Салага-2

Борис Омский

«Салага-2» – продолжение остросюжетной криминальной повести «Салага», где ее главного героя, случайно попавшего в темную историю, связанную с нелегальным оборотом золота, и чудом избежавшего ликвидации, ожидает новый виток приключений.

© Борис Омский, 2021

ISBN 978-5-0053-1800-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Похороны закончились. Толпа у могилы медленным ручейком потекла к веренице машин и автобусов, чтобы отправиться в снятое для поминок кафе.

Добравшись до своей заблокированной спереди и сзади «Лады», подполковник областного управления ФСБ Володин оглянулся и окинул нетерпеливым взглядом чинно бредущих людей, последние из которых еще маячили у самой могилы. Его нетерпение покинуть кладбище исходило вовсе не от желания поскорее пропустить стаканчик за упокой души начальника уголовного розыска Партизанского района Валерия Орловского. Володину вообще не светило побывать на поминках своего погибшего друга, потому как генерал Рожнов не внял его просьбе перенести их встречу на более позднее время. У подполковника в запасе оставалось всего полчаса, чтобы добраться от расположенного на краю городской черты кладбища до областного управления ФСБ. Рожнов любил пунктуальность. Володин хорошо знал это, потому немного нервничал. Разговор предстоял не из легких, а опоздание грозило усложнить его еще больше.

Они были одногодками. Познакомились в одиннадцать лет, когда отец Димы Володина, военком города, получил новую квартиру в доме, где проживали Орловские. Дима и Валера стали соседями и вскоре крепко подружились. Школу окончили со средними показателями, хотя были способны на большее. Серьезное увлечение сразу двумя видами спорта — борьбой и подводным плаванием — требовало много энергии. Это сказалось на успеваемости, зато в физической подготовке друзья, мечтавшие стать офицерами КГБ, преуспели, что называется, на пять с плюсом.

Начать друзья решили со службы в армии. Не без помощи Володина — старшего попали в войска госбезопасности. Погоны с аббревиатурой ГБ рассматривались ими как первая ступень будущей профессиональной карьеры, поэтому оба старались проявить себя во всем. Их усердие заметили, направили в школу сержантов. Здесь же, на службе, они высказали желание учиться дальше. Командование их намерение одобрило и дало блестящие характеристики.

При поступлении в учебные заведения Комитета государственной безопасности кандидатам в курсанты полагалось пройти придирчивую медицинскую комиссию. На ней неожиданно срезался Орловский. Врачи нашли у него искривление носовой перегородки — последствие не очень квалифицированной операции по удалению абсцесса. Парень погоревал немного и, демобилизовавшись, пошел работать в милицию. Через год поступил на заочное отделение юридического факультета университета. На третьем курсе ему предложили место оперативного сотрудника в уголовном розыске…

Дружба с милиционерами в чекистских кругах никогда не приветствовалась. Руководители МВД и ФСБ постоянно тайно боролись друг с другом за влияние на главу государства, и градус антипатии к лагерю соперника сознательно поддерживался внутри обеих соперничающих под ковром структур. Орловский работал начальником уголовного розыска, то есть относился к ментам, которых в ФСБ всегда недолюбливали. И то, что Володин с ним был на короткой ноге, не являлось секретом для генерала Рожнова. Это усугубляло задачу подполковника убедить своего начальника, что за его стремлением не выпускать дело Орловского из своих рук стоят исключительно служебные интересы, особенно если учесть хроническую боязнь достигшего границы пенсионного возраста генерала наломать дров и быть отправленным в отставку.

На подполковника надвинулась чья-то тень.

— Что, Дмитрий Иванович, на мировую пойти не надумали?

Надо же, какая честь — заместитель начальника областного УВД Пронькин собственной персоной!

— На мировую? — Лицо Володина приобрело отрешенно-холодный вид. — Если мне не изменяет память, я с вами не ссорился.

Пронькина он не любил, будучи в курсе многих нечистоплотных комбинаций этого оборотистого служаки. У него имелась папочка, куда стекались сведения о кипучем теневом бизнесе милиционера. Но подходящее время взять за жабры дельца в форме еще не наступило.

Демонстративная холодность Володина не отбила у Пронькина охоту продолжать разговор:

— Не ссорились, а материалы и свидетеля по факту гибели Орловского не отдаете. Вы же прекрасно понимаете, расследование убийства товарища по службе для нас вопрос чести. Причем никакого следа, интересного для ФСБ в нем, на наш взгляд, нет и быть не может.

— На ваш взгляд, только на ваш… — глядя вдаль, отозвался Володин.

— И просить объяснить более внятно вашу позицию, как я полагаю, бессмысленно?

— Правильно полагаете.

— В таком случае позвольте хотя бы допросить свидетеля. Он же у нас, кроме того, по убийству предпринимательницы Валентины Ващенко проходит.

— Увы, не могу.

— Идиотизм! — начал потихоньку закипать Пронькин.

— Сами виноваты. Не надо было жаловаться на меня Рожнову. Сегодня утром генерал взял это дело под личный контроль. Посему со всеми вопросами и пожеланиями обращайтесь к нему.

Володин повернулся к милиционеру спиной и скрылся в кабине автомобиля.

Присутствовавшие на похоронах наконец расселись по машинам и автобусам, и те нестройной цепочкой поползли к воротам кладбища. За воротами «Лада» Володина, покинув общий строй, выпустила из выхлопной трубы голубоватый сгусток газа и умчалась вперед.

До управления подполковник добрался минута в минуту. Второпях оставив машину прямо на разграничительной линии между парковочными местами почти пустой по случаю воскресного дня стоянки, влетел в вестибюль. Поймав взгляд скучавшего дежурного, коротким, сухим приветствием, разом погасил в нем надежду перекинуться хотя бы парой слов и, несолидно, словно опаздывающий на урок школьник, запрыгал через две ступеньки на второй этаж.

Двери непривычно пустой приемной были распахнуты.

В движении поправляя рукой растрепавшиеся волосы, Володин ввалился в кабинет. Посмотрел на стенные часы.

Не опоздал!

Рожнов запивал из стакана проглоченную таблетку. На неделе он подхватил простуду и не успел оправиться от болезни: бледные щеки, слезящиеся глаза, красный от частого общения с платком нос.

— Здравия желаю, Василий Тихонович, — выпалил нечто среднее между военным и гражданским приветствием младший по званию.

— А, пришел… — У генерала защекотало в носу. Он схватил со стола носовой платок, прикрыв им рот, чихнул.

— Будьте здоровы. — Володин сделал несколько шагов вглубь кабинета.

Начальник отнял от лица платок, шмыгнув носом, несколько старомодно отреагировал на пожелание:

— Благодарствую.

— Ох, не бережете вы себя, Василий Тихонович, — покачал головой подполковник. — Вам бы отлежаться.

— С вами отлежишься! На дому градом жалоб завалили. Из-за тебя, между прочим! А ведь не мальчик уже, должен понимать, где служишь. Оно конечно, дружба — дело святое, и твои переживания понять можно. Но до определенной степени. Ты же, как-никак, подполковник федеральной службы безопасности, потому должен чувствами своими безупречно управлять, обстановку заранее просчитывать, как никто другой… Ну, чего стоишь столбом? Или тебе и сказать-то в оправдание нечего?

— Почему же нечего? — Опасаясь заразиться от больного начальника, Володин присел на краешек стула в самом конце стола для совещаний. — Орловский позвонил в пятницу около семи вечера и попросил с ним встретиться. По какому вопросу, по телефону объяснять не захотел. Я как раз домой собирался, но Орловский был не из тех, кому отказать можно — друг детства. Сижу, жду, а его нет. Терпение иссякло. Набрал номер его сотового. Вместо Орловского попал на некого Олега Петрова. Тот сказал, что Орловский давно уехал на встречу. Затем неожиданно высказал предположение, что Орловского, возможно, уже нет в живых. А если так, то и его, находящегося на даче начальника уголовного розыска в районе поселка Корякино, тоже скоро убьют. После такой информации, я, разумеется, не имел права просто пожелать ему доброй ночи. Далее позволю себе опустить некоторые несущественные подробности и перейду сразу к моменту, когда с группой прибыл на дачу.

На даче нас ждали три трупа и живой, но сильно потрепанный, Петров. Как выяснилось, в Забайкалье Петров с группой из трех бомжей помог человеку с удостоверением подполковника федеральной службы безопасности Куличева спрятать на заброшенном руднике сорок ящиков с рассредоточенным по ним приисковым золотом. Когда все ящики перенесли под землю, Куличев и его сообщник взорвали вход в штольню. Бомжи погибли при взрыве, а уцелевший Петров оказался под землей. Жертвой мучительной голодной смерти в кромешной темноте и одиночестве он не стал. Заваленный взрывом выход из подземелья был не единственным, и Петров это знал. Рядом с рудником располагался поселок, где он, красноярец, проводил отпуск у своей невесты. Прежде работавший на руднике сосед невесты за неделю до встречи с Куличевым во время совместного похода за грибами показал нашему жениху второй выход.

Итак, он выбрался на поверхность живым и невредимым. Однако страх, что хозяева золота узнают о его спасении и явятся ликвидировать уцелевшего свидетеля, пробудил в нем желание исчезнуть и отсидеться в каком-нибудь безопасном месте. Он вспомнил о проживавшей в нашем городе тетке и, никому ничего не сказав, махнул туда. Свои финансовые проблемы, связанные с бегством, Петров рассчитывал уладить за счет прихваченного мешочка с золотом. По пути к тетке он завернул на денек в Москву к своему старому школьному товарищу, рассказал тому о своих приключениях и, заручившись обещанием помочь продать золото, отбыл в наш город. Тетку беглец дома не застал. Как выяснилось, родственница проводила отпуск вне города и должна была вернуться через неделю. Случайная новая знакомая — предприниматель Валентина Ващенко, предложила Петрову на неделю стать ее квартирантом. Он согласился. На следующий день от его московского товарища — кстати, убитого вечером того же дня — поступило сообщение о найденном на золото покупателе. По роковой случайности мнимым покупателем оказался Куличев. Петров, словно заговоренный, пережил три попытки покушения. После третьей, когда погибла приютившая его женщина, он сообразил, что на его след напали хозяева золота. Поняв, что с ополчившейся на него силой в одиночку не справиться, он посвятил Орловского в предшествовавшие их встрече события. Прежде, чем предпринять что-либо, тот собрался навести кое-какие справки. Спрятав Петрова у себя на даче, Орловский отправился на встречу со мной. Но преследователи его подопечного, не обнаруживая себя, вероятно, шли за Орловским и Петровым по пятам от самого города. Они убили начальника угро на пути ко мне, затем отправились на дачу за Петровым. После нашего с ним телефонного разговора, беглец был начеку. Из принадлежавшего Орловскому ружья для подводной охоты он умудрился уложить первого киллера. Второго же вознамерился взять живым. Пленный должен был стать главным доказательством правоты его слов в предстоящем со мной разговоре. Впрочем, подстрелить из засады и взять в плен хорошо подготовленного бойца совсем разные по сложности вещи. Второй киллер, которым оказался сам Куличев обезоружил и избил Петрова. Легкая победа притупила бдительность Куличева. Он расслабился и позволил втянуть себя в разговор. В его ходе Петров изловчился и столкнул киллера в открытый погреб. Куличев разбился насмерть, а нашего беглеца впереди ждало новое испытание. Когда он вышел на крыльцо дачи, в глубине сада раздался выстрел. Пуля попала в глушитель, доставшийся Петрову вместе с пистолетом Стечкина от первого киллера. Глушитель находился в нагрудном потайном кармане куртки, и, приняв пулю на себя, изменил первоначальное направление ее движения. Она прошла под мышкой, почти не причинив Петрову вреда. А спустя несколько мгновений, третий киллер нарвался на очередь из «Стечкина».

Вскоре к даче подкатил я со своими людьми. К обстоятельному допросу из-за ранения, нервного перенапряжения и полученных побоев Петров был не готов. Уяснив основные моменты происшествия, я велел отвезти его в больницу. Сам же отправился на поиски тела Орловского. Перед смертью Куличев проговорился Петрову о его местонахождении, так что поиски не затянулись. Кроме трупа, в окрестностях дачного поселка мои люди обнаружили автомобиль и мотоцикл. Их номера совпали с номерами в бумагах на транспортные средства, найденные при мертвых киллерах вместе с другими документами. Мы сейчас плотно работаем со всем этим богатством, хотя я особо на этот счет не обольщаюсь, потому что на охоту за Петровым Куличев прибыл уже под другими именем и фамилией в личных документах, не имеющих отношения к ФСБ. Думаю, документы его подельников тоже липовые…

— Гадать не будем, подождем результатов, — сухо вставил осторожный Рожнов.

— Слушаюсь, — не стал спорить Володин. — Разрешите продолжить?

— Продолжай.

— В субботу утром весть об убийстве Орловского дошла до милицейского начальства, и оно принялось настаивать на передаче расследования уголовному розыску. Я отказал, и оно переключилось на вас, — закончил Володин.

Генерал потянулся к носовому платку. Прочистив нос, он взял со стола флакончик с назальным аэрозолем. Поочередно заправив лекарством обе ноздри, сделал шумный вдох и проворчал:

— Откровенно говоря, после твоего рассказа у меня на сердце легче не стало. Что же получается, в нашей конторе завелись оборотни, делающие бизнес на контрабанде драгоценных металлов?

— О твердом «да» или «нет» говорить рано. В любом случае, если рассказанное Петровым правда, это дело нашего уровня. Кража золота с приисков — железный повод придержать материалы и свидетеля по делу Орловского. Отдав же Петрова УВД, мы рискуем дать шанс милиционерам выйти на преступную группу расхитителей приискового золота с возможным участием в ней сотрудников ФСБ, — плавно подвел генерала к главному Володин. — Одно — самим аккуратно в своем доме порядок навести, да еще и попиариться на этом. Показать, стало быть, общественности, что мы из того тайны не создаем: честно и беспощадно разоблачаем и наказываем предателей, не принимая во внимание их должности, звания и былые заслуги. Совсем другое — допустить до своего грязного белья милицейскую братию. Тем более теперь. Можно сказать, в переломный момент, когда появились предпосылки для возвращения нашей организации утраченных в начале перестройки позиций.

Володин умолк. По выражению глаз начальника чувствовалось, что тот по достоинству оценил его доводы. Рожнов забыл о простуде. Его плечи расправились, затуманенный болезнью взгляд прояснился. На бледных щеках больного заиграл румянец тревоги, а красноватый от частого контакта с носовым платком нос наоборот побелел.

— Ну да, — долетело до Володина бормотание ушедшего в себя генерала, — премьера нового, из наших, только что назначили. Немощному «гаранту», ходят слухи, недолго за руль держаться осталось. Позволить сейчас МВД в ущерб конторе устроить пышную рекламу своих заслуг — непростительная роскошь. — Он поднял глаза на своего офицера. — За такую промашку нам тут всем головы поснимают.

— Отбиваясь от милицейских наскоков, я как раз это имел в виду. А вы меня отругали, — счел к месту ввернуть Володин.

— Пронькин мне совсем другие песни пел, — хмуро отозвался генерал.

— Пронькин чувствует, что я под него копаю, и мстит. К слову, не желаете как-нибудь на досье взглянуть с полным набором его подвигов от черного бизнеса и акробатических этюдов с девочками до дружбы с организованной преступностью?

— Обязательно, но позже, — с умеренным воодушевлением отнесся к предложению Рожнов, озадаченный более насущной на сегодня проблемой. — Сейчас я бы хотел взглянуть на золото, изъятое у Петрова. Где оно? Неужели в машине оставил?

— Никак нет. У Петрова его с собой не было. Оно в доме его покойной квартирной хозяйки Валентины Ващенко. Если, конечно, милиционеры тайник не нашли.

Генерал нахмурил брови.

— Что значит, «если милиционеры тайник не нашли»? Разве ты не выяснил, где тайник, и не позаботился об изъятии из него золота?

— Петров нуждался в медицинской помощи, и я не стал наседать на него с подробностями. Посчитал, если уголовный розыск до сих пор золото не нашел, никуда оно от нас не денется.

— Вы посмотрите на него! «Нуждался в медицинской помощи», «не стал наседать»! — сердито процитировал подполковника Рожнов. — Каков гуманист. Да это золото — первостепенная улика. Ты обязан был мне его, едва ступив в кабинет, на стол положить. Я бы вещьдок с протоколом допроса Петрова в центр отправил, а дальше с нас взятки гладки. Забайкалье не наша сфера влияния, пусть с ним Москва сама разбирается. Нам же хвала и почет за бдительность. А ты? Ни протокола, ни улик.

— Очень уж крепко Петрову досталось. Избитый с кровоточащей огнестрельной раной. Опять же стресс, чуть не убили ведь. Спасибо, хоть что-то рассказал, в обморок не хлопнулся.

— Вчера или сегодня утром почему не допросил по всей форме и насчет золота не побеспокоился? — не унимался генерал.

— Вчера, откровенно говоря, замотался. Бессонная ночь, работы невпроворот. Шутка ли, четыре трупа! Сегодня похороны. Не мог я друга в последний путь не проводить. Не по-человечески это.

— Не по-человечески, — вдруг смягчился Рожнов. — Но завтра с утра — в больницу. Допросишь по всей форме, затем с протоколом и золотом ко мне. Ясно?

— Так точно!

Пальцы правой руки генерала потянулись к флакончику с назальным аэрозолем. Оросив из него обе ноздри, он сделал шумный, резкий вдох и снова обратился к Володину:

— В какую больницу ты Петрова пристроил?

— В Павловскую.

— В Павловскую? Это же пригород. Почему так далеко упрятал?

— У меня там главврач свой человек. Ничего лишнего объяснять не надо. Сказал, что от него требуется и все. Ни охов, ни вздохов, ни возражений.

— Меры безопасности обеспечил?

— Отдельная палата, регистрация на вымышленное имя, охрана — двое толковых ребят по очереди дежурят.

— Охрана — это правильно, а то ударится в бега… Подозрительно ловко он с тремя вооруженными киллерами на даче управился. Вдруг не тот, за кого себя выдает, и забайкальскую историю на скорую руку сочинил, стремясь тебя с толку сбить.

— Не думаю. Я просмотрел сводку происшествий по региону и нашел свидетельства в пользу его рассказа. В первом случае неизвестные совершили нападение на бывшую турбазу, несколько лет назад выкупленную местным криминальным авторитетом по кличке Кит. В ходе нападения сам Кит и его люди были уничтожены. При одном из трупов нашли документы на автофургон и накладные на перевозку в нем ящиков с гвоздями. Сама же фура исчезла. Спустя несколько часов ее, пустую и брошенную, обнаружили на трассе в полутора десятках километров от турбазы. Рассказ Петрова хорошо согласуется с этими двумя происшествиями из сводки. По-видимому, нападение на турбазу организовали с целью захвата золота, спрятанного в ящиках с гвоздями. Осуществила его небольшая группа профессионалов. Захватив фургон, она доставила груз на рудник и временно укрыла его под землей, чтобы позже спокойно переправить дальше. А пустую машину по окончании операции бросила на дороге.

— Похоже, ты прав, — согласился Рожнов. — Но завтра все равно разберись с Петровым самым тщательным образом.

— Будет сделано, Василий Тихонович.

— Когда эксперты из нашей лаборатории обещали дать заключение по трупам и всему остальному?

— Завтра во второй половине дня. И это не единственная наша надежда. При последней встрече с Куличевым Петров вдруг вспомнил, что сталкивался с ним в Афганистане. Он служил в десантных войсках в чине старшего сержанта, был родом из Москвы и носил имя Борис. Я отправил срочный запрос по бывшему старшему сержанту с его посмертным фото в министерство обороны. Очень рассчитываю, что не зря. Выясним, что он за птица на самом деле, остальное дело техники.

— Разумно, — одобрил генерал. — Так, глядишь, по тихой воде выйдем на верный курс и тогда уж во весь голос отрапортуем наверх.

Отпустив Володина, генерал, несмотря на недомогание, не отправился сразу домой, где его ждал мягкий диван, телевизор и общество Дарьи Антоновны — заботливой супруги и образцовой хозяйки. Она, верно, уже приготовила обед и, присев где-нибудь, поглядывая на часы, вздыхает. Как же, у ее любимого Васеньки температура, сопли в три ручья, а ему, хворому, даже в выходной день покоя нет. Взбудоражили так, что не выдержал, на работу побежал. Сказал, на часок. Но часок-то давно прошел. А он не юноша, в его возрасте такие подвиги без последствий не проходят. Коль в придачу к простуде давление подскочит, совсем весело станет.

«Давление… — Глаза Рожнова презрительно сузились. — Эх, бабы! Где вам понять, что есть вещи важнее какого-то давления. Его таблетками сбить можно. А вышибут тебя на пенсию из-за глупого промаха, назад своего кресла не вернешь. От пенсии никакие таблетки не защитят».

Рожнов происходил из породы руководящих кадров, которой расставание с властью дается нелегко. Время безжалостно отсчитывало год за годом, приближая миг, когда ему, выражаясь фигурально, придется снять генеральский мундир. Если же напрямую, то лишиться соответствующих званию полномочий, а с ними и многочисленных приятных ощущений, даруемых человеку высоким служебным положением. Без них его красивый китель будет иметь не многим большую цену, чем аналогичный реквизит из костюмерной какого-нибудь театра. Отставка страшила Рожнова. Он прилагал все усилия, чтобы оттянуть ее: самоотверженно боролся за высокие показатели вверенного ему управления, избегал конфликтов с начальством и дипломатично утрясал щекотливые вопросы, чреватые опасностью нажить себе врагов среди представителей областной верхушки, имевших влиятельных покровителей республиканского уровня. Выбранная стратегия позволяла ему оставаться фигурой, которая всех устраивала. Менялись губернаторы, спикеры местного парламента, областные прокуроры, начальники УВД, происходили перестановки в центральном аппарате ФСБ, и лишь Василия Тихоновича все кадровые чистки, как заговоренного, обходили стороной. И теперь, отослав Володина, простуженный генерал не спешил домой, стремясь в тишине кабинета выработать самую оптимальную стратегию в связи со свалившимся делом о забайкальском золоте.

У Рожнова были веские основания думать, что Пронькин так просто не успокоится. И не столько из искреннего стремления найти и наказать стоявших за исполнителями убийства людей своего штатного сотрудника, сколько от желания досадить Володину. Чует, волк, обкладывает его подполковник красными флажками, оттого злится, козни против Володина строит, опасные и для него, Рожнова. Генерал ясно представил, как это будет выглядеть, если сидеть сложа руки. Пронькин артист еще тот. «Подогреть» начальника УВД области Бокова для него не велика морока. А Боков протеже самого министра МВД — любимчика президента… Короче, поднятый Пронькиным вал вскоре опять покатится, только другим путем — к его, Рожнова, непосредственному начальнику генерал-лейтенанту Лазуткину. У Лазуткина же о предмете разговора никакой информации под рукой не окажется. Человек он вспыльчивый. Запоздалыми объяснениями не проймешь. В припадке гнева может вполне о его критическом возрасте вспомнить и коленом под зад на заслуженный отдых благословить.

В воскресенье Лазуткин обычно посещал теннисный корт. Он долго не отвечал на звонок. Рожнов терпеливо ждал и дождался своего.

— Здорово, провинция, — услыхал он не слишком радушное ответное приветствие.

— Простите, Юрий Денисович, я вас, наверное, от тенниса оторвал.

— Смотри-ка, запомнил, когда играю. А я уж и забыл, что вообще тебе об этом говорил. Хвалю. Ясная у тебя голова, иному молодому не грех позавидовать.

— Приятно слышать такую высокую оценку, особенно от вас, человека, никогда не расточающего похвалы попусту.

— Ладно, довольно любезностей. Выкладывай живее, зачем я тебе понадобился. Меня партнер ждет, — прозрачно намекнул Лазуткин на то, что у него есть более приятное занятие, чем с Рожновым разговоры по телефону водить.

Рожнов намек ухватил и сжато обрисовал ситуацию.

— Молодец, Василий Тихонович, что, не стал с этим тянуть до понедельника, — прервав продолжительное молчание, почти по слогам произнес Лазуткин.

Чувствовалось, информация о золоте задела его за живое. Крепко задела, отодвинув теннис на второй план. Не замечая более своего скучающего партнера, он разрешился серией уточняющих вопросов.

Рожнов без запинки отвечал на них. Легкость, которая обычно возникала в теле, когда жизнь подтверждала правильность выбранной им линии поведения, отлично стимулировала работу ума.

Покончив с вопросами, Лазуткин сказал следующее:

— Ты, Василий Тихонович, не переживай. Дело это я у тебя заберу, не по твоему оно областному огороду овощ. Если милиционеры приставать будут, не стесняйся, отправляй их прямо ко мне. Завтра жди от меня посланцев. Передашь им свидетеля. Но в управление его не тащи, мало ли что. Передачу организуй в больнице…

— Пригородного поселка Павловский, — подсказал Рожнов.

— Вот-вот, именно там. Результаты экспертиз и вещдоки по делу тоже передашь. Володину прикажи никаких шагов не предпринимать. Пусть вообще забудет, что от свидетеля слышал. И ты тоже забудь. С вас того довольно, что такого карася не проморгали. За это, обещаю, без наград не останетесь. Если действительно на оборотней выйдем, сверли дырочку для ордена. И Володина твоего не обидим.

— Спасибо, Юрий Денисович, — Только… — Польщенный Рожнов вспомнил про отданные Володину распоряжения. — Словом, я тут кое-какую инициативу проявил, посчитал, так лучше будет. Прикажите свернуть?

— Никакой инициативы, — категорично потребовал Лазуткин, даже не удосужившись спросить, в чем, собственно, она заключалась. — Передашь дело и жди награды.

«Награда — это хорошо, особенно орден. Он бы меня от пенсии, как минимум, на годок-другой застраховал, — все еще продолжая находиться под впечатлением от разговора с начальством, подумал Рожнов. — Только навряд ли он мне обломится. Треп Лазуткина об ордене не более чем бодрящая пилюля, чтобы у меня подметки дымились от усердия. Ордена и среди московских товарищей рассосутся. Число их в центральном аппарате немалое, а груди широкие. В общем, обольщаться не стоит. Да я и не обольщаюсь. Не за орден усердствовать буду, а за укрепление своих позиций. Лишний раз докажу, что старый конь иногда поглубже молодого пашет».

Из управления Володин поехал домой. Открыв дверь своим ключом, заметил на шкафчике для обуви прижатую сверху шариковой ручкой записку от жены. Жена сообщала, что их дочь Галочка и зять Стасик приглашены сегодня на вечеринку, и она до их возвращения на квартире молодых будет присматривать за годовалым внуком Сереженькой. Дмитрию Ивановичу предлагалось, покормив Кирюшу, присоединиться к ней с внуком и провести остаток выходного втроем.

Сибирского кота Кирюшу Володин нашел на привычном месте в гостиной. Старый жирный кастрат приветствовал его из кресла широким ленивым зевком. После стерилизации он не утратил интерес лишь к еде и сну.

— Ах ты, свинтус, — Для приличия мог бы нос в прихожую высунуть, хозяин пришел все-таки, — пожурил кота подполковник.

Выговор расшевелил совесть в упитанном Кирюше. Он спрыгнул с кресла, блаженно потянулся и, заглаживая вину, потерся пухлым бочком о ногу Володина. Пощекотав кота за ухом, подполковник отправился в ванную мыть руки. Кирюша за ним не пошел, он всегда избегал лишней суеты. Величественно и высоко неся пышный хвост, представитель семейства кошачьих прошествовал сразу на кухню к своей пустой миске. И первое, что Володин увидел, войдя в кухню, были его томные просящие глаза.

Вывалив в миску зверя содержимое пакетика с надписью «Вискас», подполковник открыл холодильник. На его вмонтированной в дверцу полке стояла бутылка с финской водкой. Несмотря на западное происхождение, Володин уважал ее больше любой отечественной марки. После нее он никогда не страдал головной болью и прочими «прелестями» похмелья. Водка ему понадобилась помянуть Валерку Орловского. На официальные поминки не попал, так хотя бы в индивидуальном порядке помянет друга.

Закрывая входную дверь, услышал телефонный звонок. Первым пришло на ум — жена. Записки ей мало показалось. Беспокойные все-таки существа эти женщины.

Володин вернулся в квартиру.

— Слушай, Володин, — донесся из трубки искаженный простудой голос Рожнова, — мы с тобой парились, перечень мероприятий касательно забайкальского дела составили. Так вот, поспешили мы. Я с Москвой для страховки проконсультировался, и она наши замыслы не одобрила. Приказано никакой самодеятельности не проявлять. Завтра Лазуткин пришлет к нам людей. Сдадим свидетеля им с рук на руки и поставим точку в этой истории.

— Почему такая спешка? — удивился подполковник. — Дали бы человеку сперва долечиться.

Рожнов недовольно кашлянул:

— Москва перед нами отчитываться не обязана. Сказано завтра, значит, завтра. Ответ на свой запрос в министерство обороны уничтожь. Не читая. Допрос Петрова отменяется. Единственное — узнай у него, где золото припрятал, изыми и мне передай. Больше, специально повторяю, никакой самодеятельности. А то знаю я твой норов…

— Понял.

— Ну, будь здоров.

— И вам того же, Василий Тихонович.

Володин зло воткнул трубку радиотелефона в нишу зарядного устройства. Он это дело раскручивать начал, а его беспардонно в сторону. Противно! Законов всяких, правил, моральных принципов навыдумывали. Других их соблюдать заставляем, а сами…

Неприятный осадок от телефонного разговора с Рожновым тяготил его на протяжении всего пути к дому дочери.

Шагая от машины к подъезду, подполковник заметил на балконе жену с внуком на руках. Дмитрий Иванович помахал им. Жена, ответив ему тем же, наклонила голову и что-то сказала мальчонке. Сереженька с умиленно-сосредоточенным личиком вытянул свою крохотную ладошку в направлении деда, растопыренные пальчики ребенка запорхали в воздухе вверх—вниз, вверх-вниз. Лицо Володина расплылось в счастливой улыбке, и он совсем уже другим человеком скользнул в полумрак подъезда.

Домой от дочери супруги вернулись почти в двенадцать. По очереди приняли душ. Володин мылся вторым. Войдя в спальню, он застал жену у зеркала с баночкой ночного крема от морщин в руках. На прикроватном коврике не менее сосредоточенно вершил вечерний туалет увалень Кирюша. Вынашиваемые им на ночь планы были прозрачны как стеклышко: кот собирался сменить поднадоевшее за день кресло на место в ногах хозяев.

Дмитрий Иванович завел будильник на семь утра и поставил его на прикроватную тумбочку рядом с ночником и двумя телефонами — мобильным и домашним.

— Ложимся? — спросил он жену, сбросив банный халат и облачась в ночную пижаму.

— А молоко выпить опять забыл?

— Забыл, — виновато признался Володин.

— Марш на кухню. Там тебя твой стакан дожидается.

Подполковник покорно повиновался.

Молоко он не любил. Но примерно с месяц назад жена прочитала статью одного профессора, посвятившего половину своей жизни изучению влияния этого продукта на здоровье человека. В ней ученый утверждал, что тот, кто в течение шести месяцев каждый день выпивает двести граммов молока перед сном, продлевает себе жизнь на один год. Статья произвела на супругу Дмитрия Ивановича впечатление. На следующий же день она начала регулярно принимать оздоровительную дозу молока на ночь не только сама, но и вынудила мужа дать слово следовать ее примеру.

Накрытый салфеткой стакан Володин нашел на обеденном столе. Он выпил белую жидкость, как микстуру, залпом и без всякого удовольствия. Посуду из-за врожденной аккуратности грязной на столе не оставил, понес к мойке. Открывая воду, услышал пиликанье телефона.

«Галка, наверное, — подумал. — Беспокоится, благополучно ли родители до дому добрались».

В кухню вошла жена.

— Тебя. — Она протянула трубку радиотелефона. — С работы.

Володин недовольно повел плечами. Поставив мокрый стакан в мойку, и, поспешно вытерев руки кухонным полотенцем, потянулся к трубке.

Его ждало ошеломляющее сообщение. На Павловскую больницу совершено дерзкое нападение. Петров бесследно исчез.

— Ложись без меня, — крикнул Дмитрий Иванович жене и побежал одеваться.