Стукач. Роман

Вадим Голубев

«Жизнь прожить – не поле перейти», – гласит народная мудрость. Только как прожить эту жизнь? У героя книги судьба складывалась несколько отлично, чем у миллионов его сверстников. Ценой предательства он сумел выжить в тяжелейшей войне. Ценой предательства жил лучше других. Однако настоящее счастье пришло к нему лишь на склоне лет. Ну а потом случилось как в еще одной народной мудрости: «Бог шельму метит». Старикам роман поможет вспомнить прошлое, а молодежи узнать его. Книга содержит нецензурную брань.

Оглавление

ЕВРОПА

Через пару дней пленных затолкали в товарные вагоны, пропахшие навозом.

— Уж, нас-то могли бы не как скотину везти! Сколько мы сделали на благо этой, самой Германии! — зло подумал Колька, стараясь не испачкать пиджак и сапоги, прихваченные во время суматохи, и теперь оказавшиеся сынку герра Августа «без надобности».

За окном замелькали разрушенные войной польские города, движущаяся на восток по хреновеньким дорогам немецкая техника, крестьяне, копошившиеся на своих убогих наделах. На границе с Великой Германией из вагонов вынесли умерших. Охрана задраила окна. В потемках доехали до голландской границы. Там снова вытащили покойников, открыли окна. Перед глазами узников потекли пейзажи, которые Колька видел в детстве в школьной библиотеке. Книжка была из дома Дубасовых. Напечатана не по-русски, зато какие картинки! Ребятишки рассматривали их часами. Теперь эти картинки: красные кирпичные домики, ветряные мельницы, уходившие за горизонт каналы с зеленоватой водой, луга с пасшимися на них коровушками проплывали мимо. У Казакова даже слегка закружилась голова. Как давно не пил он молока! Не ел сметану с творогом, приготовленные руками матери! Казалось: война с ее смертями и разрушениями миновала эти края. Затем в окна повеяло морским ветерком, как определил один из пленников, оказавшийся родом с Дальнего Востока. На остановке Колька по складам прочитал станционную вывеску: «Амстердам». Здесь вагон с добровольно сдавшимися в плен отцепили. Остальной состав двинул еще дальше. Предателей загнали в станционный двор. Там уже, как и в Варшаве, ждали хорошо одетые господа. Первым подошел к узникам высокий, жилистый мужчина с желтоватым, хищным лицом.

— Ду! (ты — немецк.) — ткнул он в Кольку в рослого, не измученного голодом, длинным пальцем.

— Выходи! — сказал по-русски паренек лет двадцати трех, одетый в поношенный пиджак поверх красноармейской гимнастерки.

Тут же смерил своей небольшой ножкой огромную колькину ступню, пробормотал:

— Жаль не мой размер! Я в этих сапожищах ноги моментально в кровь собью.

Последовал за новым, как всем стало понятно, рабовладельцем. Тот отобрал еще четыре человека. Всех одного роста, словно по линейке. Всех, сумевших перекантоваться в первое время плена на «хлебных местах», оттого сохранивших крепкие мускулы, имевших презентабельный для пленников вид. Пара солдат подвела узников к длинной, черной машине. Паренек открыл задние двери и под смешки охранников велел загружаться. Тем временем, новый хозяин зашел в контору, заплатил за живой товар. Ехать пришлось лежа. Выгрузили на окраине. Здание с флигелем, куда загнали рабов, окружали могильные плиты черные, белые, красные, с крестами и без.

— Это — одно из кладбищ славного города Амстердама, — пояснил паренек. — Жить будете здесь, во флигеле. Работать в похоронной конторе. Она, как и вся территория принадлежит муниципалитету. Во всех помещениях и на территории кладбища соблюдать чистоту! Особенно это относится к местам общего пользования. Не смывший после себя дерьмо остается без еды! При повторном нарушении — отправляется на строительство военного объекта. За пререкания со мной — вашим бригадиром и сотрудниками похоронной конторы — тоже отправка на строительство укреплений. Люди там мрут как мухи! Жмуриков сваливают в противотанковые рвы и заливают бетоном. За косой взгляд на охранника — пуля! Сам там пару раз был — переводить возили. Поэтому — не испытывайте судьбу! Работайте честно. Доживете до конца войны — дальше будет видно. Ну а меня зовите Константином.

— Скажи, мил-человек, ты-то как сюда попал? — спросил один из рабов. — Мы сдались, потому что против колхозов. А ты — грамотный. На немецком, как на нашем языке говоришь. Мог бы у большевиков в начальство выбиться. Али поумнел, когда немец прижал?

— Поумнел я раньше, чем ты думаешь. Я в университете немецкий и фламандский, на коем говорят в Голландии, изучал. Моего отца накануне войны арестовали, как врага народа. Меня от ареста повестка из военкомата спасла. Уже перед отправкой на позиции звонил маме по телефону-автомату. Она сказала, что и за мной приходили. На передовой случайно услышал разговор энкавэдешников, присланных к нам в часть. Они говорили, что всех арестованных по политическим статьям расстреляли без суда и следствия. Так-то! Поэтому сдался при первом же удобном случае. Попал к голландским эсэсовцам. Поговорил с ними на их родном языке. Офицер оказался сыном начальника похоронной конторы. Благодаря ему попал сюда. Правда, для этого одного из гэбэшников, когда тот попал в плен, собственноручно пришлось расстрелять. Вел себя достойно, пощады не просил. На колени вставать отказался. Пришлось сначала ему в живот выстрелить, а уж потом, когда тот все же упал на колени, — в затылок добить. Второй, мразь, как в воду канул! Ни среди пленных, ни среди убитых его не нашли… Мне предложили послужить в администрации или в полиции. Попросился сюда. Очень хотел посмотреть Амстердам с его музеями.

Конец ознакомительного фрагмента.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я