподдельным изумлением.

— Неужто святой отец станет кормить шута?

Колючие глазки монаха гневно сверкнули.

— Эй, хозяин! — пронзительно крикнул он. — Два жарких и две кружки эля!

Запыхавшийся трактирщик беглым взглядом оценил его вместе с потрохами и, пряча усмешку в бороду, молча исчез. Вскоре необъятная сонная бабища грохнула перед ними дымящееся блюдо и вторым заходом принесла пиво.

Монах возвел очи к бревенчатому потолку и зашевелил губами. Его лысина тускло блестела.

— Отче, — проговорил Том, набивая рот, — сдается мне, вы медлите там, где надо торопиться.

Запивая мясо пенящимся элем, он внимательно изучал шумливых посетителей трактира. В основном здесь пировали вилланы, ремесленники и мелкие торговцы. В затемненном углу, явно не желая привлекать внимания, одиноко расположился дворянин, возле которого суетился тощий слуга. Несмотря на духоту, дворянин оставался в плаще и шляпе, надвинутой на самые глаза. Упускать такой случай было глупо. Едва не подавившись от спешки, Том достал из мешка лютню.

— Что ты собираешься делать? — насторожился монах.

— Немного подзаработать. Если повезет, напьемся в лучшем виде.

Монах резко поднялся.

— Эй, хозяин! — Он припечатал к столу шиллинг, и трактирщик вырос, как из-под земли. — Получи с нас!.. Храни тебя Бог, парень, я ухожу.

— Ты чего это, Сэм? Чудной ты какой-то.

Монах сделал несколько шагов и обернулся.

— Заруби себе на носу, парень: у каждого зверя своя шкура. Один разгуливает в бархате, другой — в рясе, третий скалит зубы из-под лохмотьев. А выпусти их нагишом, так все они, клянусь Господом… — Безнадежно махнув рукой, он вышел.

Том озадаченно смотрел на дверь. «Эк завернул!» — с усмешкой пробормотал он. В это время несколько пьяниц жалобно затянули песню о девочке-сиротке, рыдающей на могиле матери. Их осипшие голоса никак не могли попасть в лад. Но Том все же различил мотив и мгновенно подобрал его на лютне. Раскрасневшиеся добродушные рожи, как по команде, повернулись в сторону музыканта. Том заиграл громче. Они блаженно заорали, старательно подражая плачу сироты. Кое-кто и сам уже начал всхлипывать.

Когда песня кончилась, Тома наперебой стали подзывать и предлагать угощение. Но он, как бы не слыша, вновь ударил по струнам и перекувыркнулся в воздухе. За его спиной восторженно взвизгнула женщина. И он с комической серьезностью запел о доблестном рыцаре Джоне, который отправился воевать с сарацинами и бежал от огородного пугала. Вокруг смеялись и отбивали такт кружками. А когда Том наглядно изобразил падение рыцаря с лошади, трактир наполнился одобрительным ревом. Среди общего веселья лишь дворянин в темном углу сохранял невозмутимость. И все же Том ему первому протянул пустую кружку.

— Не желает ли сэр купить песенку? Хотя бы духовного содержания.

— Не желаю, — подняв голубые глаза, отрубил дворянин.

Ни разу в жизни Тому еще не доводилось встречать подобного лица: величественные, благородные черты его словно замерзли, образовав маску непроходимой глупости.

— Тогда, может, хотите про любовь королевича к прекрасной пастушке?

— Не хочу. Отвяжись.

— А-а, понимаю! Вам по душе песни о ратных подвигах! У меня их полный мешок.

— Ступай прочь: надоел. — Дворянин лениво ковырял в зубах.

Том почтительно поклонился и, пятясь, продекламировал:

Один осел,

надев камзол,

забыл свою родню…

По столам легким ветерком пробежал смешок. Дворянин с тупым изумлением уставился на слугу.

— Это про меня, Фредди?

Старый слуга с нечесанными седыми космами собачонкой заюлил перед господином.

— Нет-нет, ваша милость. Разве он посмеет? Он так… болтает сам с собой. — Слуга дернул головой в сторону Тома, будто намеревался клюнуть его своим крючковатым носом. — Убирайся бродяга! Видишь, их милость не в духе!

— Убирайся, я не в духе. — Дворянин рыгнул и возобновил ковыряние в зубах

«Ну и дубина, — удивился про себя Том. — Даже дразнить его скучно». Обойдя столы, Том насобирал с четверть кружки мелочи. Это превышало его расчеты. К тому же трактирщик шепнул ему, щекотнув бородой ухо: «Заходи почаще. Ужин бесплатно». А это уж и вовсе было неплохо.

Весело вскочив на скамью, Том запел о красотке Мэри, которая вышла как-то вечерком прогуляться и вернулась с грудным младенцем на руках; и когда дотошный отец пристал с расспросами, девушка простодушно поведала, что ребенка ей подарил каноник в награду за ангельскую кротость и послушание. Эту песенку сопровождали оглушительный хохот и восклицания: «Ах чтоб тебя!.. Вот загибает — не разогнешь!.. Ну и чешет, собачий сын!» Иной раз какой-нибудь размякший детина игриво щипал свою подружку, и та, вскрикивая от полноты чувств, отвечала ему нежной затрещиной.

Среди звона кружек и песен мало кто обратил внимание, как в распахнутую ударом ноги дверь ввалилась новая троица. Лишь трактирщик, глянув на вошедших, опустил голову и весь как-то сник.

— Ты что же, борода, друзей не узнаешь?! — покрывая шум, рявкнул сухопарый молодчик в дырявой шляпе. — Так я тебе живо напомню!

— Полегче, Тихоня, полегче. — Неимоверный величины толстяк пошуровал пальцем у себя в ухе. — Ты, Тихоня, все молчишь, молчишь, а заговоришь — прямо как дубиной по башке. С человеком надо беседовать вежливо, не то он, — толстяк кивнул на побелевшего хозяина, — возьмет да рассердится, и прогонит нас. Правда, дядя?

— Добрым гостям всегда рад, — осклабился трактирщик. — Как поживаешь, Стив — колотушка? Сколько ребер успел наломать?

Младший из троицы, белесый парняга — в разодранной рубахе и без переднего зуба — мрачно усмехнулся.

— Не считал. Но, сдается мне, до сотни чуток не хватает.

— Почему он не спрашивает, как я поживаю?! — медведем взревел сухопарый.

Толстяк болезненно скривился.

— Не обижайся на Тихоню, дядя. Жаркий был нынче день, проголодался он.

В этот момент сонная баба с кружками эля, колыхая формами, проплыла между ними. С неожиданным проворством толстяк извернулся и задрал на ней юбку. Баба как ни в чем не бывало продолжала свой путь. Закатив глаза, толстяк чмокнул губами. Его дружки раскатисто заржали.

— Лучше без скандала, ребята, — проговорил трактирщик, глядя в пол. — Садитесь, я угощаю.

— Зачем скандал? Какой скандал? — умильно заворковал толстяк. — Слышишь, Тихоня?! Не смей больше орать! Все-таки мы в гостях, здесь все-таки музыка и… вон какие крошки сюда забредают!

— Где? — Тихоня заинтересованно вытянул шею.

— Вон там, рядом с деревенщиной в полотняной рубахе. Ну как, разглядел?

Стив — колотушка ткнул пальцем толстяку в брюхо.

— Все, Бочонок, кончай. Садись, пока угощают. А то, — он подмигнул трактирщику, — хозяин чего доброго передумает.

В то время как удалая троица набросилась на копченую грудинку, Том разыгрывал в лицах ссору монаха с чертом. Хохочущие зрители окружили его плотным кольцом. И как только святой отец своей бранью загнал нечистого в кувшин со сметаной, Том подбросил в воздух лютню и задорно объявил: «Песня о волке».

Х Х Х

Тут Пайнсон прервал чтение и посмотрел на утонувшего в кресле писателя. Сэмюэль Бэрбидж поощрительно кивнул.

— А что если… — пробормотал нотариус и, отложив тетрадь, выбежал из комнаты. Вернулся он с гитарой в руках. — А что если мы, так сказать, оживим спектакль? Как вы на это посмотрите, сэр?

— Это не мое шоу. — Мистер Бэрбидж тонко улыбнулся. — Читаете вы, должен заметить, весьма выразительно. Остальное — дело вашего вкуса.

Пайнсон взял несколько аккордов.

— Тогда, пожалуй, рискну. Том по сюжету играет на лютне, а я — на гитаре. Вот и вся разница. — Прислонив тетрадь к бутылке с коньяком, нотариус хрипловато запел.

Х Х Х

В одном краю двести лет назад

скот вовсе не ел траву:

щипали козы там виноград,

вкушали быки халву.

Овечки нежные в том краю

давали не шерсть, а шелк.

И вот — поди ж ты! — в таком раю

завелся матерый волк.

— Эй, как тебя! — проревела чья-то луженая глотка. — Давай что-нибудь повеселей!

Не обратив на этот окрик внимания, Том продолжал:

Волк ловко путал свои следы

и как продувной подлец

не стал, каналья, вкушать плоды,

а принялся красть овец.

Он был огромен, валил быка

и сделался сущим злом.

Когда, к примеру, он жрал телка,

то мог закусить козлом.

И кровь по волчьей текла губе,

и след его вел во тьму.

Бараны к небу взывали «Бе-е!»

Коровы молились: «Му-у!»

Кто-то сзади хлопнул Тома по плечу. Он обернулся.

— Сказано тебе: играй повеселей. — Белесый парень в разодранной рубахе почесывал бок.

Том почтительно поклонился.

— Не охота: у меня икота.

Приоткрыв дырку на месте переднего зуба, парень мрачно усмехнулся.

— Я и сам люблю пошутить. Особенно — после жратвы. — Он ткнул кулаком Тома под ребро. — Заводи: прибью.

— Двинь ему, Стив, разочек! — посоветовал тот же громоподобный голос. Его обладатель грыз баранью кость, то и дело сплевывая на пол.

— Да ты рехнулся, Тихоня! — Сидящий возле него толстяк залпом осушил кружку. — Если Стив разделает глимена, нам прядется плясать всухомятку.

— Черт, об этом я не подумал! Ты, Бочонок, умней Папы Римского!

Толстяк смиренно потупился.

— Ошибаешься, мой друг. Папа тоже не пальцем деланный. — Он что-то зашептал Тихоне на ухо, и тот прыснул.

— Заводи, малый, — угрюмо повторил Стив. — Бочонок плясать будет.

— Неплохо бы, — сказал Том, — сперва насадить на него обруч. Чтоб не прорвало.

Бесцветный взгляд Стива на мгновение вспыхнул.

— Насадят когда-нибудь. Веревку на шею. Но ты, кажись, до этого не доживешь. — Он ткнул Тома гораздо чувствительней.

Том, побывавший на своем коротком веку в различных переделках, счел дальнейшие пререкания излишними и заиграл плясовую. Он уже успел заметить, что народ потянулся к выходу. «Ребята Длиннорукого Клема», — испуганно произнес кто-то рядом. Эти слова отозвались многократным эхом, и столы освобождались один за другим. Трактирщик торопливо отсчитывал уходящим сдачу, а Том наяривал плясовую.

По направлению к двери шла белокурая стройная девушка в поношенном деревенском платье. За руку ее держал худенький мальчик лет шести. Сопровождал их широкоплечий веснушчатый детина, домотканая рубаха которого намокла от пота. Бочонок заступил им дорогу.

— Не убегай, крошка. Давай-ка попляшем.

— Вот еще! — Девушка попыталась его отстранить. — Обождешь пока!

— Ну уж нет, — замотал головой Бочонок. — Может, кто и обождет — только не я.

Веснушчатый детина положил ему на плечо огромную пятерню.

— Отвали подобру-поздорову. Недосуг нам с тобой плясать.

— А тебя, дубина, никто не приглашает! — Толстяк стряхнул его руку с плеча. — Топай, покуда цел!

— Ого! — удивился детина.

Но девушка потянула его за рукав.

— Спокойно, Стэн. Не кипятись.

— Я в порядке, Нэнси, я спокоен. — Он пихнул Бочонка в жирную грудь.

Толстяк отшатнулся. И тут же с ним рядом вырос Тихоня.

— Вижу, кто-то здесь ищет ссоры! — загремел он. — Бог свидетель, мы этого не хотели!

Подскочивший трактирщик попробовал вмешаться:

— Угощаю всех! — плаксиво вскрикивал он. — Только угомонитесь! Угомонитесь, черт бы вас побрал!

Тихоня с размаху ударил его по уху.

— Не нравишься ты мне, борода. Невзлюбил я тебя почему-то. А тебя, птенчик, — он сделал шаг к детине, прикрывшего спиной девушку с мальчиком, — я мигом выучу летать.

— А ну! — Сжав кулачищи, детина шагнул ему навстречу.

Двое дюжих ремесленников протиснулись между ними.

— Бросьте дурить, ребята, — проговорил тот, что постарше, кряжистый мужик с красным носом. — Потрепались — и баста!

Бочонок и Тихоня выхватили ножи. Том быстро сунул лютню под стол и, не найдя под рукой ничего подходящего, решил пустить в дело утяжеленную монетами кружку.

— Какой сердитый дядя! — Бочонок пощекотал острием ножа горло ремесленника. Тот судорожно глотнул. — Если ты быстренько не уберешься, чего доброго, я помру со страху.

Дважды повторять не пришлось: оба заступника, спотыкаясь, заспешили к выходу. Тот, что был помоложе, чуть задержался, злобно сплюнул и с силой захлопнул за собой дверь.

— Знаешь, Стэнли, — пролепетала девушка, — пожалуй, не будет ничего дурного, если я с ними немного попляшу.

По роже Бочонка разлилось жирное умиление.

— Давно бы так, крошка! Ты сейчас убедишься, какой я в этом деле проворный… Эй, глимен! Заснул, что ли?! — Притянув девушку за талию, Бочонок влепил ей в шею клейкий поцелуй. Девушка слабо охнула.

— Ну нет! — яростно проревел Стэнли и ударом пудового кулака сбил толстяка с ног.

— Неплохо для начала, — мрачно одобрил рассевшийся на столе Стив — колотушка. И в тот же миг Тихоня сделал молниеносный выпад ножом. Стэнли качнулся вбок, и клинок, проткнув рубаху, лишь оцарапал ему кожу.

Девушка закрыла лицо руками. Прижавшийся к ней дрожащий мальчик вдруг закричал тонким голоском:

— Держись, Стэн! Я иду! — Он бросился Тихоне под ноги и рванул изо всех силенок.

Тихоня пошатнулся, но устоял. Только дырявая шляпа сползла на затылок. Он рывком высвободил ногу и ударил мальчика в живот. Не издав ни звука, тот скорчился на полу. И тут же Том швырнул Тихоне в голову кружку со своим заработком. Тихоня пригнулся. Ударившись о стену, кружка разлетелась вдребезги, и монеты с веселым звоном покатились в разные стороны.

Бочонок меж тем успел прийти в себя от удара Стэна и подкрадывался к нему сзади. А Стэн не сводил завороженного взгляда с тихониного ножа.

— Спину к стенке, лопух! — крикнул Том и с разбега врезался головой Бочонку в брюхо. Ойкнув, толстяк осел. Но через мгновение у Тома потемнело в глазах от бокового удара в челюсть.

— Зубы я тебе пока оставлю, — лениво проговорил Стив-колотушка и заехал ему в переносицу. — А когда споешь — выбью обязательно.

Том отчаянно защищался: прикрывал лицо и отпрыгивал. Но уверенные жесткие кулаки настигали его всюду. Наконец, от сильного удара в живот у него перехватило дыхание, и он повалился на пол.

— Отдохни, скоро продолжим. — Стив неторопливо заправил драную рубаху в штаны.

А Стэнли тем временем попал в скверную переделку: один нож был приставлен к его горлу, другой — уперся ему промеж лопаток.

— Не надо, отпустите его, — побелевшими губами шептала девушка. — Пускай он лучше уйдет.

— Черта с два он теперь уйдет! — Тихоня дал Стэну коленкой под зад. — Мне без него скучно!

— Фи, Тихоня! — Бочонок осуждающе покачал головой. — Так и норовишь обидеть парня. Ведь и святой может потерять терпение. — Он плюнул Стэну в лицо и растер плевок ладонью.

Шумно вздохнув, Стэн часто заморгал.

Джо! — вдруг истошно закричала девушка. — Не смей, Джо!

Побитый мальчик вырвался из ее рук, метнулся к Бочонку и вцепился зубами в его палец.

Толстяк взвизгнул и отвесил мальчику оплеуху, которая отбросила его на несколько ярдов. Стиснув зубы, Стэнли глухо застонал.

Стив-колотушка отодвинул локтем рассвирепевшего Бочонка.

— Вот что, парень, — он задиристо толкнул Стэна в плечо, — коли сумеешь меня вздуть, забирай свою девочку и вали на все четыре.

Бочонок присвистнул. Его заплывшие кабаньи глазки сузились до щелок.

— Да ты часом не рехнулся, Колотушка?

Стив смерил его бесцветным взглядом.

— Отойди, я сказал. — И вновь обернулся к Стэну. — Но коли я возьму верх, девчонка наша. Идет?

— Ненужная возня, — проворчал Тихоня.

— Идет, — поспешно согласился Стэнли.

Стив мигнул дружкам, и те раздвинули опустевшие столы. Противники начали медленно сходиться. Стэнли на целую голову был выше Стива-колотушки и гораздо шире в плечах. Но огромные кулаки этого деревенского увальня бесцельно крушили воздух, меж тем как искусный в драке противник, ловко уворачиваясь, чувствительно бил его в грудь, по ребрам, в живот. Рыча от боли и ярости, Стэнли усиливал бесполезный натиск и быстро выматывался. Наконец он получил сокрушительный удар в подбородок, покачнулся и рухнул.

И тут же Бочонок принялся молотить его ногами. Мальчик закричал и стал рваться из рук обнимающей его девушки. Том схватил скамейку и с воплем «убью, гадина!» побежал к Бочонку. Но Тихоня подставил ему ножку, и глимен растянулся во весь рост. Когда Том попробовал подняться, Тихоня свалил его ударом колена в лицо.

— Эй, вы там! — раздался вдруг повелительный голос. — Моему господину надоело смотреть драку! Он желает, чтобы глимен спел про волка!

Лежа на полу, Том приподнял голову: среди поваленных стволов и разбитой посуды стоял прямой, как палка, старик с нечесаными седыми космами. Это был слуга дурака — дворянина, который недавно обжирался и рыгал в углу. Вдруг, к немалому своему удивлению, Том увидел, что дворянин восседает на прежнем месте, в той же позе и с невыразимой тупостью на физиономии кивает в подтверждение слов старика.

Трое разбойников быстро переглянулись. Стив подмигнул Бочонку. Толстяк понимающе хмыкнул и, пританцовывая, приблизился к слуге.

— Не сердись, дядюшка. И попроси благородного господина, чтоб он тоже не изволил гневаться. Мы ведь не догадывались, что ему взбредет в голову оказать нам честь своим присутствием.

Старик презрительно скривил тонкие губы.

— Пускай глимен поет. Некогда мне с тобой язык чесать.

— Ах, некогда? — Толстяк масляно улыбнулся. — Очень, очень жаль. Жизнь так коротка, а мы все куда-то спешим, спешим… Правда, Тихоня?

— А то нет! — С ножом в руке Тихоня загородил выход. — Спешка никогда к добру не ведет!

— Недурно сказано. Правда, дядюшка? Ну поразмысли сам: куда господину спешить, если, к примеру, в кармане у него ни фартинга?

— Вот болван! — внезапно рассмеялся дворянин. — Думаешь, у меня ни фартинга? А это что, по-твоему? Он достал туго набитый кошелек и покачал на ладони. — Это, болван, что? Говядина, что ли? — И, довольный своей шуткой, вновь захохотал.

— Да уж, — пробормотал Том, поднимаясь с пола, — много повидал болванов, но такого…

— Боже, как я ошибался! — Бочонок поклонился слуге. — Теперь я согласен дядюшка: твой господин должен торопиться

Старик молча обошел его, вытащил из-под стола лютню и протянул Тому.

— Давай про волка. Прямо с того места, где коровы и бараны молятся Богу.

— Господь услышал их молитву, — усмехнулся Том, пряча лютню за спину. — С тех самых пор он превращает баранов в благородных лордов.

— Пожалуй, что так, — буркнул Стэнли. Размазывая по щеке кровь, он присел на скамью рядом с перепуганной насмерть девушкой.

— Заткните свои паршивые глотки! — возопил Бочонок. — Как земля вас только носит, смутьяны! Уж будь спокоен, дядюшка, мы проломим им черепушки. И петь заставим — хоть про волка, хоть про баранов — про кого прикажите. Но только… твоему господину придется поделиться с нами содержимым своего кошелька. А то нам, знаешь, тоскливо как-то.

— Кончай, Бочонок, остуди язык. — Стив оттеснил его плечом и взял слугу за шиворот. — Ты понял насчет кошелька? Повторять не стану.

С неожиданной силой старик рванулся, и в пятерне разбойника остался отодранный воротник.

— Что-о?! — вскакивая, заорал дворянин. В пять прыжков он очутился перед Стивом. — Ты посмел тронуть моего слугу, падаль?!

Бесцветный взгляд Стива-колотушки потемнел от злости.

— Кто падаль? — Он сорвал с обидчика шляпу и швырнул себе под ноги.

Густые огненно-рыжие кудри дворянина взметнулись, словно языки пламени. Приоткрыв рот от изумления, он уставился на слугу.

— Фредди!.. Он посмел тронуть даже меня!

— Увы, — вздохнул слуга. — Да покарает его Господь.

— Но, Фредди, ведь за это его полагается вздернуть?

Бочонок и Тихоня загоготали.

— Угу, — мрачно усмехнулся Стив, вытирая о роскошную шляпу башмаки, — вздернут, когда придет черед. А пока, чучело, я сам подергаю тебя за нос. — Он протянул руку к лицу дворянина.

Тот перехватил ее и сжал. На мгновение оба застыли. Пытаясь освободиться, Стив багровел от натуги. Но железные пальцы держали его с такой силой, что, казалось, вот-вот раздавят кости.

— Погоди, дойдем до кулачков, — просипел Стив и что есть мочи рванулся. Потом рванулся еще раз и начал медленно оседать.

Свободной рукой дворянин стал наносить ему пощечины, от которых голова разбойника моталась, как привешенная на нитке.

— Запомнишь меня, падаль! — От последней оплеухи Стив полетел под скамью и несколько футов проехал на спине.

— Ого! — азартно воскликнул Стэнли.

— Сматываться надо, — шепнул ему Том. — Самое время.

Стэнли кивнул и, украдкой оглядевшись, наклонился к уху девушки.

— Бежим, Нэнси.

Тихоня и Бочонок тем временем очнулись от столбняка и двинулись на дворянина с ножами. Тот спокойно ждал, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Подобное поведение показалось разбойникам подозрительным, и они решили действовать наверняка. Бочонок, выставив вперед нож, медленно наступал, а Тихоня обычным манером старался зайти со спины.

— Ко мне, рыжий, ко мне: я тебя успокою, — приближаясь, шипел Бочонок.

— Фредди, бездельник! — гаркнул дворянин. — Живо почисть мою шляпу!

— Сию минуту, сэр.

Том, Стэнли и девушка с мальчиком между тем благополучно пробрались к выходу.

— С такого балагана и уходить неохота. — Стоя уже на пороге, Том обернулся

— Смелей, рыжий! Ну, что же ты?! — хихикнул Бочонок, увидев Тихоню за спиной врага.

Рыжий быстро шагнул Бочонку навстречу, резко подался в сторону и ребром ладони ударил его по запястью. Нож выпал. И в тот же миг дворянин ухватил толстяка под мышки и легко поднял над столами.

— Точно горшок с маслом! — восхищенно проговорил Стэнли, наблюдая из-за раскрытой двери.

— Стэн! — всхлипнула в темноте девушка. — Ты, вроде, свихнулся, Стэн!

— Ей-богу, похоже на то. — Стэнли потянул Тома за рукав. — Пошли, покуда целы!

Выходя, Том успел увидеть, как рыжий швырнул Бочонка на Тихоню, и оба дружка с грохотом разломали скамейку.

— Фредди! Готово?!

— Да, ваша милость. — Слуга почтительно подал дворянину шляпу.

— Хозяин, черт тебя дери! Куда ты провалился?! — Рыжий схватил трясущегося трактирщика за бороду. — Повешу, каналья! Какую падаль ты к себе пускаешь!

— Я пускаю?! Да Господи!.. Ваша милость, да попробуй я только пикнуть, Длиннорукий Клем меня… Эх, ваша милость!

— Но! Поговори у меня! — Дворянин сунул трактирщику монету и направился к двери.

Выбравшийся из-под Бочонка Тихоня попытался наброситься на рыжего сзади. Но тот на ходу развернулся и заехал ему кулаком в висок. Отлетев к стене, Тихоня плавно повалился на пол.

— Падаль, — скривил губы рыжий. Дверь за ним с треском захлопнулась и сорвалась с петель.

— Ладно, сэр, ладно… — скулил Бочонок, потирая бока. — Встретимся еще. Клем с тобой посчитается.

— Заткни пасть. — Стив-колотушка потрогал шатающийся зуб и сплюнул. — Вставай, Тихоня. Отваливаем.

Тихоня не отозвался.

— Вставай, кому говорю. — Стив тряхнул его за плечо.

Тихоня был мертв.