27 000 лет втроем. Секс и власть в каменном веке

Валентин Сунцов

Каждый рано или поздно задается вопросом о том, «правильно» ли он живет относительно «традиций предков». Мы пытаемся посмотреть на свою жизнь в крохотной ретроспективе нескольких сотен лет и даже не представляем, насколько в этом близоруки.Десятки тысяч лет назад люди уже использовали керамику и фаллоимитаторы, умели считать и ткать, открывали континенты и расписывали потрясающие фрески.Эта книга откроет для вас мир по-новому, шокирует и поможет переосмыслить ложные понятия правил и традиций.

Ночь

и тяжелые камни воспоминаний

Хижину наполняло многообразие звуков. Дети мирно сопели, мужчины грозно храпели. Несколько пар соединяли свои тела.

Ари не мог уснуть — недалеко от себя он слышал томные вздохи и стоны. Он был возбужден и подавлен. Юноша с трудом переводил дыхание, ни на секунду не отпуская мысли, что Тиа лежит совсем рядом с ним. Совсем рядом, но почему-то очень далеко. Он смотрел на ее плечи, мягко отражающие лунный свет, скользящий сквозь отверстие в крыше. Стоны за его спиной нарастали.

Тиа лежала с открытыми глазами, пытаясь перестать думать о том, что он смотрит на нее. А он точно на нее смотрит. Она не видела этого, но знала наверняка. Сердце бешено колотилось от того, что она наблюдала внутри своей головы — сегодня днем они были так близко. Совсем рядом, но почему-то очень далеко.

Стоны в хижине перешли в голос.

Ари зажмурился и заскрипел зубами от отчаяния. Почему ему так плохо?

Женский голос зазвенел от оргазма.

Ари выскочил из хижины и перевел тяжелое дыхание.

Он сел у костра, не в силах сдержать свои эмоции. В руки попался лежащий у костра прутик. Хаотичные движения перешли в начертания на земле. Юноша не ставил никакой цели, просто интуитивно водил палкой по грунту, освещаемому большим костром. Он рисовал, не думая о том, что рисует, и ему становилось легче. Ему стало так спокойно, что обычно чуткий слух не уловил приближения кого-то со спины.

— Голодный год? — тихо спросил Оки, показывая на рисунок.

Ари посмотрел в глаза старику, не понимая вопроса. Оки указал на землю. Только тут юноше пришло в голову, что он нарисовал женщину. Такую, какую привык видеть — легкую и стройную как лань.

Оки присел рядом. Некоторое время они сидели молча в тишине ночи — старик, мучимый бессонницей, и юноша, мучимый страстью. Старый охотник видел, что с Ари что-то не так. Оки протянул ему кусок мяса, но тот отказался. Старик замечал это и прежде и все время удивлялся — странным охотником будет этот юноша. Охотник, предпочитающий грибы мясу. Но сейчас он захотел поговорить о другом.

— Давным-давно, когда я был ребенком, — Оки говорил медленно, с трудом поднимая воспоминания, словно тяжелые камни, — вдоль Красной реки постоянно двигались стада Моа. Людям нравилось охотиться на Моа — день охоты, месяц отдыха. Люди ели так много мяса, что сами стали обрастать мясом. Мужчины стали тяжелыми и дышали очень громко. Женщины стали такими круглыми, как Моа, и нарожали много детей. Так выглядела женщина, которая не испытывала голода и нужды.

Оки взял палочку и нарисовал крупное женское тело на земле. Он не придал значения чертам лица, но особо старательно вывел огромные груди и полные бедра.

— Мясо было везде, кости покрыли всю землю на становище, и люди думали, что так будет всегда. Но люди часто ошибаются, и в этот раз они ошиблись снова… вдруг Моа исчез.

Ари, продолжающий бесцельно водить палкой по земле, остановился и посмотрел на Оки с интересом. Старик продолжил, и теперь камни его воспоминаний стали еще тяжелее.

— Духи увидели нашу жадность и лишили нас добычи. Моа перестал появляться у Красной реки. Мы искали его следы повсюду, но не нашли. Он пропал. Тогда люди стали охотиться на зверей поменьше, но они уже разучились быстро бегать и тихо двигаться. Мужчины стали умирать от голода, женщины снова стали худыми как прежде. Дети недоедали и умирали от странных болезней. А тех, что рождались, матери убивали, зная, что им не выжить. Немногие пережили ту зиму.

Ветка, которую держал в руках Оки, надломилась. Этот звук вернул старика из бездны своих воспоминаний.

— Моа вернулся через много лет. Но их стало гораздо меньше. С тех пор мы ходим на великую охоту только осенью. Да. Лишь осенью.

Он снова замолчал. Ари внимательно смотрел на его рисунок — огромное, пышное женское тело приковало его внимание.

Блики огня от факела игриво бегали по стенам пещеры. Они выхватывали из темноты многочисленные образы нарисованных животных и снова отпускали. Он двигался вперед по сталактитовым коридорам, ощущая сакральную дрожь. Вокруг скакали стада тарпанов, готовились к прыжку львы без гривы, свирепо дышали огромные шерстистые носороги. Воображение превращало расписанные охрой стены в процесс величайшей охоты, и тысячи копыт и рогов закручивались в едином вихре непостижимых чудес мироздания.

Впереди вокруг священного алтаря мелькают фигуры людей. Такие знакомые и такие далекие. Древний танец манит и завораживает. В бешеном исступлении они наращивают скорость движений. Ари подходит ближе и видит между людьми каменный постамент с черепом великого Барра.

Что ждут люди от гигантского медведя? Чего добиваются от его мертвой головы? Слышится грозное рычание. Неужели зверь ожил от ритуального танца?

Нет, это где-то вдали пещеры. Рык приближается. Уже слышно грозное дыхание чудовища.

— Остановитесь! Он идет сюда! Стойте! — кричит Ари, но выкрашенные красной охрой люди продолжают свой бешеный танец. Вокруг валяются каменные плошки с остатком грибного отвара. Они не слышат. Они не хотят слышать. И не могут.

— Он рядом! Стойте!

Поздно. Барр уже здесь. Огромный древний медведь, разбуженный диким танцем. Одни не успели ничего понять, будучи мгновенно разорваны в клочья. Другие застыли в священным ужасе галлюциногенного удовольствия. Третьи потеряли ориентацию в пространстве, когда потухли факелы. Пещера наполнилась криком и ужасом. Стены дрожали от воплей, пока сталактиты плакали над участью несчастных.

Ари проснулся от собственного крика. Давно он уже не видел этот сон.

Венера Швабская, 35 000 — 40 000 лет.

Холе-Фельс, Германия. Древнейшая из известных палеолитических венер. Сделана из бивня шерстистого мамонта. Отверстие в месте головы дает право сделать вывод, что статуэтка использовалась как кулон.