НКВД

Вадим Гринёв, 2020

Сталинский Коминтерн терпит поражение от европейского фашизма в Испании. Освободившись из французского концлагеря, Александр Шепеленко вместе с другими военспецами возвращается в СССР. Летчика, владеющего немецким языком, вербует НКВД в свои структуры. Александр попадает в жернова внутриведомственных интриг спецслужбы. Только потребность РККА в пилотах бомбардировочной авиации спасает Александра от ареста. Он направляется на Халхин-Гол для бомбежки японских позиций. После заключения мира с Японией Александра назначают начальником оперативного отряда по борьбе с румынскими и немецкими шпионами в Одесской области. С началом военных действий Германии на территории СССР Александра командируют в Москву и готовят его для диверсионной работы в немецком тылу.

СТАЛИНСКИЕ СОКОЛЫ В ИСПАНИИ

Наш бесконечно русский поэт Владимир Высоцкий (1938-1980) в одной из своих ярких песен про войну в скрытой отцовской тревоге, умирающего на поле боя солдата, прохрипел: «Сейчас глаза мои сомкнутся, и обнимуся я с землей, и не успеешь, не успеешь оглянуться, а сыновья уходят в бой!». Тогда, в год рождения поэта, вождь страны Советов, товарищ Сталин и вместе с ним весь советский народ втянули своих сыновей в бой с мировым фашизмом, показавшем впервые миру свое хищное звериное лицо.

Летчиков из Бакинского авиаотряда, перевезли через все Черное море, от Батуми до Босфора, через Босфор и Дарданеллы, через все Средиземное море, и за тридевять земель высадили в Барселоне. На это тогда ушло почти две недели. Сегодня, восемьдесят лет спустя, на своих самолетах летчики долетают из Крыма до Сирии (это рядом с Испанией — справка для госдепа) за пару часов. Пока мы плыли по морям, меня выбрали комсоргом эскадрильи.

Во время этого длительного путешествия по воде и под водой я вспоминал свое приднепровское лихое детство. Я вспомнил мать и отца, своих сестер и брата. Поход всей семьей первый раз в школу. Каким далеким показалось мне это время, хотя мне не было и тридцати. Священники Антоний и Густав обучали меня грамоте — один, на украинском языке, другой — на немецком. Кроме постижения окружающего мира и элементарных начал наук, Антоний и Густав учили нас человеколюбию — науке, гораздо трудной, чем математика с философией. Потом началась война, проводы отца на фронт, его возвращение с войны и нелепая гибель у себя, в родном поселке Кичкас, от немецкой пули. И революция. Люди забыли закон божий, которому учили их в школах, а наиболее образованных и в церковных собраниях и институтах крупных городов. Угнетаемые убивали своих угнетателей, богатые убивали бедных. Все ожесточились друг против друга, пока не нашлась сила, остановившая ненависть и убийства. Страшным было не только то, что взрослые мужчины убивали друг друга из-за разного понимания жизни, но и то, что мы дети этого небольшого приднепровского поселка, привыкали к этим убийствам, и устраивали свои детские военные игры, в которых непонятно почему, по каким детским душевным порывам, одни становились красными, другие — белыми. Для меня самым страшным событием тех лет была гибель раненных красноармейцев, упавших вместе с вагонами с высокого железнодорожного моста в Днепр. Впоследствии вагоны, в которых находились раненные солдаты, течением реки отнесло к мелким скалам перед Хортицей. Через три года дед Сороков поймал огромного сома, которого наши односельчане с превеликим трудом погрузили на подводу. Долгие годы мне становилось жутко, когда я представлял, как огромная пасть сома пожирает тела людей, оказавшихся под водой.

Большинство скал, находящихся на территории поселка, было взорвано, и их камни легли в основание Днепровской плотины. Наш Кичкас оказался весь под водой. Богатые немцы — заводчики Копп, Мартенс, Унгер и землевладельцы, — успели распродаться и уехать еще в революцию. Самые богатые из общины меннонитов к концу Первой мировой ухитрились продать даже хортицкие дубы Александровской железнодорожной управе для изготовления шпал. Беднота и немецкая, и украинская, и еврейская пережила ужасы гражданской войны и была переселена после постройки плотины в Павло-Кичкас. Под водой плотины оказался и мой дом, где я вырос. Да что там мой сельский дом, или соседский, или украинский, или немецкий. Перед затоплением были взорваны двух — и трехэтажные помпезные особняки и церкви, пятиметровый памятник Тарасу Бульбе и рядом, вблизи паромной переправы, царский санаторий «Александрбад», и напротив него стоявший венецианский лев со звездочкой на хвосте.

Ностальгия по прошлому — удел стариков, которым кажется, что с их уходом рушатся мировые устои. Днепрогэс дал электрический ток и работу новым поколениям, которые сломали старые порядки и традиции. И река жизни потекла по новым берегам и законам.

Строительство Днепровской плотины для молодежи Кичкаса стало важной жизненной школой. Плотину строили сразу с правого и левого берегов. Строительные бригады соревновались друг с другом, кто быстрее забетонирует основание плотины. Бетоноукладчиками в моей бригаде были девушки. Ими руководила черноглазая бойкая Алина. Она часто торопила меня с подачей бетона. Алина была комсоргом. Под ее влиянием и я поступил в комсомол. Наше знакомство продолжалось и после работы. Мы подружились, и дальше — больше. Алина стала моей невестой. Мы начали планировать наше совместное будущее. Я поступил в Запорожский заочный индустриальный институт, а Алина была принята в Харьковский медицинский институт. Моя невеста была романтичной натурой. Она не боялась летать с Хортицких скал в реку, и ей нравились летчики. Точнее ей, как всякой молодой женщине, нравилось то всеобщее уважение и внимание, какими в то время пользовались летчики. Это было время Валерия Чкалова и его соратников. По призыву комсомола я с четвертого курса был зачислен в Качинское летное училище. После окончания училища меня направили в Бакинский авиаотряд. Я сделал предложение Алине, а сыграть свадьбу мы решили после того, как она окончит институт.

Судьба военного непредсказуема. Она не подлежит планированию. Теплой сентябрьской ночью наш авиаотряд подняли по боевой тревоге. Как циркачи, мы спускались с четвертого этажа по длинным гладким шестам сразу в бортовые машины. Без остановок нас доставили на вокзал. Последовала команда — бегом по вагонам! Когда поезд набрал скорость, командир сказал, что нас направляют на выполнение ответственного задания Родины. Нам выдали гражданскую одежду, велели переодеться и сдать военную форму. В Батумском морском порту нас посадили на теплоход «Ястреб». Комиссар нам сказал, что теперь мы поплывем в Средиземное море в качестве советских туристов. Кроме нас и обслуживающей команды матросов на корабле никого не было. Контактировать с матросами было запрещено. Аналитиков мучила тайна превращения летчиков в морских туристов. Любознательные задавались вопросом о том, куда же нас везут. Комиссар обещал все объяснить, когда доплывем до Босфора. Перед самым Босфором комиссар сказал, что международная обстановка обострилась и что мы едем помогать республиканскому правительству Испании бороться с германскими и итальянскими фашистами, которые воюют на стороне генерала Франко. Пилотам, у которых были дети или престарелые родители на иждивении, предложили в Стамбуле пересесть на теплоход, идущий обратным рейсом. Никто не пересаживался в Стамбуле, и мы полным составом доплыли до острова Корсика, где пришлось пересесть на подводную лодку. Скрытно, под водой, нас доставили в Барселону. Комиссар всю подводную часть дороги сильно нервничал. И было из-за чего. Накануне, в начале сентября правительство СССР заявило протест правительству Италии в связи с потоплением советских судов в Средиземном море. Были протесты и к Германии, чьи подлодки топили суда других стран. В середине сентября даже состоялась международная конференция по борьбе с пиратскими действиями подлодок Германии и Италии. Потомки древних римлян под предводительством фашистской клики Муссолини решили продемонстрировать свою силу средиземноморским странам, как это было когда-то в войнах с Карфагеном.

После замкнутого пространства подлодки открытые морские и береговые пейзажи Барселоны показались нам чудом. А сам город — большой с красивыми памятниками и многолюдными улицами — производил впечатление нарядности и довольства. Чем-то он напоминал нам Баку, а испанцы своей приветливостью были похожи на азербайджанцев. Пока нас везли на аэродром, встречавший военный советник с гордостью показывал нам необычные архитектурные творения Гауди.

На аэродроме нас разместили в одноэтажных бараках. Три дня мы обустраивали свое жилье, осматривали взлетно-посадочные полосы и знакомились с ориентирами в ожидании прибытия самолетов. Но вот прибыли тем же подводным путем разобранные узлы И-16. Это был моноплан новой конструкции Ильюшина. Он развивал скорость до 600 км/час, но был вооружен хуже, чем немецкие, которые проигрывали нашим в скорости и в маневренности. За тупой нос испанцы называли наши самолеты «курносыми». Мы собрали самолеты и облетали их над Барселоной.

Мое звено получило задание вылететь в Мадрид и патрулировать небо над городом. За нами должно было вылетать еще одно звено. Мои подопечные были неразговорчивы. На Родине мы учились маневрировать и стрелять по учебному конусу, который ответить пулеметной очередью или пушкой не мог. Предстояло вступить в единоборство с опытными немецкими и итальянскими летчиками. Они уже были научены бомбить города и убивать на бреющем полете республиканцев в траншеях. Чтобы, как-то своих товарищей расшевелить, я вспомнил, как мы катали девушек в Баку.

— Как, ребята, не уделаемся? Над Мадридом кабины мыть не кому! Посмеялись. Повеселели. До этого по нашим самолетам не стреляли. Страх настоящей опасности в воздухе нам был неведом. Я сверил ориентиры по карте и прикинул, что мы уже близко. Над Мадридом было солнечно, и все огромное городское поле было прекрасно видно. Мы шли на высоте двух тысяч метров. Над нами проплывали редкие облака. Впереди я увидел две точки, которые быстро увеличивались в размерах. Я радировал своим ведомым, что вижу цель. Хейнкели шли выше. Они нас распознали и решили не уходить от боя, хотя их было только двое. Они легко маневрировали, видимо уже сбросив бомбовый запас. Мне удалось быстро подняться выше и через «мертвую» петлю пристроиться в хвост к ведомому. Сквозь шум мотора я услышал какое-то потрескивание и увидел, как немец проскочил внизу слева. Мой взгляд выхватил левую плоскость. Ближе к кабине она была прошита пулевыми отверстиями. Я почувствовал холодок, и страшная мысль пронзила позвоночник: «Мое крыло может отвалиться!». Но я уже спускался сверху на преследуемый Хейнкель и выстрелил из пушки. Корпус его вздрогнул, и он начал снижаться. Потом он задымился и вошел в штопор. Пока я наблюдал эту радостную картину внизу, на фоне городских «коробочек», справа сверху на меня сваливался второй немец. Очередь его пулемета прошла уже сзади правого крыла. Потом я увидел, как самолет Волченкова выстрелил немцу под брюхо, и тот сразу же загорелся. Волченков радировал, что у него кончается горючее и, что пора бы возвращаться. Мы все трое сманеврировали боевое построение и сделали круг над городом в надежде, что наш первый бой мадридцы видели. К вечеру еще одно наше звено сбило итальянский «Фиат». Для первого дня результат неплохой, мы оставались в плюсе.

В начале фашистского мятежа, армия генерала Франсиско Франко, каудильо Испании, и в последствии генералиссимуса, с помощью итальянских и немецких летчиков быстро двигались к Мадриду. Пилоты фашистских бомбардировщиков, безнаказанно бомбили позиции республиканцев, у которых не было ни зениток ни самолетов. Только в конце октября, неизвестно откуда взявшиеся, самолеты, без опознавательных знаков, разбомбили итальянский аэродром, с только что прилетевшими истребителями фирмы «Фиат». Пиратские самолеты, успешно отбомбившись улетели незамеченными. Так заявили о себе советские бомбардировщики «СБ», конструкции А. Н. Туполева. Они продолжали разрушать аэродромы итальянцев, к тому же, их скоростные характеристики позволяли охотиться им на истребителей «Фиата». Вскоре испанские летчики научились сбивать итальянцев и немцев. Они быстро освоили советские истребители И-15 и И-16. Впервые в мире жители Мадрида могли наблюдать крупный воздушный бой летательных аппаратов, чего воевавшим странам в Первую мировую войну не приходилось видеть. Больше трех десятков немецких и итальянских самолетов дрались с двумя десятками советских истребителей. В этой первой воздушной схватке у противников потерь было мало. Враждующие пилоты присматривались друг к другу. Изучали маневренные качества своих машин, гоняясь друг за другом в бесконечном голубом океане. Появились первые теоретики и практики воздушных боев. Советские ассы придумали «Бои на вертикалях», когда ведущий и ведомый шли рядом, не теряя из поля зрения друг друга, но на различных высотах.

Конец ознакомительного фрагмента.