Синтез

Борис Ярне, 2018

Максим, клерк из Москвы, и Маргарита, студентка из Самары, не будучи знакомыми, оказываются вместе в другом мире, во многом похожем на мир наш. Вскоре выясняется, что Маргарита ключевая фигура этого мира, в силу чего молодые люди оказываются втянутыми в водоворот стремительно развивающихся событий: политических игр, мистических загадок, криминальных разборок, любовных интриг. Героев, пытающихся разобраться в происходящих вокруг событиях, затягивают тайны нового мира. Маргариту, ставшую объектом пересечения интересов влиятельных структур общества, похищают. Максим отправляется на ее поиски…

— 2 —

— Наливай, «Куросава»! — довольно таки уверенно произнес Максим, обращаясь к Акире. Двадцать минут он терпеливо наблюдал, как на фоне стоявшего перед ним пустого бокала, коньяк искрился в бокалах его собеседников. С Максимом и Акирой за столиком сидел Антонио Маркес. Они встретили писателя по пути в ресторан и предложили ему присоединиться к ним в столь необычном, как он сам выразился, для понедельника мероприятии. В виду предварительного заявления Максима о воздержании, он поначалу отказался от принятия спиртного, но пожалев об этом, решил всё же прибегнуть к легкому утолению эмоциональной жажды.

— Я Такеши, — весело парировал Акира, подхватив графин с коньяком.

— Ну, хорошо. — Максим на мгновение задумался. — Это серьезно?

— А что тут такого? — удивился Акира, разливая коньяк по бокалам.

— Да, ничего, в общем-то, одни совпадения… и почему ты не пьёшь саке?.. Ну, да ладно.

— Вы всё пытаетесь проводить параллели? — поинтересовался Маркес у Максима.

— Да я не то чтобы пытаюсь, они непроизвольно проводятся, — ответил Максим, — предлагаю, раз я передумал бросать пить, выпить за параллели!

— Что ж, можно и за них, — поддержал Акира.

— И это будет везде! Вы понимаете, о чём я? — заметил Маркес Максиму.

— Не совсем, — признался Максим.

— В целом, как я понял из бесед с Полански, мы с вами находимся, если говорить о настоящем моменте, в одинаковых циклах.

— Циклах? — полюбопытствовал Максим, — вы придерживаетесь теории цикличности истории.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, скажем, если согласно Шпенглеру — обязательный повсеместный переход от культуры к цивилизации. О том, что мир можно рассматривать как природу и как историю. Первое можно описать математикой, второе аналогией. Описывая историю, мы набираем бесконечное количество её форм, совокупность которых представляет собой культуру, та превращается в цивилизацию, которая в свою очередь гибнет… как-то так…

Марксес с Акирой одновременно удивлённо смотрели на Максима.

— Ладно, не слушайте… — осёкся тот. — Так о чём вы?

— Ссылаясь на рассказы Полански, могу заметить, что национальный вопрос, коим обременено ваше общество, нам, в частности, мне, представляется абсурдным. Вдуматься хотя бы в выражение «Право наций на самоопределение». Надо же, какое одолжение делает какой-то нации, судя по всему, другая нация. Ну, не абсурд ли? Вот представьте себе дом, обычный жилой дом. В один момент какая-то семья решила самоопределиться и заявить о своей исключительности, заблаговременно образовав некую ячейку путем объединения членов этой семьи. Возможно, в пределах лестничной клетки это покажется целесообразным, как целесообразность присутствия уникальности в каждом индивидууме. Но вот, эта семья объединилась с семьями на этой самой лестничной клетке, и они создали нечто, придумав себе свою исключительность, исключительность, основанную на принадлежности к данной лестничной клетке, или даже, не исключительность, а отличие ото всех остальных клеток. Внутри подъезда это покажется непонятным, в доме неинтересным, на улице смешным, в городе в это никто не поверит. Принадлежность к нации подразумевает наличие Родины. Можно ли назвать лестничную клетку Родиной, даже, если ты родился на ней и питаешь к ней необъяснимую привязанность, живя и общаясь с целым Городом? Думаю, можно. Но как тогда назвать дом, в котором ты родился, улицу? Можно как угодно символизировать понятие Родины, равно как и нации, но на деле, ничего, кроме, возможных внешних отличий, людей не разделяет. Разве можно предположить, заглянув в будущее, где космические корабли путешествуют по галактикам, что астронавт, общаясь с представителями других планет, говоря о доме, подразумевает что-то иное, кроме Земли.

— Итак, все люди братья! За космополитизм! — резюмировал Максим, поднимая бокал. Он уже снова ощущал приятную легкость во всем теле.

— Ну, может, и не братья, но, во всяком случае, не по причине разнообразия наций. А эти бесконечная рознь, эти национальные войны…

— Так, что касается войн! — решил объяснить Максим, — на мой взгляд, война — это сугубо коммерческое мероприятие. Сама жизнь это коммерческая сделка в определённом смысле… а война, как способ изменения этой самой… что-то я не расположен к дискуссиям такого рода. — Максим примолк, но тут же рассмеялся. — И оставим его. У меня уже лирические ноты по всему телу…

— Кого оставим? — наконец спросил Акира, начинавший путаться в обрывочных размышлениях Максима.

— Всё, хватит, — Максим вздохнул, — но я не о коньяке. Кстати, он закончился.

— Официант! — позвал Акира.

— Итак. Наций у вас нет, осталась лишь условность, — тем не менее, продолжил Максим, словно мгновенно забыв о том, что сам только что сказал. — Причем… нет, не могу представить. Допустим, в рамках одной только Европы — куда не шло, но весь мир! Вот это прогресс!

— То есть, вы считаете это прогрессом? — спросил Маркес.

— Не иначе!

— Давайте, выпьем! Я абсолютно ничего не понимаю, что вы такое говорите, — вставил Акира.

— Кстати, религиозный вопрос — не менее удачная находка для всякого рода спекуляций и тех же войн, развязываемых всё с той же коммерческой целью, — не обратив внимания на Акиру, продолжал Максим, на ходу сменив направление беседы.

— Религий у нас тоже нет, — заявил Маркес.

— То есть, у вас нет ни Бога, ни Дьявола, — отреагировал Максим, — что же у вас есть? Шутка…

— Вот как раз Бог и Дьявол у нас есть. Но не более того. У нас есть вера в Бога, но нет различий в способе выражения этой веры. У нас нет христиан, мусульман, иудеев, и прочих, у нас есть Вера…

— Это разве не религия?.. — перебил Маркеса Максим. — Ладно… Честно говоря, я стараюсь избегать вопросов, связанных с религией…

— Верой.

— Хорошо, верой. Я далёк и от того и от другого. Подождите, я точно помню, что видел церковь, католическую, православную и… мечеть.

— Это в прошлом, как и национальность. У нас были построены единые для всех церкви. Давно были построены. Сейчас это просто церкви для граждан города. А мечеть или костёл — это теперь музеи для всех.

— И вы ходите в церковь и также молитесь Богу?

— Лично я не хожу в церковь.

— Вы не верите в Бога?

— Вера и церковь это ни одно и то же…

— Ага, надо полагать, все же церковь у вас… — начал Максим.

— Хорошо, давайте отложим и тему веры на потом, — улыбнувшись, оборвал его Маркес.

— Согласен. Что ж, значит, по двум направлениям вы нас обогнали. Вы избавились от двух наиболее мощных причин одному человеку ненавидеть другого.

— Да, но этого недостаточно…

— Предлагаю выпить за мир во всем мире! — объявил Максим, — и попросить еще один графин. Увлекся я. Давайте кардинально сменим направление. Что бы спросить? Ну, вот… Что у вас тут такого мистического происходит? — спросил Максим, смеясь нелепости вопроса. — А то я несколько раз уже слышал… и заинтригован.

— Мистическое? — переспросил Маркес, — вы имеете в виду, легенды о рыцарях, принцессах и драконах? А у вас этого нет?

— Легенды есть, но тут-то…

— Это и есть легенды.

— Так мне же и Полански рассказывал.

— Да всё предельно просто. Мифы, предсказания, рассчитанные на соответствующую аудиторию, а то и на всю, но с учетом разной степени восприятия. Признаться, я что-то не могу припомнить чего-то такого, что могло бы… хотя, Дракон! Я угадал? Я полагаю именно им заинтересовал вас Полански? Помню, когда я с ним познакомился, — сразу, как он тут появился, — его это тоже больше всего привлекло. Видимо, наиболее эффектно выглядит. Так вот, дракон, как мифическое существо, был одним из элементов эмблемы первой королевской династии, первой, во всяком случае, согласно дошедших до нас летописей. Всё! На этом сказка, реальная сказка о драконе заканчивается. Позже, видимо сами историки, для упрощения называли Драконом каждого представителя этой самой династии, хотя, насколько я знаю, даже прозвища такого, по аналогии с вашим Ричардом Львиное сердце, не было. Я тоже для простоты их так буду называть, Драконами, вы не против? — Маркес улыбнулся. — Кстати, не факт, что династия Драконов была первой, скорее, на каком-то этапе они захватили власть, опередив конкурентов, как это всегда происходило, и затмили своими деяниями всю предшествующую историю становления монархии. Это лишь предположение. Драконы правили из западного замка, об этом вам Полански уже рассказал, я полагаю. Далее представители одного из конкурирующих родов собрали на востоке большие силы. Они беспрепятственно соорудили военные укрепления, часть из них сохранилась на территории королевского дворца, построенного позже. Вы его уже, наверное, видели. Кстати, замок Дракона уцелел целиком. Хотя, думаю, от первоначальных построек там также мало, что осталось, просто, видимо, к поддержанию его стен относились более ответственно. Я был там последний раз лет десять назад. Так вот, как вы догадываетесь, Драконов скинули, и началось правление следующей династии. Первой заняла трон королева, прозванная Лебедем. Потом появилась эмблема с изображением лебедя. Видимо поэтому, позже было принято сопоставлять два этих королевских дома, как нечто злое и доброе, черное и белое. Красиво, Лебедь и Дракон. Дракону присудили, к тому же, нечто дьявольское. По сути, как можно предположить, ничем они друг от друга не отличались. Несколько столетий подряд Драконы пытались вернуть себе трон, но безуспешно. Вскоре следы их династии затерялись, как, в общем-то, и следы династии, начатой Лебедем. Монархическое правление просуществовало довольно-таки долго, перебрав на троне несколько династий после Дракона и Лебедя. Но именно они, Дракон и Лебедь, остались в памяти, как истинные правители, обладающие подлинной королевской кровью. Разумеется, такое решение принял кто-то определённый и с какой-то определённой целью, теперь уже не раскопаешь какой, придав к тому же всему этому некое божественное начало. Хотя, скорее магическое. Вот почему в Городском законе есть упоминание о королевской крови.

— То есть? — спросил Максим.

— Я не уверен, есть ли это или нет сейчас. Помню, был ряд правил, или законов, которые нельзя ни изменить, ни внести в них никакие либо поправки, исполнение их возложено в обязательном порядке на любую власть в городе, будь это хоть инопланетяне.

— Что-то я уже потерял нить… — признался Максим.

— А как вы думаете, если из всего того, о чём вы тут говорите, я напишу статью, то… — начал было Акира.

— В вашем законе, в конституции, есть такая фраза, как «королевская кровь»? — перебил его Максим, обращаясь к Маркесу. — Это всё серьёзно?

— Абсолютно, — отозвался тот. — Не представляю, каким образом может происходить исполнение и контроль всего того, что с этой самой фразой, как вы сказали, связано, но это так. Это как закон природы, нарушить который не получится никоим образом, то есть, пойдя против таких законов, просто ничего дельного, да и вообще ничего не выйдет. Я не скажу, как это оформлено, как это звучит, тем более не знаю, на чём эта, скажем так, статья, основывается и откуда берёт начало, но это так. Это факт, и должен быть принят, как смена дня и ночи, как неизбежное. Но, есть одно «но», не зря же эти статьи не публикуются в каждом издании конституции. Ими, во всяком случае, на моей памяти, никогда не пользовались.

— Почему? — спросили Максим.

— Почему? — повторил за ним Акира.

— Вероятность существования условий, представленных в них настолько мала, что приняли решение не забивать голову народу… людям, интересующимся законами. Их много? Вот, Акира, ты часто читаешь конституцию, ты её, вообще, читал?

— В институте…

— Ах, ну да, извини, забыл, что ты журналист.

— Я помню, было что-то такое, — сказал Акира, — но мы не заостряли на этом внимания. Помню только, мне показалось, что это бред какой-то. А ведь не так давно и было. Так, промелькнуло незаметно. Да, и это в рамках рассмотрения государственных институтов, в частности, Ордена Лебедя… Я всегда считал его чем-то надуманным… а так… в общем, не отложилось, потому, как бред…

— По большей части так и есть, но, не то что бред, а практически не исполнимо. Так вот! К чему я? К правлению. Смысл закона заключается приблизительно в следующем: гражданин, в чьих жилах течет королевская кровь, имеет право влиять на Городское управление путем назначения главы Города по своему усмотрению. То есть, если бы я был персоной, в чьих жилах течёт королевская кровь, то я мог бы назначить кого-нибудь из вас президентом.

— Ха-ха! — не сдержался Акира.

— В чем подвох? — серьёзно спросил Максим.

— Назначение имеет силу в течение полугода, и может быть использовано раз в пять лет. То есть, если через полгода президент, скажем, не понравится народу, он сможет его снять и поставить другого путём голосования. Ну, это я уже переношу на нашу почву, так сказать. Как это было целесообразно использовать раньше, в случае использования — не знаю. Это не единственная статья, наверняка, я не помню, что там ещё есть. Кажется, ещё что-то говорится о возможности правления непосредственно самими обладателями этой самой крови при определенных условиях. Не буду врать, если любопытно, можете сами выяснить. Вот тебе, Акира, и тема.

— Да я уже только об этом и думаю. Жаль, нельзя её будет преподнести, как что-то совсем новое. Но, в преддверии выборов напомнить законы, о которых многие забыли, было бы, наверное, забавным.

— Мне почему-то кажется, что далеко не всем это покажется забавным, — ухмыльнулся Максим.

— Вполне возможно, — поддержал Маркес, — так что, твой репортаж может оказаться напрасной тратой времени и сил.

— Ничего! Попробовать-то можно! — по-мальчишески гордо заявил Акира.

— И каким образом определяют королевскую кровь? — поинтересовался Максим.

— Вот это я не знаю. Существует целый Орден, тот самый, Орден Лебедя, отвечающий за все эти королевские дела, — наигранно серьезно произнес Маркес.

— Класс! — воскликнул Акира.

— Вообще, составить свою родословную, насколько я могу предполагать, недешёво. В библиотеке есть база данных. В принципе, любой может прийти, сесть за компьютер, или купить диск, но что он там найдет? Сами понимаете, идентифицировать себя с кем-то из перечня, скажем, схожих фамилий, никак нельзя. Нужны неопровержимые факты: реальные документы, хранящиеся в городском архиве. Но, кто в них будет разбираться? Слышал, есть некоторые субъекты, крайне интересующиеся своими корнями, например, нувориши, горящие желанием объявить о своем благородном происхождении и не жалеющие никаких средств на поиски.

— Так, подделать-то, наверняка, можно всё, что угодно, — сказал Максим.

— Не знаю. Нет, может и можно, но зачем? К этому вопросу относятся крайне серьёзно. Этот самый Орден не допустит никакой фальсификации.

— Почему? — удивился Максим.

— Не всё так просто. А насколько не просто, я не знаю, я итак храню в своей голове много ненужной информации, — улыбнувшись, ответил Маркес, — а уж, что касается непростых дворянских родов, а именно королевской крови, то тут уж точно места нет. — Маркес указал на свою голову. — Я слышал, что Орден хранит кубок, вылитый из какого-то специального сплава, прикосновение к которому заставляет излучать его неземной свет. Но только в том случае, если в жилах прикоснувшегося к нему течёт королевская кровь.

Акира и Максим смотрели на Маркеса с легкой долей недоумения.

— Может ещё выпить? — предложил Максим.

— Вы просили рассказать что-то эдакое. — Маркес улыбнулся.

— И что, каждый может прийти и пощупать этот кубок? — поинтересовался Акира.

— Да ладно, Акира! — вмешался Максим.

— Этого уж я не знаю. Не думаю, — ответил Маркес и, смеясь, добавил: — Да ладно вам, не забивайте голову чепухой. Всё, мои юные друзья, мне пора. Засиделся я тут с вами. Спасибо за вечер. — Антонио поднялся, вынимая из кармана бумажник.

— Ну что вы, Антонио, сегодня я угощаю! — возразил Акира.

— Ну, хорошо, — согласился Маркес. — Не понимаю, конечно, с чего бы это, но, если так угодно… Ну, всего хорошего.

Акира с Максимом попрощались с Маркесом и на мгновение погрузились каждый в свои мысли.

— Да ну, ерунда какая-то, — словно очнувшись, проговорил Максим. — А вот чего я не пойму, так это то, как вы друг друга понимаете? Не то что на одном языке говорите, а вот как западный человек, восточный, араб, ну, и так далее, могут понимать друг друга? Это ж совершенно разные культуры. Это ж…

— А где это всё находится, интересно, — не слушая Максима, произнес Акира.

— Что? Ты о кубках?

— Ну, интересно же!

— Забей, — предложил Максим и разлил коньяк по бокалам, — честно говоря, я уже плыву. Мне что голубая кровь, что чёрная, что Лебедь, что Дракон…

— А мне хорошо, — улыбаясь во всю свою ширь лица, промурлыкал Акира.

— Ты об Эсмеральде? — спросил Максим.

— О ком?

— О ведьминой внучке, — смеясь, уточнил Максим.

— Да ну брось ты!

— Шучу-шучу.

— Лалочка…

— А почему Лала? Это же не цыганское имя, или… да я и не знаю, это ж… — Максим примолк, и после заплетающимся языком процитировал:

«Я спросил сегодня у менялы,

Что дает за полтумана по рублю,

Как сказать мне для прекрасной Лалы

По-персидски нежное «люблю»?..

— Это что есть такое? — поинтересовался Акира.

— Персия.

— Что?

— Колись, «Нотр дам», чё ты замутил с красоткой-цыганкой при живой-то, прости, не помню, как зовут…

— Саши, — застенчиво произнес Акира, — понимаешь…

— Стоп, стоп, стоп, да там о ней речь шла, как о невесте, если я ничего не путаю.

— Да, но это.

— Подожди, — Максим встал и, с трудом передвигая ноги, направился в уборную. «Как резко меня накрыло, — пытался думать он, — как бы чего не вышло». Возвращаясь, он задел соседний столик, в связи с чем получил мягкое, но настойчивое замечание от охранника ресторана.

Сев за свой столик, Максим обнаружил своего нового друга в объятиях Морфея. Подперев щеку кулаком и опустив голову, Акира спал, оставаясь незаметным в этом качестве окружающим.

— Ну, вот и поговорили, — разочарованно заметил Максим, осторожно тряся Акиру за плечо.

— Кажется, нам хватит, — уверенно, но медленно проговорил Акира, совсем не удивившись тому, что он отключился.

— Кажется, мы кому-то мешаем, — наклонившись к Акире, произнес Максим.

Он услышал, как с соседнего столика, за которым располагалась компания из шести человек, двух женщин и четырех мужчин, доносились недовольные возгласы, адресованные именно им. Максим смог различить лишь обрывки фраз, среди которых были такие как: «Этот, вообще заснул», «Да он чуть не рухнул на стол нам», «Дома бы сидели, молодняк», «Дорогой, остынь», «Может, вышвырнем их?», «Да чем они мешают?», «Да раздражают они меня…», и так далее. Судя по всему, эти господа, особенно трое мужчин, были не намного трезвее Максима с Акирой, да и не на много старше, как отметил Максим, обидевшись на «молодняк», а лишь рисовались перед дамами и друг перед другом. Прослушав ещё несколько высказываний, Максим не выдержал, — проспиртованная кровь жгла мозг, — и, повернувшись к соседнему столику, довольно громко и резко заявил:

— Ну чё вы там телитесь? Если есть чего сказать, так вперед!

Соседи, видимо, не ожидавшие такой наглости, на мгновение примолкли. Первым очнулся довольно-таки крупный, как оказалось, когда он поднялся, господин. Он был больше, чем Акира с Максимом вместе взятые. Не успел Максим подумать о том, какую глупость он совершил, как события начали разворачиваться с неимоверной скоростью и очень быстро закончились. После предложения выйти, озвученное поднявшимся господином, последовало более ленивое: приложить их тут же, на месте. Обе эти перспективы были категорически отвергнуты двумя подошедшими охранниками, слушать которых отказались обе стороны. Акира проявил неожиданную прыть, вскочив из-за стола и размахивая руками, доказывая свою правоту, не смотря на то что, в общем-то, никто ни в чем его не обвинял. Причём правоту он пытался доказать охранникам, чем ввел в заблуждения как Максима, так и их соперников. Охранники, также введенные в заблуждение, не заметили того момента, который, к сожалению, был очень хорошо оценен Максимом, который, пролетая между двух столов, не забывая при этом схватить с каждого из них скатерть, увлекая за собой всё их содержимое, довольно-таки громко приземлился на пол. В считанные секунды к только начавшейся потасовке, присоединилась добрая половина посетителей ресторана. Время было за полночь, практически все были подогреты алкоголем, а завсегдатаи этого заведения видимо не отличались благопристойными манерами. Для Максима вечер закончился, когда он, подняв над головой стул, стараясь таким образом отмахаться от назойливых противников, оказался лежащим на улице, предварительно раскрошив этим стулом витрину. Судя по всему, именно Максим причинил ресторану наибольший ущерб, поскольку, к приезду полиции только его одного крепко держали охранники, в то время, когда все остальные разбегались, не скрывая своей радости за неоплаченный ужин.