Хроники Нетесаного трона. Клинки императора

Брайан Стейвли, 2013

В Аннуре предательски убит император из династии Малкенианов – потомков богини света. В государстве назревает смута. Кому же достанется власть? У императора трое детей, и у каждого свой жизненный путь – путь мудреца, воина или политика. Наследник Нетесаного трона Каден живет в отдаленном горном монастыре, постигая таинственное искусство, дающее ключ к древней силе. В скором времени Кадена должны объявить самым влиятельным правителем в мире. Но пока этого не произошло, его жизни угрожает опасность… Валин, младший сын императора, готовится стать воином элитного подразделения, летающего на гигантских ястребах. Перед последним жестоким испытанием он узнает о заговоре против династии Малкенианов и о смерти отца. Валин стремится спасти брата, наследника трона, но после череды странных происшествий понимает, что и за его головой идет охота… Адер, дочь императора, занимающая высокий государственный пост, вынашивает план мести, желая обличить и покарать убийцу. Она уверена в том, что знает его. Однако тайная записка отца, которую тот вложил в завещанную дочери книгу, переворачивает все с ног на голову. К чему призывает император в предсмертном послании? Кого он называет своими клинками? Смогут ли потомки богини света противостоять заговорщикам? «Клинки императора» – первая книга трилогии «Хроники Нетесаного трона».

11

Почти все утро Гвенна ныряла среди затопленных обломков Менкерова трактира. По тому, сколько времени она находилась под водой, можно было заподозрить в ней дальнюю родственницу рыб — пару раз она не всплывала на поверхность так долго, что Валин уже начинал думать, что она застряла в коварном подводном лабиринте из обрушившихся балок и перекладин. Один раз он даже снял рубашку, готовясь прыгнуть за ней, но не успел подойти к берегу, как она показалась над водой в двадцати шагах от того места, где погрузилась, мрачно отфыркиваясь и стряхивая с волос соленую воду.

Немногочисленные прохожие, занятые своими сомнительными делами, с угрюмым любопытством останавливались посмотреть. Какой-то старик в изорванной матросской куртке спросил Валина, не обшаривают ли они с Гвенной трупы в поисках драгоценностей, и тут же закудахтал, обнажив гнилые зубы и радуясь собственной шутке. Валин чувствовал себя так, будто его разоблачили. Он предлагал прийти ночью, но Гвенна язвительно заметила, что в мутной воде залива трудно что-то разглядеть даже в полдень. Если трактир действительно заминировали, а тот, кто это сделал, проходил бы сейчас мимо, для него было бы более чем очевидно, что Валин что-то подозревает. Тем не менее Валину ничего не оставалось, кроме как, стиснув зубы, наблюдать за работой Гвенны. Утро сменилось днем, и к моменту, когда она наконец вылезла из воды, ее губы посинели, а тело колотила дрожь.

— Ну что ж, — сказала она, наклоняя голову набок и выжимая волосы таким жестом, будто скручивала шею курице, — если кто-то и подложил заряд в эту Шаэлеву лачугу, он использовал материалы, о которых я никогда не слышала.

— Какова вероятность, что это так? — осторожно спросил Валин.

— Какова вероятность, что завтра утром ты спутаешь свой член с яйцами?

Валин уставился в темноту залива. Из-под воды торчало несколько обгорелых балок, между сваями, словно накипь, покачивался слой трухи и щепок — обломки рухнувшего трактира, еще не унесенные приливами в открытое море. Никто из местных жителей не попытался расчистить завалы, но это было нормально для Крючка. Несколько лет назад в паре кварталов отсюда случился пожар, выгорел целый ряд домов. Обитатели острова переворошили обгорелые развалины в поисках чего-нибудь ценного, после чего оставили каркасы гнить.

— Ты нашла там, внизу, хоть что-нибудь? — спросил Валин.

— Трупы, — коротко ответила Гвенна. — Больше десятка.

Валин перевел взгляд на плещущие волны. Он представил себе ужас людей, оказавшихся в ловушке среди горящих бревен и понимающих, что сейчас их утащит на дно и они утонут.

— Плохая смерть.

— Для плохих людей, — пожала плечами Гвенна.

Валин помолчал. Обитатели Крючка были, без всяких сомнений, люди грубые: карманники, злоупотреблявшие удачей на материке; пираты, уставшие от своего ремесла или обнищавшие настолько, что уже не могли снова пуститься в плавание; картежники, скрывающиеся от долгов, шлюхи и жулики, которые надеялись прибрать к рукам ту мелкую монету, что осталась у кого-нибудь в карманах. Это были отчаянные и опасные люди, почти все без исключения, но «отчаянный» далеко не всегда означает «плохой».

— Ты обыскивала тела? — спросил Валин.

— Только одного. — Гвенна пожала плечами. — Он задолжал мне. Не сказать, чтобы мои деньги пошли ему на пользу.

— А что насчет здания? — Валин подошел на шаг ближе и понизил голос.

Немощеный проулок сейчас пустовал, но вокруг было слишком много раскрытых ставней, слишком много распахнутых дверей покачивалось на ветру, поскрипывая петлями.

— Ничего.

— Ты уверена?

Она бросила на него оскорбленный взгляд:

— Трактир стоял на сорока восьми сваях. Я проверила все до единой: ни ожогов, ни царапин от взрыва, никаких следов боеприпасов. Если здание кто-то заминировал, хотела бы я отыскать этого ублюдка и вытрясти из него все секреты.

Валин не знал, чувствует ли он облегчение. С одной стороны, тот факт, что обветшалое питейное заведение обрушилось под собственной тяжестью, означал, что никто не собирался его убивать — пока. С другой стороны, мысль, что нападение уже произошло, как ни странно, принесла бы ему некоторое утешение. Его учили иметь дело с реальными угрозами и конкретными опасностями. Когда человеку на голову падает крыша, это вполне реальная вещь. Он мог справиться со взрывами и заминированными зданиями почти так же хорошо, как если бы речь шла о поединке на кинжалах или кулачном бое. Но какие-то тайные замыслы, смутные заговоры и безликие убийцы — со всем этим он совершенно не понимал, что делать. Будь у него выбор, Валин предпочел бы сразиться с нападающими лицом к лицу, клинок против клинка. Но ему, Кент побери, не дали выбора! Оставалось лишь покрепче стиснуть зубы и почаще оглядываться, а тем временем постараться снова сосредоточиться на тренировках.

* * *

Пока Валин оплакивал смерть отца и охотился за призраками, Халова проба приближалась, и, как напоминал ему скорбный список имен, выгравированных на Камне павших за линией бараков, кадет мог запросто умереть на Островах и без секретных заговоров. Он возобновил свои долгие предрассветные заплывы, удвоил длину вечерних пробежек вокруг острова и со страстью вернулся к изучению тактики и стратегии. Солнечные деньки в начале весны сменились обложными дождями, от которых униформа промокала насквозь, стоило выйти за дверь. После восьми лет тренировок ему вдруг стало отчаянно не хватать времени. Надо было изучать карты, практиковаться в языках, корпеть над схемами флотилий и крепостей — и, разумеется, не забывать об учебных боях.

На Карше имелось несколько площадок, где и кадеты, и ветераны могли как следует попотеть, бегая с препятствиями или от души тыкая друг в друга притупленными клинками. Самые простые из них представляли собой квадраты на земле, наспех обозначенные несколькими колышками с натянутой веревкой. И только за западным краем базы, невдалеке от главной посадочной площадки Гнезда, наверху каменистого склона, спускающегося вниз к морю, располагалась единственная на Островах настоящая арена — широкий круг, утопленный в землю примерно на фут и обложенный по краям камнями.

Валин прибыл незадолго до седьмого колокола, голый по пояс и потный как вол после пробежки по периметру острова. Прошла уже неделя с тех пор, как Гвенна обследовала останки Менкерова трактира, и, хотя он не забыл предостережения эдолийца и горе от убийства отца не отступило, неизбежные тренировки несколько отвлекли его от нависшей угрозы. «Время заткнуться и пристегнуть ремни», — говорили кеттрал. Ничто так не помогало собраться с мыслями, как три фута стали, со свистом несущиеся тебе в лоб.

Конец каждого вечера, с седьмого до восьмого колокола, отводился для занятий, которые в Гнезде значились как «парный ближний бой». Кадеты прозвали это время попросту «месиловом». Те, кому как-то удалось пережить утро, не пополнив коллекцию синяков и ссадин, могли быть уверены, что после месилова они отправятся в койку с болью во всем теле. Условия были просты: двое кадетов выходили на широкий, неглубоко врытый в землю ринг с запада от оружейной и кузницы и сражались. Проигрывал тот, кто первый просил пощады. Иногда поединки велись на затупленных мечах, иногда на ножах или дубинках, иногда просто на кулаках. Один из инструкторов всегда присутствовал — теоретически, чтобы проследить за соблюдением немногочисленных правил. На практике, однако, старые солдаты частенько подливали масла в огонь, подбадривая дерущихся градом насмешек и оскорблений со своего края ринга. Порой делали ставки.

Вокруг ринга собралось сорок-пятьдесят кеттрал — здесь были и ветераны, и кадеты. Кто-то разминал мышцы, кто-то делал круговые вращения руками, чтобы разогнать кровь, другие тихо разговаривали, сбившись в стайки. Валин заметил на дальней стороне площадки Ха Лин, Гента и Лейта с Талалом и двинулся к ним по кругу, пользуясь моментом, чтобы перевести дыхание.

— Я хочу сказать, — говорил Лейт, доказывая что-то Генту и разводя руками, — что молоток — совершенно бесполезное оружие. Это просто смешно!

— Он бесполезен, если ты не можешь его поднять, — возразил Гент, скептически поглядывая на руки пилота.

— Шаэля ради, это же плотницкий инструмент! Наверное, не зря каждый кеттрал носит за спиной два меча, а не пару молотков! Вал, — он повернулся к новоприбывшему, — скажи хоть ты что-нибудь разумное этому буйволу!

— Можешь не стараться, — прервала Лин, предостерегающе выставив ладонь. — Они спорят с шестого колокола и уже давно потеряли способность воспринимать разумные доводы.

— Сегодня деремся на молотках? — спросил Валин, с предвкушением поглядывая в сторону арены.

Больше всего на свете инструкторы любили начинать ежедневные тренировки с какого-нибудь неожиданного поворота, а молоток мог оказаться в поединке весьма опасным оружием.

— Понятия не имею, — отозвалась Лин, сверкая глазами. — Но не беспокойся, даже если так, я буду с тобой помягче.

— То же самое мне всегда шлюхи на Крючке говорят, — заметил Лейт, подмигнув. — Не верь ей, Вал! Впрочем… — Он оценивающе оглядел их парочку, прищурив глаза. — …С такой милашкой, как Ха Лин, возможно, ты и сам не захочешь пощады…

Лин небрежно отмахнулась от пилота поясным ножом, но Валин видел, что на ее щеках заиграл румянец. Ему хотелось придумать в ответ что-нибудь легкое и остроумное — чтобы она посмотрела на него и рассмеялась. Однако мастером по части острот среди них был Лейт, и прежде чем Валин успел найти слова, со стороны ринга донесся грубый громкий хохот, разрушив спокойную обстановку. Лин обернулась на звук, мрачнея на глазах.

Сами Юрл со своей шайкой. Среди кадетов многие обладали большой силой и неприятным характером — и то и другое было до некоторой степени необходимо, чтобы выжить на Островах, — однако приятели Юрла были хуже всех. Горстка жестоких юнцов, записавшихся в кеттрал не из пылкой любви к империи, но потому, что тренировки удовлетворяли их острую потребность в жестокости, дарили зверское наслаждение от убийства, от чужой боли и от чувства собственного могущества. Они называли себя «любимчиками Мешкента», хотя наиболее рьяные поклонники этого бога жили за пределами Аннура. Тем не менее название это вполне им подходило; Валин почти не сомневался: если их повысят до действительных кеттрал, они принесут достаточно горя, чтобы Владыка Боли ими гордился. Он также был уверен, что любой из них без зазрения совести продаст своих товарищей манджарским работорговцам за пригоршню монет; но на Островах каждому требовался кто-то, готовый прикрыть его спину, и за годы обучения кадеты поневоле сбивались в группы.

Нахмурясь, Валин снова повернулся к Лин:

— Постарайся сегодня держаться от Юрла подальше. До Пробы всего три недели, и если что-нибудь случится…

— Ничего не случится! — отрезала она.

Заметив, что на него смотрят, блондин локтем подтолкнул одного из компаньонов под ребра, что-то сказал, и оба грубо рассмеялись. Затем Юрл снова принялся разглядывать Лин, вызывающе облизывая губы.

— Смейся, смейся, ублюдок, — пробормотала Лин достаточно громко, чтобы Валин услышал. — Ты еще у меня посмеешься.

Первым поединком в этот вечер стала грубая драка между двумя младшими кадетами. Она продолжалась, пока оба не свалили друг друга в грязь, и закончилась тем, что парень покрупнее отполз к краю ринга, держась за подбитый глаз. После завязался долгий поединок на мечах — утомительный танец, полный выпадов и обманных движений, продлившийся, кажется, полвечера. Старшие кадеты и инструкторы подбадривали соперников криками и давали советы из-за ограждения. Валин нетерпеливо ждал, когда начнется что-нибудь стоящее, на чем можно поучиться. В конце концов один из юнцов нанес удачный удар, другой повалился на землю, и Джордан Арберт, старший инструктор, решил, что настало время посмотреть на настоящий бой.

— Эй, кто-нибудь, уберите этого Шаэлем трепанного идиота с моего ринга! — прорычал он. — Оттащите его в лазарет… Тут есть парочка самозванцев, которые думают, что готовы к Халовой пробе. Хотелось бы взглянуть, чего они стоят, прежде чем ставить свои деньги на чью-то жизнь. Так… Посмотрим, кого же я хочу…

Он задумчиво оглядел толпу кадетов. Валин потянулся рукой за спину, чтобы освободить в ножнах учебные клинки, и покрутил головой в разные стороны, разминая затекшую шею.

— Такой богатый выбор… А что, если сегодня мы немного усложним задачу? Двое на двое! Посмотрим, сумеют ли кровожадные ублюдки вроде вас действовать сообща. — Лицо инструктора искривила зловещая усмешка. — На одной стороне я хочу видеть Юрла и Айнхоа. Вот уж неприятная парочка!

Валин не мог не согласиться. Хотя Балендин Айнхоа и входил в круг приспешников Юрла, трудно было найти двух настолько непохожих друг на друга людей. Если Юрл был мускулист и смазлив — образцовый экземпляр богатого аннурского дворянина, — то Айнхоа выглядел так, словно только что вылез из ханнских джунглей. Его длинные темные косы были увешаны перьями морских птиц, в ушах красовались кольца из железа и слоновой кости, по рукам змеились синие татуировки. По слухам, Балендин оказался на Островах после того, как люди в его городе — каком-то крошечном городишке на западном побережье Баска — обнаружили, что он лич. Когда они явились за ним, он перебил половину толпы и бежал, по дороге крадя все, что попадалось под руку, и убивая всех встречных. В конце концов, чтобы его усмирить, вызвали кеттрал, которые решили проблему, призвав его на службу.

В любом другом месте Аннурской империи лича бы вздернули, закололи или задушили на месте. Валин вырос в убеждении, что люди, подобные Балендину, есть чудовища, что силы, которыми они владеют, отвратительны и противны природе. Он помнил, как Кренчан Шо, командир эдолийской гвардии, говорил, помахивая ножом, чтобы подчеркнуть свои слова: «Они обкрадывают мир, который их окружает, сосут силу из земли, по которой ходят. Никому нельзя позволять гнуть и крутить законы природы по собственной прихоти».

Шо не был одинок в своих взглядах. Личей ненавидели все. За ними охотились повсюду. Исключением были только кеттрал.

Гнездо всегда искало людей, ходящих по краю. Им было недостаточно птиц, недостаточно того, что они контролировали те немногие рудники, где добывалось сырье для легендарных кеттральских боеприпасов, недостаточно, что их солдаты были обучены и снаряжены лучше любого другого боевого подразделения в мире. Командование Гнезда хотело иметь в своем распоряжении еще и личей — даже убийц, таких как Балендин. В особенности убийц.

Только прибыв на Кирины, Валин испытал омерзение и ужас, когда обнаружил, что ему предстоит сражаться бок о бок с чудовищными созданиями. У него ушли месяцы, чтобы преодолеть отвращение, и годы, чтобы почувствовать себя спокойно рядом с этими странными отпрысками рода человеческого. Как выяснилось, слухи об их могуществе, равно как и об их порочной природе, были значительно раздуты. Для начала, они вовсе не бормотали нескончаемые заклинания и не пили кровь младенцев. И, что еще важнее с тактической точки зрения, у каждого лича имелся свой собственный колодец — источник, из которого он черпал силу. Колодцем мог быть гранит, вода, кровь — все что угодно, и тайну своего колодца каждый лич хранил пуще собственной жизни. В отсутствие колодца личи были не могущественнее любого человека, и этот факт значительно уравнивал шансы. Проблема заключалась лишь в одном: не зная, что является колодцем для конкретного лича, было невозможно выяснить, когда его следует остерегаться.

Балендин шагнул на ринг, жестом приказав своим собакам оставаться на месте — это были волкодавы-близнецы, уродливые слюнявые твари, следовавшие за ним повсюду. Они уселись, словно часовые, сразу же за кругом камней, разинув пасти и громко пыхтя на жарком послеполуденном солнце. Лич посмотрел вверх, где в небе парил кругами его ручной ястреб. Словно почувствовав его взгляд, птица испустила пронзительный крик.

— Эта Кентова тварь напоминает мне стервятника, — сказала Лин.

— Обычная птица, — отозвался Валин.

— Может, и так, — согласился Лейт и повернулся к Талалу. — Ну что, тебе так и не удалось вычислить, где у этого ублюдка колодец?

Талал мрачно покачал головой.

— Вы вместе тренируетесь по крайней мере дважды в неделю, неужели это так трудно? В мире не так уж много вещей!

— Это труднее, чем ты думаешь, — отозвался Талал. — Друг друга мы опасаемся еще больше, чем всех остальных. Каждый маскируется по-своему.

Он показал на браслеты, унизывавшие его темные запястья.

— Хочешь сказать, что твой колодец — не медь и не золото? — спросил пилот.

— Я ничего не хочу сказать. Однако посмотри на Балендина: перья, кольца, татуировки… И это ведь только то, что он носит на себе! А колодец может быть и чем-то вовне, скажем, влагой или солью. Камнем или песком.

— Или этими Кентом клятыми тварями, — добавил Валин, настороженно поглядывая на волкодавов. — Он повсюду таскает их с собой.

— Может, и так, — согласился Талал. — У личей прошлого бывали колодцы-животные. Реннон Пирс, хозяин воронов, имел целую стаю, они всегда сидели на крыше его дома и летали над его головой, куда бы он ни шел.

— И ты еще удивляешься, что у всех чешутся руки вздернуть вас, ублюдков, на первом суку, — буркнул Гент. — Без обид, Талал, но во всей этой мерзости есть что-то нездоровое.

Талал молча взглянул на крепкого товарища. Его глаза, наполовину прикрытые веками, были непроницаемы. Затем он снова повернулся к Валину.

— Люди строили догадки насчет Балендинова ястреба и волкодавов с того дня, как он здесь появился. Возможно, они играют какую-то роль. А возможно, он так играет с нами. Попробуй узнай наверняка.

— Кроме того, — кисло добавил Лейт, — на арене это все равно будет не важно.

Согласно правилам, на ринге Балендин, как и любой другой кадет, должен был полагаться лишь на себя и свои клинки. Командование придерживалось концепции «всестороннего воспитания солдата», оно не видело проку в обучении группы кадетов, которые окажутся беспомощными в сражении, если у них вдруг пересохнет колодец. В реальности, однако, все обстояло несколько иначе: до тех пор пока лич работал незаметно, изменяя вокруг себя мироздание так, чтобы никто не догадался, такое вмешательство негласно допускалось. Инструкторы кеттрал при желании могли вычислить подобные штучки, но никогда этого не делали — кадеты учились биться при любых обстоятельствах, привыкали иметь дело с любым противником.

— Итак, одна пара у нас есть, — размышлял Арберт. — Как вы считаете, кого мне поставить против них?

Кадеты разразились хором предложений. Между жестокими тренировками и изматывающей учебой на Островах оставалось не так уж много свободного времени на развлечения, и большинство собравшихся ждали ежедневного месилова с тем же нетерпением, с каким жители Аннура предвкушают накрытый обеденный стол.

Арберт поднял руку, призывая к тишине, но прежде, чем успел что-либо сказать, на ринг вышла Ха Лин.

— Шаэль на палочке! — вполголоса выругался Валин.

— Я буду с ними драться, — ровным голосом произнесла она, не отводя взгляда от противников.

Сами Юрл ухмыльнулся.

— Одна-одинешенька? — хохотнул Арберт. — Ну нет, это будет несправедливо! — Он повернулся к толпе кадетов. — Кто-нибудь хочет присоединиться?

Кадеты неловко топтались на месте, кто-то засмотрелся на бараки, другие уставились в открытое море. Сами Юрл, каким бы самодовольным ублюдком он ни был, стремительно орудовал клинками и не щадил на ринге никого. К тому же надо было принимать в расчет еще и лича.

— Извращенец, — пробурчал Гент, опасливо поглядывая на Балендина.

Рослый кадет мало чего боялся, но его страх перед личами мог сравниться лишь с его же ненавистью к ним.

— Я бы поспешил на подмогу прекрасной даме, — заметил Лейт, ухмыляясь Валину, — но не лишать же тебя возможности проявить рыцарские качества.

Валин вздохнул. Похоже, его возвращение на ринг обещало быть более волнующим, чем он предполагал. Он не мог бросить Лин на произвол судьбы; к тому же у него чесались кулаки на Сами Юрла еще с их встречи в кабаке Менкера. Один на один против него он вряд ли бы выстоял, но Балендин владел мечами весьма средне. Если лича быстро вывести с поля, они с Лин смогут сосредоточить усилия на Юрле.

«И к тому же, — уныло подумал Валин, — все равно больше никто не вызвался».

— Я готов, — сказал он, перешагивая веревку.

Схватка началась неудачно. Валин предпочел бы выступить против Юрла, оставив Балендина для Лин, но лич успел первым завладеть его вниманием, так что Лин пришлось защищаться самой. Она была на целую голову ниже и, разумеется, слабее противника, но искупала эти недостатки сообразительностью. Когда клинки Юрла замелькали вокруг, бросая вызов, отвлекая, прощупывая, она продолжала драться локоть к локтю с Валином, не давая сбить себя с толку серией хитрых уловок.

Только прибыв на Острова, Валин думал, что в фехтовании важнее всего сила, техническое мастерство и смелость. Реальность оказалась гораздо приземленнее. Хотя все эти качества, несомненно, имели значение, они бледнели перед дисциплиной — способностью выжидать, наблюдать и избегать ошибок. Гендран писал: «Первый шаг к победе — это избежать поражения». Пока Валин яростно отражал атаки лича, Лин держалась сбоку от него, ведя свою напряженную, осторожную игру; дышала она тяжело, но ровно. Валин понял, что улыбается. Если Лин сумеет удержать Юрла еще немного, он найдет брешь в защите противника, а потом они вдвоем навалятся на Юрла…

И тут лич заговорил.

— Я никогда не понимал, — произнес он сухим, сдержанным тоном, который не вязался с каплями пота, катившимися с его лба, — почему кеттрал позволяют женщинам сражаться.

Валин отмахнулся от его выпада и заставил его отступить на пару шагов, однако лич продолжал свои подначки:

— Я, конечно, знаю все официальные оправдания: что женщина проскользнет там, где мужчину заметят, что их часто недооценивают как противников… Но все равно концы не сходятся. Начать с того, что они маленькие и слабые. К тому же они отвлекают. Вот, например, я сейчас на ринге. Мне надо бы сосредоточиться на своих клинках, а все, о чем я могу думать, — это как бы содрать штаны с этой сучки.

Лин рядом с Валином зарычала, парируя широкий рубящий удар сверху.

— Не слушай его, — посоветовал Валин. — Он просто пудрит тебе мозги.

— Вообще-то, — с сальной усмешкой возразил Балендин, — меня больше интересуют не мозги, а другие части тела… Что ты на это скажешь, сучка? Могу сделать тебе поблажку сейчас, а стонать ты у меня будешь немного позже.

Сами Юрл хохотнул густым мерзким смешком и отступил на шаг, демонстративно открываясь.

— Оставь его… — сказал было Валин.

Однако Лин нападала уже не на Юрла — она использовала передышку, чтобы ринуться на Балендина, перекрыв Валину линию атаки и нарушив боевой порядок. Лич отступил.

На секунду Валину показалось, что сейчас она одолеет противника, впечатает в землю — столь яростными ударами Лин осыпала лича. Она шаг за шагом продвигалась вперед, пока внезапно, стоя на плотно слежавшемся песке, не подвернула ногу и с воплем гнева и отчаяния не рухнула на ринг.

Широко улыбаясь, Балендин с кошачьей грацией перепрыгнул через ее распростертое тело и снова напал на Валина. Лич был не самым сильным бойцом, однако знал, как занять своего соперника, и Валин обнаружил, что, как бы он ни продвигался вперед, враг не уступал.

За спиной лича Сами Юрл сделал шаг к Лин. Она замахнулась на него одним из мечей, но он с легкостью парировал удар, затем точным стремительным движением прыгнул на нее и повалил на землю, впечатав лицом в грязь. Лин закричала. Валин изо всех сил пытался не отвлекаться от собственного поединка — он ничем не смог бы помочь Лин, если бы, как и она, оказался распластанным по земле; однако было трудно игнорировать ее разъяренные вопли, и он чувствовал, как в груди горячей красной волной поднимается гнев. Юрл оседлал девушку и, вместо того чтобы закончить схватку ударом в основание черепа, засунул руку между ног отчаянно извивающейся Лин, пытаясь раздвинуть бедра.

«Ловушка, — мрачно понял Валин. — Юрл хочет, чтобы я сорвался».

Это было ясно и в то же время не имело никакого значения. Он попросту не мог обмениваться с Балендином пустыми выпадами, когда рядом кричала Лин.

А, Шаэль с ним! Валин с ревом ринулся вперед, осыпая лича градом яростных ударов, чтобы заставить податься назад. На мгновение ему показалось, что это сработает. Балендин начал отступать. Со смятением на лице лич шагнул назад, открывая Валину Сами Юрла. Валин ступил в образовавшийся промежуток, но в спешке умудрился споткнуться — на ровном, казалось бы, месте. А потом упал. Он успел извернуться, пытаясь выставить руку в защиту, но лич оказался быстрее. Затупленный клинок опустился Валину на лоб, и кругом стемнело.

* * *

— Вот ведь ублюдок! — яростно ругалась Лин, соскребая кровь со щеки.

Вместо того чтобы явиться в лазарет, как было предписано инструкцией, они с Валином спустились вниз к пристани, подальше от базы, от разговоров и взглядов, чтобы самим промыть себе раны.

— Шаэлем клепанный, Кентом стукнутый сукин сын!

— Это Балендин, — сказал Валин, щупая рану на лбу.

Останется шрам. Пускай, у него уже было их немало.

— Я знаю, что это Балендин! — рявкнула Лин. — Когда я двинулась к нему, лодыжка подвернулась, словно я ступила в глину. В глину! Да у нас уже сколько дней не было дождя!

Валин кивнул:

— У меня то же самое: будто кто-то схватил за ногу. Я рухнул прежде, чем успел вообще понять, что происходит.

— Гент прав, — пробормотала Лин. — Их всех и правда надо вздернуть. Каждого Кентом клятого лича на обоих континентах!

Валин покосился на нее:

— Даже Талала?

— К Шаэлю Талала! Нет, он, конечно, неплохой парень, — поспешила она поправиться прежде, чем Валин успел возразить. — Но можно ли ему доверять? Можно ли доверять хоть кому-то из них? Мне наплевать, что Гнездо хочет приручить еще одну силу!

Валин не был уверен, что согласен с ней, но после выпавшей на их долю передряги у него не осталось сил спорить.

— И самое мерзкое, — горячилась Лин, — что для любого, кто смотрел на бой со стороны, все выглядело так, будто они победили!

— Но они и вправду победили, — заметил Валин.

— Они сжульничали!

— Не имеет значения. В конце схватки мордой в грязи лежали мы. Мне не меньше твоего хочется пересчитать Юрлу зубы, но нужно смотреть на вещи трезво. Когда мы начнем летать на задания, у нас не будет правил, за которыми можно спрятаться.

— Я не нуждаюсь в твоих Кентовых лекциях, — отрезала Лин, сплевывая в волны сгусток крови и щупая языком шатающийся зуб. — Мало мне того, что Юрл с Айнхоа нас побили, так еще и ты будешь травить мне душу своими сентенциями!

Валин собирался было положить руку ей на плечо, но отодвинулся, уязвленный гневной отповедью.

— Нечего срывать на мне злость. Не я нарушил боевой порядок.

Она вскинулась, но тут же виновато потупилась:

— Прости, Вал. Я просто в бешенстве от мысли, что со стороны это выглядело так, будто я поскользнулась на ровном месте. Стояла-стояла — и вдруг рухнула. Ребята небось до сих пор ржут.

Что-то в ее словах зацепило внимание Валина, но он не мог понять что. Он стоял, глядя на море, и мысленно повторял их. В голове до сих пор гудело от удара, поэтому у него ушло некоторое время, чтобы собраться с мыслями.

— Повтори, что ты сейчас сказала? — попросил он.

— Я говорю, что это выглядело так, будто я рухнула ни с того ни с сего! Наверняка никто не понял, что произошло на самом деле.

Рухнула.

— Как трактир Менкера, — тихо проговорил он.

— Хотелось бы думать, что я выгляжу немного приятнее, чем какой-то прогнивший кабак!

— Я говорю не о тебе и не о кабаке. Я о том, из-за чего и ты, и кабак рухнули.

Лин вскинула голову и взглянула на него. Ее глаза горели гневом.

— Пресвятой Хал! — выдохнула она. — Этот долбаный лич!