Россия на перепутье эпох. Избранные исследования и статьи в IV т. Том II

Борис Тебиев

Второй том избранных cоциально-экономических исследований и статей проф. Б. К. Тебиева включает работы, выполненные совместно с учениками и коллегами. В книге представлены исследования, посвящённые рабочему вопросу в досоветской России, зарождению отечественной биржевой торговли и железнодорожного транспорта, истории становления кредитной кооперации конца XIX – начала ХХ века. Завершает книгу очерк истории Правительствующего Сената Российской империи и сенаторских ревизий 1811—1917 годов.

© Борис Тебиев, 2021

ISBN 978-5-0055-7726-9 (т. 2)

ISBN 978-5-0055-6619-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Из истории рабочего вопроса в России (ХIХ — начало ХХ века)

Работа выполнена совместно с кандидатом экономических наук П. Г. Гальченко

Введение

Переход Российской Федерации к рыночной экономике и связанные с ним процессы регламентации отношений между новыми собственниками — работодателями и наёмными работниками потребовали коренной перестройки не только трудового законодательства, но и всей сложной системы взаимоотношений между трудом и капиталом как ресурсами и факторами производства, институциональными субъектами. Положение в сфере данных отношений осложняется тем, что равноправные в недавнем прошлом по отношению к собственности индивиды в новой исторической ситуации оказались разделёнными социально.

В этой связи гармонизация отношений между предпринимателями и работниками приобретает в нашей стране особенную актуальность, поскольку от характера этих отношений в решающей степени зависят не только успехи страны в экономической сфере, но и её политическая стабильность, авторитет в современном мире.

Наряду с качественным обновлением законодательной базы трудовых отношений, идёт процесс обновления механизмов реализации вновь принятых законов.

Все это значительно повышает интерес не только историков, но и экономистов и правоведов к практике решения рабочего вопроса в дореволюционной России, где был накоплен существенный опыт регламентации отношений между трудом и капиталом, разрабатывались программы облегчения условий для образования частной собственности, приобрела популярность идея копартнершипа (участия рабочих в прибыли предприятий), эффективно действовала фабричная инспекция.

Большой научный и практический интерес представляют теоретические работы русских учёных—экономистов ХIХ — начала ХХ века, в известной мере предвосхитивших позднейшие западные концепции экономики благосостояния, а также теории, связывающие размеры заработной платы с величиной предельного продукта труда рабочего.

Историография вопроса имеет три ярко выраженных этапа: досоветский, советский и постсоветский. Каждый из них отмечен не только определёнными достижениями, но и пробелами в изучении тех или иных аспектов рассматриваемой проблемы.

Изучением истории и состояния рабочего вопроса в России в дореволюционный период занимались в основном исследователи народнического и неонароднического направлений, некоторые представители реформаторского крыла российской социал-демократии, а также активисты ряда общественных организаций, в том числе Императорского русского технического общества (А. А. Вольский, Г. В. Балицкий, В. В. Берви-Флеровский, М. Давидович, М. Г. Лунц, Г. Наумов, А. А. Исаев, В. В. Святловский, С. Солнцев, П. Тимофеев, В. Ф. Тотомианц, И. И. Янжул, И. И. Ясюкович и др.). Их исследования носили в основном экономико-статистический и юридический характер и имели целью выявление фактов и тенденций нарушения действующего законодательства или фактов, оказавшихся вне правового поля.

Важнейшим событием в изучении истории рабочего вопроса в России стала монография М. И. Туган-Барановского «Русская фабрика в прошлом и настоящем», вошедшая в мировую экономическую классику. Существенный отпечаток на характер исследования наложила позиция автора, примыкавшего в годы ее создания к легальным марксистам. Несомненная заслуга Туган-Барановского перед отечественной наукой состояла в том, что он на основе изучения русской экономической истории выявил существенное влияние процессов в сфере отношений капитала и труда на многие идейные, политические и нравственные процессы, происходившие в жизни русского общества. Характерная для России «необычайная сила и устойчивость принудительного труда», по мнению учёного, сказалась на общем отношении россиянина к труду и его качеству. Эта проблема, отягощённая многолетним господством социалистической «уравниловки», до настоящего времени не утратила своей актуальности [1].

Советская историография рабочего вопроса в дореволюционной России довольно обширна [2], однако она не отличалась разнообразием подходов и оценок. Из работы в работу переносились стереотипные суждения о примитивности дореволюционного рабочего законодательства, бесправном положении дореволюционных работников, их почти полной социальной незащищённости.

Вопреки исторической правде всячески муссировался марксистский тезис об абсолютном обнищании рабочего класса в условиях капиталистической эксплуатации и на его основе делались соответствующие выводы. Даже в наиболее фундаментальных работах советского периода усилия передовых отечественных общественных деятелей по совершенствованию фабричного (рабочего) законодательства, реальному улучшению положения трудящихся, развитию прогрессивных форм организации труда расценивались как «утопические» и «не требующие особых комментариев» [3].

Постсоветская литература, посвящённая рабочему вопросу, ещё довольно бедна и фрагментарна [4]. Новые оценки прошлого не сложились в целостную систему, и требуют значительной конкретизации.

Несомненная актуальность проблемы оптимизации отношений между предпринимателями и работниками и ее слабая научная разработка в современной историко-экономической литературе определили выбор темы настоящего исследования и его цель: сформировать современное научное представление о природе рабочего вопроса и путях его решения в досоветской России и выявить значение накопленного ранее опыта для современности, в первую очередь для сближения интересов и установления взаимопонимания между предпринимателями и рабочими.

Глава 1.

Возникновение рабочего вопроса в России и первые попытки его научного осмысления

Формирование рабочего класса, его социально-правовое и экономическое положение. Отечественная экономическая мысль о принципах взаимоотношений между трудом и капиталом в условиях зарождения свободного рынка. Альтернативные подходы к решению рабочего вопроса в условиях российской действительности

В условиях перехода от традиционного к индустриальному типу экономического развития Россия, как и другие государства, находившиеся в аналогичной ситуации, столкнулась с угрозой внутренней дестабилизации. Эта угроза исходила из сферы трудовых и социальных взаимоотношений между предпринимателями и наёмными работниками. Численный рост российского предпролетариата, а затем и пролетариата был не так динамичен, как в странах Западной Европы. Тем не менее, это не снижало остроты проблемы.

Динамика развития мануфактурной промышленности в России взяла свой старт в петровскую эпоху. Немногим более чем за два десятилетия количество мануфактурных предприятий в стране выросло почти в 8 раз. Наряду с вотчинной мануфактурой существовали и предприятия, выраставшие из недр самого крестьянского хозяйства.

Налоговая политика Петра I приводила к разрушению хозяйственных единиц, прежде всего земледельческих хозяйств, а нередко и целых деревень. Подворная перепись 1709—1710 годов показала заметную убыль дворов по сравнению с переписью 1678 года.

Разорённые крестьяне толпами устремлялись в города, где пополняли и без того значительную армию бродяг и побирушек.

По приказу властей на мануфактурные предприятия и фабрики нередко отдавались «неимущие пропитания и промыслов» мужчины и женщины, если они «без призрения по городам и слободам и по уездам между двор будут праздно шататься и просить милостыню» [1]. Указом 1719 года предписывалось отсылать на фабрики «баб и девок, которые, будучи в Москве из приказов, также и из других губерний, по делам за вины свои наказаны». Игольному фабриканту Томилину было указано брать для работы на фабрике людей «из бедных и малолетних, которые ходят по улицам и просят милостыню». Шёлковый фабрикант Милютин набирал рабочих «из убогих людей» [2].

Наиболее ранними крупными заводами в России являлись горные и металлургические. Первоначально их основывало правительство. Впоследствии среди учредителей таких предприятий появляются частные лица. Правительство поощряло подобную частную инициативу. Предпринимателям предоставлялись в распоряжение не только рудники с обширными лесными массивами (дачами), но и крестьяне. Приписанные к горным заводам крестьяне считались государственными, но отличались тем, что не выплачивали податей деньгами, а обязаны были отрабатывать подати (полностью или частично) на заводах за определённую плату. С середины ХVIII века вознаграждение за обязательный труд крестьяне стали получать деньгами, подати же уплачивали сами.

В период царствования Елизаветы Петровны многие казённые заводы были переданы в частные руки. Если на казённых предприятиях в эти годы трудилось около 15 тыс. человек, то на частных предприятиях — около 100 тыс. человек. В царствование Екатерины II многие частные заводы были возвращены в казну. В 1794—1796 годах на казённых предприятиях трудилось уже 241.253 работников, а на частных всего 70.965 человек.

В основном это были крестьяне, не порывавшие связи с сельским хозяйством. Большинство из них занято было разными черными работами — рубкой леса, жжением угля, доставкой его к домнам, копкой руды, возкой припасов на завод и железа с пристани, постройкой и сплавом дощаников.

Положение рабочих, приписанных к заводам, мало чем отличалось от положения крепостных крестьян. Несмотря на то, что владельцам предприятий предписывалось обеспечить своим рабочим «удобный и пристойный наем», держать их «в сытости», в тоже время они имели право сурово наказывать ленивых, в том числе бить батогами и плетьми, заковывать в железа.

Путешествовавший в 1768—1772 годах по Уралу будущий академик И. И. Лепехин так описывал одно из селений близ города Туринска: «…Великое можно было видеть различие (заводских — Авт.) от других крестьян: всяк отменно был подобострастен, и все их домостроительство было в расстройке; не видно на их полях такого рачения, как у других крестьян, многие пашни стояли запущены и обросли волчецом, да и хижины почти совсем развалились от ветхости и худого присмотра. В такое состояние привел их жребий, возложивший на них заводскую работу, а отдаленность завода в большее их привела убожество противу других крестьян, тому же жребию подверженных» [3].

Отсутствие полноценной статистической базы, раскрывающей динамику развития российского предпролетариата и пролетариата, вынуждает исследователей анализировать отдельные показатели этой динамики, касающиеся отраслей производства. Но и сохранившиеся (не совсем полные и точные) данные, в том числе приведенные в таблице 1, позволяют утверждать о довольно высоких темпах роста кадрового потенциала отечественной промышленности.

Численный рост рабочего класса сопровождался ростом его борьбы за свои права, за более благоприятные условия труда и быта. Довольно крупных масштабов волнения на промышленных предприятиях достигли уже в первой половине ХIХ века. За это время по далеко не полным данным было зафиксировано около 200 конфликтов и волнений.

Источник: Лященко П. И. История русского народного хозяйства. М.; Л., 1927. С. 228.

Численный рост рабочего класса сопровождался ростом его борьбы за свои права, за более благоприятные условия труда и быта. Довольно крупных масштабов волнения на промышленных предприятиях достигли в первой половине ХIХ века. За это время по далеко не полным данным было зафиксировано около 200 конфликтов и волнений.

В первой четверти ХIХ века наблюдались два крупных подъема рабочего движения. Первый из них был связан с войной 1812 года, второй — с аграрным кризисом 1820-х годов. Несмотря на то, что рабочие волнения в эти годы, как и в ХVIII столетии, были тесно связаны с крестьянскими, требования, выставлявшиеся участниками волнений, были по существу чисто рабочими. Характерно, что вспышка волнений на каком-либо заводе быстро распространялась и на соседние предприятия. Рабочие бросали работу, скопом двигались в губернский или уездный город для объяснения с начальством, снимая по дороге рабочих заводов и присоединяя их протест к своему.

Аграрный кризис 1820-х годов своеобразно отразился на Урале. Это своеобразие состояло в том, что уральские заводчики держали снабжение рабочих провиантом почти полностью в своих руках. Остро ощутив хозяйственный кризис в нехватке наличных средств, в денежном голоде, заводчики прибегли к испытанным приёмам пополнения кассы: к задержке, а подчас и прямой невыдаче или недодаче зарплаты рабочим и к повышению цен на хлеб, продаваемый рабочим «в счёт зарплаты» из заводских магазинов. Поднявшаяся волна рабочего движения была связана с протестом против подобных порядков и стремления предпринимателей переложить все неудобства, вызванные аграрным кризисом, на плечи рабочих.

Первыми бросили работу в марте 1822 года рабочие Кыштымских заводов купца 1-й гильдии Расторгуева. Затем к ним присоединились мастеровые с других предприятий, в том числе соседних Уфалейских заводов и заводов купцов Губиных, всего — около 8000 человек. Волнения приобрели настолько массовый характер, что встревоженный министр финансов лично стал хлопотать о скорейшей выдаче рабочим хлеба, разрешив даже продавать для хлебных закупок металл, находившийся под арестом за казённую недоимку.

По мере развития рабочих протестов росла их внутренняя организованность. Из рабочей среды стали выделяться руководители: рабочие сами избирали себе начальников из рабочей среды. На Кыштымском заводе, например, таким начальником стал рабочий Клементий Косолапов. Здесь же, на период забастовки, было учреждено рабочее правление, которое вело денежные расходы, распоряжалось провиантом и фуражом. Рабочие запасались оружием на случай схватки с правительственными войсками, вели агитацию за отмену крепостного права.

В этих условиях фабриканты все чаще начинали пользоваться или силой усмирения, или идти на уступки требованиям рабочих. Кыштымский же завод Расторгуева был взят в казённое управление.

К числу новых явлений, появившихся в эти годы, следует отнести то, что рабочие выражали своё недовольство не только фабричными порядками, но и властями. Характерный случай произошёл в 1822 году на заводе Баташовых во Владимирской губернии. Архивное дело об этом волнении насчитывало семь огромных томов. Чиновник, командированный для расследования причин рабочего недовольства, с ужасом констатировал, что «мастеровые возмутились не противу частного лица, а противу правительства» [4].

Антиправительственные настроения в рабочей среде активизировались под влиянием восстания декабристов. Наиболее крупное волнение в этой связи произошло в Ярославской губернии на бумажной фабрике князя Гагарина.

Для расследования причин рабочих волнений из Петербурга в провинцию был командирован флигель-адъютант граф А. Г. Строганов, который в своей итоговой записке обрисовал необычайно тяжёлое положение рабочих на частных предприятиях.

Ознакомившись с этой запиской, Комитет министров, с санкции Николая I обратился ко всем частным заводчикам со строгим предписанием не обострять создавшегося положения, не притеснять рабочих, относиться к ним «по-христиански».

1830-е годы отмечены неоднократными активными выступлениями казанских суконщиков посессионной фабрики Осокина. В 1836 году во время приезда в Казань Николая I мастеровые фабрики обратились к нему с просьбой о раскрепощении. Выбранный рабочий Семён Толокнов подошёл к коляске, в которой сидел император, и подал ему просьбу рабочих. Для расследования положения дел на фабрике в 1837 году была назначена особая комиссия, которая установила, что просьбы рабочих не что иное, как «бунт». Власти сурово расправились с активистами рабочих выступлений, прогнав их сквозь строй. Несколько человек были сосланы в Сибирь. Но и после этого основная масса рабочих отказалась дать подписку о том, что обязуется повиноваться Осокину и беспрекословно исполнять его приказания. Тогда рабочих стали принуждать к этому силой. «Началось сечение на пять кругов, — описывает событие очевидец. — В воздухе поднялся крик и стон. Ревущие женщины с детьми пробовали ворваться в ворота, но казаки отгоняли их своими нагайками… С 9 час. утра до 4 вечера продолжалась жестокая кровавая расправа. Секли всех, кто не соглашался подписываться. Суконщику Петру Коровину дали 100 ударов и спросили, желает ли он дать подписку. „Нет“, — отвечал Коровин и его снова били. Полторы тысячи ударов принял Коровин, а подписку все-таки не дал. Его замертво отвезли в больницу. В другом кругу секли Михайлу Ефремова, и повторилась та же история. Но более слабохарактерные изнемогли и после нескольких ударов изъявляли готовность подписать бумагу на повиновение. Один 18-летний суконщик, Яков Степанов Добрынин, дал подписку только после того, как из его спины стали вылетать куски мяса…» [5]. И все же, несколько лет спустя, в 1849 году, суконщики добились признания их «вольными».

Не менее 45 крупных конфликтов произошло на промышленных предприятиях в 1850-е годы. Число волнений заметно увеличилось к последнему трёхлетию накануне крестьянской реформы 1861 года.

Около двух третей общего числа рабочих волнений 1858—1860 годов падают на различные категории рабочих горно-металлургической промышленности (большинство из них было зафиксировано в пределах Пермской и Оренбургской губерний), около одной шестой — на строительство железнодорожных путей, в том числе на постройку Московско-Нижегородской и Волго-Донской железных дорог в 1859—1860 годах. Происходили волнения и на текстильных фабриках [6].

По данным исследования Ш. М. Левина, волнения рабочих (в основном — закреплённых за владельцами предприятий, в некоторых случаях — законтрактованных государственных и помещичьих крестьян) возникли из-за неимоверно тяжёлых условий труда и быта, голода, эпидемий, всевозможных притеснений, жестокостей и издевательств со стороны заводского начальства. Не меньше чем в 25% всех учтённых случаев волнения вспыхивали в связи с требованием повышения нищенской заработной платы и протестом против совершенно невыполнимых норм выработки (урочных положений). В ряде случаев поводом к волнениям являлись слухи об объявленном или предстоящем в самом ближайшем времени освобождении крестьян от крепостной зависимости.

Формы волнений были разнообразными. Это и отказ от работ, подача коллективных жалоб, массовые побеги и прочее. Рабочие нередко проявляли большое упорство в отстаивании своих требований, активно вступались за своих товарищей («зачинщиков»). Представители государственной власти всемерно поддерживали предпринимателей и подрядчиков, избегая, как правило, принятия мер против их даже вполне явных и бесспорных беззаконий и злоупотреблений. Все это нередко возводилось отдельными высокопоставленными чиновниками в ранг государственной политики. Главный начальник уральских горных заводов Ф. Фелькнер, например, в своей переписке с министром финансов подчёркивал, что «ко всяким принудительным против заводовладельцев мерам» позволительно прибегать лишь «с крайнею осмотрительностью и осторожностью» [7].

Против рабочих же власти нередко, как и раньше, шли на крайности. В 1858 году, во время волнений на Авгорском чугуноплавильном заводе в Пензенской губернии, произошло столкновение между рабочими (крестьянами приписной к заводу деревни Русское Маскино) и явившейся для подавления воинской командой, во время которого несколько солдат получили «лёгкие ушибы». Приговор военного суда, который рассматривал этот инцидент, был крайне суровым. Двух рабочих (бывших ратников ополчения) и других восьмерых крестьян приговорили прогнать сквозь строй через 100 человек и 9 раз и потом сослать на каторжные работы в рудники на 20 лет. Одного рабочего, отставного унтер-офицера, участника ряда войн, шестидесятитрёхлетнего Архипа Леонтьева, признанного одним из «подстрекателей», присудили лишить военного ордена, медалей и других знаков отличия и отправить на каторжные работы сроком на 20 лет. Жестокой расправе были подвергнуты рабочие, обманом и насилием завербованные на строительство Волго-Донской железной дороги и решившие уйти с работ из-за невыносимых условий. Во время преследования одной партии ушедших рабочих дело дошло до расстрела беглецов [8].

* * *

Законодательное регламентирование трудовой деятельности в России началось в петровскую эпоху. На протяжении полутора столетия оно носило спорадический характер. В 1722 году, например, Адмиралтейский регламент установил максимальную продолжительность рабочего дня в 13,5 часа. Именным указом 13 января 1724 года была установлена одинаковая по всей России подённая плата людям и лошадям: летом (с апреля по октябрь) крестьянину с лошадью платили 10 копеек, без лошади — 5 копеек, зимою с лошадью — 6 копеек, без лошади — 4 копейки.

Заводской устав 1735 года содержал предписание, которое обязывало заводчиков лечить рабочих за свой счёт. В «Рабочих регулах» 1741 года для суконных и каразейных предприятий предусматривалось необходимое отопление и освещение фабричных зданий, противопожарная безопасность, удобное расположение станков, поддержание чистоты, оплата прогулов по вине предпринимателей, устройство для рабочих госпиталей и обеспечение их одеждой. Предписывалось также еженедельно выдавать рабочим 75% их заработка, а в конце месяца производить полный расчёт. Допуская возможность наказания рабочих плетьми, законодательство в то же время рекомендовало предпринимателям «ни в чем не обижать и не оскорблять» рабочих.

Рост количества рабочих выступлений, отмечавшийся в первые десятилетия ХIХ века, с одной стороны, и стремление правительства обеспечить отечественную промышленность рабочими кадрами в условиях начавшегося промышленного переворота, с другой стороны, вынудили власти впервые выделить рабочий вопрос в особое направление государственной политики.

Принципиально важным для России шагом на пути регламентации отношений между работодателями и рабочими явилось принятие в 1835 году «Положения об отношениях между хозяевами фабричных заведений и рабочими людьми, поступающими на оные».

Предыстория этого документа такова. В конце 1832 года московский военный губернатор князь Д. В. Голицын составил проект «Предложений о мерах к прекращению жалоб между фабричными и хозяевами» и представил его на обсуждение Московского отделения Мануфактурного совета, в обязанности которого наряду с прочим входило и решение вопросов, связанных с попечением «о постоянном улучшении нравственности и образования рабочего класса людей».

Проект Голицына был призван решить две задачи — создать более благоприятные условия для фабрикантов по обеспечению промышленности постоянными кадрами рабочих и в тоже время сократить жалобы рабочих на фабрикантов, приглушить их недовольство положением дел на предприятиях. С целью решения этих задач московский генерал-губернатор предлагал запретить помещикам, отпускавшим крестьян в город на заработки, отзывать их обратно до истечения срока договора. Содержателям фабрик и заводов в свою очередь вменялось в обязанность иметь у себя книги для записи условий договора, передавая каждому рабочему «рядные листы» с отметками расчёта фабриканта с рабочими. Контроль за ведением расчётных тетрадей возлагался на местные власти. При отсутствии расчётных книжек, в случае возникновения конфликтов между предпринимателями и рабочими, полиция должна была удовлетворить требования последних. Помимо расчётных книжек фабриканты обязывались вывешивать объявления с перечислением обязанностей рабочего на фабрике. Наряду с эти проект Голицына лишал рабочего права перехода от одного хозяина к другому до истечения срока найма.

Участвовавшие в обсуждении проекта Голицына представители московских фабрикантов выразили своё недовольство проектом, хотя и частично, но все же ущемлявшим их права. Лишь после вмешательства правительства, поддержавшего московского генерал-губернатора в плане необходимости принятия закона о регламентации отношений между хозяевами предприятий и рабочими и некоторой переработки, направленной на защиту интересов предпринимателей, проект был одобрен Мануфактурным советом и направлен на рассмотрение сначала Министерства внутренних дел, а затем Государственного совета. 24 мая 1835 года выработанное на основе проекта Голицына положение было подписано Николаем I и приобрело силу закона.

Положение 1835 года было первым в России законодательным актом, регулировавшим взаимоотношения между наёмными рабочими и хозяевами промышленных предприятий. Факт его появления расценивался отдельными исследователями как «свидетельство о зарождении в крепостной России буржуазных противоречий» [9].

Положение предусматривало, что при найме на работу должны оговариваться условия в письменном договоре. При этом рабочим запрещалось требовать более высокой платы, нежели определённой в договоре, а также оставлять работу ранее обусловленного срока. Предпринимателю давалось право увольнения рабочего при условии предварительного предупреждения об этом за две недели.

Первоначально закон 1835 года для опыта был введён на предприятиях Москвы и Петербурга, а затем по специальному разрешению министра финансов и просьбе отдельных фабрикантов и гражданских губернаторов в других крупных мануфактурных городах и на больших фабриках. Во второй половине 30-начале 40-х годов положение 1835 года было введено в большинстве промышленных губерний России [10].

Однако закон 1835 года не ликвидировал противоречия между предпринимателями и рабочими. После выхода в свет закона и император Николай I, и министр финансов неоднократно обращали внимание предпринимателей на необходимость улучшить «нравственное образование рабочих» и вообще «положение рабочего населения на фабриках. Им вменялось в обязанность следить за чистотой воздуха в мастерских и рабочих палатах, отделять мужской ночлег от женского, заниматься обучением малолетних, учреждать при фабриках, где более 50 рабочих, больницы, следить за нравственностью рабочих, чтобы заработки доходили до семейств в деревнях. Фабрикантам предписывалось делать внушения рабочим «с кротостью и нужной осторожностью, дабы не возбуждать в работниках преждевременных притязаний и духа неповиновения и ропота» [11].

В ближайшие годы после принятия «Положения об отношениях между хозяевами фабричных заведений и рабочими людьми, поступающими на оные» был принят ещё целый ряд законодательных актов, регламентирующих трудовые отношения в отдельных отраслях хозяйственной жизни. Так, 31 декабря 1836 года был высочайше утверждён подготовленный главноуправляющим путями сообщения К. Ф. Толем проект положения «О взаимных правах и обязанностях судохозяев и судорабочих», направленный на то, чтобы путём «учреждения обязательных артелей, увеличения наёмной платы судорабочим уменьшить между ними побеги».

30 апреля 1838 года Николаем I был подписан законопроект о частной золотопромышленности на казённых землях Сибири. Промышленникам рекомендовалось нанимать рабочих и направлять их на место работы артелями с круговой порукой. В положении указывались условия труда и продолжительность работы. При этом рабочий день начинался в 5 часов утра и кончался не позже 5 часов вечера с перерывом на обед и отдыхом в выходные и праздничные дни. Хозяевам запрещалось, при отсутствии на приисках зимних промывален, заставлять производить промывку золота позже 10 сентября. Выплата денег, а также вычеты, сделанные по договору или вследствие нарушения рабочим условий найма, должны были вноситься в расчетный лист. Другие стороны жизни рабочих решались, согласно положению, по усмотрению договаривающихся сторон.

В конце 1840 года по распоряжению Николая I в Петербурге была создана особая комиссия под руководством графа Ф. Ф. Буксгевдена для рассмотрения «во всех подробностях» быта рабочих и ремесленников столицы. На основании донесения членов комиссии шефом корпуса жандармов графом А. Х. Бенкендорфом 18 декабря 1841 года была составлена записка «О мерах к отвращению беспорядков в содержании рабочих и ремесленников в С.-Петербурге».

В 1860 и 1870 годах на артиллерийских заводах и предприятиях морского ведомства был установлен 10-часовой рабочий день.

* * *

Анализ отечественной экономической литературы периода предшествовавшего эпохе Великих реформ, а также и последующих лет, показывает, что интересы российских учёных не ограничивались, как это нередко утверждалось в работах советских авторов, «обслуживаем» восходящей отечественной буржуазии. Они были непосредственно связаны с общегосударственными и общенациональными интересами, направленными на успешное социально-экономическое развитие страны, повышение благосостояния народа.

Их точка зрения на рабочий вопрос формировалась под влиянием передовых идей западных экономических школ и в тоже время несла на себе существенный отпечаток самобытности, диктовалась стремлением творческого осмысления хозяйственной практики, присущего российской науке гуманистического начала.

Вопрос о взаимоотношениях между предпринимателями и рабочими интересовал экономическую науку с момента ее зарождения. Важное место этой проблеме уделяла классическая школа в политэкономии. В частности, А. Смит считал эту проблему одной из наиважнейших и предполагал посвятить ей значительную часть первой книги «Богатство народов» и даже дал ей заглавие «О причинах улучшения в производительных силах труда и о порядке, согласно которому его продукт естественно распределяется между различными классами народа». Однако в самом изложении первой книги, отличавшейся изобилием новых мыслей и сложным фактическим материалом, А. Смит отошёл от первоначального замысла и отвёл теории распределения подчинённое место, поставив её в зависимость от теории цены и денежного обращения [12].

Тем не менее, разработанное в «Богатстве народов» учение о заработной плате, как важнейшей составной части понятия «рабочий вопрос», было крупным теоретическим успехом. В нем нашли глубокое истолкование многообразие и сложность отношений между хозяевами и работниками того времени на почве договора о заработной плате. В учении А. Смита о заработной плате, свободном (в отличие от многих ближайших его преемников) от влияния корпоративных интересов, представлены три точки зрения, впоследствии обособившиеся и положившие начала трём самостоятельным доктринам: теории средств существования, теории рабочего фонда и теории производительности.

Примечательно, что А. Смит не пожелал полностью присоединиться к довольно распространённой среди экономистов его времени благодаря учению физиократов концепции «железного закона заработной платы»¹ Высокая же заработная плата даёт рабочим возможность вырастить большое количество детей. При этом размер заработной платы должен устанавливаться на таком уровне, при котором темп прироста рабочего населения приблизительно соответствовал бы темпу возрастания спроса на труд. Иначе обстоит дело в статичном обществе. При стационарном состоянии капиталов, затрачиваемых на наем рабочих, наличного числа рабочих хватает для удовлетворения спроса на труд, и «хозяевам не приходится поддавать цену, чтобы отбивать рабочих друг от друга». Заработная плата понижается до уровня минимума средств существования, темп размножения рабочих замедляется, и численность рабочего класса остаётся на неизменном уровне. В деградирующей стране, где уменьшаются средства, идущие на содержание труда, спрос на рабочие руки становится все меньше и меньше и заработная плата падает ниже необходимого минимума. Нищета, голод и смертность уменьшают количество населения до уровня, требуемого уменьшающимися размерами капитала.

Выяснив, что размер реальной заработной платы зависит от соотношения между предложением труда и спросом на труд, т.е. от темпа возрастания капиталов или фондов, затрачиваемых на наем рабочих, А. Смит описывает в общих чертах теорию фонда заработной платы. Впоследствии эта теория получает широкое распространение среди определённой части экономистов. Однако в постановке А. Смита теория фонда звучала иначе. Она была более гуманной и продуктивной. По мнению А. Смита заработная плата действительно тяготеет к минимуму средств существования рабочего и его семьи лишь при стационарном состоянии капиталов или спроса на труд. При возрастании капиталов заработная плата превышает этот уровень, при сокращении капиталов — опускается ниже его. Последнее А. Смит считал временным и преходящим, неминуемо ведущим к вымиранию рабочего сословия.

Мысль о связи заработной платы с производительностью труда представлена у А. Смита в гипотезе «первоначального состояния» общества. «Продукт труда, — писал А. Смит, — составляет естественное вознаграждение или плату за труд. В том первоначальном состоянии вещей, которое предшествует обращению в собственность земли и накоплению капитала, весь продукт труда принадлежит работнику. Он не имеет ни землевладельца, ни хозяина (капиталиста), с которым он должен был бы делиться. Если бы такое состояние продолжалось, то заработная плата увеличивалась бы вместе со всеми теми улучшениями в производительной силе, которая создаёт разделение труда. Все вещи постепенно стали бы дешевле. Они производились бы с затратой меньшего количества труда; и так как товары, производимые равными количествами труда, при таком положении дела естественно обменивались бы друг на друга, то их можно было бы покупать на продукт меньшего количества труда, чем прежде» [13].

Рассматривая связь между уровнем заработной платы и производительностью труда, А. Смит отмечает и другую важную сторону теории производительности, которая впоследствии приобрела самостоятельное значение. «Щедрое вознаграждение за труд, — писал автор „Богатства народов“, — поощряя размножение, вместе с тем увеличивает и прилежание рабочих. Плата за труд служит поощрением прилежания, которое как всякое человеческое качество, увеличивается в соответствии с действующим на него побуждением. Обильные средства к существованию увеличивают физическую энергию работника, а утешительная надежда на улучшение его положения и на то, что он, быть может, окончит свои дни в довольстве и благополучии, побуждают его напрягать свою силу до крайних пределов».

В отличие от А. Смита его последователи, в частности Д. Рикардо и Т. Мальтус, придерживались пессимистических взглядов на существо вопроса. Игнорируя социальную, качественную сторону проблемы заработной платы, Рикардо уделяет внимание исключительно количественной стороне. Его учение о величине заработной платы базировалось на том, что спрос и предложение влияют лишь на рыночную цену труда, т. е. цену, которая действительно платится за него в силу естественного действия отношения предложения к спросу. Но как бы рыночная цена труда ни отклонялась от естественной цены его, утверждал Рикардо, она, подобно цене товаров, имеет тенденцию согласоваться с нею. Рыночная цена труда, как и товаров, колеблется вокруг определенного устойчивого центра, составляющего естественную цену или стоимость труда.

Рикардо считал, что естественной ценой труда является та, которая необходима, чтобы рабочие имели средства к существованию и к продолжению своего рода без увеличения или уменьшения их числа. Поэтому естественная цена труда зависит от цены пищи, предметов необходимости и комфорта, требующихся для содержания рабочего и его семьи. С повышением цены пищи и предметов необходимости естественная цена труда поднимается, с падением цены — падает. Естественная цена труда по Рикардо определяется, таким образом, стоимостью необходимых средств существования рабочего и его семьи. Эта теория минимума средств существования, названная, как уже отмечалось Ф. Лассалем «железным законом заработной платы», активно использовалась социалистами разных оттенков в спекулятивных целях, чтобы доказать рабочим невозможность коренного улучшения их положения в условиях капитализма.

Свой «железный закон» Рикардо выводил из теории физиологического минимума Т. Р. Мальтуса, согласно которой когда заработная плата превышает естественную цену труда, рабочий достигает цветущего и счастливого положения и может вскормить здоровое и многочисленное потомство, но когда вследствие поощрения к размножению, которое дает высокая заработная плата, число рабочих возрастет, заработная плата опять понизится до своей естественной цены. Ниже последней она надолго упасть не может, поскольку в противном случае лишения сократят число рабочих и заработная плата опять поднимется. Быстрое размножение рабочих не дает заработной плате подняться надолго выше естественной цены труда, замедленное размножение или вымирание рабочих не дает ей надолго упасть ниже этого уровня.

Учение Рикардо было подвергнуто суровой критике со стороны Генри Чарльза Кэри (1793—1879), родоначальника американской политической экономии, на методологических принципах которого в известной мере развивалась американская экономическая наука.

В противовес пессимистической концепции Рикардо-Мальтуса Кэри выдвинул оптимистическое учение, согласно которому свободное развитие капиталистического общества неминуемо приводит к примирению и гармонии классовых интересов. В книге «Гармония интересов» и других своих работах Кэри назвал труды Рикардо «настоящим руководством для демагогов, добивающихся власти при помощи аграрных законов, войны и грабежа».

В отличие от европейских авторов Кэри считал, что предметом политической экономии является человек и его поведение, направленное на улучшение своего положения. В духе гармонии интересов Кэри разработал и свою производительную теорию заработной платы, согласно которой заработная плата повышается или падает пропорционально производительности труда. С каждым прогрессом в росте производительности труда, утверждал Кэри, все накопленные запасы продуктов понижаются в своей стоимости, так как последняя определяется количеством труда, необходимого для воспроизводства продуктов, а не фактически затраченного на их производство. Количество труда, необходимого для воспроизводства данного капитала и для дальнейшего увеличения его размеров, уменьшается с каждой стадией производства. Но всякое понижение ценности уже существующего капитала обусловливает пропорциональное повышение ценности человека, поскольку последний может создать теперь тот же капитал с большей лёгкостью, чем раньше. Прогресс техники возвышает настоящий труд за счёт накопленных в прошлом запасов. С ростом производительности труда возрастает удельный вес живого труда или самого человека по сравнению с накопленными запасами мёртвых вещей.

Свою мысль о том, что с прогрессом рыночного хозяйства способность капитала распоряжаться трудом рабочего все более падает, а способность рабочего использовать капитал для облегчения своего труда все более возрастает и что при уменьшении власти капитала возрастает значение труда для воспроизводства капитала, Кэри иллюстрирует следующей таблицей 2.

В схеме представлены четыре последовательных периода в развитии производительности труда. От одного периода к другому валовая выручка на одного рабочего удваивается, и доля рабочего, как абсолютная, так и относительная, в продукте возрастает. В первом периоде рабочий получил ¼ продукта, в последнем — 3/5 продукта. Но и предприниматель, относительная доля которого постепенно упала с 3/4 до 2/5, тоже не обижен, поскольку благодаря росту производительности труда абсолютное число получаемых им единиц продукта выросло с 3 до 12,80. И капиталист, и рабочий, отмечал Кэри, извлекают большую выгоду благодаря введённым улучшениям. Каждый дальнейший шаг в этом направлении будет сопровождаться такими результатами: с увеличением производительности труда увеличивается доля рабочего и уменьшается доля капиталиста, причём постоянно увеличивается количество продуктов и усиливается тенденция к уравнению долей различных элементов, составляющих общество.

* * *

В связи с развитием российского капитализма вопрос о том, как избежать обнищания трудящихся, становится одним из центральных экономических вопросов, имевшим важное теоретическое и практическое значение. Русские экономисты поднимают вопрос о том, каким должен быть прожиточный минимум рабочего и его семьи. Большое значение приобретает и вопрос о продолжительности рабочего дня. Большинство отечественных экономистов разделяли точку зрения сторонников классической политэкономии согласно которой сокращение рабочего дня на промышленных предприятиях при сохранении заработной платы может привести к краху промышленного производства, что сокращение рабочего дня снизит выработку на одного рабочего.

Наряду с этим популярность среди части экономистов пользовалась т. н. «доктрина свободного контракта», согласно которой между просвещенными экономическими агентами вопрос о размере вознаграждения за труд должен решаться исключительно на договорных началах. Подобно своим западным коллегам, многие отечественные экономисты не видели различия краткосрочных и долгосрочных последствий сокращения рабочего дня.

Со второй четверти ХIХ века, времени вступления России в эпоху промышленного переворота, вопрос об оплате труда работников становится для отечественных экономистов объектов оживлённых научных дискуссий. Как показывает исследование проф. В. А. Павлова [14], серьёзный интерес к вопросам заработной платы проявляли как практические политики, например, министр финансов Российской империи Е. Ф. Канкрин, так и учёные-экономисты — А. И. Бутовский, Т. Ф. Степанов, А. И. Чивилев и другие.

Егор Францевич Канкрин (1774—1845) оставил после себя ряд экономических сочинений, в том числе «Очерки политической экономии и финансии», изданные первоначально на немецком языке (Штуттгарт, 1845), много лет спустя на русском (СПб., 1894). Детально анализируя проблемы заработной платы, российский министр отмечал, что теоретически минимум, т.е. самое малое, что должен добывать простой работник, составляют [15]:

— «Соответственное его потребностям содержание, как собственно для себя, так и для семейства».

— Некоторый относительно «содержания» излишек, в котором он «нуждается для воспитания своих детей, ремонта своих инструментов, [содержания] животных и т. д.».

— «Запас про чёрный день и на старость».

— «Особая прибыль, которая дала бы ему возможность улучшать свое состояние или собирать капитал».

Высококвалифицированному работнику, проявляющему смекалку и мастерство, по мысли Канкрина следовало бы платить ещё большее вознаграждение. Благодаря этому он мог бы богатеть и, «производя вещи в высшей степени ценные, умножать вместе с тем и народное богатство» [16]. В действительности же, с сожалением констатировал Канкрин, «не встречаем мы, чтобы всем работника приходилось на долю полное подобного рода вознаграждение за труды и особенно редко случается видеть, чтобы приходилось им получать долю запаса и особой прибыли».

Среди отечественных учёных одним из первых вопросы оплаты труда затронул в 1847 году Александр Иванович Бутовский (1817—1890), видный экономист и государственный деятель, автор первого отечественного учебника политической экономии, написанного на русском языке. Его сочинение «Опыт о народном богатстве, или О началах политической экономии» состояло из трех частей: «Производство богатств», «Обращение и распределение богатств» и «Потребление богатств». Находясь на платформе классической политэкономии, Бутовский отстаивал естественный характер материального неравенства и осуждал принцип уравнительного распределения материальных благ. Его позиция близка к позиции сторонников «рабочего фонда». «В благоустроенном обществе, где господствуют христианские нравы, — писал Бутовский, — избыток богатых служит спасительным запасом для бедных… В минуты бедствия этот запас… проливается на неимущих росою благодеяния и пособий. Без него они погибли бы неминуемо: он помогает им вынести бремя лишений…» [17]

Под заработной платой рабочего Бутовский понимал часть издержек производства или ценности товаров. Труд, отмечал учёный, «предлагается одними членами общества, спрашивается другими. Его рыночная цена выражается в задельной² плате… Как и всякая рыночная цена, задельная плата, т. е. цена труду исполнительному, определяется отношением между запросом на труд и его предложением» [18]. Естественные пределы заработной платы определяются не сами по себе, а в органической взаимосвязи с прибылью предпринимателя. Минимум заработной платы (по терминологии Бутовского «крайнее» или «необходимое» содержание наёмного рабочего) определяется возможностью удовлетворения потребностей работника и его семьи в «пропитании, одежде и жилье с некоторой домашней утварью и мебелью».

Интересна данная Бутовским трактовка причин снижения заработной платы ниже прожиточного минимума в условиях перехода от мануфактурной промышленности к фабричной. В отличие от Симонда де Сисмонди и его последователей Бутовский не считал, что причинами пауперизма, безработицы являются свободная конкуренция и замена ручного труда машинной техникой.

Обвинения в адрес свободной конкуренции и технического прогресса он признавал беспочвенными. «В свободном соперничестве, писал учёный, нельзя не открыть главного и необходимейшего условия развития и преуспения промышленности. Там, где труд стеснён монополиями, корпорациями, формальностями, техническими правилами, везде встречаем производство вялое, дорогое, неудовлетворительное». Машины же, по мнению Бутовского, «удешевляя производство каких-либо изделий в прогрессии арифметической… усиливают запрос в прогрессии геометрической, тем самым служат поводом к основанию множества предприятий и к употреблению числа [рабочих], далеко превосходящих число тех, которые теряют свои занятия». Спрос на рабочие руки возрастает в связи с производством «самих машин и для доставки значительнейшей массы сырых материалов».

Важнейшими факторами, действительно влияющими на величину заработной платы, рост безработицы, Бутовский считал:

— Трудности с реализацией продукции: «непостоянство сбытов — вот главное начало расстройства предприятий, их падения и внезапного уменьшения запроса на руки».

— «Внезапное вздорожание предметов первой необходимости, образующих потребление работника», что приводит к снижению реальной заработной платы.

— Снижение цены «продуктов первой необходимости», усиливающее предложение рабочих рук и понижающее зарплату до «предела рыночной цены предметов необходимого содержания».

— Колебания курса национальной валюты, оказывающие на денежную зарплату точно такое же влияние, как и изменения в цене предметов первой необходимости, только в противоположную сторону.

— «Соперничество между самими работниками, которые под гнетом нужды предлагают свой труд часто за бесценок».

Анализируя различные средства, которые препятствовали бы снижению заработной платы, Бутовский критически оценивает предложения отдельных экономистов и политиков об «установлении постоянного и неизменного тарифа заработной платы». Ошибочным признавал он утверждение Д. Рикардо и его последователей о том, что зарплата рабочих и прибыль предпринимателей могут меняться только в обратном соотношении. Бедственное положение рабочего сословия, утверждал Бутовский, никак не связано с «корыстью предпринимателей», различием их интересов. Образование рабочих коалиций, стачечное движение с целью «насильственного повышения заработной платы» учёный считал неуместным. В качестве перспективных форм развития делового сотрудничества между трудом и капиталом Бутовский называл акционерные компании, управляемые «общим поверенным в делах или советом».

Профессор Императорского Московского университета Александр Иванович Чивилев (1808—1867) в выпущенной в 1848 году книге «Наука народного хозяйства и её порицатели», так же широко затрагивал проблемы труда и капитала. Подробно анализируя социально-экономические проекты К. Сен-Симона, Ш. Фурье и Р. Оуэна, Чивилев отмечал, что мысль об антагонизме между трудом и капиталом произошла, по всей вероятности, из-за того, что в материальном производстве промышленниками могут сделаться только те из работников, которые располагают некоторым капиталом или отличаются особенными способностями. Все же прочие должны довольствоваться платою, которая редко позволяет улучшить их положение. Но этот факт нисколько не доказывает, что интересы капиталистов и людей, способных только к простой работе, действительно противоположны, напротив, те и другие связаны крепкими узами взаимности [19].

Отмечая, что свободная конкуренция «не имеет ни сердца, ни религии» и что в её условиях «каждый сам отвечает за себя, и каждый получает столько, сколько производит», учёный видел решение проблем бедности рабочего сословия в государственном вмешательстве в социально-экономическую жизнь, в необходимости с помощью государства выравнивать уровень жизни людей.

Большой интерес представляют воззрения на вопросы взаимоотношения капитала и труда, экономическое содержание оплаты труда одного из руководителей петербургской школы экономического либерализма, профессора Ивана Васильевича Вернадского (1821—1884). Учёный считал, что главные условия образования ценностей и основание всякого правильного хозяйства, как системы экономической деятельности, составляют «владение и труд» [20]. В работе «Проспект политической экономии» (1858) Вернадский писал, что ценность производящего труда выражается различно, смотря по роду его: ценность вещественного труда, входящего в состав вновь произведённой им ценности, выражается в виде заработка или задельной платы.

Мера материального труда, указывал учёный, определяется самою сущностью производимого предмета и не зависит от произвола; но этот материальный труд (работа) может быть совершаем одушевлёнными и неодушевлёнными деятелями (двигателями). Естественно, что первые представляют высшую экономическую ценность, и их употребление влечёт за собой более сложные явления.

При нормальном ходе народного капитала — заработок, зависящий от отношений между работниками и капиталом, назначенным для их употребления, необходимо равен ценностям, употребляемым для органической поддержки деятелей, орудий труда (работников); но различные паи, приходящиеся на долю каждого из них, зависят от состояния на них запроса и предложения. Мнение, что заработок обусловливается ценою жизненных припасов, справедливо только с этой точки зрения, такое соответствие между заработком и жизненными припасами редко бывает в частных случаях.

«Под именем органической поддержки деятелей труда, — писал Вернадский, — разумеем, кроме удовлетворения их прямых общественных и местных потребностей, также и доставление возможности продолжения их существования, как рода, т. е. известную затрату на их специальное образование в массе. Сумма эта является в распределении богатства — постоянно существующею, присущею, и изменяется сообразно издержкам данного настоящего времени, а не имеет в виду вознаграждения сделанных уже на то затрат. Вопрос: ни сколько стоило специальное воспитание, а сколько оно теперь стоит?» [21]

Из этого видно, отмечал далее Вернадский, что заработок необходимо различен по различию потребностей в различных местностях, в разное время, и по разной степени общественного развития; и что употребление в работу слабейших членов семейства (женщин, детей) необходимо должно производить понижение среднего заработка. Желательно заменение подённой работы урочною.

Что касается до частного распределения валовой заработной платы в стране или индивидуального заработка то оно находится в тесной связи с разными условиями рабочих лиц и свойствами работы. Различие индивидуального заработка зависит, кроме общего состояния запроса и предложения труда в стране вообще: 1) от способности к работе лица; 2) от большей или меньшей вероятности успеха; 3) от большего или меньшего количества работы (праздничные дни); 4) от приятности или неприятности, а также вреда работы для рабочего; 5) от богатства рабочего.

Максимум заработка при прочих равных условиях бывает обыкновенно при новости занятия; минимум — если занятие известною работою не есть главное, а прибавочное при другом.

Вознаграждение за труд в службе совершается сообразно общему закону труда: т. е. соответственно целесообразности усилий лица, или что тоже — соответственно предполагаемому в особи количеству и отношению производительных сил (способности, таланту), или, что тоже — соответственно предполагаемым в ней потребностям. При этом общественная власть имеет в виду не действительные, конкретные потребности и труд известного должностного лица, а те идеальные способности и потребности, которые были бы в состоянии произвести известный труд, необходимый для предполагаемых целей, и которые могут быть ниже и выше действительных; но в нормальном состоянии общества, — составляют тот уровень, то среднее выражение, к которому постоянно стремятся подойти содержания должностных личностей. Такое стремление необходимо обусловливается препятствиями к движению талантов в стране.

В истории хозяйственный успех является конкретно в постепенной замене труда, причиняющего большие дневные издержки, и подвергающегося большему риску, трудом более ровным и влекущим менее трат на постоянную свою поддержку, т. е. труда животного — трудом неодушевлённым. При таком ходе промышленности животный труд находит соперничество с неодушевлённым трудом и. — проигрывает при сравнении, делается менее и менее ценным; отсюда — пауперизм и торговые кризисы.

Причина обеднения — в стеснении действий и поля труда.

Уровень, к которому стремится и доход от владения и прибыль от труда, конкретным образом выражается в равенстве заработка и процента или ренты. Большее или меньшее приближение к нему зависит от большей или меньшей напряжённости владения или труда.

Последовательным пропагандистом творчества Кэри в России являлся профессор Киевского университета св. Владимира Николай Христианович Бунге (1823—1895), впоследствии — министр финансов и председатель Комитета министров. Творчеству Кэри он посвятил одну из лучших своих работ — «Гармония хозяйственных отношений» [22]. Отвергая трудовую теорию ценности и тезис о вещественном характере труда, Бунге признавал движущей силой общественного развития стремление людей к удовлетворению своих потребностей посредством «полезной работы». Между участниками производства возникает обмен ценностями, составляющий «сущность экономических отношений» и обусловливающий «гармоническое, стройное развитие общественного порядка».

* * *

История рабочего вопроса в России середины ХIХ века тесно связана с историей вопроса об исторических судьбах капитализма в стране. Как известно, развитие отечественной капиталистической промышленности и перспектива повторения Россией опыта западноевропейских государств первого и второго «эшелонов капитализма» была далеко не однозначно встречена в стране.

Сторонники самобытности России от славянофилов до народников видели в наступающем капитализме серьёзную угрозу устоям российской нравственности и благополучия патриархальной жизни, разрабатывали модели непосредственного перехода страны к более совершенному общественному и экономическому устройству, в том числе через крестьянскую общину и артельную организацию хозяйства (промышленности) в городах. Однако утопичность подобных проектов не вызывала сомнения у российских учёных—экономистов, ведущее место среди которых занимали сторонники либерального реформаторства, стремившиеся синтезировать достижения западного экономического либерализма с рациональными элементами социалистических учений [23].

Противниками либеральных подходов к решению назревавшего рабочего вопроса выступили представители народничества во главе с Н. Г. Чернышевским и его последователями. Одним из наиболее активных пропагандистов экономического нигилизма в 1860-е годы был Михаил Илларионович Михайлов, продолживший начатую ранее А. И. Герценом линию критики зарождавшегося российского капитализма.

«Освобождение крестьян, — отмечал Михайлов, — есть первый шаг к великому будущему России, или к её несчастью, к благосостоянию политическому или экономическому, или к экономическому или политическому пролетариату». «От нас самих зависит избрать путь к тому или к другому». Выступая против тенденций конституционализма и «индивидуалистической политической экономии», Михайлов писал в одной из своих прокламаций: «В последнее время расплодилось у нас много преждевременных старцев, жалких экономистов, взявших свой теоретический опыт из немецких книжек. Эти господа не понимают, что он приучает нас только считать гроши, что он разъединяет нас, толкая в тесный индивидуализм. Они не понимают, что не идеи идут за выгодами, а выгоды за идеями. Начиная материальными стремлениями, ещё придём ли к благосостоянию, — односторонняя экономическая наука нас не выручит из беды. Напротив, откинув копеечные расчёты и стремясь к свободе, к восстановлению своих прав, мы завоюем благоденствие, а с ним, разумеется, и благосостояние, т.е. то, чего нам так хочется, — деньги. А эти, к несчастию, плодящиеся у нас конституционные и экономические тенденции ведут к консерватизму; они ведут к сословному разъединению, к созданию привилегированных классов. Хотят сделать из России Англию и напитать нас английской зрелостью. Но разве Россия по своему географическому положению, по своим естественным богатства, по почвенным условиям, по количеству и качеству земель имеет что-нибудь общее с Англией? Разве англичане на русской земле не вышли бы тем, чем они вышли на своём острове? Мы уже довольно были обезьянами англичан. Нет, мы не хотим английской экономической зрелости, она не может вариться русским желудком.

Нет, нет, наш путь иной,

И крест не нам нести…

Пусть несёт его Европа. Да и кто же может утверждать, что мы должны идти путём Европы, путём какой-нибудь Саксонии, или Англии, или Франции? Кто берет на себя ответственность за будущее России? Кто может сказать, что он умнее 60-ти миллионов, умнее всего населения страны, что он знает, что ей нужно, что он приведёт её к счастью? Где та наука, которая научила его этому, которая сказала ему, что его взгляд безошибочен? По крайней мере, мы не знаем такой науки; мы знаем только, что Гнейсты, Бастиа, Моли, Рау, Рошеры раскапывают навозные кучи и хотят гнили прошедших веков сделать законом для будущего. Пусть этот закон будет их законом, а мы для себя попытаемся поискать другой…» [24]

Близкую к Михайлову, но более умеренную и реалистическую позицию по отношению к перспективам капиталистической модернизации России занимал в те годы Н. К. Михайловский, известный народнический публицист и общественный деятель. В своих статьях 1860—70-х годов он высказывался за необходимость организации «народного труда» за казённый счёт. «У нас существует мнение, — писал Михайловский, — что наш фабричный рабочий гораздо развитее, гораздо выше, если не в нравственном, то, по крайней мере, в умственном отношении, нежели крестьянин. Это мнение решительно ни на чем не основано. Оно держится едва ли не потому только, что нечто подобное действительно имеет место в Западной Европе. Но если на Западе до некоторой степени действительно существует указанное отношение между крестьянином и фабричным рабочим, то оно обязано своим происхождением отнюдь не фабричному режиму, а влияниям совершенно иного свойства, каких у нас и в помине нет, именно влиянию широкой политической жизни, которая естественно, концентрируется в городах и едва достигает деревень» [25]. Михайловский считал, что рабочий вопрос в России коренным образом отличается от рабочего вопроса в Западной Европе. «Рабочий вопрос в Европе, — отмечал Михайловский, — есть вопрос революционный, ибо он требует передачи условий труда в руки работника, экспроприации теперешних собственников. Рабочий вопрос в России есть вопрос консервативный, ибо тут требуется только сохранение условий труда в руках работника, гарантия теперешним собственникам их собственности. У нас под самым Петербургом… существуют деревни, жители которых живут на своей земле, жгут свой лес, едят свой хлеб, одеваются в армяки и тулупы своей работы, из шерсти своих овец. Гарантируйте им прочно это своё, и русский рабочий вопрос решён» [26].

Несмотря на негативное отношение левых радикалов и революционно-демократической публицистики к проявлениям капиталистического прогресса, их представители все-таки были вынуждены признавать наличие капиталистических элементов в России, в том числе и «зачатков пролетариата», т.е. социального слоя, полностью лишённого какой-либо частной собственности. Об этом, например, писал в 1863 году в журнале «Русское слово» Н. В. Шелгунов, отмечая в сибирских заметках факт разорения тюменских ремесленников [27].

Позднее, в конце 1860-х годов, ссылаясь на отсутствие в стране земледельческого пролетариата, Шелгунов напрямую указывал на наличие пролетариата промышленного. «…Промышленный пролетариат, — писал он, — хотя и не в такой форме как на Западе, у нас есть» [28].

Признавая, что капитал сделался в России «истинным двигателем общественной жизни», Шелгунов не отрицал и того обстоятельства, что русская прогрессивность находится в зависимости от законов мирового прогресса [29].

В этой связи революционные публицисты невольно подходили и к мысли о том, что, идя по пути общечеловеческой цивилизации, Россия не минует и рабочего вопроса не в специфически русском, как писал Михайловский, а в общеевропейском его проявлении. Тот же Н. В. Шелгунов в своих сибирских заметках 1863 года обращает внимание на необходимость изучения рабочего вопроса, который до этого был в России, по его мнению, «исключительно теорией» [30]. На важность изучения рабочего вопросам неоднократно указывал «Современник». В 1865 году известный публицист А. Н. Пыпин, рецензируя статью Ф. Лассаля, в которой проводилась мысль о том, что рабочий вопрос составляет «основной жизненный нерв современной истории», указывал на актуальность рабочего вопроса не только для Запада, но и для России [31].

На «неизбежность и неотвратимость» рабочего вопроса в России намекал и такой авторитетный в радикальных кругах деятель, как Д. И. Писарев. Он говорил о необходимости всестороннего изучения рабочего вопроса, опыта его решения на Западе, для того, чтобы припасать материал для удовлетворительного разрешения рабочего вопроса в России [32].

Серьёзное внимание рабочему вопросу уделяли «Отечественные записки». Они не только сетовали на то, что рабочий вопрос в России не находит должного изучения и освещения, но и на наличие в известных кругах русского общества превратного представления о том, что русский рабочий, наделённый крохотным клочком земли, находится несравненно в лучшем положении, чем безземельный западноевропейский пролетарий. В статье «Отчего трудно поправляться нашему рабочему…», журнал впервые в революционно-демократической публицистике определил особенности и содержание рабочего вопроса в стране. Размышляя о том, облегчит ли земельный надел тяжёлое положение фабричного рабочего, достаточен ли заработок для фабричных, как ценится труд рабочего, охраняет ли законодательство права фабричных рабочих, «Отечественные записки» высказывали сомнение относительно прочности «земельного фундамента» для русского рабочего и не считали его спасением от пролетаризации крестьянства. «Вопрос не в том только: есть у рабочего надел земли или нет, — писал журнал, — а в том: обеспечивает ли его та земля, которой он владеет, в его существовании или не обеспечивает?» [33]

Параллельно с этим в России активно распространялась мысль о возможности создания фабрик без пролетариата и хозяев, на основе артельной организации.

Ярым пропагандистом и защитником артельной организации отечественной промышленности являлся известный народник П. П. Ткачёв, сторонник «кровавой борьбы и победы труда над капиталом». Он считал, что бедственное положение рабочих и развивающаяся вражда между ними и предпринимателями зависит от существующего несправедливого распределения богатства между трудом и капиталом [34].

Постоянное внимание рабочему вопросу уделял журнал российских эмигрантов «Народное дело», созданный в 1868 году Н. И. Утиным, А. Д. Трусовым и Е. Г. Беретеневым для нелегальной пропаганды революционных идей в России. Призывая российских революционеров к насильственному низвержению царского самодержавия, журнал видел путь к коренному изменению положения рабочих через их объединение в ассоциации. Журнал подчёркивал общность социально — экономических проблем России и Западной Европы и на этом основании не призвал «российской самобытности».

Наряду с революционными радикалами известную дань национальной самобытности отдали и исследователи, близкие к представителям российской школы экономического либерализма, в частности В. Н. Майков, Ф. Г. Тернер, А. К. Корсак и В. В. Берви-Флеровский.

Валериан Николаевич Майков (1823—1847) — даровитый русский мыслитель 1840-х годов, родился в семье известного живописца Н. А. Майкова [35]. В 19 лет он закончил юридический факультет Петербургского университета со степенью кандидата наук, затем служил в Департаменте сельского хозяйства, выступал со статьями для печати. В университете любимым профессором Майкова был В. С. Порошин, преподававший политическую экономию. Поэтому не случайно, что первой работой Майкова стала статья «Об отношении производительности к распределению богатства», оставшаяся в рукописи. В этой статье Майков, критически оценивая школу А. Смита, высказал идею об участии рабочих в прибылях производства. Участвуя в составлении знаменитого «Карманного словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка», издававшегося под руководством петрашевца Н. С. Кириллова, Майков написал ряд статей для его первого тома. В 1845 году Майков становится во главе основанного Ф. К. Дершау «Финского Вестника». Разрабатывая в своих ярких публицистических работах «философию общества», Майков обрушивается с критикой на английскую политическую экономию. По его словам, современная политическая экономия «утратила характер науки, основанной на идее благосостояния, и послужила основанием монополии аристократии богатства». В качестве альтернативы Майков выдвигает идею «дольщины» рабочих в предприятиях, идею, которая впоследствии нашла выражение как в учении катедер-социалистов, так и отечественных представителей экономического либерализма.

В 1860 году в Петербурге вышла книга Ф. Г. Тернера (1833—1906) «О рабочем классе и мерах к обеспечению его благосостояния». Автор книги — Федор Густавович Тернер был впоследствии директором департамента окладных сборов, товарищем (заместителем) министра финансов, членом Государственного совета. Крупнейшей его работой стала книга «Государство и земледелие» (СПб., 1896—1898; 2-е изд., 1901). Отдельные части этой книги печатались предварительно в «Вестнике Европы». Здесь же были опубликованы его очерки и статьи, в том числе статья «Крестьянское законодательство и его движение за последние 10 лет» (1900. №1).

В исследованиях о рабочем классе Тернер выдвигал идею ассоциации. По его мнению, ассоциации создают условия для «соединения мелких капитальных атомов», что даёт возможность «самым мелочным средствам» стать в равноправное положение со значительными капиталами. Ассоциациям необходимо «капитальное содействие высших классов». Таким образом «реализуется благотворная связь между высшими, состоятельными и низшими, неимущими классами» [36].

Большое внимание автор уделяет ассоциативным началам в сельской общине. Тернер исключает общину из ассоциативного движения. Её первородный грех заключается в том, что она покоится на отрицании частной собственности: «где нет частной собственности, не может быть соединения частных средств. Общинное владение прямо могло бы перейти только в социалистическую общину, никак не в ассоциацию». Таким образом, Тернер считал необходимым подчеркнуть, что ассоциация предполагает существование частной собственности.

Ассоциативное направление — строительно-жилищные товарищества, потребительская кооперация, производственные ассоциации в промышленности и сельском хозяйстве, государственные мастерские в луиблановском духе, бурлацкие, торговые, биржевые артели.

Примечательна изданная в 1861 году в Москве книга А. К. Корсака «О формах промышленности в Западной Европе и России». Её автор так же с позиций либерализма утверждал необходимость преобразования отечественной кустарной промышленности на артельно-ассоциационных началах.

В 1862 году журнал «Век» предлагал план создания артельных фабрик, которые были призваны соединить земледельческий и промышленный труд и тем самым избежать пролетаризации страны [37].

Ценным вкладов в развитие отечественной экономической мысли стала вышедшая в 1869 году монография Н. Флеровского «Положение рабочего класса в России». Её автором был талантливый русский экономист, социолог, философ и публицист Василий Васильевич Берви (1829—1918), выступавший под псевдонимом Н. Флеровский. По своему мировоззрению Берви-Флеровский не принадлежал ни к отечественным социалистам, ни к представителям либерального лагеря. Этим определялось своеобразие его экономических идей, его особое видение проблем хозяйственного и социально-политического развития России.

Будущий экономист родился в семье профессора физиологии Казанского университета В. Ф. Берви, человека весьма осторожного и стремившегося во чтобы-то ни стало уберечь своего любознательного сына от политики. Берви-Флеровский окончил в 1849 году Казанский университет по курсу юридических наук и получил перспективное для молодого человека место в Министерстве юстиции. Здесь он дослужился до должности чиновника по особым поручениям. Однако канцелярская служба тяготила Берви-Флеровского и он переходит к преподавательской и публицистической деятельности. Своими многочисленными протестами против отдельных актов несправедливости молодой публицист снискал признание общественности и подозрительность властей, неоднократно отправлявших его в административные ссылки по регионам России. Здесь он набирался ярких жизненных впечатлений, которые легли в основу как «Положения рабочего класса в России», так и других его сочинений — «Азбуки социальных наук» (1871), «Свобода речи, терпимость и наши законы о печати» (1869), «Философия бессознательного, дарвинизм и реальная истина» (1878) и других.

«Положение рабочего класса в России» — главный экономический труд ученого. Значение этого исследования долгое время недооценивалось в советской историко-экономической литературе, несмотря на положительную оценку, данную К. Марксом. Берви-Флеровский обвинялся в идеализации мелкого производства, приверженности «прудоновским иллюзиям о главной роли денежного кредита, о возможности товарищества между рабочими и капиталистами» [38]. Однако именно последнее обстоятельство делает работу учёного особенно интересной.

В своей работе Берви-Флеровский нарисовал яркую картину бедствий рабочего сословия в России, на основе многочисленных фактов и цифр показал, что распространённое в некоторых кругах российского общества мнение о том, что в России «не то, что в Западной Европе», что её народ «благоденствует», является проявлением ложного оптимизма и незнания реальной жизни.

Основные причины народных бедствий Берви-Флеровский видел как в засилье в России крупной поземельной собственности, так и в той системе организации промышленности, которая пришла в Россию с Запада. По мнению учёного, капиталисты наряду с государством и помещиками участвуют в ограблении рабочих, содействуют их обнищанию. Берви-Флеровский выявил три причины нищеты и обездоленности народа в промышленных городах и районах: высокие налоги, крупная земельная собственность и слабое развитие промышленности. «Промышленность, — писал Берви-Флеровский, анализируя демографическую статистику на Западе и в России, — этот источник благосостояния и счастья для народов, делается у нас бичом, который заколачивает в гроб, бедствием, с которым не могут справиться ни чума, ни холера. Разделение труда, которое даёт рабочему возможность удесятерить своё производство, делается для него источником голода, бедности и смерти до такой степени, что из двенадцати промышленных губерний в трёх население уменьшилось, а в одной вовсе не увеличилось» [39]. Все «плохое» в общественном устройстве и экономической жизни Берви-Флеровский видел в неразумности человеческих желаний и действий. Отбросить это «плохое», по его мнению, должны были сами правящие классы общества, в том числе капиталисты. Ради собственных интересов они не должны гнаться за роскошью и богатством, поскольку стремление к непрерывному росту личного богатства и прибылей основано на неразумном чувстве.

Будучи сторонником гармонизации отношений между предпринимателями и рабочими, Берви-Флеровский обвинял социалистов Западной Европы: поднимая рабочий вопрос, они не сумели понять, «что в высшей степени несправедливо, чтобы то, что было произведением капитала и труда, составляло собственность одного капитала». «Они старались и стараются достигнуть своей цели, — писал Берви-Флеровский, — путём рабочих стачек, причиняют этим рабочим бесчисленные страдания и разорение, держат иногда целую страну в бесполезном волнении. Не лучше ли было бы вести дело начистоту? Работники имеют на ход дела такое же влияние, как и капиталисты, они товарищи. Доходы фабрики, капитал, на неё определённый, одинаково известны и тем и другим. Они получают процент и вознаграждение за риск, работники — остальное» [40].

Отмечая в своей работе, что в России «рабство уничтожено и уступило своей место найму», Берви-Флеровский убеждённо считал что наем, в своё очередь, «должен уступить место товариществу». «Между трудом и экономией должно быть равенство, между работниками и капиталистом товарищество» [41].

Как демократ—просветитель и сторонник мирного развития общества, Берви-Флеровский полагал, что решающее в устройстве общественной жизни принадлежит только личности. Идеальной же формой хозяйствования он считал земельную общину в деревне и артельное хозяйство — «товарищество» — в городе.

Крайне враждебную позицию по отношению к либеральным экономистам занимали представители правых сил, ратовавших за сохранение в стране феодальных пережитков, в том числе и в сфере разрешения социальных конфликтов. Известный правый публицист М. Н. Катков в «Московских ведомостях» упрекал либеральных авторов в том, что они списали рабочий вопрос с иностранных книг. По его мнению, «правильная регулирующая политика власти» могла спасти страну от любых рабочих выступлений, избежать неприятностей, связанных с появлением в стране рабочего сословия.

Консервативная газета «Весть», выражая боязненно-враждебное отношение к пролетариату, упрекала либеральных авторов в защите рабочих и их прав. «Весть» писала о деморализации рабочей среды, распущенности, пьянстве рабочих, их неповиновении хозяевам и других отрицательных качествах рабочих, с особой силой якобы проявившихся в результате крестьянской реформы 1861 года и других либеральных преобразований в стране. Ссылаясь на заявление елецких фабрикантов о том, что они «разоряются рабочими», газета заявляла о подавлении капитала трудом, о том, что в России, в отличие от Западной Европы, рабочий вопрос состоит в заботе о благосостоянии промышленников. На этом основании «Весть» считала нежелательным образование пролетариата в России, ссылаясь на наличие в стране земельных богатств и щедрых недр [42].

В значительной мере с ориентиром на позицию правых сил строилась политика в рабочем вопросе высших чинов Министерства внутренних дел. В 1870-е годы министерством была выдвинута идея попечительства о рабочих. Она предполагала сдерживание рабочего движения посредством осуществления мелочной регламентации отношений между рабочими и предпринимателями, предусматривала использование прямого административно-полицейского вмешательства в эти отношения. При этом исключались какие-либо элементы стачечной борьбы рабочих, создание рабочих организаций.

Представители либерально-реформаторского лагеря решительно выступали против полицейского попечительства над рабочими. Они активно следовали за рекомендациями видного английского политэконома Дж. С. Милля, который утверждал, что теория зависимости, патриархальной опеки отжила свой век, и что важнейшей задачей в этой области является обеспечение самостоятельного развития пролетариата [43]. На этом основании они полностью солидаризировались с позицией А. Смита и его последователей, защищавших свободу забастовок. Н. Х. Бунге в своём курсе «Полицейское право», читавшемся в Киевском университете св. Владимира, утверждал, что лишение рабочих права на забастовку нарушает такой важнейший принцип экономического либерализма, как принцип свободы сделок. Вместе с тем учёный считал, что забастовки сами по себе не способны сколько-нибудь существенно улучшить положение рабочего класса. «…Условия производства и сущность отношений между участвующими в нем лицами обыкновенно остаются прежними, — писал учёный по поводу эффекта забастовок. — Стачки противопоставляют причинам, действовавшим на понижение заработной платы, силу, с характером часто отрицательным, которая нисколько не способствует ни улучшению качества, ни улучшению количества труда, ни уменьшению борьбы частных интересов» [44].

Защищая права рабочих на забастовки, либеральные российские экономисты выступали вместе с тем противниками административного произвола и в отношении владельцев предприятий, который затрудняет предпринимательскую деятельность, создаёт препятствия для проникновения в российскую экономику иностранного капитала.

* * *

Суммируя общие высказывания самобытных русских экономических мыслителей второй половины ХIХ века относительно преимуществ артельной организации промышленности по сравнению с классической — западной, следует, прежде всего, отметить, что в экономико-юридическом аспекте под артелью понимался основанный на договоре союз нескольких равноправных лиц, принадлежащих к рабочему (мещанскому) сословию, совместно преследующих хозяйственные цели. Для артельной организации характерны как круговая порука, так и личное участие её членов в ведении определённого промысла трудом или трудом и капиталом.

Преследуя хозяйственные цели, артельная организация труда направлена не только на получение прибыли от совместного производства или промысла, но и на уменьшение расходов (издержек) при совместном потреблении и на увеличение кредитоспособности отдельных индивидов, входящих в состав артели.

Для артельной организации характерно равноправие членов коллектива, одинаковое пользование всеми правами и выгодами артельного объединения и одинаковые обязанности. Это равноправие или равенство объяснялось тем, что артели всегда были поставлены в условия, при которых в их состав принимались работники более или менее сходные по возрасту, физической силе, рабочей (профессиональной) подготовке и имущественным средствам.

Это равенство не нарушалось равным разделом общей прибыли, поступавшей в большем размере собственнику капитала или орудий производства или лицу, стоявшему во главе артели. Этот излишек в артелях всегда расценивался как законное вознаграждение за капитал, труд или технические познания, опытность, которые отличали этих лиц от рядовых членов артели.

Связь круговой порукой означала солидарность артельщиков, ответственность каждого за всех и всех за каждого члена артели. Степень и пределы ответственности могли быть различными.

Примечательно, что рабочие ассоциации, схожие по своему характеру с русскими артелями, стали распространяться на Западе только со второй четверти ХIХ века. Они получили развитие во многом благодаря идеям социалистов-утопистов и сторонникам т. н. «кооперативного социализма» (Прудон).

* * *

Разрушение старых феодальных порядков и формирование нового индустриального облика России происходило на протяжении длительного исторического периода и было связано с вызреванием в стране так называемого «рабочего вопроса», то есть вопроса о характере взаимоотношений между предпринимателями и работниками, условиях труда и быта рабочих, их юридическом и социальном статусе.

Особого обострения рабочий вопрос достиг в период перехода от индустриализации к промышленной революции. В России она проходила в несколько этапов, для которых были характерны свои особенности.

На первом этапе (конец 1830-х — середина 1860-х годов), связанном с организацией капиталистических фабрик преимущественно в хлопчатобумажной промышленности, рабочий вопрос ещё не получает достаточной остроты в общенациональном масштабе и носил локальный характер, ограниченный рамками отдельных предприятий.

На втором этапе, который охватывает первые пореформенные десятилетия, рабочий вопрос начинает все более заявлять о себе, привлекая внимание широкой российской общественности. С этого времени начинается его законодательное решение.

Передовая отечественная экономическая наука высоко оценивала роль труда как «главного носителя, главное основание каждого свободного общества» [45]. Её представители не разделяли пессимизма Д. Рикардо и Т. Р. Мальтуса и в значительной мере ориентировались на учение Г. Ч. Кэри, выступавшего за гармонизацию интересов капитала и труда. Сочувствуя бедственному положению трудящихся, российские экономисты либеральной школы считали такое положение временным, преходящим явлением, связанным с недостаточно высоким уровнем развития современного производства, низкой производительностью труда.

Противниками либеральных подходов к оценке противоречий между капиталом и трудом выступали революционные демократы. Многие из них считали, что у России есть возможность избежать участи, которая постигла Западную Европу, и развиваться собственным, «самобытным», некапиталистическим путём.

Наряду с революционными демократами, идею артельной организации труда разделяли и некоторые отечественные экономические мыслители либерального и близких к нему направлений.

Глава 2.

Экономико-правовое и социальное регулирование рабочего вопроса в условиях интенсивного развитие российского промышленного капитализма

Углубление противоречий между трудом и капиталом в пореформенный период. Разработка и реализация либеральной программы решения рабочего вопроса. Особенности постановки и решения рабочего вопроса в России начала ХХ века.

Отмена 19 февраля 1861 года крепостного права в России и последовавшая за этим серия либеральных реформ придали мощное ускорение процессам капиталистического развития страны. Значительно расширился внутренний рынок. Капиталисты получили в избытке дешёвые рабочие руки.

Великие реформы способствовали росту всех форм промышленности, основанной на вольнонаёмном труде. Росли мелкие кустарные промыслы, капиталистические мануфактуры, предприятия капиталистической машинной индустрии. Главные изменения в промышленности России после реформы состояли в постепенном вытеснении капиталистической фабрикой мануфактур и кустарных промыслов.

В пореформенные годы Россия довольно быстро наращивала свой производственный потенциал. Если в 1870 году она производила 4% общего объёма мировой промышленной продукции, то в 1900 году — 6%, занимая пятое место после Англии (32 и 18%), США (23 и 32%), Германии (13 и 16%) и Франции (10 и 7%) [1].

В последние десятилетия ХIХ и в начале ХХ века Россия по темпам производства многих видов продукции начинает догонять и обгонять некоторые передовые европейские страны. Так, за десятилетие с 1886 по 1896 год выплавка чугуна в стране по сравнению с 1870 годом утроилась, в то время как Франции понадобилось на это 28 лет, США — 23 года, Англии — 22 года, Германии — 12 лет [2].

По отдельным показателям промышленного производства Россия к началу ХХ века приблизилась к развитым капиталистическим странам. Например, по добыче железной руды, выплавке чугуна, производству стали она заняла четвёртое место, а по добыче нефти вышла на первое место в мире. С 1860-х годов российская промышленность стала производить свои паровозы, фермы мостов, товарные и пассажирские вагоны, локомобили и другое сложное оборудование.

Развитие промышленного производства, железнодорожного строительства способствовало возникновению новых промышленных центров, большей мобильности населения. Динамично рос состав рабочего класса страны, который пополнялся как за счёт избытка сельского населения, так и за счет представителей городских сословий.

О процессах, происходивших в отечественной промышленности в пореформенный период, наглядно свидетельствуют материалы таблицы 2, характеризующей динамику численности рабочих крупнейшего промышленного центра досоветской России — Москвы с предреформенного 1858 года по 1913 год.

В целом же по стране с 1865 по 1890 год численность рабочих на промышленных предприятиях возросла в два раза, затем такое же увеличение произошло всего за 10 лет [3]. В это же время резко сокращается число рабочих, связанных с землёй. В 1890-е годы в основных отраслях промышленности число постоянных рабочих возросло с 70 до 90%, а в металлообрабатывающей промышленности — до 97%. К началу ХХ века половину рабочих крупных промышленных предприятий России составляли потомственные пролетарии.

Вследствие неравномерного размещения производительных сил трудовая армия была распределена неодинаково в пределах страны. Подавляющее большинство рабочих (около 90%) жили и работали в Европейской части России, 6,4% — на Кавказе, 4,4% — в Сибири, 2,9% — в Средней Азии.

Источник: Рашин А. Г. Формирование рабочего класса России. Историко-экономические очерки. М., 1958. С. 200.

Несмотря на то, что численность рабочих в России была меньше, чем в промышленно развитых странах Западной Европы, их концентрация была значительно выше, чем, например, в Германии и даже США. Существенная часть российских рабочих была сосредоточена на крупных и крупнейших производствах, в то время как в Германии распылена на мелких и средних предприятиях. В России на мелких предприятиях, насчитывавших от 10 до 50 рабочих, в 1895 году, например, трудилось 15,9% общего числа рабочих, в Германии же — 31,5%. На средних предприятиях, где было занято от 50 до 500 человек, в России было сосредоточено 38,9%, а в Германии — 53,2% рабочих. На крупных предприятиях, которые насчитывали свыше 500 человек, в России было занято 45,2%, а в Германии лишь 15,3% рабочих [4].

Развитие отечественного капитализма в пореформенные годы было связано со значительным расширением использования в промышленности и других отраслях хозяйства дешёвого детского и женского труда. В 70-е годы ХIХ века по данным В. Ю. Гессена дети и подростки составляли 10,5% работников металлического производства, 14% шерстяного, 15,5% лесопильного, 16,6 гончарного, 22,4% хлопчатобумажного, 34 5 стеклянного, 40% шляпного и фуражечного [5]. На некоторых предприятия дети и подростки составляли даже до 50% работающих.

Сравнивая условия жизни рабочих на Западе и в России журнал «Русская мысль» писал: «В западных государствах постановлено, что фабрично-заводская деятельность взрослого человека не может быть более 13—15 часов в сутки; из числа рабочих часов определяется известное время на завтрак и обед… При отсутствии положительного закона о количестве рабочих часов на наших фабриках суточное их количество доходит до семнадцати, и притом одинаково как для взрослых, так и для малолетних. Несмотря на такую непомерную работу, которая делается в пользу фабрикантов, нам не приводилось ни видеть, ни слышать, чтобы московскими фабрикантами было сделано что-либо для сбережения средств и нравственности их рабочих… Такое отношение фабрикантов к их рабочим указывает, что фабриканты преследуют всеми возможными способами только свои интересы, совершенно игнорируя интерес, здоровье и жизнь рабочих» [6].

Экономические подъёмы в истории пореформенной России чередовались с периодами кризисов и депрессии. В 1873 году Россию поразил первый в её истории кризис перепроизводства, охвативший незадолго до этого страны Запада. Кризис охватил главным образом лёгкую промышленность, рост продукции которой быстро превысил покупательную способность населения.

В меньшей мере пострадала от кризиса тяжёлая промышленность, работавшая в основном на выполнение правительственных заказов. В целом в период кризиса объем производства не сократился, однако снижение темпов роста было существенным. За кризисом последовала депрессия, продолжавшаяся до 1877 года, после чего начался новый подъем. Он был непродолжительным.

В 1882 году разразился новый экономический кризис. Который длился около 5 лет. Этот кризис совпал с неурожаем и особенно тяжело отразился на положении промышленных рабочих и их семей. Описывая бедственное положение рабочих в эти годы, автор прогрессивного журнала «Дело» С. Приклонский указывал, что зимою 1880—1881 года рабочие во всех отраслях промышленности были поставлены в самое бедственное положение. В Петербурге крупные заводы, особенно механические, стали распускать рабочих. Значительно уменьшилось механическое производство, работавшее на казённые заказы. Так, например, на одном из крупнейших заводов Ч. Берда, где ранее трудились 3—4 тысячи человек, осталось около 1 тысячи. На Александровском заводе вместо 800 рабочих осталось только 350. На Сампсониевском, вместо 1200—1500 только 450. На заводе Нобеля вместо 900—1200 рабочих только около 600. «…На остальных механических заводах, — констатировал журнал, — точно также произошло значительное уменьшение числа рабочих…» [7]

Аналогичная картина наблюдалась и во втором по величине и значение промышленном центре России — Москве, а также в городах Московского промышленного района. В особенно тяжёлом положении здесь в 1881—1882 годах оказались рабочие казённых заводов. Так, на Тульском оружейном заводе «за ненадобностью» было рассчитано 3000 рабочих. Только небольшая часть уволенных рабочих нашла себе занятие на патронном заводе. На Луганском казённом литейном заводе в 1882 году наступила страшная безработица, многие рабочие были рассчитаны. В Петрозаводске значительно сократились работы на казённом пушечном заводе, упал заработок

В самой Москве и Московской губернии застой в промышленности начался ещё в 1880 году. Сначала была снижена заработная плата, которая особенно упала после Нижегородской ярмарки, а затем, зимою 1880/81 годов начался роспуск рабочих. Мелкие фабриканты были не в силах выдержать тяжести застоя в промышленности, что вынуждало их закрыть свои предприятия. Крупные фабриканты по необходимости поддерживали производство, но тоже его сократили, распустив множество рабочих.

Рабочий день в 1880-х годах на московских фабриках был таков: 12-часовая работа в сутки встречалась только на 14% предприятий, третья часть всех фабричных предприятий работала 12—12,5 часов, на 2/5 предприятий работа продолжалась 13—13,5 часов, около 13% фабрик работали от 14 до 18 часов в сутки. Ко всему прочему рабочие широко привлекались к т.н. «сверхурочным работам». При этом заработная плата была чрезвычайно низкой. В заработной плате крупнейшую долю составляли расходы на питание. В 80-х годах среднемесячный заработок рабочего «на своих харчах» был для мужчин машиностроительной промышленности 23 руб. 34 коп., для подростков 9 руб. 87 коп., для женщин в прядильных и ткацких отделениях шерстопрядильных и суконных фабрик — 7 руб. 17 коп. У тех, кто находился «на хозяйских харчах», зарплата колебалась от 7 до 9 руб. для подростков и мужчин и составляла около 5 руб. для женщин, снижаясь до 1 руб. 28 коп. в месяц для малолетних [8].

Значительно сузились размеры промышленности во Владимирской губернии. В Орехово-Зуеве было обильное предложение рабочих рук на летние работы. С пасхи сюда нахлынули массы рабочих из Владимирской, Рязанской, Тульской Московской и Калужской губерний. Наплыв рабочих вызвал понижение и без того невысокой платы. Без куска хлеба остались многие сотни рабочих Сормово.

В кризисные периоды резко повышалась безработица. Пользуясь этим, капиталистические предприниматели повсеместно прибегали к снижению ставок заработной платы и усилению эксплуатации тех, кому удавалось сохранить работу. Одновременно с этим они шли на сокращение рабочей недели, что серьёзно ущемляло материальное положение работающих.

Среди источников дополнительной наживы на многих предприятиях активно фигурировала изощрённая система штрафов. Широко использовались обманные расчёты с рабочими, по которым выходило, что в должниках оказывались мастеровые, а не предприниматели.

Для периодов промышленной революции, как на Западе, так и в России, было характерно падение реальной заработной платы. Вследствие этого даже при относительно быстром росте производства в годы экономических подъёмов быт рабочих изменялся к лучшему очень медленно.

Исследования быта фабричных рабочих, проводившиеся в 1880-е годы в Московском округе, выявили следующую картину. На всех крупных фабриках жилые помещения для рабочих представляли собой большие, многоэтажные казармы с центральными коридорами и комнатами-каморками по сторонам, отделёнными одна от другой дощатыми, не доходящими до потолка, перегородками. В каморке нередко помещались по две — три и более (до семи) семьи, в некоторых — одиночные рабочие. В конце концов, большая часть коморок превращались в общие спальни. Нигде, ни на одной фабрике Московского округа не имелось никаких норм, по которым осуществлялось распределение жильцов по каморкам. Единственным пределом расселения служили лишь физические возможности вместить ещё семью или одинокого.

Фабрики, где в жилых помещениях для рабочих содержания воздуха достигало 1 кубической сажени на человека являлись редкостью. Иногда средний показатель опускался до ½ кубической сажени. Устройство спален везде было одинаково. Случаи, когда в каморках кроме нар имелись ещё столы и табуретки, были редкими. На нарах, имевших вид сплошных дощатых помостов без всяких перегородок на отдельные места, рабочие спали вповалку, один возле другого. На преобладающем большинстве фабрик мужские помещения не отделялись от женских. Нары часто делались в два яруса и при обычной высоте комнат в 3—4 аршина, верхний ярус отстоял от потолка на ¾ аршина. Семейные рабочие старались отделить себя от остальных занавесками, и в некоторых случаях тонкими тесовыми перегородками. При переполнении спален они были грязны, плохо вентилировались. После продолжительного труда в испорченном воздухе мастерских рабочие тотчас переходили в ещё более испорченный воздух фабричных спален.

Часть рабочих жила на «вольных квартирах». Но и условия проживания на таких квартирах, как правило, мало чем отличались от условий фабричных казарм.

Исследования фабричного быта выявили крайнюю скудность рабочего питания. Все пищевое продовольствие обходилось взрослому рабочему Московского округа в среднем в 5 руб. в месяц, женщинам и малолетним работникам — в 3 руб. 35 коп. в месяц, что составляло в заработке мужчин 36,3%, женщин — 32, 62%, подростков 65, 94%. В таких условиях находились 39, 4% обследованных рабочих Московского округа. Остальные 60,6% рабочих имели бесплатное жилое помещение и тратили на питание несколько меньше.

Хотя артельное продовольствие по количеству пищи признавалось достаточным, то по качеству оно было скудным и однообразным. Пища состояла из чёрного хлеба, щей из кислой капусты, гречневой или пшённой каши с говяжьим салом, картофеля, кислой капусты в сыром виде с конопляным маслом или квасом и огурцов. В постные дни (190 в году) говядина в щах (½ фунта в мужских артелях, около 1/5 фунта в женских и детских артелях) заменялась снетками. Питание рабочих, живших на наёмных квартирах, было ещё более скудным и в количественном, и в качественном отношениях. Пищу здесь составляли чёрный хлеб, щи, каша, мясо (в среднем 10 золотников с костями на человека), которое в постные дни не всегда заменялось рыбой. У женщин и детей даже гречневая каша считалась роскошью [9].

Проведённый известным российским гигиенистом, профессором Ф. Ф. Эрисманом анализ дневной пищи фабричных рабочих Московской губернии, взятый в сравнении с дневным питанием двух категорий западноевропейских рабочих, показывает следующие результаты (табл. 4).

Источник: Покровский В. Фабричные и заводские рабочие // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. ХХХV. СПб., 1902. С. 212.

Из приведённой таблицы 3 видно, что в целом русские рабочие потребляли примерно одинаковое количество питательных веществ с рабочими Запада. Однако проблема заключалась в том, что структура питания русских рабочих резко отличалась от западных в худшую сторону. По Эрисману 76,5% белков всей пищи и 91,5% углеводов фабричными рабочими Московской губернии усваивались в виде хлеба и каши [10].

Скудость быта и питания русских рабочих объяснялись, прежде всего, низкой заработной платой, являвшейся как следствием низкой производительности труда, так и стремления предпринимателей к дополнительным доходам за счёт рабочих.

Тяжёлые условия труда и быта фабричных рабочих способствовали оживлению их стачечной борьбы за свои права. Большой общественный резонанс в России имела знаменитая морозовская стачка 1885 года на Никольской мануфактуре фабриканта Т. С. Морозова в Орехово—Зуевое Владимирской губернии [11]. Она вскрыла такое угнетённое положение рабочих, что присяжные заседатели на 101 пункт обвинительного заключения прокурора ответили отрицательно, оправдав руководителей стачки — подсудимых. «На Руси раздался салют рабочему вопросу» — прокомментировал ситуацию один из главных идеологов консерватизма Катков.

К началу ХХ века положение фабричных рабочих России начинает постепенно изменяться к лучшему. Этому в значительной мере способствовал промышленный подъем 1890-х годов. Сокращается продолжительность рабочего дня, растёт заработная плата, повышается общий жизненный уровень рабочего населения. О размерах и динамике роста заработной платы в стране дает наглядное представление таблица 5.

Значительно растут культурные потребности рабочих, улучшается их быт. В крупных городах страны по инициативе предпринимателей начинает реализовывать программа строительства для рабочих дешёвых квартир. В Москве, например, с такой инициативой выступили купцы Бахрушины. При фабриках и заводах открываются детские сады и ясли, общеобразовательные и профессионально-технические школы, народные дома, библиотеки и читальные залы.

К 1914 году около 90% рабочих ведущих промышленных центров страны были грамотными. На 1 января 1910 года в России действовали 1923 низших ремесленных учебных заведений с 90,3 тыс. учащихся, которые давали образование и профессиональную подготовку детям рабочих [12]. Успешно осуществлялась в целом по стране разработанная по инициативе земского и городского самоуправления программа всеобщего обязательного начального обучения [13].

* * *

Отмена крепостного права изменила правовой статус миллионов людей. В этой ситуации возникла необходимость более детального регулирования взаимоотношений между рабочими и предпринимателями. В России начинается разработка концептуальных основ фабричного законодательства. Характерной его особенностью являлся превентивный характер. Российское законодательство, направленное на формирование правовой основы для развития промышленности и нейтрализации негативных социальных последствий начальной стадии индустриализации, в значительной мере учитывало опыт стран Западной Европы, переживших эпоху революционных потрясений 1848—1849 годов.

В условиях возросшего интереса к рабочему вопросу в 1860-70-е годы был создан целый ряд государственных межведомственных комиссий, действовавших под началом таких видных государственных деятелей, как член Совета министра внутренних дел А. Ф. Штакельберг (1859—1862), член Государственного совета П. Н. Игнатьев (1870—1872), министр государственных имуществ П. А. Валуев (1874—1875). Задача этих комиссий состояла в том, чтобы урегулировать условия найма рабочих, добиться взаимопонимания между рабочими и работодателями.

Как показывает исследование В. Л. Степанова, в этих комиссиях скрупулёзно изучались правовые нормы западных государств. Особое внимание уделялось законодательству Англии, которая была самой передовой страной в области охраны труда. Учитывался также опыт Франции, Германии, Австро-Венгрии, Бельгии, Швейцарии и США [14].

Одним из реальных выражений проделанной комиссиями работы явилось утверждённое 16 августа 1866 года императором Александром II постановление Комитета министров об оказании предпринимателями врачебной помощи рабочим и устройстве фабричных больниц. Согласно этому постановлению, имевшему силу закона, при всех фабриках, действовавших в России, должны были устраиваться больницы для рабочих из расчёта 1 кровать на 100 рабочих, при этом врачебная помощь должна была оказываться рабочим бесплатно, за счёт предприятий. Несмотря на то, что закон о фабричных больницах рассматривался как временный и был принят «впредь до указаний опыта», действие его продолжалось до начала ХХ века и дало свои положительные результаты. Согласно статистическим исследованиям в 1898 году на территории Европейской России (за исключением горных заводов и промыслов) врачебная помощь рабочим за счёт предпринимателей оказывалась на 3488 фабриках и заводах из 19.292, подчинённых надзору фабричной инспекции. Но это были крупные предприятия, на которых трудились 1.017.309 рабочих из 1.453.925 занятых в промышленном производстве. Таким образом, врачебной помощью пользовались 70% рабочих частных предприятий, расположенных в Европейской части России.

Наряду с врачебной помощью рабочим, терявшим работоспособность, стала оказываться некоторая материальная помощь через больничные кассы, кассы взаимопомощи, обязательное страхование от болезней. Первоначально подобного рода учреждения стали создаваться в западных промышленных губерниях страны, позднее — на других территориях.

Обобщённая оценка либеральной экономической наукой пореформенной России положения дел в сфере взаимоотношений между предпринимателями и рабочими нашла отражение в программной записке Н. Х. Бунге «Улучшение положения промышленности, обрабатывающей и торговой» [15]. В этом документе видный русский экономист рассматривал рабочий вопрос как приоритетную внутриполитическую проблему. Он отмечал, что отсутствие в России законов, регулирующих наёмный труд, может иметь пагубные последствия для развития отечественной экономики и правопорядка. Особый акцент он делал на положении малолетних работников и женщин, проблемах продолжительность рабочего дня, условиях труда.

Положение малолетних работников и учеников ремесленных мастерских впервые попадает под пристальное внимание общественности в период демократического подъёма конца 50-х — начала 60-х годов ХIХ века. В эти годы в столичной и местной печати появляется целый ряд материалов, рассказывающих о бедственном положении ремесленных и торговых учеников, авторы которых требуют пересмотра существовавшего порядка надзора за условиями труда малолетних работников.

В декабре 1859 года при петербургском градоначальнике была создана особая комиссия для обсуждения проекта правил для фабрик и заводов столицы. В её состав вошли и либеральные экономисты — В. П. Безобразов, Н. Х. Бунге, И. В. Вернадский, И. Я. Горлов, Е. И. Ламанский и другие. Либеральные экономисты не только одобрили предусмотренные ограничения детского труда на предприятиях, но и предложили еще более существенно облегчить участь молодого поколения — допускать к работе детей не с 10, а с 12 лет, для тех, кому не исполнилось 14 лет, установить 6-часовой рабочий день, для подростков с 14 до 16 лет — 12 часовой, для не достигших 18 лет отменить ночные работы [16]. Либералы рекомендовали при введении правил в действие запретить детский труд на вредных для здоровья производствах, создать для малолетних работников условия для обязательного посещения школы. Многие из выдвинутых либеральными экономистами предложений были учтены как комиссией при градоначальнике, так и государственной комиссией по рабочему вопросу А. Ф. Штакельберга.

В 1860 году петербургский генерал-губернатор граф Н. П. Игнатьев обратился с официальным письмом к главному попечителю Императорского человеколюбивого общества петербургскому митрополиту Григорию, в котором обществу было предложено взять на себя надзор за ремесленными учениками и хозяевами частных мастерских.

«Весьма часто обнаруживаемые беспорядки в ремесленных заведениях столицы и жестокое обращение мастеров с учениками, — писал граф Игнатьев, — указывают на совершенное бездействие надзора за этими заведениями, возложенного законом на Ремесленную управу. Комиссии, учреждённой при Министерстве внутренних дел, поручено пересмотреть Ремесленный устав, и ею, вероятно, будет обращено внимание на устройство надзора более полезного и деятельного. Между тем, — жестокое обращение мастеров с учениками, изнурительные работы, воспрещение ученикам ходить по праздникам в церковь продолжаются и в настоящее время. Многие ученики несколько лет не были у исповеди и св. причастия. Лишённые средств к нравственному образованию, эти ученики, большею частью, малолетние и несовершеннолетние, не обещают, при таких условиях, быть современными полезными гражданами»

Генерал-губернатор предлагал в этой связи возложить на попечителей о бедных человеколюбивого общества обязанность посещать находящиеся в их частях ремесленные заведения «для наблюдения за удовлетворительным содержанием мастерами учеников» [17].

Совет человеколюбивого общества с пониманием отреагировал на просьбу генерал-губернатора и заручился поддержкой в этом Александра II, проявлявшего личный интерес к деятельности общества. 21 октября 1860 года последовало высочайшее повеление предоставить членам общества право осмотра ремесленных заведений в Петербурге для наблюдения за положением ремесленных учеников. Вскоре после этого активисты общества получили специальные удостоверения («открытые листы») за подписью генерал-губернатора, дававшие им возможность наблюдать за положением ремесленных учеников и о каждом случае нарушения мастерами установленных законом правил в отношении содержания учеников доводить до сведения главного начальника столицы. Аналогичная задача вскоре была возложена и на Общество попечения о неимущих и нуждающихся в защите детях в Москве.

Активистами общественно-благотворительных организаций было немало сделано для улучшения положения малолетних учеников. Именно по их инициативе в имевшем характер закона Ремесленном уставе предписывалось, что никто из ремесленников, кроме мастера, не может держать у себя учеников. «Мастер, — говорилось в Ремесленном уставе, — обязан учеников своих учить усердно, обходиться с ними человеколюбивым и кротким образом, без вины их не наказывать и занимать должное время наукою, не принуждая их к домашнему его служению и работам» [18].

По действовавшим законодательным нормам все ремесленные заведения и мастерские были отнесены к категории публичных мест, то есть таких, которые являлись открытыми «для всех без всяких особых приглашений». Кроме того, кассационными решениями Правительственного Сената предписывалось, что меры домашнего исправления детей не должны иметь характер жестокого обращения, или одиночного заключения. И что «наказание розгами не принадлежит к мерам домашнего исправления» [19].

Ремесленный устав определял, что мастер должен вести себя благочинно и поведением своим и трудолюбием подавать подмастерьям и ученикам добрые примеры, а при том содержать их исправно и своевременно выплачивать положенную плату. Кроме того мастерам и подмастерьям поручались первичный социальный контроль за поведением учеников и их воспитание. «Подмастерье, — говорилось в документе, — не должен сметь ночевать вне дома своего мастера без его ведома и дозволения; наипаче же запрещается ему сманивать с собою учеников в трактиры или непозволенные собрания.…Всякий подмастерье обязан правила своего ремесла показывать ученику того мастера, у кого работает, и обучая его, смотреть за поведением и наставлять благонравию, а при том обходиться с учеником мирно и тихо». Было установлено, что ремесленный ученик обучается ремеслу не далее пяти лет и не менее трёх лет. Этот срок мог быть и меньше, если в учение поступал подросток, уже имевший определённые навыки трудовой деятельности. Если взятый мастером на обучение ученик оказывался неспособным к обучению «по тупому понятию или слабому телесному сложению», то по прошествии после заключения договора шести месяцев мастер обязывался известить об этом лицо, которое отдало ему ученика в обучение.

Предписывалось, что ремесленник под угрозой взыскания не должен «отгонять от себя ученика своего» прежде чем закончится определённое на его обучение время. Если же у него появлялись какие-либо законные основания расстаться до времени с учеником, то он обязывался известить об этом цехового старшину и старшинских товарищей (заместителей). После трёх лет проживания у мастера ученик должен был получить от него письменное свидетельство, «какое он заслуживает по верности, послушанию, почтительности, прилежанию, искусствам и поведению». С таким свидетельством ученик мог оставаться и далее у мастера или уйти от него.

Благодаря заботе общественности многие малолетние ученики и работники получили возможность учиться в воскресных и вечерних школах, движение за создание которых получило в начале 1860-х годов широкий размах в ряде крупных городов страны. Именно по инициативе общественности было законодательно закреплено право малолетних тружеников не менее трёх часов в день проводить в школе. Силами общественности предпринимаются первые шаги по организации разумного отдыха малолетних учеников, их рекреации.

Действовавшее в Петербурге Попечительство над детьми, отдаваемыми в обучение ремёслам, имело, к примеру, специальное помещение, где проводились воскресные собрания детей, обучающихся у мастеров. Здесь организовывались уроки пения и чтения с туманными картинками (диапозитивами), организовывались занятия по русскому языку Закону Божию и арифметике.

К началу 1880-х годов эксплуатация труда несовершеннолетних на заводах и фабриках России приобретает особо крупные масштабы. В этой связи под напором общественного мнения 1 июля 1882 года правительство было вынуждено принять специальный закон о труде малолетних рабочих, согласно которому малолетние, не достигшие 12-летнего возраста, не принимались в промышленные заведения. Для 12—15-летних работников запрещались ночные смены, а дневные должны были продолжаться не более четырёх часов сряду и не долее восьми часов в сутки [20].

Этим же документом для надзора за исполнением постановлений о работе и обучении малолетних рабочих была учреждена особая инспекция, находившаяся в ведении Министерства финансов, по департаменту торговли и мануфактур. На инспекторов по надзору за работой и обучением несовершеннолетних возлагались следующие обязанности:

— наблюдение за исполнением постановлений о занятиях малолетних рабочих и о посещении ими начальных училищ;

— составление, при участии чинов местной полиции, протоколов о нарушениях упомянутых постановлений и передача этих протоколов в подлежащие судебные установления;

— обвинение на суде виновных в совершении означенных проступков [21].

В дополнение и изменение Закона 1 июня 1882 года, 12 июня 1884 года было высочайше утверждено мнение Государственного совета о школьном обучении малолетних, работающих на заводах, фабриках и мануфактурах, о продолжительности их работы и о фабричной инспекции [22]. Согласно новому Закону малолетние работники фабрик, заводов и мануфактур, не имевшие свидетельств об окончании, по крайней мере, курса одноклассного народного училища или его аналога, обязывались посещать школы, открываемые при означенных промышленных заведениях или же находящиеся поблизости от них.

Попечение об учреждении особых школ, дающих малолетним рабочим первоначальное образование, а также о приспособлении для этой цели существующих народных училищ, возлагалось на инспекцию по надзору за занятиями и обучением малолетних работников при содействии ей в необходимых случаях местного учебного начальства. Обязанность по открытию школ возлагалась на владельцев фабрик, заводов и мануфактур. Такие училища могли открываться как для одного промышленного заведения, на средства его владельца, так и для нескольких промышленных заведений, находившихся поблизости, на общие средства владельцев. Порядок посещения этих училищ, а также объем и план преподавания в них устанавливался по взаимному соглашению окружных инспекторов с директорами народных училищ.

Закон не исключал возможности открытия не только элементарных начальных школ, но и учебных заведений повышенного типа. В таком случае предприниматели обязывались предоставлять возможность своим малолетним работникам, имевшим свидетельства об окончании курса в одноклассном народном училище, посещать подобные учебные заведения.

Все губернии страны, в которых существовала фабричная, заводская или мануфактурная промышленность, распределялись в отношении надзора за работою и обучением малолетних на 9 округов. В каждом округе устанавливалась соответствующая должность инспектора и его помощника.

Однако законодательные акты о труде малолетних в России очень часто нарушались предпринимателями. Кроме того, количество штатных единиц инспекции было крайне ограниченным. Это делало ещё более актуальным и необходимым общественный контроль за положением несовершеннолетних тружеников.

Интересны воспоминания фабричного инспектора С. Гвоздева, в которых показано как нарушались предпринимателями положения закона о работе малолетних и как был в целом организован труд несовершеннолетних. «Тот аргумент, что малолетние принимаются на работу из жалости к ним, приходится слышать почти на всех заведениях, пользующихся им трудом. Действительно, бывают иногда случаи, что работа на фабрике является необходимою малолетнему для поддержания его существования. (Это не значит, конечно, что, принимая малолетнего на работу, фабрика исходит из соображений о его нужде). Мне не раз приходилось встречать круглых сирот или единственных детей у убогих, неспособных к труду родителей, которые работою на фабрике содержали и себя и семью. Но такие случаи не часты. Несравненно чаще случаи, когда семья при взрослых работниках, но при большом числе неспособных к труду едоков настолько нуждается, что рада всякому гривеннику, приносимому в дом ребёнком, только что вышедшим из самого нежного возраста. Так как малолетние принимаются сравнительно немногими фабриками, то приходится ждать до 15-летнего возраста. Многие не выдерживают такого срока и стараются пристроить на фабрике малолетка под видом подростка. Сделать это, по видимому, очень просто: достаточно только попросить волостное правление, выдающее необходимые для поступления на фабрику „видки“³ ст, какой вам угодно. Таким путём мог бы быть сведён на нет весь закон о работе малолетних, если бы фабричным инспекторам не было предоставлено наказом права требовать в удостоверение возраста малолетних и подростков (до 17 лет) представления выписей из метрических книг. Только это обстоятельство и сдерживает заведующих от приёма на фабрику без разбора всех, кому по вику или паспорту значится не менее 15 лет: ведь им так было бы выгодно держать малолетних, которые работали бы наравне со взрослыми. И, тем не менее, в моей практике бывали поразительные в этом отношении случаи. Например, на одной вполне благоустроенной, солидной фабрике не оказалось метрик у подростков; я предложил заведующему вытребовать метрики и доставить их мне для просмотра, при этом отметил несколько лиц, которым по видкам значилось даже 17 лет. И вот, когда метрики были представлены, оказалось, что не только тем у которых в видках стояло 15—16 лет, но даже числившимся 17-летними в действительности было только 14, 13 и даже 12 лет» [23].

Труд детей и подростков использовался, как правило, на самых тяжёлых участках производства, а также на подсобных работах.

По-прежнему в тяжёлом положении находились дети и подростки, работавшие в частных ремесленных мастерских, торговых предприятиях. Официально большинство из них числилось учениками, однако на деле они выполняли ту же самую работу, что и взрослые работники, получая за это жалкие гроши, а то и вовсе работая бесплатно, «за хозяйские харчи». С развитием капиталистических отношений в российских деревнях стал распространённым обычай отправлять мальчиков, а иногда и девочек в учение в город, в мастерские или торговые заведения «с хлеба долой».

«Несмотря на разные постановления и распоряжения о нормировке рабочего дня, о минимальном возрасте для приёма в обучение и прочее, — писал в 1913 году С. Иверонов, председатель правления московского кружка трудовой помощи, — до сих пор приходится читать о массе злоупотреблений, жертвами которых делаются малолетние ученики частных ремесленных мастерских. Среди грубых товарищей, под влиянием невежественных ремесленников, проходит отрочество. Если выдержит здоровье, ученик превращается в подмастерье и мастера, часто и мастерство-то своё знающего плохо… И однако даже такие жалкие познания в ремесле, даже этот скудный заработок, даваемый им, считается удовлетворительным. Забывается при этом, каких трудов стоила эта выучка, ценою какого надругательства над детской душой она далась. А сколько таких тружеников остановилось на половине дороги, погибших, погубленных среди безобразий пьяной, развратной среды» [24].

Изучение судебных дел 1908—1909 годов несовершеннолетних московских правонарушителей показало, что значительное количество совершивших преступления относились к таким категориям как ремесленники (27,9%) и торговцы (24,8%), фабрично-заводские рабочие (9,6%), чернорабочие (6,3%) [25]. Этому в решающей степени способствовали тяжёлые условия труда и быта, отсутствие духовных интересов, безнадзорность со стороны родителей, многие из которых проживали в деревнях и не имели возможности контролировать поведение своих детей.

Все это вынуждало общественные благотворительные организации и попечительства расширять масштабы своей деятельности, искать и находить новые средства и методы работы с несовершеннолетними, целенаправленно вести их нравственное и правовое воспитание.

Активистами защиты прав малолетних тружеников использовались различные источники для выявления всех возможных случаев нарушения действовавшего законодательства. Наряду с постоянными посещениями цехов и мастерских они постоянно анализировали газетные известия, сообщения частных лиц, регулярно опрашивали самих малолетних тружеников, находившихся в поле зрения благотворительности. Каждый случай нарушения прав детей и подростков становился предметом обсуждения с хозяевами промышленных и торговых заведений. Если дело не удавалось решить мирным путём, общество информировало о нем мировых судей. Виновные в этом случае подлежали преследованию в порядке частного обвинения согласно ст. 157 Уложения о наказаниях и ст. 35 Устава уголовного судопроизводства [26].

Общественная опека над малолетними тружениками развивалась в России в рамках общей благотворительности и юридической защиты их прав. Однако она имела ряд особенностей и была направлена на улучшение условий труда и быта малолетних работников, организацию их общеобразовательной и профессиональной учёбы, культурного досуга и оздоровления.

Примечательно, что были выработаны чёткие критерии общественного контроля за развитием жизненного сценария подопечных. «Благотворительное общество, взявши на своё попечение ребёнка, — писал в 1887 году авторитетный журнал „Русская мысль“, — обязывается воспитать из него полезного работника. Отсюда само собою следует, что забота общества о призреваемых должна продолжаться до тех пор, пока последний не окрепнет в физическом, умственном и нравственном отношении, пока он не будет в состоянии вынести на своих плечах всю тяготу трудовой жизни. Только при соблюдении указанного условия общество и может рассчитывать на некоторый успех в достижении поставленной цели. Оставлять же призреваемого без всякого попечения в возрасте 11—13 лет и взваливать на него непосильное бремя трудовой и, в то же время, грязной, холодной и голодной жизни ремесленного ученика — не в интересах самого общества, так как в таком юном возрасте мальчик, не имеет никаких нравственных устоев, очень легко может свернуть на путь порока» [27].

Сформировавшаяся к началу 1880-х годов либеральная программа решения рабочего вопроса в России была направлена на «достижение рабочим сословием нравственной самостоятельности среди таких общественных отношений, которые не только бы ограждали каждого члена от случайных бедствий, но устраняли бы рознь и борьбу интересов, с одной стороны, между капиталом и трудом, а с другой — между самими рабочими» [28].

Эта программа включала в себя такие важнейшие элементы, как:

— разработка фабрично-заводского законодательства, чётко гарантирующего рабочим их социальные права;

— привлечение трудящихся к участию в управлении предприятиями и получение ими, наряду с заработной платой, доли прибыли;

— развитие рабочих ассоциаций.

При этом разработка фабрично-заводского законодательства рассматривалась либеральными российскими экономистами как первоочередная, неотложная мера.

Заняв в 1881 году в правительстве Александра III пост министра финансов, Н. Х. Бунге сумел убедить императора и высших лиц в государстве в необходимости новых подходов к решению рабочего вопроса. 1 июня 1882 года по представлению Бунге был принят закон, регламентировавший условия труда на фабриках и заводах и школьного обучения малолетних рабочих. Закон вошёл в силу с 1 мая 1884 года. Законом 3 июня 1885 года была запрещена ночная работа несовершеннолетних и женщин.

Важным событием для России стало принятие 3 июня 1886 года закона «О найме рабочих на фабрики и на заводы» и «Правил о надзоре за заведениями фабричной промышленности и о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих».

В соответствии с законом «О найме» была отменена третья глава II раздела «Устава о промышленности фабричной и заводской» издания 1879 года. Закон содержал в себе 22 статьи, в которых отмечалось, что «Наем рабочих в заведениях фабричной промышленности совершается на основании общих постановлений о личном найме, с дополнениями, изложенными в нижеследующих статьях».

Заводское или фабричное управление обязывалось, при найме рабочих, требовать от них предъявления вида на жительство. При прекращении договора о найме заведующий фабрикой или заводом был обязан возвратить рабочим вручённые ему виды на жительство «немедленно». Договоры о найме рабочих могли заключаться выдачей им расчётных книжек, в которых означались условия найма и отмечались «все производимые с рабочим расчёты и делаемые с него, по условию, вычеты, за прогул и причинение вреда хозяину. Расчётная книжка должна была храниться у рабочего и передаваться им в контору фабрики или завода, для необходимых в ней записей.

Наем рабочих мог производиться: а) на определённый срок; б) на срок неопределённый; в) на время исполнения какой-либо работы, с окончанием которой прекращается сам наем.

При найме на неопределённый срок, каждая из договаривающихся сторон имела право отказаться от договора, предупредив другую сторону о своём намерении за две недели.

Прежде окончания заключённого с рабочими срочного договора, или без предупреждения за две недели рабочих, нанятых на неопределённый срок, воспрещалось понижать их заработную плату «установлением новых оснований для её исчисления, сокращением числа рабочих дней в неделю, или числа рабочих часов в сутки, изменением правил урочной работы и т.п.». Вместе с тем и рабочие были не вправе до окончания договора требовать каких-либо изменений в его условиях.

Согласно законодательству, заработная плата рабочим должна была производиться не реже одного раза в месяц, если наем заключён на срок более месяца, и не реже двух раз в месяц — при найме на срок неопределённый.

Рабочий, не получивший в срок причитающейся ему платы, имел право требовать судебным порядком расторжения заключённого с ним договора. По заявленному на этом основании в течение трёх месяцев иску рабочего, если просьба его признавалась уважительной, в его пользу присуждалось, сверх должной ему фабрикантом суммы, особое вознаграждение в размере, не превышающем, при срочном договоре, двухмесячного его заработка, а при договоре на срок неопределённый — двухнедельного заработка.

Закон воспрещал хозяевам предприятий расплачиваться с рабочими вместо денег купонами, условными знаками, хлебом, товаром и иными предметами.

При производстве рабочим платежей не дозволялось делать вычеты на уплату их долгов. К числу таких долгов не относились, однако, расчёты, производимые фабричным управлением за продовольствие рабочих и снабжение их необходимыми предметами потребления из фабричных лавок. В случае предъявления исполнительного листа на денежное взыскание с рабочего, с последнего могло быть удержано, при каждой отдельной расплате, не более 1/3 причитающейся ему суммы, если рабочий холост, и не более 1/4 суммы, если он женат, или вдов, но имеет детей.

Заведующим фабриками и заводами запрещалось взимать проценты за деньги, выдаваемые рабочим заимообразно, и вознаграждение за ручательство по их денежным обязательствам. Воспрещалось также взимание с рабочих платы: а) за врачебную помощь, б) за освещение мастерских, и в) за пользование при работах для фабрики орудиями производства.

Договор найма рабочего с фабричным или заводским управлением мог быть прекращён:

— по взаимному соглашению сторон;

— по истечении срока найма;

— по окончании той работы, исполнением которой был обусловлен срок найма;

— по истечении двух недель со дня заявления одною из сторон о желании расторгнуть договор, если он был заключён на срок неопределённый;

— за высылкой рабочего, по распоряжению властей, из мест исполнения договора или присуждением его к заключению на срок, делающий исполнение договора невозможным;

— за обязательным поступлением рабочего на военную или общественную службу;

— за отказом со стороны установления, выдающего рабочему срочный вид на жительство, возобновить этот вид;

— за приостановлением на продолжительное время работ на фабрике или заводе, вследствие пожара, наводнения, взрыва парового двигателя и т. п. несчастного случая.

Закон определял, в каких конкретных случаях договор найма мог быть расторгнут заведующим фабрикой или заводом:

— вследствие неявки рабочего на работу более трёх дней подряд, без уважительной причины;

— вследствие привлечения рабочего к следствию и суду по обвинению в преступном действии, влекущем за собою наказание не ниже заключения в тюрьму;

— вследствие дерзости, или дурного поведения рабочего, если оно угрожает имущественным интересам фабрики, или личной безопасности кого-либо из лиц, принадлежащих к составу фабричного управления;

— вследствие обнаружения у рабочего заразной болезни.

Уволенному на основании последней статьи с фабрики или завода рабочему предоставлялось право обжаловать расторжение договора в суде. Если жалоба признавалась основательной, то суд был обязан принять постановление о вознаграждении рабочего за понесённые им убытки.

Рабочему предоставлялось право требовать расторжения договора с предприятием при следующих обстоятельствах:

— вследствие побоев, тяжких оскорблений и вообще дурного обращения со стороны хозяина, его семейства или лиц, которым вверен надзор за рабочими;

— вследствие нарушений условий по снабжению рабочих пищей и помещением;

— вследствие работы, разрушительно действующей на его здоровье;

— вследствие смерти или обязательного поступления в военную службу одного из членов его семейства.

Закон определял также, что в местностях, отличающихся значительным развитием фабрично-заводской промышленности, предприятия, за исключением принадлежащих казне или правительственным учреждениям, а также частных горных заводов и промыслов, подчиняются сверх постановлений по статьям Положения о найме рабочих на фабрики и заводы, действию особых правил о надзоре за заведениями фабричной промышленности и о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих.

Важным событием в экономической жизни России явилось создание в 1882 году в ведомстве Министерства финансов (с 1905 г. — Министерства торговли и промышленности) фабричной инспекции. Первоначально она состояла из главного инспектора и двух окружных инспекторов, которые контролировали предприятия Петербургской, Московской и Владимирской губерний.

На должность главного фабричного инспектора был назначен авторитетный общественный деятель, технолог и педагог, автор научных трудов по химической технологии Евгений Николаевич Андреев (1829—1889) [29]. Андреев родился в Таганроге, окончил курс по камеральному отделению юридического факультета Петербургского университета, с 1857 года был инспектором Технологического института. В 1863—1878 годах занимал кафедру сельскохозяйственной технологии в Лесном институте, позднее состоял членом Совета Министерства финансов. С 1860-х годов Андреев являлся одним из деятельных членов Императорского Русского технического общества и его учёным секретарём. По инициативе и под председательством учёного здесь была образована комиссия по техническому образованию, которая проделала огромную работу по созданию в России сети школ по образованию мастеров. Андреев многое сделал для привлечения внимания русского общества к проблема профессионально-технического образования, положения трудящихся.

Первым окружным фабричным инспектором по Московскому промышленному району стал профессор, а впоследствии академик Иван Иванович Янжул (1845—1914). Выходец их дворян Черниговской губернии Янжул закончил юридический факультет Московского университета, где с особым интересом изучал политическую экономию. Стажировался в Лейпциге и Лондоне, где защитил магистерскую диссертацию «Исследование косвенных налогов». В 1876 году получил степень доктора наук за сочинение «Английская свободная торговля». Пост фабричного инспектора Московского округа Янжул занял по личному приглашению министра финансов Бунге и совмещал его с профессорской деятельностью. На протяжении многих лет Янжул принимал активное участие в работе различных комитетов и совещаний по выработке рабочего и фабричного законодательства. Является автором ряда работ по проблемам труда и быта рабочих, в том числе книги-отчёта «Фабричный был Московской губернии» (1884), удостоенной большой золотой медали Императорского Русского географического общества. Деятельность учёного на посту фабричного инспектора продолжалась пять лет. В 1887 году при министре финансов И. А. Вышнеградском Янжул покинул этот пост, в связи с тем, что многие его ценные предложения по улучшению труда и быта рабочих игнорировались высшей администрацией в Петербурге.

Первым фабричным инспектором по Владимирскому округу был назначен врач и общественный деятель П. А. Песков, немало сделавший для изучения и улучшения положения рабочих Владимирской губернии. Он являлся автором таких работ, как «Фабричный быт во Владимирской губернии» (СПб., 1884), «Вопросы фабричного быта на торгово-промышленных съездах в России» («Записки Московского отделения Императорского русского технического общества». М., 1898) и других аналогичных сочинений.

В 1884 году благодаря стараниям министра финансов Бунге в стране функционировали уже 8 фабричных округов. В каждом из них действовали окружные инспекторы с помощниками. В 1886 году фабричные инспекции создаются при губернских по фабричных делам присутствиях. Их деятельность осуществлялась под непосредственным руководством губернаторов. Наряду с государственными чиновниками в состав фабричных инспекций входили также представители предпринимательского корпуса. В 1894 году должность главного фабричного инспектора была упразднена, а в 1899 году было создано Главное по фабричным и заводским делам присутствие, ведавшее фабричной инспекцией. Действовало оно при Министерстве финансов непосредственно под председательством министра или его товарища (заместителя). В состав Главного присутствия наряду с должностными лицами финансового ведомства входили представители Министерства внутренних дел, Министерства земледелия и государственных имуществ, Военного министерства, Министерства юстиции, а также окружные инспекторы и представители от предпринимателей, выбранные по решению совещательных учреждений по промышленной и торговой части. Главное присутствие издавало инструкции и правила по всем предметам надзора, общие правила по охране жизни, здоровья и нравственности рабочих, занималось рассмотрением и принимало окончательные решения по всем жалобам на постановления местных присутствий и на фабричных инспекторов.

В каждой губернии и области, а также отдельно в Петербурге, Москве, Варшаве и Одессе действовали присутствия по фабричным делам под председательством местных губернаторов (в городах — градоначальника или обер-полицмейстера). Присутствия издавали постановления, имевшие обязательное действовавшие на соответствующих территориях, рассматривали протоколы о нарушениях закона, отнесённых к их компетенции, оказывали помощь фабричным инспекторам в их повседневной работе.

К 1913 году штат фабричной инспекции состоял из 285 человек. В большинстве своём это были высокообразованные инженеры, экономисты, юристы и врачи, преданные своему делу.

Необходимость создания и деятельности фабричной инспекции объяснялась многими обстоятельствами, и, прежде всего, тем, что предприниматели нередко игнорировали действующее законодательство, пользуясь своим положением, всячески ущемляли права рабочих.

Среди типичных нарушений наиболее частыми являлись:

— незаконное применение предпринимателями штрафных санкций к рабочим;

— не целевое использование штрафного капитала;

— игнорирование санитарно-гигиенических норм на производстве;

— нарушение установленных рамок оплаты труда и рабочего времени.

Там, фабричный закон 1886 года предусматривал использование штрафных сумм исключительно на нужды рабочих. Однако на деле эти суммы шли на другое, в частности, на различные добавки представителям административных структур. Так, с 1886 по 1891 год на Трехгорной мануфактуре штрафной капитал превысил 2780 рублей, а пособий рабочим было выдано всего на 35 рублей. В тоже время служащий Латышев получил из этого фонда в 1888—1889 годах 700 рублей наградных [30].

Первоначально обязанности фабричных инспекторов ограничивались наблюдением за исполнением закона о работе малолетних и школьном образовании, но постепенно они значительно расширились. К началу ХХ века обязанности российской фабричной инспекции были гораздо шире и разнообразнее, чем во многих других европейских государствах [31]. Главнейшие обязанности фабричной инспекции состояли в следующем:

— наблюдение за исполнением правил, регулирующих время и продолжительность работы для всех рабочих, правил, регулирующих условия найма и взаимные отношения рабочих и предпринимателей, обязательных постановлений и правил о паровых котлах с испытанием этих котлов;

— исчисление сбора с паровых котлов и составление окладных листов, пересылаемых затем в казённые палаты для взимания сбора;

— сбор, проверка и предварительная обработка статистических сведений, не только в целях надзора и связанных с ними задач, но вообще по всем вопросам промышленной жизни;

— исполнение поручений губернского и областного начальства по осмотру и описанию фабрик, по составлению им оценок и т. п. [32].

О всех замеченных нарушениях, если они своевременно не устранялись предпринимателями после сделанных им замечаний и предупреждений, инспекторы составляли протоколы и возбуждали судебное преследование виновных. Более мелкие нарушения рассматривались в присутствиях по фабричным делам.

В случаях, когда рабочие подавали коллективные жалобы или организовывали забастовки, фабричные инспекторы были обязаны подробно изучить сложившуюся ситуацию и принять меры к устранению конфликтных ситуаций путём миролюбивого соглашения и привлечения к ответственности виновных в нарушениях, послуживших причиной конфликта.

Надзор фабричной инспекции распространялся исключительно на частные предприятия. На горных заводах и промыслах фабричных инспекторов заменяли горные инженеры, на фабриках и заводах, принадлежащих казне и различных правительственным ведомствам, непосредственную ответственность за соблюдение рабочего законодательства несли заведующие этими предприятиями, в мастерских частных железных дорог работы, аналогичную фабричной инспекции, выполняли правительственные инспекторы этих дорог.

Таким образом, 1880-е годы стали для России переломным периодом в решении рабочего вопроса. Благодаря целеустремлённости Бунге как министра финансов и председателя Комитета министров, а также других либерально настроенных государственных и общественных деятелей, экономистов и правоведов, формируется чёткая законодательная база «рабочего вопроса», которая, как показано в диссертации, находилась на уровне общеевропейских требований.

В феврале 1889 года, при министре И. А. Вышнеградском, в развитие законов, принятых по инициативе Н. Х. Бунге, Министерством финансов был подготовлен законопроект об ответственности предпринимателей за увечье и смерть рабочих от несчастных случаев на производстве.

Активным продолжателем заложенных Бунге традиций попечения о рабочих, особой линии политики в рабочем вопросе был Сергей Юльевич Витте, занявший в 1892 году пост министра финансов. В программе его министерства 1893 года давалась в целом критическая оценка в области рабочего законодательства, отмечалась его неполнота, несоблюдение некоторых важных законов. В этой связи первоочередной задачей финансовое ведомство считало разработку законоположений «о применении к ремесленным заведениям некоторых законов, изданных для заводов и фабрик, и об обеспечении участи рабочих, сделавшихся почему-либо нетрудоспособными к труду», а также «разработку предложений о предупреждении несчастных случаев» на производстве [33].

15 мая 1893 года Витте внёс на рассмотрение Государственного совета проект закона об ответственности предпринимателей за увечье рабочих на фабриках. В департаментах Государственного совета этот проект вызвал существенные разногласия: одни члены совета его поддерживали, другие выступили с резкой критикой. В Общем собрании против проекта выступил один из столпов отечественной реакции, обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев, который обвинил министра финансов «социалистом». Как пишет в своих воспоминаниях Витте, он резко отреагировал на обвинение Победоносцева и заявил, что если он и социалист, то «миниатюрный сравнительно с Бисмарком» и предпочитает «быть с ним в компании, нежели с Победоносцевым». После бурной полемики с приверженцами влиятельного при дворе Победоносцева Витте был вынужден снять с повестки дня Государственного совета обсуждение законопроекта об ответственности предпринимателей за увечья и смерть рабочих на производстве и забрать его в министерство «для переработки» [34].

К дальнейшему решению рабочего вопроса на законодательном уровне Министерство финансов смогло вернуться только четыре года спустя.

2 июня 1897 года, в условиях промышленного подъёма, охватившего страну, и роста забастовочного движения российских рабочих, по инициативе министра финансов был принят закон, ограничивающий общую продолжительность рабочего дня на частных предприятиях 11,5 часами в дневное время и 10 часами в ночное [35]. Этот закон, ещё на стадии обсуждения, также вызвал немало нареканий со стороны консерваторов и предпринимательской верхушки. Однако здравый смысл все-таки победил. В ходе обсуждения закона в Государственном совете отмечалось, что в условиях России законодательная нормировка продолжительности рабочего времени является оправданной и даже единственно возможной мерой, поскольку государственный строй страны исключает возможность организованных забастовок, руководимых рабочими союзами и вынуждающих фабрикантов иногда идти на соглашения [36].

Наряду с законодательным решением проблем организации и охраны труда фабрично-заводских рабочих большое значение либеральные российские экономисты придавали проблемам самоорганизации рабочих для создания ссудных касс и рабочих товариществ по образцу западноевропейских. Поощрение рабочей инициативы предусматривалось ещё в проектах комиссий Штакельберга (1859) и Игнатьева (1872). Однако боязнь правительства, что рабочие организации превратятся в объект революционной пропаганды, заставляла правительство многие годы отказываться от реализации этих предложений в жизнь.

Анализируя цели рабочих организаций, Бунге и его единомышленники считали, что они должны быть двух типов. К первому типу относились общества, создаваемые для организации просвещения рабочих, постройки квартир, выдачи пенсий и пособий в случае болезни или смерти, кредитные и потребительские общества. Ко второму типу относились производительные товарищества, создаваемые рабочими для совместного производства. Последние либеральные экономисты считали «высшей формой общения» трудящихся. Задача государственной власти в этой связи виделась «в установлении юридических норм для того, чтобы облегчить ими возникновение и деятельность новых хозяйственных союзов на правах юридических лиц» [37]. Помимо законодательной деятельности государства и развития инициативы самих рабочих, Бунге считал необходимым участие в решении рабочего вопроса «достаточного и образованного сословия», которое в лице лучших его представителей приходит к пониманию, что собственное его благо возлагает на него обязанность просветителя рабочих и заботу об улучшении их быта и гигиенических условий. По его мнению, представители общественности должны заботиться об «удешевлении предметов потребления и квартир, о чистоте одежды и жилищ, о качестве пищи и т.д.».

Разработанная либеральными реформаторами программа решения рабочего вопроса в пореформенный период принесла свои плоды. Уже с 1870-х годов в России наметилась тенденция повышения жизненного уровня рабочего населения, снижения производственного травматизма.

* * *

Численный рост рабочего класса страны, имевший место к началу ХХ века, усложнение проблем, с которыми приходилось сталкиваться властям в центре и на местах, привели к необходимости пересмотра отдельных принципиальных положений правительственной политики в рабочем вопросе. Министерство финансов, нёсшее непосредственную ответственность за управление промышленной жизнью страны и отношения между рабочими и предпринимателями,⁴

Линия Министерства финансов на самоорганизацию рабочих, наметившаяся ещё во времена Бунге, в начале ХХ века получает своё новое развитие и конкретное воплощение в законе 19 июня 1903 года, согласно которому в России учреждается институт фабричных старост — первый в истории страны легитимный орган рабочего представительства, призванный предупреждать и локализировать конфликты между рабочими и предпринимателями. Согласно закону фабричные старосты избирались непосредственно рабочими и из рабочей среды и наделялись существенными полномочиями в переговорах с хозяевами предприятий и властями.

Значительным достижением Министерства финансов и лично Витте как его руководителя, было и то, что параллельно и одновременно с законом о старостах был принят закон, возлагавший на фабрикантов и заводчиков обязанность вознаграждать рабочих и их семьи в случае полученного увечья, причем, даже тогда, когда увечье произошло не по вине хозяина, а по неосторожности самого рабочего. На основании этого закона только горнопромышленниками Юга России за 1904—1908 годы рабочим и их семьям было выплачено около 14 млн рублей [38].

При этом законодательное закрепление института фабричных старост и начал социального страхования рабочих Министерство финансов вовсе не рассматривало как последний акт в решении рабочего вопроса, а считало лишь рядовым эпизодом на пути к созданию действительно прочного и взаимовыгодного для всех гражданского мира. Внося в Государственный совет в 1903 году законопроект о введении старост в промышленных заведениях Витте объяснял, что законопроект этот, как и смежный с ним проект о вознаграждении рабочих за утрату трудоспособности от несчастных случаев, является «первым шагом в целом ряде мероприятий», намеченных в области рабочего вопроса, что «Министерство финансов далеко, конечно, от мысли, чтобы со введением старост мог быть окончательно разрешён общий вопрос об устройстве быта рабочего сословия в России» и что «подробная разработка его во всей совокупности производится в особой комиссии [39].

Вместе с тем у правительственной политики в рабочем вопросе было и другое, весьма влиятельное и чисто охранительное направление. Выразителем этого направления являлось Министерство внутренних дел во главе с министром В. К. Плеве и его ближайшим помощником, шефом корпуса жандармов, а впоследствии петербургским генерал-губернатором Д. Ф. Треповым. Оценивая с позиций современного исторического мышления ситуацию, сложившуюся в стране в предреволюционный период, можно не без оснований сказать, что именно безответственная политика полицейского ведомства в рабочем вопросе в решающей мере спровоцировала события 9 января и весь последующий революционный взрыв.

Стремясь властно вмешиваться в экономическую жизнь, полицейское ведомство не только требовало передачи в своё подчинение фабричной инспекции, Главного и губернских по фабричным и заводским делам присутствий, но и постоянно прибегало ко всякого рода провокациям, не только не снижавшим остроты социально-экономических противоречий, но и во многом усугублявших их.

Анализируя обстановку в России кануна революции 1905—1907 годов, В. Н. Коковцов, сменивший незадолго до этого С. Ю. Витте на посту министра финансов, писал в своих воспоминаниях, что рабочий вопрос в конце 1904 года составлял «бесспорную ось всего внутреннего положения России» [40]. Новый министр, как и его предшественник, трезво оценивал сложившуюся вокруг рабочего вопроса ситуацию, активно противился попыткам руководителей полицейского ведомства вмешиваться в отношения между рабочими и предпринимателями. Оценивая позицию и деятельность Трепова, как товарища (заместителя) министра внутренних дел и Петербургского генерал-губернатора, Коковцов писал: «В его распоряжении была оригинальная смесь чисто зубатовского, самого беззастенчивого заигрывания с рабочими и полицейского нажима на них, угроз по адресу фабрикантов за недостаточную заботливость о нуждах рабочих и предъявление к ним таких требований, которые не только опирались на закон, но были явно неисполнимы, — и в то же время самое недвусмысленное запугивание рабочих и требование беспрекословного исполнения требований министерства в деле забастовок и разрешения длящихся конфликтов. После гапоновского выступления — 9 января — эта двойственность приняла ещё более резкие формы и вмещала даже Государя в тревожное состояние, охватившее Петербургский район» [41].

Будучи решительным противником всякого полицейского вмешательства во взаимоотношения между фабрикантами и рабочими, Коковцов, верный традициям своих либеральных предшественников на министерском посту, предлагал мирное решение возникающих конфликтов путём широкой сети мероприятий, направленных на оздоровление ситуации и цивилизованное, с учётом опыта западных стран, решение рабочего вопроса в стране. Не случайно, что именно министру финансов в сложной и противоречивой ситуации января 1905 года было поручено создать и возглавить межведомственную комиссию по рабочему вопросу, призванную в экстренном порядке выработать предложения о рабочей политике правительства.

Приступая к руководству работой межведомственной комиссии, Коковцев руководствовался мыслью о том, что рабочий вопрос и возникшее на его почве движение представляются значительно менее грозными, нежели другие явления внутренней жизни и что путь к разрешению рабочего вопроса довольно ясен и определён:

все мероприятия по рабочему вопросу необходимо сосредоточить исключительно в Министерстве финансов и ни в коем случае не прибегать к образованию каких-либо специальных установлений для его разрешения;

без всякой задержки удовлетворять те из нужд рабочих, которые могут быть удовлетворены на почве действующего закона, «что убедило бы рабочий люд в попечительном отношении к нему правительства»;

завершить законодательные предположения, уже ранее выработанные в Министерстве финансов [42].

Эти три пункта были развиты Коковцовым в докладе, представленном 19 января 1905 года Николаю II. В докладе обстоятельно излагались причины, которые с точки зрения министра финансов вызвали «прискорбное явление» — 9 января, предлагались меры нормализации ситуации в стране. Коковцов отмечал, что вмешательство ведомства внутренних дел в экономическую жизнь, в отношения между предпринимателями и рабочими, в деятельность фабричной инспекции, с одной стороны, способствовало разжиганию притязательности рабочего класса в области экономической, а с другой — приостанавливало возможность регулирования рабочего движения при помощи рабочего законодательства, соответствующего темпу этого движения и масштабу перемен в общей социально-экономической конъюнктуре в стране. Предложенная Коковцовым царю законодательная программа правительства исключала всякое вмешательство в решение рабочего вопроса со стороны Министерства внутренних дел.

Предложения Коковцова встретили, по всей видимости, сочувствие со стороны Николая II и вскоре были воплощены в соответствующие документы. 21 января 1905 года Коковцов внёс эти документы от имени межведомственной комиссии в Комитет министров

Разработанная комиссией Коковцова программа решения рабочего вопроса включала в себя следующие основные предложения:

— обязательная организация больничных касс, создаваемых на средства рабочих и фабрикантов;

— создание на предприятиях смешанных органов из представителей администрации и рабочих для обсуждения и разрешения возникающих на почве договора найма вопросов, а также для улучшения быта рабочих;

— сокращение рабочего дня с 11,5 до 10 часов;

— пересмотр статей закона, карающих забастовки и досрочное расторжение договоров о найме [43].

Программа межведомственной комиссии обсуждалась и была одобрена Комитетом министров. В новой исторической ситуации массовых антиправительственных выступлений Комитет министров резко осудил имевшие место попытки внедрения в России полицейского социализма (зубатовщина) и в качестве образца для подражания в рабочем вопросе называл Бисмарка, который своевременно издал страховые законы и тем самым «взял рабочее движение в свои руки» [44].

На основе разработанных межведомственной комиссией рекомендаций Министерством финансов было подготовлено четыре законопроекта, которые были вынесены на совместное обсуждение комиссии и представителей промышленности. Однако последние, не желая идти на серьёзные уступки рабочим, сорвали обсуждение законопроектов под благовидным предлогом переживаний относительно поражения русских войск при Цусиме [45].

Дальнейшая судьба разработанных комиссией Коковцова мероприятий и законопроектов оказалась в руках созданного царским указом 27 октября 1905 года Министерства торговли и промышленности. В указе об образовании министерства в качестве его первоочередной задачи ставилось принятие «ряда неотложных мер в области торгового, промышленного и особенно рабочего законодательства» [46]. Однако реализация этой задачи оказалась новому министерству не под силу. Вплоть до роковых событий октября 1917 года статус министерства оставался неопределенным, а штат малочисленным. Оно не владело серьезными рычагами давления на представителей промышленности и торговли, хотя в целом сохраняло линию в рабочем вопросе, взятую в свое время Министерством финансов.

Улучшению реального положения российских рабочих, выработке новых подходов к решению рабочего вопроса способствовало в известной мере возникновение российского парламентаризма, а также иные свободы, «дарованные» гражданам страны царским Манифестом 17 октября 1905 года. На основании ст. 38 Манифеста рабочие, как и прочие российские подданные, получили право «образовывать общества и союзы в целях, не противоречащих законам» [47].

В развитие этого положения 4 марта 1906 года были изданы «Временные правила о профессиональных обществах, учреждениях для лиц, занятых в торговых и промышленных предприятиях или для владельцев этих предприятий» легализировавшие как рабочие организации, так и организации предпринимателей. Несмотря на несовершенство «Временных правил», запрещавших, например, объединение рабочих союзов в национальные и международные и ставивших рабочие организации под известный контроль полиции, они послужили сигналом для массовой организации легальных рабочих профсоюзов, просветительных организаций и обществ, посредством которых решение рабочего вопроса в стране выдвигалось на качественно новый уровень.

Объединение рабочих и развитие профсоюзного движения вызвало к жизни силы, которые эффективно противостояли попыткам предпринимателей снизить заработную плату. Как и в других промышленно развитых странах, профсоюзы в России могли обеспечивать повышение доходов рабочих сверх «равновесного» уровня.

Основное орудие давления профсоюзов на предпринимателей — угроза забастовки. Рассматривая вопрос о возможности повышения заработной платы, отечественные предприниматели оказались перед необходимостью сравнивать дополнительные издержки, связанные с повышением заработной платы, и убытки, которые могла им принести забастовка в случае, если отказа пойти навстречу требованиям рабочих. В сложившейся ситуации, чтобы нарушить единство рабочих рядов, предприниматели шли на повышение зарплаты отдельным категориям наиболее квалифицированных рабочих.

Согласно избирательному закону 11 декабря 1905 года были введены четыре избирательные курии: земледельческая (помещики), городская (буржуазия), крестьянская и рабочая. Нормы представительства в куриях были различными. Один голос помещика был равен трем голосам городского буржуа, пятнадцати голосам крестьян и срока пяти голосам рабочих избирателей. Выборы предусматривались многостепенные, при том с разным числом ступеней: для помещиков и горожан — двухстепенные, для рабочих — трехстепенные, для крестьян — четырехстепенные [48].

В соответствии с Положением о выборах в Государственную думу от 3 июня 1907 года предусматривалось избрание уполномоченных от рабочих. При этом «способ и порядок избрания уполномоченных» должен был определяться «самими рабочими каждого предприятия» [49].

Несмотря на ограниченность представительства рабочих в Государственной думе, сам факт этого представительства способствовал концентрации требований рабочих, создавал прецедент их публичного рассмотрения, вносил известную юридическую, законодательную соревновательность в отстаивании интересов рабочих и интересов предпринимателей. Это было тем более необходимо, поскольку с развитием рабочего законодательства все более и более суживалась свобода предпринимателей в отношениях с рабочими. Комментируя этот факт, изданная в 1911 году в Москве «Народная энциклопедия научных и прикладных знаний» писала: «Кого и как нанимать, как и в какие сроки расплачиваться с рабочими, сколько времени рабочие должны работать на фабрике, сколько им платить, в се эти вопросы теперь уже не зависят только от воли хозяина и от его соглашения с рабочими, а определяются предписаниями закона или уполномоченных на это законом властей» [50].

Важным событием в сфере регламентации отношений между предпринимателями и рабочими стало принятие в 1912 году Положений о страховании рабочих от несчастных случаев и на случай болезни. Предыстория этого вопроса такова. После долгих пересудов с промышленникам, даже в условиях революционного общественного взрыва не желавшими идти на уступки рабочим, летом 1908 года Министерство торговли и промышленности, продолжая линию Министерства финансов, внесло в Государственную думу законопроекты о страховании рабочих от несчастных случаев и по болезни вместе с двумя сопутствующими законопроектами о страховых присутствиях и страховом совете.

Все четыре этих законопроекта предварительно были обсуждены в специальном межведомственном совещании под председательством товарища (заместителя) министра торговли и промышленности Н. А. Остроградского и на заседании Совета министров. Во время этих обсуждений к первоначальным вариантам законопроектов были сделаны существенные поправки, которые касались значительных уступок предпринимателям и резкого усиления влияния и власти Министерства внутренних дел и губернаторов за счет Министерства торговли и промышленности в страховом деле.

Уступки промышленникам были значительными. В частности, совещание Остроградского отказалось от установления точного размера лечебной повинности предпринимателя путем денежных сборов по числу рабочих. Хозяева предприятий должны были давать первоначальную врачебную помощь и амбулаторное лечение. По вопросу больничного лечения законопроект предусматривал лишь денежную ответственность перед лечебным заведением за лечение больных рабочих.

По требованию Министерства внутренних дел был введен ряд статей, которые устанавливали жесткий контроль за деятельностью больничных касс. Председателем страхового присутствия становился губернатор, а не старший фабричный инспектор, как предполагалось ранее. Присутствие получило право закрывать больничные кассы, если оно обнаружит в их деятельности «опасность для государственного порядка и общественного спокойствия».

Несмотря на столь значительные коррективы первоначального варианта законопроекта он в течение трех лет «ждал» своего обсуждения в Государственной думе, а точнее — саботировался представителями промышленников и правыми фракциями. Тем не менее, день, когда страховые законопроекты были приняты Думою, наконец-таки наступил. Это произошло в январе 1912 года. Государственный совет утвердил их в мае того же года, а с 23 июня 1912 года они стали законами.

Суть этих законов сводилась к следующему. Закон о страховании рабочих от несчастных случаев был некоторым видоизменением уже действовавшего закона 2 июня 1903 года. Он предусматривал страхование рабочих, занятых на предприятиях фабрично-заводской, горной и горнозаводской промышленности, с общей численностью в 2,5 млн человек. Размер пособия пострадавшим на время лечения, также как и пенсии в случае потери трудоспособности от несчастного случая, устанавливался в размере 2/3 заработка. Аналогичным образом начислялись пенсии семьям рабочих, погибших от несчастных случаев на производстве.

Основное отличие нового закона от закона 1903 года заключалось в замене личной ответственности предпринимателя коллективной. Если раньше рабочий в случае увечья имел дело непосредственно со своим нанимателем, который угрозой увольнения и судебной волокитой старался уменьшить причитающееся рабочему пособие, то по новому закону пособие должно было выплачиваться страховым товариществом, в которое объединялись владельцы предприятий определенного района. Такие товарищества располагали штатом специалистов страхового дела, служащих, врачей. Они обязывались объективно оценивать страховые случаи и принимать соответствующие решения. Данное законодательство избавляло рабочего от страха потерять пособие в случае закрытия предприятия, а также от нажима со стороны хозяина. Оно вполне соответствовало аналогичным страховым законодательствам, действовавшим в промышленно развитых странах Европы и США.

Закон о страховании от болезней в действующем российском законодательстве аналогов не имел. Суть его заключалась в обязательности страхования рабочих данного предприятия, объединенных для этой цели в фабричные больничные кассы. В обязанность кассы входила выдача денежных пособий заболевшим членам кассы в течение определенного периода. Средства кассы составлялись из обязательных взносов рабочих и владельцев предприятий. Свое влияние закон о страховании от болезней распространял на те же категории рабочих, которые охватывал закон о страховании от несчастных случаев. Размер пособий для семейных рабочих устанавливался от 1/2 до 2/3 заработка, для холостых — от 1/4 до 1/2 заработка. Срок выдачи пособий равнялся шести месяцам. При повторных заболеваниях общая продолжительность выдачи пособия в течение одного года не должна была превышать семи месяцев. Работницы должны были получать пособие от 1/2 до 2/3 своего заработка в течение четырех недель после родов. В случае смерти члена больничной кассы его семья получала на погребение сумму в размере от 20 до 30-кратного дневного заработка. Владелец предприятия вносил в кассу 2/3 суммы взносов рабочих. Сюда же шли и штрафные капиталы. Взносы рабочих в кассу составляли 1—2% заработка. Минимальный размер больничной кассы устанавливался в 200 человек. Предприятия с меньшим числом рабочих объединялись в одну кассу.

Надзор за страхованием рабочих в пределах губернии возлагался на губернские присутствия. Всероссийским контрольным органом страхования рабочих являлся Совет по делам страхования, действовавший под председательством министра торговли и промышленности. Он направлял деятельность местных присутствий, больничных касс и страховых товариществ.

* * *

Дальнейшее свое развитие законодательство по рабочему вопросу получает в документах Временного правительства, считавшего главной задачей своей внутренней политики добиться установления «известных миролюбивых отношений между капиталом и трудом» [51]. Практически реализуя эту политику, Временно правительство разрабатывало планы существенно улучшить положение рабочих, но не успело их реализовать в полной мере в связи с Октябрьской революцией 1917 года.

Среди этих планов, на наш взгляд, особый интерес представляет принятое весной 1917 года решение, согласно которому разрешалось учреждение в России акционерных компаний с участием рабочих и служащих в капиталах, управлении и прибылях. Публикации официального сообщения на этот счет предшествовала статья чиновника особых поручений Министерства торговли и промышленности, секретаря Бюро русской группы межпарламентской торговой конференции и управляющего делами Совета съездов представителей биржевой торговли и сельского хозяйства А. Л. Рафаловича «Новая форма объединения труда и капитала», увидевшая свет 1 апреля 1917 года на страницах официального органа министерства «Торгово-промышленной газеты». В статье, с ссылкой на недавнее аналогичное решение французского Сената, подробно рассматривался законопроект «Об обществах с ограниченной ответственностью с участием рабочих». Автор статьи отмечал, что принятие соответствующего законодательного акта, призвано построить на более правильных и разумных началах взаимоотношения между трудом и капиталом и достигнуть тем самым столь необходимого для страны социального мира.

Следует заметить, что идея привлечения рабочих и служащих к участию в капиталах, управлении и прибылях предприятий была не нова, ни для Запада, ни для России. Логическое развитие идеи «демократизации капитала» привело экономическую мысль Запада еще в последней трети ХIХ века к идее копартнершипа (англ. — Copartnership) — привлечения трудящихся к совладению капиталистическими предприятиями. Копартнершип рассматривался экономистами многих европейских стран в двух основных проявлениях: 1) через участие рабочих и служащих в прибылях капиталистического предприятия, основанное на взаимном соглашении сторон и не регламентируемое государственными законами; 2) через участие рабочих и служащих (наряду с участием в прибылях) в основном капитале предприятия и в соответствии с этим правом участия в контроле за его деятельностью, что предполагало наличие особого государственного законодательства, определяющего отношения сторон.

В России о копартнершипе впервые заявил в 1879 году известный экономист и статистик А. А. Исаев. В статье «Участие рабочих в прибыли предприятия», опубликованной в журнале Московского юридического общества «Юридический вестник», он активно настаивал на необходимости введения в России капиталистической кооперации. Исаев отмечал, что распространение акционерной формы организации капиталистического предприятия и введение копартнершипа будет способствовать в конечном счете возникновению производственных товариществ, представляющих «более стройную», «более совершенную» форму предприятий, которым принадлежит будущее [52].

Рассматривая теоретические и практические аспекты копартнершипа, опыт его применения на Западе, Исаев, что копартнершип может успешно развиваться только под давлением недовольства работников, что и показывает опыт европейских стран. Вместе с тем есть и другой путь его развитие — через активное участие государства, призванного не только выполнять в этом вопросе контрольную функцию, но и активно участвовать в пропаганде принципов участия рабочих и служащих в прибылях отечественных предприятий.

Несколько позднее с пропагандой идеи копартнершипа выступил Н. Х. Бунге. В своих «Загробных заметках», в разделе, посвященном борьбе с социализмом, Бунге обосновывал необходимость установления более тесной связи между интересами рабочих и фабрикантов. Доля участия в прибылях, отмечал Бунге, составляет один из лучших способов, если не для упразднения социального вопроса, то, по крайней мере, для устранения из него всякой жгучести.

Однако в конце ХIХ столетия, несмотря на столь авторитетные суждения ученых—экономистов, идея копартнершипа так и не вышла за пределы теоретических рассуждений, была проигнорирована верховной властью. Столь же равнодушно эта идея была воспринята в период кризиса начала ХХ века, когда озабоченный подъемом рабочего движения управляющий Министерством внутренних дел Д. С. Сипягин предложил царю для создания и поддержки «элементов порядка» среди рабочих обратить особое внимание на меры, «способствующие накоплению сбережений и прикреплению интересов рабочих к интересам самого предприятия» [53].

Решение Временным правительством вопроса о копартнершипе, принятое практически одновременно с законодательным оформлением этого вопроса во Франции, свидетельствовало о понимании членами правительства остроты рабочего вопроса в стране, стремлении ослабить напряженность в отношениях между рабочими и предпринимателями, особенно обострившуюся в годы Первой мировой войны [54].

Как показывают архивные разыскания Л. Е. Шепелева в фондах Министерства торговли и промышленности, было подготовлено шесть вариантов проекта учреждения акционерных компаний с участием рабочих и служащих [55]. Устанавливалось, что акционерные компании с участием рабочих и служащих должны выпускать «капитальные» и «трудовые» акции. Последние должны были находиться в коллективной собственности рабочих и служащих в лице образуемого ими товарищества и ни при каких обстоятельствах не могли быть распределены между участниками кооперативного товарищества. Товарищество рабочих и служащих через своих представителей получало право участвовать в собраниях акционеров и иметь своих представителей в руководящих органах компании. Намечались две возможные формы оплаты акций, передаваемых рабочим и служащим. Согласно первой, акции подлежали оплате за счет причитающегося по ним дивиденда. Согласно второй, оплата «трудовых» акций возлагалась на акционеров. Из шести вариантов проекта пять были основаны на первой и один на второй форме. Оплата акционерами стоимости «трудовых» акций не представляла собой серьезной материальной жертвы с их стороны. Как предусматривалось проектом, рабочим и служащим практически могла принадлежать лишь ¼ основного капитала акционерных компаний. Размер акций компаний с участием рабочих и служащих устанавливался лишь в одном варианте проекта: 100 рублей акция капитала и 10 рублей акция труда.

Общая сумма ежегодного дохода по трудовым акциям, согласно проекту, должна была составлять 5—10% номинальной стоимости этих акций. Так как на каждого рабочего и служащего приходилось «трудовых» акций примерно на сумму, равную его годовой зарплате, владение трудовыми акциями практически означало увеличение оплаты труда на 5—10% в год. При этом вся сумма дохода по трудовым акциям или половина этого дохода (по другому варианту) сначала подлежала отчислению для оплаты стоимости «трудовых» акций, на что требовалось несколько лет.

Тремя вариантами проекта предусматривалось распределение прибыли в два приема, причем в первый выплачивался так называемый нормальный, наперед устанавливаемый процент, процент на акции капитала и труда. Размер «нормального» процента должен был определяться Министерством торговли и промышленности «в зависимости от размеров предпринимательского риска, связанного с организацией данного предприятия», и «в зависимости от степени изнашивания в нем рабочих сил».

Право на участие в прибыли и управлении рабочий или служащий мог получить уже после 1—3 лет работы в компании. Оставление им работы вообще лишало его права участия в прибыли и управлении. Таким образом рабочие и служащие прикреплялись к своим предприятиям, они должны были все основательно взвесить, прежде чем уйти с предприятия на другую работу.

Объединение всех рабочих и служащих в товарищество, действовавшее на основе предварительно учрежденного устава, являлось обязательным условием введения копартнершипа.

Уставы товариществ рабочих и служащих по двум вариантам проекта подлежали простой регистрации в окружных судах на основании постановления Временного правительства от 20 мая 1917 года «О кооперативных товариществах и союзах». По другим вариантам эти уставы подлежали утверждению Министерством торговли и промышленности, что могло делаться вместе с утверждением уставов акционерных компаний.

Программа, предложенная Временным правительством в области компартнершипа, была, безусловно, весьма скромной с точки зрения существенного улучшения положения трудящихся. Однако разработанные по данному вопросу государственные документы, что не могли отрицать и советские исследователи, находилась вполне на уровне подходов к этому вопросу, которые были выработаны в ведущих странах Западной Европы и США [56].

* * *

Углубление противоречий между трудом и капиталом, имевшее место в период интенсивного развития отечественного капитализма, привело к обострению в стране рабочего вопроса. В пореформенный период наблюдался не только усиленный рост количества предприятий и численности их персонала, но и еще более активное, чем в дореформенные годы, вовлечение в процесс промышленного производства женщин, детей и подростков

Обнищание народных масс приводило к росту недовольства в их среде, развитию антикапиталистических и антиправительственных настроений, стачечной борьбе, распространению среди рабочих социалистической идеологии.

В этих условиях правительственные круги под влиянием общественного мнения начинают проявлять все более активный интерес к устройству жизни и быта рабочих и служащих. Важным шагом на пути нормализации отношений между предпринимателями и рабочими явился ряд постановлений и законодательных актов о защите здоровья детей и подростков, среди которых центральное место имели утвержденные Александром III 1 июня 1882 года «Правила о работе малолетних на заводах, фабриках и мануфактурах», а также законодательные акты последующих лет, в том числе закон 3 июня 1886 года «О надзоре за заведениями фабричной промышленности и о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих».

Принципиальное значение для решения рабочего вопроса в стране имело создание фабричной инспекции, обладавшей важными государственными полномочиями. Ее деятельность способствовала существенному улучшению условий труда и быта рабочих, устранению произвола фабрично-заводской администрации и владельцев предприятий.

Рабочее законодательство в России формировалось в условиях отчаянного сопротивления со стороны предпринимателей, считавших, что фабричные законы ущемляют их права и интересы отечественной промышленности. Свою реакционную линию в рабочем вопросе проводило Министерство внутренних дел, насаждавшее в рабочей среде идеи «полицейского социализма» и в значительной мере спровоцировавшее кровавые события революции 1905—1907 годов.

Дальнейшее свое решение рабочий вопрос получает в начале ХХ века. Оно было связано как с совершенствованием законодательства, разрешавшего, в частности, создание профессиональных союзов рабочих и служащих, так и с зарождением российского парламентаризма, в итоге которого было создано рабочее представительство в Государственной Думе. Все это способствовало снижению остроты рабочего вопроса, открытости и гласности в подходах к его решению.

Большой научный и практический интерес представляют подходы к решению рабочего вопроса, которые вырабатывались в период Временного правительства (март—октябрь 1917 г.). Они синтезировали в себе лучший опыт решения рабочего вопроса, наработанный к тому времени в России и странах Западной Европы.

Заключение

В результате проведенного исследования выявлена несостоятельность устоявшегося в советской историографии мнения о том, что Октябрьский переворот 1917 года был в решающей мере предопределен «бедственным положением рабочего класса», его «абсолютным обнищанием» в процессе развития российского капитализма, и что Россия существенно отставала в решении рабочего вопроса от стран Западной Европы и США.

Материалы проведенного исследования дают основание сделать следующие обобщающие выводы:

Рабочий вопрос в России, возникший, как и в других европейских странах на этапе их прединдустриального и индустриального развития, решался последовательно, с учетом реального положения дел в производственной сфере. Он являлся одним из наиболее конкретных проявлений сложного взаимодействия общества и экономики.

В теоретических трудах передовых отечественных экономических мыслителей, которые не разделяли ни крайностей социалистических учений, ни пессимизм прямых последователей А. Смита — Д. Рикардо и Т. Мальтуса, а обладали собственным видением проблемы, было убедительно доказано, что между капиталом и трудом нет непреодолимых антагонистических противоречий, что интересы предпринимателей и рабочих могут быть гармонизированы, в том числе за счет взвешенной и целенаправленной правительственной политики в рабочем вопросе.

Анализ теоретических концепций, предлагавшихся представителями передовой отечественной экономической мысли (А. И. Бутовский, А. И. Чивилев, Н. Х. Бунге, И. В. Вернадский, С. Ю. Витте, М. И. Туган-Барановский и др.) для решения рабочего вопроса, показывает их конструктивный, реалистический характер. Позиция прогрессивных российских экономистов заключалась в стремлении вывести рабочий вопрос из плоскости политических спекуляций в сферу реальной государственной социально-экономической политики и практики. При этом отечественные ученые-экономисты выявили неизбежность параллельного существования во взаимоотношениях между рабочими и предпринимателями двух тенденций:

— общности интересов, связанной с увеличением масштабов производства;

— противоположности интересов в вопросах распределения прибыли.

Поиски компромисса в решении данного противоречия привели к идее активного привлечения рабочих к управлению производством и соучастия в прибылях. В подходах к рабочему вопросу русские экономисты-реформаторы значительно опередили свое время. Идеи рабочего самоуправления, «рабочей собственности», социального партнерства, которые высказывались ими во второй половине ХIХ века, получили распространение в мировой экономической литературе и на практике лишь во второй половине ХХ века и стали своеобразной формой приспособления рыночной системы к новым тенденциям общественного развития [1].

Сравнительно-исторический анализ свидетельствует, что рабочее законодательство в России соответствовало общеевропейским подходам к решению данной проблемы и находилось на уровне законодательства ведущих промышленно развитых стран в соответствующие периоды становления в них промышленного капитализма, а функции российской фабричной инспекции были шире, чем у аналогичных структур в странах Западной Европы.

В результате острой идеологической борьбы между сторонниками интересов крупного капитала и интересов рабочего класса и примирительной компромиссной позиции ученых-экономистов либерального направления решение рабочего вопроса в России происходило в русле общеевропейских подходов, и практически мало чем отличалось от того, как законодательно этот вопрос решался в Западной Европе. Выработанная в дореволюционной России законодательная охрана труда включала в себя три важнейших вида законодательных мероприятий:

— охрана трудящихся в обеспечении их труда и заработка;

— обеспечение нетрудоспособных в форме рабочего страхования;

— развитие коалиционного права — права рабочих союзов и собраний.

Объективная оценка присутствия в экономике досоветской России иностранного капитала позволяет сделать вывод о его позитивном воздействии не только на темпы индустриального развития страны, но и на положение рабочего класса. Россия страдала скорее от недостатка иностранных инвестиций в свою экономику и слабого развития совместных предприятий, чем от избытка таких инвестиций и предприятий.

Благодаря усилиям передовой общественности страны, и, прежде всего, экономистам-реформаторам, государственная охрана трудящихся в дореволюционной России стала необходимой составной частью общей системы социальной политики. Она была направлена на решение следующих конкретных задач:

— улучшение материального положения рабочих;

— укрепление правового состояния рабочего сословия с точки зрения не только формального, но и фактического его гражданского равноправия с сословием торгово-промышленным;

— установление справедливого распределения общественных повинностей соответственно силам и состоянию каждого гражданина общества;

— обеспечение за каждым того уровня образования и культурного развития, который необходим для осознанного участия в общественной жизни.

Накопленный в дореволюционные годы опыт решения рабочего вопроса представляет сегодня несомненный научный и практический интерес. Его всестороннее изучение является важной предпосылкой, как для дальнейшего совершенствования действующего трудового законодательства, так и для определения путей и средств повышения роли человеческого фактора развития отечественного производства.

Это тем более важно, учитывая, что производительность труда на многих отечественных предприятиях остается крайне низкой, что в массовом сознании еще сохраняются многовековые пережитки отношения к труду, как к отбытию повинности, отягощенные многолетним господством социалистической «уравниловки» и государственного патернализма.

Исторический опыт свидетельствует о необходимости комплексного подхода к решению рабочего вопроса, о том, что в государстве необходима продуманная политика, направленная не только на законодательную регламентацию отношений между работодателями и рабочими, но и на поощрение инициативы в создании рабочих организаций взаимопомощи, развитие социальной инфраструктуры на предприятиях. На этой основе должна быть выработана новая научная парадигма, в полной мере учитывающая место и роль человеческой личности в цивилизации ХХI века, принципы социальной справедливости, а также то обстоятельство, что в современных экономических условиях возможны не только конфликты между трудом и капиталом, но и между трудом и управлением.

Важным направлением политики в рабочем вопросе должно стать обеспечение участия рабочих и служащих в управлении предприятиями, а также участие в доходах, т.е. система вознаграждения работников за производственные и коммерческие результаты, на которые они могут оказывать прямое воздействие. Наряду с этим необходимо активнее вводить системы оплаты труда, основанные на индивидуальных показателях. Важно использовать национальные особенности организации труда на предприятиях, развивать артельные и другие формы предприятий, построенные на идее «рабочей собственности».

Все это призвано минимизировать издержки, вызванные «дикой» приватизацией, а также деструктивные факторы, связанные с деятельностью профессиональных союзов в рыночной экономике, способствовать формированию у граждан России нового, осознанного отношения к труду как источнику собственного благополучия и процветания государства, чувство хозяина своей страны и своего предприятия.

От правильного, научно обоснованного решения рабочего вопроса во многом зависит эффективное и стабильное функционирование всей рыночной системы.

Примечания

Введение

1. Как показывают исследования последнего времени, значительная часть трудоспособного мужского населения России проявляет существенную индифферентность в вопросах труда. В стране сложился определенный социальный тип «душой как бы тяготеющий к рынку, а телом — к социалистической уравниловке», не стремящийся зарабатывать больше, чем он зарабатывает. В этом — одна из причин сохраняющейся у нас крайне низкой производительности труда, как в промышленности, так и в сельском хозяйстве. (См.: Проблемы и перспективы социально-экономического развития России: «Круглый стол» журнала «Экономика и право» // Экономика и право. 2002. №3. С. 102,103.

2. Отметим некоторые из работ: Балабанов М. С. Очерки по истории рабочего класса в России Ч. 1—3. М., 1925; Вовчик А. Ф. Политика царизма по рабочему вопросу в предреволюционный период (1895—1904). Львов, 1964; Гессен В. Ю. История законодательства о труде рабочей молодежи в России. Л., 1927; Киняпина Н. С. Политика русского самодержавия в области промышленности (20-50-е годы ХIХ в.). М., 1968; Лаверычев В. Я. Царизм и рабочий вопрос в России. 1861—1917. М., 1972; Политика царизма в рабочем вопросе // Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш., Дубенцов Б. Б. и др. Кризис самодержавия в России, 1895—1915. Л., 1984; Сельчук В. В. Рабочий вопрос в России в публицистике 60-х гг. ХIХ века // Из истории рабочего класса и революционного движения. М., 1958; Татаров И. Классовая борьба вокруг закона о труде и образовании рабочей молодежи во второй половине ХIХ века. М.; Л., 1928; Шепелев Л. Е. Копартнершип и русская буржуазия // Рабочий класс и рабочее движение в России. 1861—1917. М., 1966; Он же. Царизм и буржуазия во второй половине ХIХ века. Проблемы торгово-промышленной политики. Л., 1981; Он же. Царизм и буржуазия в 1904—1914 гг. Проблемы торгово-промышленной политики. Л., 1987.

3. Шепелев Л. Е. Царизм и буржуазия во второй половине XIX века. С. 186.

4. Интересующая нас проблематика нашла частичное отражение в работах: Павлов В. А. Экономическая наука России ХIХ — начала ХХ вв. Этапы и основные направления развития. М.: Российская экономическая академия, 2000; Степанов В. Л. Н. Х. Бунге. Судьба реформатора. М., 1998; Он же. Социальное законодательство О. фон Бисмарка и законы о страховании рабочих в России // Отечественная история. 1997. №2; Тебиев Б. К. Экономический либерализм в России ХIХ века и критика социалистических экономических учений. М., 2001; Ясин Е. Г. Российская экономика. Истоки и панорама рыночных реформ. Курс лекций. М., 2002.

Глава 1. Возникновение рабочего вопроса в России и первые попытки его научного осмысления

1. Очерки истории пролетариата СССР. Пролетариат царской России / Б. Б. Граве, М. В. Нечкина, А. М. Панкратова, К. Ф. Сидоров. Предисл. М. Н. Покровского. Ред. А. М. Панкратовой. Москва: АИО «Огонек», 1931. С. 20.

2. Там же.

3. Цит. по Покровский В. Фабричные и заводские рабочие // Энциклопедический словарь. Издатели Ф. А. Брокгауз и И. А. Ефрон. Т. ХХХV. СПб., 1902. С. 208.

4. Граве Б. Б. и др. Очерки истории пролетариата СССР. Пролетариат царской России / Под ред. А. М. Панкратовой. М.: АИО «Огонек», 1931. С. 50.

5. Там же. С. 60.

6. Левин Ш. М. Общественное движение в России в 60-90-е годы ХIХ века. М.: Соцэкгиз, 1958. С. 50, 51.

7. Там же. С 51.

8. Там же. С. 52.

9. Киняпина Н. С. Политика русского самодержавия в области промышленности… С. 399.

10. Там же. С. 400.

11. Там же. С. 401.

12. Железнов В. Главные направления в разработке теории заработной платы. Киев, 1904. С. 1.

13. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. Кн. 1. Гл. VIII. «О заработной плате».

14. Павлов В. А. Экономическая наука России ХIХ — начала ХХ вв. Этапы и основные направления развития. М.: РЭА им. Г. В. Плеханова, 2000.

15. Канкрин Е. Ф. Очерки политической экономии и финансии. В 3-х частях. СПб., 1894. С. 18, 19.

16. Там же.

17. Бутовский А. И. Опыт о народном богатстве, или О началах политической экономии». СПб., 1847. Т. III С. 396.

18. Там же. Т. II. С. 383, 385.

19. Чивилев А. И. Наука народного хозяйства и ее порицатели. М., 1848. С. 3.

20. Вернадский И. В. Проспект политической экономии. СПб., 1858. С. 40.

21. Там же. С. 38.

22. Бунге Н. Х. Гармония хозяйственных отношений. Первая политико-экономическая система Кэри, изложенная Н. Бунге // Отечественные записки. 1859. Т. 127. №11. Отд. 1. С. 1—42; №12. Отд. 1. С. 435—464.

23. См. Тебиев Б. К. Экономический либерализм в России и критика социалистических экономических учений.

24. Цит. по Святловский В. В. История экономических идей в России. Т. 1. Петербург, 1923. С. 233, 234.

25. Михайловский Н. К. Из литературных и журнальных заметок 1872 г. // Сочинения Н. К. Михайловского. СПб., 1896. Т. 1. С. 681.

26. Там же. С. 703.

27. Шелгунов Н. Сибирь по большой дороге // Русское слово. 1863. №2. С 5—13; Там же: «Домашняя летопись». С. 8.

28. Шелгунов Н. Внутреннее обозрение // Дело. 1869. №8. С. 46.

29. Шелгунов Н. Сила нужды и бессилие филантропии // Дело. 1869. №2. С. 4.

30. Шелгунов Н. Сибирь по большой дороге. С. 43.

31. Пыпин А. Н. Об особенной связи современного исторического периода с идеей рабочего сословия. Статья Фердинанда Лассаля // Современник. 1865. №9. С. 174.

32. Писарев Д. Школа и жизнь // Русское слово. 1865. №8. С. 84—85.

33. Отчего трудно поправляться нашему рабочему… // Отечественные записки. 1870. №2. С. 498.

34. Ткачев П. Производительные силы России // Дело 1867. №4. С. 165, 166.

35. Венгеров С. Майков Валериан Николаевич // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. ХVIII. СПб., 1896. С. 374—376.

36. Тернер Ф. Г. О рабочем классе и мерах к обеспечению его благосостояния. СПб., 1860. С. 28, 33, 34.

37. Век. 1862. №7. С. 149—152.

38. Всемирная история экономической мысли. В 6 т. Т. 2. М.: «Мысль», 1988. С. 298.

39. Флеровский Н. (Берви В. В.). Положение рабочего класса в России. М.: Соцэкгиз, 1938. С. 353.

40. Там же. С. 306.

41. Там же. С. 303.

42. Весть. 1869. №346. (Передовая).

43. Бунге Н. Х. Джон Стюарт Милль как экономист. Киев, 1868. С. 81.

44. Бунге Н. Х. Полицейское право. Т. 1. Киев, 1873. С. 259.

45. См.: Горлов И. Я. Начала политической экономии. Т. 1. СПб., 1859. С. 17.

Глава 2. Экономико-правовое и социальное регулирование рабочего вопроса в условиях интенсивного развитие российского промышленного капитализма

1. Трофимов А. С. Пролетариат России и его борьба против царизма. 1861—1904 гг. М.: Мысль, 1979. С. 19.

2. Ленин В. И. Развитие капитализма в России // Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 490.

3. Там же. С. 498, 499.

4. Зак С. Промышленный капитализм в России. М., 1908. С. 9.

5. Гессен В. Ю. Труд детей и подростков фабрично-заводской промышленности России. Т. 1. М.; Л., 1927. С. 51.

6. Покровский М. Здоровье русского народа в связи с условиями его быта // Русская мысль. 1882. Январь. С. 120, 121.

7. Дело. 1883. №1. С. 53, 54.

8. Зельцер В. Ленин и проблема промышленной революции в России // История пролетариата СССР. Сб. №4. М.: Партиздат, 1933. С. 37.

9. Покровский В. Фабричные и заводские рабочие // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. ХХХV. СПб., 1902. С. 211, 212.

10. Покровский В. Указ. соч. С. 212.

11. Моисеенко П. А. Воспоминания старого рабочего. М., 1966. С. 73 — 85.

12. Рашин А. Г. Формирование рабочего класса в России. С. 611.

13. Соломатина Т. Б. Развитие общественной инициативы в области начального образования в России второй половины ХIХ — начала ХХ веков. М.: Педагогическое общество России, 1999.

14. Степанов В. Л. Н. Х. Бунге: Судьба реформатора. М, 1998. С. 103.

15. Погребинский А. П. Финансовая политика царизма в 70—80-х годах ХIХ в. // Исторический архив. 1960. №2.

16. Степанов В. Л. Н. Х. Бунге: Судьба реформатора. С. 105.

17. Сорокин В. М. Охрана детства. СПб., 1893. С. 164.

18. Приложение // Сорокин В. М. Охрана детства. СПб., 1893. С. 181.

19. Там же.

20. Полное собрание законов, правил, инструкций и циркуляров о рабочих на фабриках, заводах и сельских работах. Изд. 2-е, доп. СПб., 1887. С. 84.

21. Там же. С. 86.

22. Там же. С. 88—97.

23. Гвоздев С. Записки фабричного инспектора. Изд. 2. М.; Л., 1925. С. 48.

24. Иверонов С. История одного опыта: Трудовые колонии для несовершеннолетних. М., 1913. С. 7.

25. Маковский Н. Н. Социально-экономические факторы детской преступности в Москве // Дети преступники… С. 238.

26. Сорокин В. М. Охрана Детства. СПб, 1893. С. 169.

27. Русская мысль. 1887. Август. С. 88.

28. Бунге Н. Х. Полицейское право. Т. 1. Киев, 1873. С. 277.

29. В Русском биографическом словаре (В 20 т. Т. 1, М.: ТЕРРА — Книжный клуб, 1998. С. 269) неправильно указан год смерти Е. Н. Андреева — 1880. На самом деле Е. Н. Андреев умер в июле 1889 г. на Всемирной парижской выставке, где был комиссаром (руководителем) русского отдела.

30. Трофимов А. С. Указ. соч. С. 28.

31. См.: Дементьев Е. Фабричное законодательство // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. ХХХV. СПб., 1902. С. 204.

32. Там же. С. 205.

33. См.: Шепелев Л. Е. Царизм и буржуазия во второй половине ХIХ века: Проблемы торгово-промышленной политики. Л.: Наука, 1981. С. 238, 239.

34. Витте С. Ю. Воспоминания. В 3-х т. Т. 3. М., 1960. С. 309.

35. См.: Полное собрание законов Российской империи (ПСЗРИ). Собр. третье. Т. ХVII. №14232.

36. См.: Шепелев Л. Е. Указ соч. С. 239; Вовчик А. Ф. Политика царизма по рабочему вопросу в предреволюционный период (1895—1904). Львов, 1964. С. 182.

37. Бунге Н. Х. Полицейское право. Т. 1. С. 277—279.

38. См.: Народная энциклопедия научных и прикладных знаний. Т. ХIII. Народно-хозяйственная политики. М., 1911. С. 126.

39. См.: Рабочий вопрос в комиссии В. Н. Коковцова в 1905 г. М., 1926. С. ХVII; Отчет по делопроизводству Государственного совета за сессию 1902—1903 гг. СПб., 1904. Т. II. С. 193, 194.

40. Коковцов В. Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903—1919 гг. Книга 1. М.: «Наука», 1992. С. 60.

41. Там же.

42. Романов Б. Предисловие. Комиссия Коковцова по рабочему вопросу и крупная промышленная буржуазия в 1905 году // Рабочий вопрос в комиссии В. Н. Коковцова… С. V.

43. Рабочий вопрос в комиссии В. Н. Коковцова… С. 13.

44. Там же. С. 22.

45. Там же. С. 236.

46. Полное собрание законов Российской империи. Собр. III. Т. ХХV. №26851.

47. Российское законодательство Х—ХХ веков. Т. 9. Законодательство эпохи буржуазно-демократических революций. М.: Юрид. лит., 1994. С. 48.

48. Там же. С. 18.

49. Там же. С. 108.

50. Народная энциклопедия научных и прикладных знаний. Т. ХIII. Народно-хозяйственная политика. С. 109.

51. См.: Стенографический отчет заседания Экономического совета при Временном правительстве. Пг., 1917. №3. С. 14.

52. Исаев А. А. Участие рабочих в прибыли предприятия // Юридический вестник. 1879. №№9—10. С. 568—570, 574.

53. См.: Шепелев Л. Е. Копартнершип и русская буржуазия // Рабочий класс и рабочее движение в России. 1861—1917. М.: Наука, 1966. С. 291.

54. Несмотря на то, что вопрос о копартнершипе обсуждался в западных странах в течение многих лет, в первые десятилетия ХХ века он еще не получил здесь своего серьезного развития. В 1914 году в Европе и США насчитывалось всего 423 предприятия, рабочие и служащие которых в той или иной форме принимали участие в прибылях. Из них менее трети сочетали участие рабочих и служащих в прибылях с их участием в управлениями предприятием. В Германии, например, насчитывалось всего лишь 46 таких предприятий. (См.: Тотомианц В. Ф. Участие в прибыли и копартнершип. Пг., 1915. С. 113—116).

55. Шепелев Л. Е Указ. соч. С. 299—301.

56. Там же. С. 301.

Заключение

.См.: Сорвина Г. Н. Экономическая мысль ХХ столетия: страницы истории. Лекции. Москва: РОССПЭН, 2000. С. 84—87.

2002 год

Примечания

1

Это определение принадлежит Ф. Лассалю.

2

Полученной «за дело», заработной — Авт.

3

«Видок» — уменьшительное название документа «вид на жительство» — Авт.

4

В связи с учреждение в октябре 1905 года Министерства торговли и промышленности эти функции перешли к новому министерству.