Эхо тишины

Братья Ют

Всё меняется, когда девочка приходит в себя после аварии. Её жизнь не будет прежней. Как принять мир, где приходиться перемещаться на инвалидном кресле? Строгая мать, растяпа-отец, неверные друзья. Лишь сестра остаётся рядом. Она – та нить, что не даёт погрузиться в пучину безумия.Группа незнакомцев неизвестным образом оказывается на таинственном лайнере. Как выжить и как выбраться? Лишь мальчик Генри знает ответ.Что связывает две, казалось бы, такие разные истории?

1.3

Я долго привыкаю к дому. И дело не в том, что давно здесь не была. Фактически, месяц, однако он кажется мне столетием. Учусь передвигаться, не задевая предметы мебели. Тренируюсь доставать то, что лежит теперь непривычно высоко. Туалет с ванной это вообще отдельный рассказ. В конце концов, справляюсь. Оттаиваю. Есть ещё порог входной двери. Он тоже требует времени. Мне необходимо научиться выбираться на улицу без посторонней помощи, иначе не следовало вообще сюда возвращаться.

Комната моя не очень большая, но в ней умещается всё, что нужно. Шкаф-купе — он стоит справа от входа — экономит пространство, да и вещей у меня не особо много. Не могу сказать, что я большая фанатка шоппинга, как все ровесницы, включая сестру. Среди всех вещей у меня есть парочка любимых балахонов и футболок. Одни чёрные джинсы. Эти вещи в моём гардеробе уже несколько лет.

Почти вся противоположная стена завешена постерами и плакатами разных писателей и музыкантов. Тут и «The Offspring» и «30 Seconds to Mars» и великолепные «System of a Down»; рядом невзначай расположились Стивен Кинг и Агата Кристи, Шерлок в исполнении Камбербэтча. Хочу ещё найти где-нибудь плакат Несбё. На некоторых есть автографы, которые я заслуженно получила, отстояв в нескончаемых очередях. Левее, в углу, располагается компьютерный стол. Не сильно разбираюсь в технике — обычный компьютер с выходом в Интернет, который позволяет мне написать что-либо по школьным нуждам и посмотреть фильм. Правда, последнее случается крайне редко.

Ну, на мой взгляд, часто подводит съёмочная группа. Особенно сильно разочаровывают экранизации любимых книг. Да это просто ужас! Я понимаю, в первую очередь надо адаптировать историю под сценарий, что достаточно трудоёмкий процесс, но если не получается сделать хорошо, значит не следует делать вовсе. Зачем? Я не умею петь — я не пою. Не можешь сделать хороший сценарий из готовой книги? Не делай! Конечно, есть и достойные работы: «Побег из Шоушенка» и «Зелёная миля» по маэстро Кингу; «Заводной апельсин» Кубрика по Энтони Бёрджессу получился просто божественным. Однако сколько же снимают недоразумений… Не буду их перечислять.

В шкаф своим низом упирается кровать. Она стоит вдоль окна, из которого открывается интересный вид на сквер. Он недалеко — не очень большой, но уютный, в нём много деревьев. Над каждой скамейкой нависает фонарь. Слышно, как листву обдувает лёгкий ветерок. Я часто наблюдаю за бегунами и теми, кто выгуливает собак.

Напротив окна и рядом с компьютером моя личная святая святых: книжный шкаф. Портал, через который можно сбежать на таинственный остров или в мрачный замок. Это словно большой дом, и мои самые близкие друзья живут там. Настоящий джентльмен Пуаро с превосходными манерами и истинно британским акцентом. Его соотечественник мистер Холмс, курящий трубку и задумчиво смотрящий в окно. В своих апартаментах в кресле расположился Харри Холе, но мать бы не одобрила такого друга. И ещё множество других.

Не люблю читать в сумраке, потому в помещении всегда очень светло. Каждое утро солнце первым делом озаряет книги, а я, открыв глаза, любуюсь ими. Кажется, будто они тоже только проснулись и теперь зовут в свои миры. Разноцветные корешки похожи на двери: тяжёлый тёмный дуб, или скрипучие двустворчатые ворота, а где-то раздвижные переборки. Дворцы, леса, фрегаты под парусами и космические корабли — все они прямо здесь, у меня в комнате.

Мама зовёт ужинать, и я уверенно перемещаюсь с кровати в кресло. Отправляюсь на кухню, предвкушая долгожданную домашнюю пищу. Мама сообщает, что отец не может приехать. Так что мы едим вдвоём.

Жизнь постепенно возвращается в привычное русло.

***

Несколько слов о маме.

Дисциплина.

Привычка.

Строгость.

Контроль.

Пока я не готова покинуть дом и отправиться в самостоятельную жизнь, должна следовать принципам и правилам. Это почти дословная цитата. Сначала дела — потом развлечения. Иногда ей может показаться, что проделанная работа, по дому или в учёбе, не достаточно… не достаточна. То есть, например, прибранный дом и вымытые окна не являются гарантом свободного вечера. Надо сделать что-то большее: вымыть машину, прополоть сорняки в садике, слетать на луну за грунтом для исследований, не важно.

Или же это может быть изначально Большое Дело. Подклеить обои в гостиной — вдруг подруга увидит и подумает, что мы нехозяйственные какие-то! Разобрать хлам в подвале — сколько можно хранить всякое папашино барахло? Его ведь приспособить не к чему. Не понятно, барахло или папу. Обойти весь пригород, а возможно, отправиться в центр города, ради какой-нибудь вещи (хоть садовых ножниц, лишь бы её полностью удовлетворяло качество). Покупка чего-либо — очень важное действо.

Как можно увидеть, дело не в фактическом объёме работы, а в критериях, придуманных ею.

А ещё есть распорядок дня. Подъём не позже восьми утра, каждую субботу на час раньше из-за генеральной еженедельной долбанной уборки; приём пищи строго по расписанию, отбой в одиннадцать вечера или раньше. График еды может слегка сдвигаться только из-за процесса готовки. Подъём и сон — никогда. Если вечером хочешь принять ванну — не дольше двадцати минут, и не используя душевой шланг. Ванну после себя тщательно смыть и протереть тряпочкой. Не нужно лишней влаги.

Тряпочки… Они везде, и их миллион. На всякий случай. Всё, что может быть использовано под ветошь, ни в коем случае нельзя выбрасывать. Где-то в доме можно найти кусок моих первых джинсовых шорт возрастом шестнадцать лет. И совершенно необязательно покупать что-то новое, если вместо этого можно использовать тряпочку.

Качество продуктов питания определяется не составом, а уже устоявшимся мнением, которое никакие доводы не изменят. К слову, мамино отношение ко всему, начиная замороженной рыбой и заканчивая подержанными авто, установлено раз и навсегда. Не стоит думать, что моя мать глупая женщина. Наоборот, начитана и образована, и потому — непоколебима в своей привычке всё делать, как считает нужным.

Её слово — последнее и нерушимое.

Послабление она даёт только животным, которые лучше людей. А чтобы считать человека достаточно хорошим, сначала его нужно узнать. Родство не играет значительной роли. Так случилось с её отцом. До самой смерти дедушки, он бывал у нас в гостях всего пару раз. Но случаи то были особые.

Впоследствии так случилось с моим отцом, который оказался «дурак и слабак».

***

Следующие две недели я отчаянно ищу, чем себя занять. Первая радость от возвращения домой проходит, истаивает, словно аромат вкуснейшего блюда, простоявшего пару дней на столе. А затем и вовсе протухает. Новую книгу я проглатываю за первые три дня. Она даёт некоторую пищу для размышлений, однако ненадолго. Всё сильнее наваливается скука.

Когда-то давно, ещё в начальной школе, я занималась музыкой, скрипкой. Из всех знаний в голове более-менее отложилась нотная грамота. Однако от приобретения электрогитары мать категорически отказывается. У неё в последнее время бывают мигрени. Мне кажется, что она просто не переживёт, если по вечерам в доме будет какой-либо другой звук, кроме её вечернего шоу на третьем канале. В сети я отыскиваю множество «самоучителей», но мечтам о музыке не суждено воплотиться.

Затем я пробую компьютерные игры. Сначала однопользовательские ролевые, вроде «Последнего проклятия». Но гонять группу персонажей по бесчисленным подземельям оказывается слишком однообразно и утомительно. После идут шутеры — «Шквальный огонь II». Но мне не нравится постоянно погибать. Итог — в топку. Ещё пытаюсь играть в стратегии и симуляторы — что это вообще? После пары часов игры мне кажется, что в мире за окном прошла пара веков, а я при этом не сделала совершенно ничего полезного.

Удивительно, но браузерные игрушки в социальных сетях убивают целый вечер. И на следующий день от них уже физически тошнит. Так бесславно заканчивается коротенькая глава моей жизни, связанная с играми. Знакомые в сети советуют он-лайн сражения, но я пока не готова.

Мастерить руками — не умею.

Петь — пройденный этап наравне с музыкой (и тем же результатом).

Рисовать мне не интересно.

Раньше казалось, что книги, как формат развлечения, бесконечны. Я ошибалась. Всё, что у меня есть, и так перечитано по три раза. Купить новые пока нет возможности. Того и гляди, придётся поступиться своими принципами и качать электронные книги.

***

Очередной вечер. Кухня, ужин, мама.

— Какие планы на завтра?

Как всегда, она не включает телевизор во время ужина. Мы сидим на кухне и смотрим друг на друга. Точнее, я пялюсь в тарелку, а она — на меня.

— Ты оглохла?

— Нет. Не знаю.

— Тогда ты можешь протереть от пыли посуду в серванте.

— Хорошо. Только я не достану до верхней полки.

Ненавижу бобы и брокколи.

— Я с вечера сниму тебе всё.

— Хорошо.

Лучше бы она включала хоть что-нибудь на фон, чтобы отвлечься. Такие ужины давят. Особенно когда не знаешь, о чём поговорить. Я согласна даже на её вечернее ток-шоу о бесконечных изменах, разводах и прочей чуши.

— А потом можешь прогуляться. Сходила бы в сквер, что ли. Что дома сидеть? И мусор бы вынесла.

— Сходила?

Никак не могу привыкнуть. Просто накатывает тоска порой, но это больше от безделья. Мне совершенно не на что переключить внимание. И я часто мучаюсь от осознания собственной никчёмности. Понимаю, что всё временно, но легче не становится. Только чётче осознаю, как медленно ползёт время до выздоровления.

— Скаталась, — поправляется она. Никакого «извини».

Я откладываю вилку. Комкаю салфетку. Медленно отталкиваюсь от столешницы и пытаюсь развернуться. Пока не очень ловко получается, но научусь со временем.

— Хорошо, скатаюсь. — Я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не нагрубить. Видимо, накопилось за последние дни. Серые и долгие, тоскливые и пустые дни. Может, поплакать, и станет легче?

— Ты какая-то нервная. Может, месячные?

— Нет! — отвечаю слишком резко. Скорее в комнату!

— Возьми таблетки в спальне. Я всегда их пью в эти дни. Они на комоде, там.

— Да! Возьму! Завтра! Схожу и возьму!

Неловко лавирую между мебелью до своей двери. Мать даже не удосуживается как-то мебель переставить для моего удобства. Действительно, зачем? Её дочь всего лишь на коляске передвигается по дому, какие тут могут быть неудобства?!

Хлопаю дверью и прячу лицо в ладонях.

***

Сквер рядом с домом мало приспособлен для инвалидов-колясочников. Дорожки ровные, и то хорошо. Много ступенек, порожков, ограждений. Однако всё не так плохо — вполне можно добраться до ближайшей скамейки. С главного входа необходимо проехать вправо до упора. Здесь будет стоять одинокая лавка, окруженная клёнами. Небольшой закуток, спрятанный от чужих глаз. Раньше сидеть здесь просто так было для меня чем-то немыслимым, однако теперь лучшего места не найти.

Можно спокойно покурить.

Купить сигареты самой в первый раз после больницы, чтобы никто меня не увидел и не доложил матери, оказалось не так просто. Если раньше я могла пойти в магазин, о котором она даже, наверное, и не знала, то теперь задача кардинально усложнилась. Но мне удалось. Три дня назад я отправилась, якобы, на прогулку. Катить пришлось довольно долго и далеко. Никогда раньше не задумывалась, что тротуары — крайне неудобная и ненужная штука. Можно ведь просто заборчиком отделять проезжую часть от пешеходной. Зачем такие сложности, вроде дополнительных пандусов, постоянных спусков и подъёмов? Затем оказалось, что далеко не в каждом магазине эти чёртовы пандусы вообще имеются. Видимо, их специально ставят там, где они совершенно не нужны, и наоборот.

В итоге, подходящий магазинчик обнаружился, к моему удивлению, совсем недалеко от дальнего входа в сквер. Именно его я выбрала только потому, что не было никаких ступеней. Открытая дверь и совсем небольшой порожек. С таким я справилась, лишь слегка вспотев.

— Сигареты. Тонкие и лёгкие какие-нибудь.

Старик лет шестидесяти недовольно взглянул сверху вниз.

— Совершеннолетняя? — Голос неприятный и скрипучий. Может, много курит? Мелькнула мысль ничего не покупать, не травиться.

— Конечно. Да и не себе. — Дура, вот зачем ляпнула? Ведь точно теперь подумает, что как раз себе. Ещё потом и расскажет, как девчонка-калека сигареты брала, то-то умора.

Улица была пуста из-за жары, машины здесь редко проезжали, а пешеходы держались ближе к центру. Где-то в углу гудел маленький вентилятор.

Старикан достал пачку, я протянула деньги.

— Как ты тут одна гуляешь?

— Недалеко живу, — соврала я.

— Не видел раньше.

— Я свежая калека. Всего доброго.

Как можно скорее я попыталась выбраться оттуда. Хотя понятно, что не получилось. Сначала развернулась, слегка зацепив что-то на полке. Оно, благо, не упало. Но упали сигареты: соскользнули с колен. С трудом дотянулась. Резко покатилась на выход, чуть не въехав в стеллаж с очками. Обошлось. Остался порожек. И как назло, переднее колёсико завернулось и заклинило.

Я дёрнулась раз, два. Не идёт. Уже потянулась, чтобы схватиться за дверной проём.

— Давай помогу.

Не обернулась, но почувствовала руки на своей коляске. Продавец нагнулся, выровнял колесо и протолкнул меня вперёд.

— Спасибо, — пробормотала я, всё также не оборачиваясь. Прочь скорее отсюда!

Мне показалось, будто я спиной ощущала его взгляд.

И теперь, прячась здесь каждый день, пока вокруг никого нет, я могу спокойно закурить и выдохнуть дым, смешанный с нервами и обидой. В пачке остаётся ещё пара сигарет. Не хочется думать о следующем разе, когда вновь придётся ехать в магазин.

Как же всё сложно. Даже в этот долбаный сквер попасть проще, чем выбраться. Пандусы на главном спуске слишком крутые, чтобы подняться. Какой-то идиот просто не подумал, каково это, перебирая только руками по колёсам, поднять свой вес вверх по гладким сходням.

Всё, нужно успокоиться. Здесь нет никого, кто меня знает, или в принципе захочет поговорить. Ни матери с её нравоучениями и правилами, ни отца с его молчаливым сочувствием. Он ведь даже словами толком успокоить не может. Чаще просто сидит и держит за руку, или ещё как-то. И молчит! Даже когда нужно что-то сказать!

Шесть букв на дне эмоциональной вертикали: «Кусок ткани или грязная ветошь».

Тряпка.

Ветошь мне больше по душе в его отношении.

— Кто проживает на дне океана? — Чья-то рука ложится на плечо сзади. От неожиданности я дёргаюсь вперёд, роняю сигарету.

— Чёрт!

— Ха-ха. — Сестрёнка обходит меня и садится рядом на скамейку.

— Эри, чёрт бы тебя!.. Я просила!

— Без нервов, Эль. — Она улыбается. Она всегда улыбается, глядя на меня, особенно после того, как я вышла из комы. А я не могу так. — Так кто проживает на дне океана?

— Джек из Титаника.

— Ну, технически, это ответ верный. Держи приз. — Протягивает мне сигареты неплохой марки. — Травиться, так хоть нормальными.

— Мы же без подарков, как всегда?

— А это не подарок. Так.

Пока достаю одну из пачки, неотрывно смотрю на неё.

Она тоже закуривает. Сидим в тишине какое-то время.

— Приходи послезавтра.

— А папу она позвала? — Эри никогда не называет маму — мамой. Только в третьем лице.

— Сказала, что, да.

— А ещё кто будет? Ты Ведьму с Грустным позвала?

— Никому не писала пока. Просто…

Она понимающе смотрит на меня. Произносит сочувственно:

— Она давит, да? Ты, наверное, вообще отмечать не хочешь.

Киваю.

— А она ходит и бубнит: «Вот, давай ещё тётю позовём. Ага. А то как, не вся семья будет. Да ещё твоих со школы приятелей. Ту, печальную, и длинного. Знаю, что Ведьма и Грустный. Это вы сами как-нибудь разберётесь». Так?

— Только вот ни тётку, ни этих двух, никого вообще видеть не хочу. Кроме тебя.

— Да я понимаю.

— Ты придёшь? — Я ведь рехнусь, если её не будет.

Она молчит. И это молчание просачивается холодком между моими лопатками и ниже, вглубь, куда-то под рёбра, в низ живота.

— Папа очень хочет прийти. Лишь бы эта не психовала.

— Эри, я не смогу без тебя, — говорю, наконец.

— Не хочу. Также как и ты, не хочу там быть. Мы ведь обе понимаем, что вечер будет говённый. — Тут она оживляется. — Я знаю, как мы поступим! Немного посидишь, после того как все соберутся, и уходи. Ко мне. Я буду здесь. Тогда и отпразднуем по-настоящему.

Она обнимает меня за плечи. А я расслабляюсь. Только вот так мне бывает спокойно. Только с ней.