Аллея королевы Луизы, 32

Вадим Храппа

Невероятная смесь детектива, мистики и депрессивной антиутопии, основанной на реальных событиях с реальными людьми в качестве персонажей этого странного представления – в трилогии «Химеры». Первая часть: «Аллея королевы Луизы, 32» – самая детективная и мистическая.

1

Александр Львович Ливенталь, двадцати шести лет от роду, лысеющий брюнет, среднего роста, в легких брюках цвета хаки, в черной футболке с надписью “Металика” и в солнцезащитных очках с тонкой золотистой оправой, сидящих на длинном прямом носу, ехал в стареньком “Опеле” модели восьмидесятых годов двадцатого столетия из Янтарного — черт знает куда. Несчастный “Кадет” гремел всеми своими железками на грубо уложенных булыжниках какой-то, неизвестной ему, старой дороги.

Александр Львович закончил когда-то Одесский университет и учительствовал в родном городе Житомире, пока этот город, со всей Малороссией вкупе, не оказался за границами Российской империи, и власти, перекрасившись из красных в жовтоблакитные, и раньше-то не очень жаловавшие евреев, не накинулись на них со всею страстью, освободившегося от гнета москалей, национального характера. И те из евреев, кто по вялости характера или по недомыслию не успел еще смыться в Израиль, брызнули во все стороны, как тараканы. Большинство, конечно, в сторону Мертвого моря. Ливенталь же, с детства отличавшийся оригинальностью, в обратном направлении — к Балтике. Еще в университете он сдружился с одним аспирантом, поразившим его воображение полным отсутствием не то чтобы антисемитизма, а даже внятного представления о таковом. После, разъехавшись по домам, обзаведясь семьями и работой, они изредка переписывались, посылали друг другу открытки на праздники, а когда самостийность малороссов совсем уж прищемила хвост Ливенталю, он решил перебраться в Пруссию. Тем более что приятель регулярно зазывал его в “край туманов, черепичных крыш и неоготики”, а Ливенталю эти крыши почему-то казались ближе и роднее, чем плоские — израильские. Вся его семья состояла из одной жены, которую к тому времени уже вытеснили с работы национальные кадры, и потому сборы были быстрыми.

Вот так, полтора года назад, Александр Львович, чьи предки портняжничали в Житомире и не покидали тех мест еще со времен Александра Освободителя, оказался в Пруссии. Приятель помог с поисками жилья и работой, устроив своим заместителем в собственную организацию, которая изначально должна была заниматься поисками новых технологий, но пока с переменным успехом занималась спекуляцией, чем придется. Ко времени, о котором ведется повествование, у Александра Львовича появился старенький “Кадет”. Хотя он совершенно запутался в сложных финансовых паутинах, расставленных для него, как кредиторами, так и должниками, тем не менее, подумывал уже и о покупке квартиры. И все было бы у него в порядке, если б не накалившаяся семейная атмосфера. Пруссия обескуражила молодую чету Ливенталей абсолютным незнанием национальных отношений. Нет, тут конечно были такие понятия, как “лабусы”, “бульбаши” или “паны” — так изредка называли тех, кто жил за пределами области, однако, местные жители были с ними в гораздо более приятельских отношениях, чем Ливентали со своими соседями в Житомире. Более того, стоило кому-то из-за границы приехать в этот край, как он тут же становился своим, местным. Короче говоря, здесь никому не пришло бы в голову швырнуть камень в твое окно за то, что в детстве тебе остригли детородный орган. Отсутствие вечно враждебной и склочной среды и необходимости в клановой круговой поруке вышибло почву из-под ног Ливенталей. И если Александр Львович при этом вдруг почувствовал, как за спиной у него распускаются крылья, то его супруга ощутила себя, по ее же словам, “как дерьмо в проруби”.

— Тут не к кому прислониться, — говорила она.

— Так не за чем! — злился Александр Львович. — Ты же сама говорила, что в Житомире тебя тошнит от местечковых жидов! А тут ты без них жить не можешь!

Все усложнялось еще и тем, что Диана, не могла найти работу. Людей, чьей профессией считалась журналистика, почему-то было слишком много в этом городе. Александр Львович все больше уверялся, что его жена бесится от скуки.

Сегодня утром они разругались вдрызг. И повод-то был настолько пустяшный, что Александр Львович не мог и вспомнить. Однако злость на Диану была такой, что у него не было никакого желания возвращаться после работы домой. Он решил развеяться — съездить к морю. Эти же растрепанные чувства заставили его сделать и другую глупость. На полпути между Кёнигсбергом и Раушеном, когда ему нужно было сворачивать направо, за указателем “Светлогорск”, он, смутно представляя себе карту Самбии, но, подозревая, что к Раушену можно выехать и с другой стороны, через Пальмникен, поехал прямо на Витланд, согласно стрелке “на Приморск, Янтарный”. Добросовестно следуя указателям, он доехал до Янтарного, проехал его насквозь и только потом, тарахтя по булыжнику, понял, что оказался на дороге, о существовании которой не подозревал. По обе стороны от нее зеленели поля, где что-то колосилось. Слева, примерно в километре, за полем синела лесополоса, за которой расплавленным золотом сверкало море. На дороге не было ни машин, ни пешеходов. Александр Львович прижался к шиповнику на обочине, заглушил мотор, вышел из машины и закурил. От куста, у которого стояла машина, начиналась лесополоса из высоких деревьев неизвестной Александру Львовичу породы, наискось разрезавшая поле и уходившая куда-то вниз, к другой лесополосе. Где-то там, громко и нахально щелкала, свистела, трещала, попискивала и неизвестно что еще вытворяла голосом какая-то птица, и Александр Львович вдруг понял, что это — соловей, которого он никогда до сих пор не слышал. Когда соловей умолкал ненадолго, то воздух наполнялся свистом и чириканьем других птиц, и одновременно становилось слышно такого же певца невдалеке. Но вот тот, что ближе, отдышался, щелкнул несколько раз, пробуя голос, и заверещал, заглушая все лишние звуки. А Александр Львович, присел на капот и, вдыхая девственные ароматы побережья, сдобренные"Кэмелом", смотрел на сверкающую белизну бесконечной Балтики, пока не заметил, что неподалеку, прямо к морю ведет через поле наезженная грунтовка. Он подошел к ней и, внимательно оглядев, убедился, что “Кадет” пройдет по ней без приключений. Вернулся, сел в машину, и еще раздумывая, не стоит ли вернуться в Янтарный, уже съезжал с мостовой. Возможно, он принял бы другое решение, посмотрев на часы — было уже без десяти минут девять. Но, оглушенный соловьем, он поехал навстречу солнцу. Розовея, оно потихоньку валилось в море и светило Александру Львовичу прямо в лицо. Скоро он подъехал к приземистым прибрежным соснам, и немного свернув по колее, оказался на поляне, один край которой обрывался к морю. Он вырулил к самому обрыву так, что еще немного и край поляны сполз бы вниз на пляж вместе с машиной. Но Александр Львович не знал коварности наших берегов и восторженно разглядывал ослепительное пространство перед собой.

Немного придя в себя, он запер машину, и пошел искать спуск на пляж. Он оказался тут же, по кромке глубокого темного оврага, заросшего гигантскими деревьями. Когда-то здесь были ступени, кое-где сохранились доски от них и покосившиеся железные столбы, к которым крепилась толстая медная проволока вместо поручней. Теперь песок под ногами просыпался, вода, стекающая здесь в дожди, вымыла глубокие выбоины. Придерживаясь за проволоку и ветки облепихи, Александр Львович спустился на, еще никем не вытоптанный пляж, и ахнул.

Под ногами был белый, как простыня, песок, впереди — сверкающее зеркало спокойного моря, а на берег из него выходила светящаяся Афродита покрытая, радужно переливающимися на солнце, каплями. Тело ее было совершенно и зрело, как груша, готовая упасть с ветки. И по тому, как она улыбалась Александру Львовичу, он понял, что это не видение, что перед ним настоящая, живая, голая женщина. Они шли друг другу навстречу, и Ливенталь видел, как скидывают капли воды, изгибаясь в золотистые спирали, волоски на ее лобке, и как эти капли, собираясь в тонкие струйки, бегут по внутренней стороне бедер, упруго вздрагивающих при каждом шаге.

Она подняла руку и убрала со лба мокрую золотую прядь, и он увидел, как курчавится золото у нее подмышками, и какие яркие желтые ее глаза.

В двух шагах от Александра Львовича она остановилась, давая рассмотреть себя, и он стоял, захваченный этим чудом настолько, что уже не понимал, где находится. Он только часто сглатывал липкую слюну, чувствовал, что не может произнести ни слова, а мозги у него горят.

А она обошла его, едва коснувшись соском, похожим на абрикосовую косточку, и направилась к оврагу. Солнце светило ей в спину, и Ливенталь несколько секунд смотрел на розовый пушок ее плеч и ягодиц, и на то, как отливают металлом ее мокрые огненные волосы, а потом поплелся следом.

Девушка всего шагов на десять опережала Ливенталя, но когда он ступил в тень оврага, то вдруг испугался, что в этих зарослях может потерять ее. Он еще немного прошел вглубь, озираясь по сторонам, но девицы нигде не было видно.

— Эй! — сказал Александр Львович. — Мадам! Вы где?

Игра переставала его забавлять. Он уже ругал себя за то, что побежал за потаскушкой, как вдруг сзади, с той стороны, откуда он пришел, Ливенталь услышал шорох. Он обернулся и увидел большую рыжую собаку, оскалившуюся и готовую к прыжку. Ливенталь хотел закричать, позвать на помощь, но не успел — собака прыгнула и впилась ему в горло.

“3 июня 1995 года на пляже в районе пос. Донское Светлогорского округа местными жителями был обнаружен разбитый “Опель — Кадет”.

Установлено, что второго июня некто Л., решив посетить взморье, подъехал слишком близко к обрывистому берегу, и в результате оползня автомобиль вместе с водителем рухнул вниз. Еще одно страшное предупреждение любителям автомобильного отдыха на необорудованных пляжах и стоянках”.

Газета “Наши колеса” 7.06.1995 Калининград

“Жители поселков западного побережья — Синявино, Кленовое, Донское, жалуются на, увеличившееся в последнее время, количество бродячих собак и волков, ставших просто бичом приусадебных хозяйств. Не проходит и месяца, чтобы хищники не зарезали овцу или теленка. У местных же охотхозяйств, как видно, не доходят руки до контроля над численностью диких животных”.

Из обзора писем в газете “Янтарная зона” 14.06.1995 г.