Опять 25

Вадим Федоров (2025)

Вадим Федоров — мастер коротких рассказов. Их сюжеты плотно вписаны в современную действительность; характеры персонажей и повороты человеческих судеб увидены зорким взглядом умного и насмешливого человека. Отличительная черта творческого почерка Вадима Федорова — ирония, — то легкая и теплая, то горьковатая, граничащая с сатирой. Сквозь дымчатый покров этой иронии ощущается, что автор любит своих героев. А уж если любить их совсем трудно, — до невозможности, — то понимает и прощает…

Вадим Федоров — мастер коротких рассказов. Их сюжеты плотно вписаны в современную действительность; характеры персонажей и повороты человеческих судеб увидены зорким взглядом умного и насмешливого человека. Отличительная черта творческого почерка Вадима Федорова — ирония, — то легкая и теплая, то горьковатая, граничащая с сатирой. Сквозь дымчатый покров этой иронии ощущается, что автор любит своих героев. А уж если любить их совсем трудно, — до невозможности, — то понимает и прощает…

Умение вычленить из пестрой ткани повседневной жизни самые важные, выразительные детали ее орнамента, да так, чтобы не разрушить узор, — для этого требуется талант. И любовь к человеку, — в библейском понимании: «Бог есть Любовь»…

А, может, наоборот, Любовь есть Бог… И человек, даже в самой трагической ситуации, будет защищен и спасен Любовью, — пусть даже посланный ею Ангел окажется маленьким черным котенком с белым пятнышком на груди.

Нина Мазур (ФРГ, Ганновер)Театровед, театральный критик, драматург.Вице-Президент Международного Форума Монодрамы (МИТ, ЮНЕСКО)Член Германского Центра Международного Института Театра иМеждународной Ассоциации театральных критиков (ЮНЕСКО).Член литературного общества «Das Mittelfeld» (ФРГ, Ганновер) и Международной ассоциации писателей и журналистов (APIA, Лондон).

Литературный мир Праги

Первый рассказ я написал после второго развода — как раз на следующий день после судебного процесса, на котором меня объявили холостым.

Проснулся в субботу утром, один на широченной кровати. Позавтракал, прошёлся по пустому дому и подумал: «А не написать ли мне рассказ про женский характер?» Сел за стол, открыл ноутбук и за выходные накропал небольшой рассказик под названием «Музыка». Он был очень короткий — полторы страницы машинописного текста.

А через неделю, в следующие выходные, у меня состоялся мальчишник по случаю моего развода, и я показал рассказ своим приятелям. Двое из них были женаты, а третий, как и я, наслаждался всеми прелестями холостяцкой жизни. Холостяка звали Арсен. Женатиков — Влад и Володя.

Первым с рассказом ознакомился мой холостой товарищ, когда мы с ним резали овощи на кухне для праздничного обеда. Точнее, чистил и резал я, а он медленно и вдумчиво читал.

— Ну как? — с замиранием сердца спросил я.

— Классно, — ответил Арсен. — А ещё есть?

— Есть, — соврал я, — только надо ошибки исправить и отредактировать кое-что. Через неделю будет готово очередное творение.

— Дашь почитать? — попросил он. — Мне понравилось.

— Дам, — пообещал я, — тебе первому дам почитать.

— У тебя хорошо получается. Продолжай дальше, — сказал Арсен и добавил подошедшему к нам Володьке: — Вадик рассказ написал, почитай.

Володя схватил два листка с моей «нетленкой» и вышел из дома. На заднем дворе они с Владом разжигали дрова для шашлыка.

Мы с Арсеном дорезали овощи, сбрызнули их оливковым маслом и пошли во двор, где в мангале весело потрескивали дрова.

— Как рассказ? — спросил я, как будто между прочим.

— Не знаю, — ответил Володька, — мы его использовали, чтобы твои сырые дрова разжечь.

— А говорят, рукописи не горят, — грустно протянул я.

— В электронном виде есть? — спросил Володя.

— Есть, — ответил я.

— Пришли мне на мейл, я почитаю, — предложил он. — Чтение требует концентрации и вдумчивости, а при шашлыке с водкой никак не сконцентрируешься.

— Хорошо, — согласился я.

Вечером я послал ему рассказ. Ответ пришёл практически тут же, и состоял он из четырёх слов: «Ничё так. Пиши есчё».

Эту фразу Володька всегда присылал мне в ответ на мои рассказы, которые я ему посылал в течение следующих двух лет. И лишь спустя два года я узнал, что он ничего из мною написанного не читал, а отвечал так, чтобы меня не обидеть.

Но тогда я этого не знал, и, воодушевлённый похвалой Арсена и напутствием Володьки, начал писать. Рассказ за рассказом.

За три месяца я накатал с полсотни коротких эссе. Накатал и задумался: «А что дальше?»

Полез в интернет и с ужасом узнал, что в России — более полумиллиона писателей, около миллиона поэтов и ещё пять тысяч издательств.

— Издавай, — посоветовал мой постоянный (единственный на тот момент) читатель Арсен. — Я первый у тебя пару экземпляров куплю. С автографом.

— Как скажешь, — ответил я.

И принялся отсылать свои рукописи куда только возможно, начиная с «Эксмо» и заканчивая «Дальневосточным книжным издательством».

Ответ я получил лишь из десятка издательств. Остальные же высокомерно промолчали. Да и ответы были, как под копирку: «Предлагаем Вам издать Вашу книгу за Ваш счёт».

Я подумал, подумал, да и откликнулся на одно такое предложение, что, мол, согласен. Тогда мне прислали счёт, в котором была указана сумма 900 000 рублей за тысячу экземпляров сборника моих рассказов.

«А чего так дорого-то? И сколько я получу от продажи моих сочинений?» — ответил я на письмо с выставленным счётом.

Издательство мне честно сообщило: «Получите в лучшем случае тысяч двести. Да. Затраты больше, чем прибыль. Но зато Вы станете известны в окололитературных кругах, и следующие тиражи будут уже не за Ваш счёт».

Я пообещал подумать над столь заманчивым предложением и решил напечатать книги в самой Праге. Почему-то мне показалось, что сумма в 900 000 рублей — слишком большая цена за известность в окололитературных кругах.

Издатель (а им оказался знакомый моего знакомого) нашёлся практически сразу. Звали его Олег Ольгин, и жил он буквально на соседней улице в симпатичном одноэтажном домике, на чердаке которого стояла чудо-машина, печатавшая книги.

— Сейчас времена больших типографий прошли, — сказал мне он. — Сейчас модно печатать по одному экземпляру и тут же высылать потребителю. Вам сколько книжек надо?

И он озвучил цену — что-то около двухсот крон за книжку.

— Тысячу напечатаете? — спросил я.

— Зачем так много? — удивился Олег.

— Презентацию сделаю, — сказал я, — чтобы стать известным в пражской литературной среде.

— Тысячу много, — поморщился издатель. — Во-первых, у меня столько бумаги нет, а во-вторых, это очень много для здешнего литературного общества. Очень много. Десяти книжек будет достаточно.

В итоге сошлись на сотне.

Презентацию я решил устроить в модном пивном ресторане в самом центре города, рядом с Вацлавской площадью. Договорился с владельцем, оставил аванс за зал со сценой и отправился в местную русскоязычную газету «Пражский паровоз», где редактором была моя старая знакомая Ирина Шумахерова.

Пришёл, подарил ей только что напечатанную книжку, рассказал о презентации.

— О чём рассказы? — спросила Ира.

— В основном о взаимоотношениях полов, — ответил я. — Всякие забавные истории о жизни. Мужчина и женщина. Женщина и мужчина.

— Запомни, Фёдоров, — строго сказала приятельница, — сейчас не употребляют фразу «взаимоотношения полов». Это анахронизм. Сейчас надо говорить «гендерная тема». По сути, то же самое, а звучит весомо и красиво.

— Согласен, — кивнул я. — Объявление о презентации тиснешь в ближайшем номере своего «Паровоза»?

— Тисну, — ответила Ирина. — У тебя там зал снят? Еда и выпивка бесплатно?

— Пиво бесплатно, — сообщил я, — а еду пусть народ сам заказывает.

— Это правильно, — сказала женщина. — Нефиг халявщиков разводить. На пиво тоже народу набежит — мама не горюй. Кстати, а программа вечера какая?

— Выступит Ольгин, — начал перечислять я, — коротко представит меня. Потом я прочитаю рассказ, после этого моя знакомая прочитает ещё один. И, может быть, ты скажешь пару слов. Я тебе книжку-то не просто так подарил, а почитать.

— За бесплатное пиво? — рассмеялась Ира.

— Еду за тебя оплачу, — пообещал я.

— Уговорил, — махнула рукой она, — скажу про тебя пару слов. Но только как-то это всё скучно и прогнозируемо. Так все презентации проходят. Все пива напьются на халяву, а завтра о тебе никто не вспомнит. Надо скандал какой-нибудь затеять, чтобы запомнили.

— Я не люблю скандалы, — сказал я, — очень не люблю. У меня от них давление подскакивает.

— Без скандалов сейчас не пробьёшься, — отрезала Ирина. — Я придумала! Например, ты читаешь свой рассказ. Вдруг в зал врывается барышня, взбегает на сцену и со словами «подлец, как ты мог это написать про меня?» бьёт тебя по лицу ладошкой. А?

— А я чего? — ошарашенно спросил я.

— А ты ей в ответ леща отвешиваешь, — продолжила приятельница. — Барышня падает. Затем вскакивает и со слезами на глазах убегает. О тебе вся Прага будет говорить месяца два как минимум! Ну, и рассказ этот все прочитают. Ради интереса.

— Не, — подумав, ответил я, — как-то не хочется незнакомых женщин бить. Я и знакомых-то не бью. Да и где я эту барышню возьму?

— У меня есть, — перебила меня Ирина. — Есть девушка. Студентка. Только-только приехала. Её ещё никто не знает. Ей деньги нужны. Она за три тысячи согласится, я думаю.

— Нет, — твёрдо сказал я, — никаких скандалов и избиений! Проведём обычную скучную встречу писателя и читателей. Без экстрима.

— Ошибку делаешь, — скривила лицо Ира. — Сейчас время такое: чтобы стать известным, надо или жопу показать, или кому-нибудь по морде стукнуть.

Но объявление она в «Пражском паровозе» опубликовала. Со скидкой в 25 процентов.

Народу на презентацию моей новой книги пришло много — человек пятьдесят. Зал оказался набит под завязку. Большинство из пришедших были мне не знакомы. Но я не расстраивался, ведь я готовился стать известным.

Выждав полчаса после назначенного времени, на сцену поднялся Олег Ольгин. Он в течение сорока минут рассказывал о мировом книгоиздательстве в целом и о чешском в частности. Под конец своего выступления, вспомнив обо мне, он представил меня публике.

Я вышел на сцену, сел за столик и прочитал свой новый рассказ «Шторы». Зал встретил его восторженно. Много хлопали, и кто-то даже крикнул «браво».

Воодушевлённый таким приёмом, я раскланялся и хотел вернуться к своему столику, но по пути меня перехватила Ирина и, прошептав что-то типа «тут с тобой познакомиться хотят», потащила куда-то в сторону кухни. Однако до кухни мы не дошли, а оказались в самом тёмном углу с большим овальным столом, во главе которого сидел мужчина лет семидесяти и радостно улыбался. Остальные места занимали женщины разного возраста.

— Вот он, вот он, мой преемник! — незнакомец вскочил и принялся меня обнимать. — Есть кому передать своё знамя из ослабевших рук.

Меня усадили за стол рядом с ним и дали кружку с пивом.

— А вы кто? — спросил я, сделав первый глоток.

— Орлов. Вениамин Орлов, — представился он. — Председатель Творческого союза русских писателей Чехии и Моравии. Писатель и публицист.

— Классик, — громко прошептала сидящая рядом с Орловым старушка и погладила его по плечу.

— Очень приятно, — сказал я. — Фёдоров. Пока просто Фёдоров.

В это время к столу подбежала черноволосая девушка и протянула мне мою же книгу.

— Можно автограф? — спросила она.

— Сейчас, — я судорожно принялся хлопать по карманам. — У меня с собой ручки нет. Извините.

— У меня есть, — Орлов вынул из внутреннего кармана пиджака толстую ручку фирмы «Паркер» и протянул мне: — Дарю. На память.

— Спасибо, — сказал я и первый раз в жизни поставил автограф на собственной книге.

— Можно я с вами сяду? — поинтересовалась девушка и представилась: — Лена.

— Конечно же, садитесь, — Орлов бесцеремонно подвинул прижавшуюся к нему старушку и освободил место.

Бабуля всхлипнула и куда-то умчалась. Я сел на место убежавшей, а Лена — рядом со мной. Она тут же открыла мою книгу и принялась читать, несмотря на скудное освещение и шум в переполненном зале.

В это время на сцену, слегка пошатываясь, взошла Ирина Шумахерова. Я приготовился слушать её речь, в которой она должна была упомянуть мои литературные заслуги. Но Ирина покачнулась, ухватилась за микрофон и выдала в него совсем не то, чего я от неё ожидал.

— А теперь танцы! — сообщила она. — Танцуют все! Дамы приглашают кавалеров!

И с хищным воем она ринулась куда-то в зал.

Все повскакивали, раздались звуки сдвигаемых столов, и под вековыми сводами пражской пивной грянул «Бони М».

Наш стол мгновенно опустел. Остались только я, Лена, Орлов и две женщины неопределённого возраста, с немым обожанием смотрящие на Вениамина.

— Я серьёзно про преемственность! — прокричал писатель, наклонившись ко мне. — Годы у меня уже немалые, пора на покой. А союз передать некому. Не этим же поэтессам?

И он кивнул на качающихся в такт музыке двух тёток.

— Багама, багама мама… — ревели колонки.

— Да я только начал писать! — прокричал я в ответ.

— Ничего, ещё напишешь. Ты молодой, — ответил Орлов. — Я читал пару твоих рассказов. Неплохо, неплохо. Да и председателю союза необязательно писать. Тут главное — следить, чтобы эти бабы друг другу горло не перегрызли. Кого надо — похвалить, кого не надо — поругать. Но легонько так поругать, а потом опять похвалить.

— А вы чего уходите? — спросил я. — Вроде ещё крепкий.

— Да надоело, — Орлов махнул рукой, — надоело всё. Раньше хоть гранты какие-то давали, какие-то деньги были. Мы конкурсы проводили, фестивали. А сейчас финансирование иссякло. Да и возраст… Я тут единственный прозаик. Остальные — поэтессы. Из них на царство никого не посадишь. Сразу же задушат. А ты мужик. Тебя они слушаться будут. Короче, готовься. Будешь новым председателем нашего союза.

— А что для этого надо? — поинтересовался я.

— Для начала бутылку водки, — хохотнул Орлов.

Я заказал спиртное, и мы выпили за знакомство. Потом — за союз.

После этого я задал Вениамину мучивший меня вопрос:

— А как узнать, стал я писателем или нет?

— Когда тебе бабы будут давать не за деньги, а из-за того, что ты написал, вот тогда можешь считать себя настоящим писателем, — похабно засмеялся старший товарищ и налил ещё водки.

Выпили по третьей. Орлов моментально опьянел и в сопровождении двух своих почитательниц отбыл домой. На его место тут же уселась незнакомка лет сорока со злым выражением лица.

— Вы наш новый председатель? — спросила она.

— Ещё нет, — ответил я. — А вы кто?

— Анастасия Беленькая, — представилась женщина. — Известный поэт, между прочим. Слышали обо мне?

— Конечно, слышал, — тут же соврал я. — Вы замечательно пишете.

— Спасибо, — дама на мгновенье улыбнулась. — Вас я ещё не читала, но подозреваю, что вы талант. А талантливые люди всегда доверчивы. Так что вы этому проходимцу не очень-то доверяйте.

— Орлову? — уточнил я.

— Да какой он Орлов! — махнула рукой Беленькая. — Орлов — это псевдоним. А настоящая его фамилия Пичугин. И в ней вся его сущность. У вас какой псевдоним?

— Нет у меня псевдонима, — ответил я, — ещё не обзавёлся. Водки выпьете?

— А то! — ответила она и наполнила наши рюмки.

Выпили на брудершафт и перешли на «ты».

— Вон та, чёрненькая, видишь? — продолжила разговор Анастасия, «закусив» водку пивом. — Лейла Бегунова. Слышал про неё?

— Что-то слышал, — осторожно сказал я.

— Всё враньё! — отрубила Беленькая. — Всё враньё! Она в своём «Инстаграме» уже пятый год выставляет фотки, где ей чуть ли не каждый месяц дарят какие-то призы каких-то несуществующих конкурсов. И какие-то послы из разных стран приглашают её стать почётной гражданкой этих государств.

— А на самом деле? — заинтересовался я.

— А на самом деле все фото постановочные, — прямо мне в ухо зашептала Настя. — Если присмотреться, то около неё постоянно отираются два мужика, каждый раз в разных одеждах. Один — её муж, а второй — брат. И фотографируются в красивых местах. Последний раз вообще в Дрезденской галерее щёлкнулись, а она утверждала, что это посольство Канады.

— А как узнали? — спросил я.

— На заднем плане этого лжепосольства картина «Шоколадница» видна, — засмеялась собеседница. — Ладно, я сейчас приду. Мне надо припудрить носик.

И ушла.

На её место тут же уселась очень худая женщина. Платье на ней висело, как на вешалке. И ещё от неё сильно пахло потом.

— Вы наш новый председатель? — спросила она меня.

— Да, — ответил я. — А вы кто?

— Марина Цветаева, — ответила дама и налила себе водки в рюмку.

— Так это… — промямлил я. — Вы же того…

— Я её потомок по отцовской линии, — вздохнула она. — Не прямой, но потомок. Гены-то никуда не спрячешь.

— Не спрячешь, — согласился я.

— Чего Настя про меня наплела? — спросила Цветаева.

— Про вас — только хорошее, — нашёлся я. — Про других разное рассказывала, а про вас — только хорошее.

— Женат? — вдруг строго спросила Марина.

— В гражданском браке, — на всякий случай соврал я.

— Это мы исправим, — усмехнулась она и вдруг сорвалась с места: — «Ласковый май»! «Ласковый май»!

Из динамиков полилось что-то про розы на снегу.

— А вы хорошо пишете, — услышал я. — Так и хочется вас отшлёпать.

Это говорила Лена, держа в руках мою книжку. Судя по всему, пока другие веселились и танцевали, она успела «проглотить» её половину.

— Вы от Ирки Шумахеровой? — догадался я.

— Ага, — не стала отпираться девушка. — Она меня уговаривала вам пощёчину влепить во время выступления, но я отказалась. А пишете вы и правда хорошо. Затягивает. Только я не со всем написанным согласна.

— Мы можем подискутировать, — предложил я, — но позже.

— Хорошо, — отозвалась Лена и опять уткнулась в книгу.

Кто-то потянул меня за рукав. Это была Бегунова.

— Вы наш новый председатель? — спросила она.

— Да, — ответил я. — А вы Лейла Бегунова. Я вас сразу узнал. О вас все только и говорят. Только о вас и вашем таланте.

— Спасибо, — смутилась та. — А кто конкретно говорит?

— Да вот недавно Беленькая про вас рассказывала, — ответил я.

— Беленькая! — фыркнула Лейла. — Эта старая сплетница только и может, что говорить. Не дал бог таланта, но дал мужа адвоката. При богатом муже и я могла бы раскрутиться так, что мало не покажется.

— Раскрутитесь, — пообещал я. — Вы очень хорошо пишете. Талантливо. Затягивает.

— Налейте мне водки, — попросила Бегунова.

Я налил. Мы выпили. Потом подошли ещё несколько женщин: Аверченко-Задунайская, Шамаханова и Бойко. Мне как будущему председателю союза пришлось со всеми выпить.

Дальнейшее я помню смутно.

Проснулся я дома, в своей кровати, так как что-то щекотало мне лицо. Это оказались чёрные волосы, копной разметавшиеся по соседней подушке. Они принадлежали абсолютно голой молодой женщине, лежащей на животе рядом со мной.

Я аккуратно убрал волосы с её лица и близоруко прищурился. Лена! Вчерашняя Лена, которая взяла у меня автограф.

Я осторожно слез с кровати, спустился в кухню, выпил воды и сжевал таблетку аспирина.

Зашёл в ванную. Из зеркала на меня взглянуло помятое лицо 50-летнего старпёра с синяками под глазами. Я подмигнул своему отражению.

— Ну вот ты и стал настоящим писателем, — сказал я сам себе и, включив холодную воду, принялся умываться.