Далила-web

Борис Георгиев, 2012

Ему нет ещё и двадцати, он влюблен, любовь его прекрасна, как мечта, но разграфлённый, автоматизированный, стандартизованный, до тошноты унылый мир не собирается отпускать его добровольно. Можно ли смириться с таким положением вещей? Побег – единственный доступный выход. Но стоит ему побежать, Система заметит и будет ждать за каждым углом. Он может не узнать её, когда встретится лицом к лицу, ведь у неё миллионы обличий, и тогда он поймёт, почём его мечта. Система ревнива и не считается с чувствами, вдобавок она знает то, в чём он не рискнул бы признаться даже самому себе. Она хочет его. Перезагрузка не поможет.

Глава вторая

Даже передумай я идти туда, вывернуться из людского потока не получилось бы. Меня внесли в арку под шаром с буквой «П», притиснули к ограде, пропихнули через вертушку, причем прошел я внутрь, крепко обнявшись с худосочной афрокожей девицей баскетбольного роста. Мы с ней ухитрились вдвоем оказаться между крыльями турникета, и голова моя была как раз у нее под мышкой. Не женщина — мечта лесоруба. Два с половиной метра костей, жесткая, как шведская скамейка, и держала крепко. Но все-таки я вывернулся, потому что опасался, как бы она не приняла мою голову за мяч и не попыталась уложить в корзину.

Оказавшись внутри, я почувствовал себя свободнее — здесь не так пихались, — и принялся искать, где у них кафе, но, глянув мельком на стеллажи, забыл на время и о кафе, и о Салли. Только не смейтесь, вспомните — я не был в гипермаркетах ни разу. Жрачку, шмотки и прочее мы покупали по Сети, в магазинах бывали нечасто. Сказать по правде, несколько раз всего заезжали, и не в магазины, а на фермерский рынок. Там сразу понятно, что лежит на прилавке, а если непонятно — позади ящиков обязательно трется сам фермер с вот такой вот ряхой, он объяснит. Потому я и оцепенел слегка, когда увидел на стеллажах ряды белых одинаковых коробочек без надписей. Ни ценников, ни картинок — ни-че-го. А эти снуют мимо с тележками, хватают коробки, не глядя, да и вообще, кого ни возьми — у всех глаза закрыты. Какая-то тетка лет тридцати мне по ногам тележкой проехалась, схватила коробку, подумала, выложила обратно, потом еще подумала, пошевелила пальцами в воздухе и с соседней полки стащила две такие же коробки. Кивнула с довольной улыбкой, промычала: «Теперь для Лешеньки…»

— Извините, девушка, — говорю ей. — Можно вас побеспокоить? Вы не подскажете…

— Господи! — простонала она в ответ, не открывая глаз. — Как же достали эти промоутеры! Я из-за тебя забуду… Где твое окно, чтоб я закрыла сразу?

А сама озирается с закрытыми глазами и указательным пальцем в воздух тычет.

— Понимаете, девушка, в кафе гипермаркета… — начал я объяснять, почему докучаю, но она перебила с досадой:

— Так это реклама кафе! То-то я смотрю. Где окно твое?! Опять эти сволочи плавающее повесили, чтобы искать подольше. Спамеры драные.

И — тык! — пальцем чуть ли не в глаз мне.

Тут уж я обозлился. Схватил ее за руку, выругался, не помню как, но, думаю, крепко. Она, наконец, догадалась раскрыть глаза, визгнула и, пока я потирал царапину на щеке, вырвалась, подхватила тележку и дунула вдоль ряда, аж колеса затарахтели. Я поплелся следом, не пытаясь больше ни с кем заговаривать. Решил: обойду весь этот сарай, но кафе найду. Шел и думал: странное существо — человек. Ко всему привыкает. Я вот, к примеру, утром еще и не представлял, как буду в одном вагоне с чистокожими ехать. А теперь вокруг тысяч двадцать, если не больше, чистокожих чипованных айдиотов, а мне хоть бы хны. Сам с ними заговариваю, и они мне отвечают. Я еще раз потер щеку. Нехило царапнула, гарпия. А если б там глаз? Толку, правда, от глаз мало, когда ни одной надписи. Непонятно даже, был я за тем вон поворотом или еще нет?

Но когда я повернул, понял — нет, не был. В конце ряда двери. «О! — думаю, — вот это и есть кафе. А что надписей нет, так их здесь нигде нет». Сами понимаете, не мог я сдержаться, чуть не бегом проделал остаток пути, рванул дверь… Нет, не кафе это было. Обыкновенный толчок, только большой очень. Я собирался сказать в дверь какую-нибудь гадость и вернуться к поискам, но сообразил — торопиться не надо, мне ведь есть, что делать внутри, раз уж так получилось. Тогда в вагоне не вышло ничего из-за трахнутого в мозг деда, но не во всякой же кабинке у них тут сидят обдолбившиеся наркоды, вон сколько дверей. Я распахнул первую попавшуюся и вошел.

Нет, вы не подумайте, что я вам потому все это так подробно рассказываю, что мне нравится снимать штаны на публику. Не люблю я это дело и порнуху поэтому не уважаю. Просто иначе вы не поймете. Дверь кабинки за мной закрылась, чмокнул магнитный замок, прямо перед глазами зажглась надпись: «Садитесь, пожалуйста», — и открылась крышка унитаза. Вообще-то я и стоя могу, но раз приглашают… Уселся я, значит, а сам думаю: ну, хоть это дело чипанутые с открытыми глазами делают. И точно, прямо перед глазами на двери надпись: «Приятного отдыха!»

— Ага, — говорю, — спасибо. Забыли только напомнить, чтоб ремни пристегнул.

Но мне ничего не ответили. Когда я встал, надпись на двери погасла, а выше, как раз против глаз, появилась новая: «Спасибо, что зашли, госпожа…» — дальше был пробел, должно быть, для фамилии. Пока я соображал, откуда сортир должен знать, как меня зовут и почему обозвал госпожой, сзади зашумела вода, дверь пискнула, и на ней возникло: «Оплатите, пожалуйста, посещение».

— Предупреждать надо, — буркнул я мрачно, и тут только до меня дошло, в какую попал засаду. Нарукавник включать нельзя, а даже если бы и было можно, — откуда мне взять реквизиты, куда платить? Я толкнул дверь, но без всякого проку — заперто.

— Распорядителя позовите! — крикнул я и навалился на дверь всем телом. Какое там, даже не скрипнула. Тут-то меня и переклинило. Орать стал, не помню что; кажется, колотил кулаками; может быть, и ногами добавил. Короче, закончился этот квест просто: шаря по дверной панели, я нажал на пластину возле замка…

08212031:925:54:33 supervisor.scort: фиксация объекта выполнена;

08212031:925:54:34 supervisor.scort:: вызов guard;

08212031:925:55:06 supervisor.guard: выбор способа воздействия выполнен;

08212031:925:55:06 supervisor.guard: itype=00СTCHUBC4XXX;

08212031:925:55:07 supervisor.guard: вызов процедуры воздействия;

08212031:925:56:45 supervisor.guard: вызов clear.db <Андрей Нетребко>;

08212031:925:58:03 supervisor.scort: вызов guid;

08212031:925:58:34 supervisor.guid: выбор типа подсказки выполнен;

08212031:925:58:34 supervisor.guid: ptrn=standard.chrt <Андрей Нетребко>;

08212031:925:58:35 supervisor.guid: подсказка запущена;

08212031:925:59:59 supervisor.scort: flag=object-ready;

08212031:926:00:01 supervisor.scort: управление передано supervisor.root;

08212031:926:55:12 supervisor.root: выбор сценария выполнен;

08212031:926:55:12 supervisor.root: scntype=PROMOTION_TRT;

08212031:926:55:13 supervisor.root: запуск обработки объекта выполнен.

…и дверь снова пискнула. Я не сразу понял, что произошло, только когда по дверному полотну побежали буквы, сообразил, что угодил ладонью в пальпатор. Я пнул дверь еще раз, но слабо, просто не успел еще успокоиться. Ясен герц, она не открылась. Тогда я стал читать письмо сортира-рэкетира. Букв там было много: «Уважаемый Андрей Нетребко! Вы непредумышленно нарушили пункты 3.14.1, 3.14.2, 3.16, 9.20 Правил пользования магазина для чип-модифицированных граждан «Гипермаркет-17». Вы игнорировали правила эксплуатации мест общего пользования (женский туалет) и осуществили несанкционированный доступ к санитарному оборудованию корпорации «Гипермаркет». Согласно Уставу корпорации и на основании статей ГК (юридическое обоснование отправлено Вам в электронном виде), с Вашего расчетного счета будет удержан штраф в размере…»

— Ни фига себе! — вырвалось у меня, но я все же стал читать дальше:

«…безакцептно. На основании Закона о защите личной информации данные о факте нарушения внутренних правил корпорации «Гипермаркет» разглашены не будут в случае, если Вы не сочтете нужным оспорить действия корпорации в судебном порядке. Считаем долгом предупредить Вас, что повторное нарушение Правил будет расценено как предумышленное деяние и может повлечь за собой административную ответственность.

Оставайтесь, пожалуйста, на месте до прибытия представителей службы внутренней охраны».

Ниже подпись: «С уважением, администрация магазина для чип-модифицированных граждан». Еще ниже я прочел: «Чип вам в помощь!» К чему последняя надпись, я тогда не понял, потому что зол был на все и всех и на себя в первую очередь. Оставайтесь, говорят, на месте! Жулики. Хотел бы я сойти с этого самого места! Я саданул в дверь кулаком еще раз, уселся на крышку унитаза и стал ждать прибытия представителей.

Явились они быстро, но не представители, а представительницы. Смех, да и только. Открывается дверь, а там две бабы. Здоровенные. И обе мне показывают: выходи, мол. Прямо как члена правления меня у дверей толчка встретили и повели под локотки. Я не рыпался, интересно же — куда потащат. А у входа что творилось! Когда заловили меня, система безопасности, надо думать, блокировала и входную дверь тоже; очередь там выстроилась из чип-модифицированных гражданок просто невразумительная. И уж они-то, будьте спокойны, глаза открыли, чтоб посмотреть, как меня поведут. И шипели одна другой, видно было — с большим наслаждением:

— До чего дошло, нигде от маньяков нет спасения!

— И не говорите. Слушать не хочу. Куда смотрит полиция?

— Слышишь меня, Сережа? Я возле туалета. Тут поймали хакера…

— Какого хакера, что вы несете, девушка?

— Не мешайте, я не вам. Сережа…

— Ха-акера! Такое придумают. Обыкновенный маньяк.

— Ты что, не поняла ничего? Ты меня удивляешь, Натка. Он е-нод. Известный дилер. На горячем поймали.

— Ха! Насмешила. Наркод обычный.

— Какой наркод?! Натка, поменяй прошивку, а то так и останешься… Посмотри, какой волосатый!

— Ну и что?

— А то. Где у него фидер, а? Нету. Он такой же наркод, как я — Салли Энн.

— Да, не очень ты на нее похожа, — критически заметила та, которую назвали Натой. До меня слишком поздно дошел смысл услышанного, я оглянулся, но понять, кто из них сказал о Салли, так и не смог. Попробуйте запомнить кого-нибудь в огромной очереди из лысых женщин — они и спереди-то на одно лицо, одеты только по-разному. Да и без толку, в общем-то, запоминать, охранницы свое дело знали, держали за локти — не вырвешься, и уверенно тащили куда-то.

— Девушка, — сказал я той, что охраняла мой правый локоть. — Не зайти ли нам в кафе? Выпили бы по коктейлю, поболтали бы…

Говорю, а сам думаю: «Нужна ты мне, корова. Мне бы в кафе попасть, а там посмотрим. Времени уже скоро десять часов». И тут меня осенило. Какой коктейль, если она чипанутая? Она же одну фуду глотает, а для вкуса и тому подобного у нее код с чип-карт! Какое вообще здесь может быть кафе, если этот оранжевый сарай только для чипанутых? Что они там, фуду через трубочку посасывают? И стали меня грызть сомнения. Как же Салли мне встречу в кафе назначила? Она, что же, — не знала? Так ведь говорила, что чуть не каждый день там бывает… Здесь, то есть в этом самом дупермаркете. Чипанутая она, что ли? Я помотал головой, чтобы вытрясти сомнения, и прикусил язык. Решил помалкивать и к охранницам с предложениями не подъезжать, пока не выяснится, чего им от меня нужно. Но им, похоже, по фидеру было, говорю я или молчу.

Протащили меня через весь торговый зал к стеклянной перегородке, за которой деревья, кусты и какие-то палатки или лотки, подождали, пока стекло уедет в сторону, подпихнули в спину. Я почувствовал — локти свободны, но только собирался спросить у суровых теток, что все это значит, стеклянная перегородка стала на место.

— Э! — кричу и пальцем в стекло постукиваю. — Так мы не договаривались! У меня в кафе встреча!

А одна из охранниц постучала маникюром себе по башке, точно как я по стеклу, и показала надпись на перегородке. А на ней: «Вход только для персонала. Приготовьтесь к чип-досмотру!» Я сплюнул и повернулся к ним спиной. Чип им в помощь, думаю.

И оглядеться не успел, какие-то ко мне подскочили в оранжевых с белым одеждах и стали меня хватать за локти. Да что ж такое, думаю, сегодня проходу мне не дают!

— Молодой человек, вы естет? Не заполните ли анкету? Нам очень важно ваше мнение! — и давай мне в три голоса втирать, как им важно мое естетское мнение, и тянуть меня за рукава в разные стороны. Симпатичные, между прочим, девчонки, такие светлокожие блондиночки, все как на подбор мелкие и шустрые. С рекламными улыбками. А я что? Если мое мнение так важно… Ну и дал себя затянуть в одну из палаток. Той блондинке поддался, которая спросила, не хочу ли я вернуться в гипермаркет, потому что все еще надеялся попасть внутрь и разыскать там Салли.

Как эта беленькая в палатке стала меня обхаживать! Кресло придвинула, дождалась, пока я в него плюхнусь, склонилась, ладошку свою мне на локоть, хлоп-хлоп ресницами и спрашивает, удобно ли. А у самой оранжевая хламида на груди разъехалась, какое уж тут удобство. Сглотнул я и говорю ей, мол, все путем. А у самого голова кругом. Она руку с локтя не убирает — ноготки ее кожей чувствую, — и при этом как-то ухитряется придвинуть второй стул — для себя, и усесться рядом, на краешек. И коленками ко мне вплотную.

Ну, сами понимаете, я расслабился. Развалился в кресле и стал ждать продолжения. А вы что сделали бы? Сбежали бы от нее? Правильно, и я бы сбежал, если б знал, чем эти сопли в сахаре кончатся. Но опомниться мне не дали. Откуда ни возьмись у нее в руках появилась стопка бумаги, потом блондинка добыла из ниоткуда ручку и стала задавать вопросы, но при этом не забывала прижиматься коленками, хлопать глазами, наклоняться, демонстрируя свои прелести, и говорить с придыханием. Мы с ней мигом добрались до середины ее вопросника. И фамилию она из меня вытянула и адрес; кажется, даже айди Андрея Нетребко и его мэйл ей стали известны, но за это не поручусь, просто не помню. Когда я немного пришел в себя, каверзные вопросы уже кончились, пошла всякая чушь. Что мне понравилось и что не понравилось в гипермаркете, какую я могу поставить оценку по стадвадцативосьмибалльной шкале за их такой-сякой сервис-швермис, от кого и как я узнал об их оранжевом сарае, — в общем, пошла пурга по трубам. Но когда она услышала о Салли Энн, началось самое интересное.

— Салли Энн? — говорит и совсем уж близко придвигается.

— А вы с ней знакомы? — спрашиваю, а сам думаю: «Что она творит?» Было чему удивляться. Она запустила пальцы мне в волосы и говорит:

— Конечно. Так вы к ней приехали? — а руку не убирает. Коготки ее у меня на затылке.

Я чуть было не брякнул: «Нет, к вам», — но спохватился. Прозвучало бы глупо. Отдулся и отвечаю:

— Да, мы должны были встретиться в кафе гипермаркета. Меня выставили оттуда за то…

Но она не слушала, что я бормочу. Перебирала мои волосы, а потом спрашивает:

— И вы хотите туда вернуться? — и прямо в глаза смотрит. У меня озноб прошел по загривку и зашумело в ушах, что ответил, не помню. Перед глазами оказался лист с мелким текстом, в руках — ручка, и слышу, мне щекотно говорят на ухо: «Тогда подпишите здесь». Странно, что я нашел в себе силы спросить: «А Салли?» Мне ответили: «Подписывайте, и я вас с ней сведу».

И я подписал не глядя. Понимаете, не до того мне было, чтоб читать десять листов мелким шрифтом.

Сзади что-то зашуршало, сквознячок подул в затылок, и в палатке стало светлее. Потом женский голос проговорил довольно громко: «Все в порядке, приступайте». Я даже не сразу узнал, что это та самая блондинка, потому что ничего приятного в ее голосе больше не было. Сухо она это сказала, как будто собаке своей: «Ко мне! Фас!» Я обернулся узнать, к чему приступать-то, и вижу — полы палатки распахнуты, в проеме — задница машины, такого фургона, в каких медики ездят. Причем двери уже открыты, и лезут из них два амбала в белом. Вернее, один лезет, а второй вылез давно. Все, как в тридцать втором клипе сериала «Доктор Смерть», только без музыки. В голове у меня по-прежнему шумело и никаких мыслей не было, кроме идиотской: «К чему приступать?!» — но уж ее-то успел я прокрутить на разные лады. И тут заметил в руках у второго брата милосердия белую штуковину в виде пистолета.

— Что за фигня?! — спрашиваю, а сам уже на ногах. Не заметил, как вскочил. Но отвечать мне никто не собирался. Пошел экшн. Башка моя как была в спящем режиме, так в нем и осталась, за дело взялся спинной мозг. Помню, мелькают затянутые в белое руки и ноги, причем их почему-то гораздо больше, чем должно быть, как будто не двое на меня накинулись, а четверо, по меньшей мере. В какой-то момент из мельтешения вынырнуло дуло белого орудия пытки, я увидел явственно множество мелких игл с дырочками. От ужаса я даже кричать не смог. Схватился за ствол руками, вывернул в сторону и ткнул во что-то мягкое. Оно взвыло дурным голосом, после чего мелькание кончилось.

Встряска пошла моему организму на пользу — вытряхнула сладкую дурь. Очнулся. Стою на коленях, прямо передо мной валяется один из медбратьев, чуть в стороне от его чистокожей башки — белая шапочка. Лица его не видать, только затылок с бляшкой фидера, а из бляшки торчит хлыст. Антенна. С мозгами моими не все в порядке было, точно вам говорю. Иначе как объяснить, почему мне захотелось свинтить с фидера антенну и разглядеть получше. Потянулся я к ней — рука заболела. Потом вспомнил о втором амбале. Он-то куда делся? Поздно вспомнил.

Что-то сдавило шею, меня сунули лицом в теплое и шершавое, чуть не сломав нос; так наступили на спину, что перехватило дыхание, и принялись выворачивать руки. Больно же! Кажется, я заорал, но не от боли, а просто сообразил: теплое и шершавое — это спина того чистокожего, об него мне плющат нос, к нему прижимают так, что ни охнуть, ни вздохнуть. Крик, конечно, не получился. Через какое-то время я понял, что снова могу дышать, открыл глаза и успел заметить, как мелькнули справа и слева распахнутые двери машины. Рывком надвинулся ребристый пол, я услышал грохот и крик, меня садануло в лоб и по коленям. Но только лишь когда хлопнули двери и стало темнее, я осознал: кричал я сам, именно у меня под щекой ребристый грязный пол, значит, не кого-нибудь, а меня, Андрея Нетребко, швырнули в фургон, как куль с песком.

Думаете, я попробовал вырваться, двери высадить? Не угадали. Говорю вам, крышу мне сорвало, сто процентов. Сел на пол, прислонился боком к жесткой кушетке и давай крыть матом, но только не санитаров, до них еще не дошла очередь, а девку оранжевую, за то, что затащила меня в палатку. Палатке тоже досталось, но мимоходом. Главным образом мое выступление затрагивало вопрос происхождения девицы в оранжевом, разные стороны ее внешности и внутренностей. Помянуты были также ее душевные качества и сиськи. Я подробно помню, о чем именно вопил, но пересказывать не буду.

Накричавшись, я обнаружил, что стою на коленях у перегородки между кабиной и салоном, вцепившись в частую стальную решетку. За решеткой — пустые кресла: водительское и пассажирское. Машина, судя по виду панели, — электрокар с управлением для чипанутого водителя. Мне уже приходилось видеть такое — ни руля, ни педалей. Если вдуматься, чипанутому они не нужны, даже мешали бы.

Я не знаю лучшего средства для отрезвления, чем холодные прутья решетки между пальцами. Мне оно тогда помогло. Я подергал решетку, больше для порядка, чем из желания сломать, справа звучно щелкнуло, но не мои потуги были тому виной, просто открылась пассажирская дверь. В лицо дунуло прохладой, и вдруг над спинкой сиденья возникла блестящая лысина с хлястиком. Машину качнуло, в кабину сунулась еще одна лысина, и я услышал недовольное хрипловатое ворчание:

— Говорил тебе, не суйся под руку. Энтузиаст. Таскай тебя теперь.

Одна из лысин, поворочавшись, утвердилась над спинкой кресла и прижалась к решетке, вторая скрылась. Стукнула дверь.

Пока я тупо разглядывал хвост антенны чипанутого энтузиаста, просунутый между прутьями, снова щелкнул замок, на этот раз слева. Машина опять присела на амортизаторах, и тот же хриплый голос проговорил с еще большим раздражением:

— И еще я тебе говорил, проверь парализатор. На тебя, дурака, заряда хватило, а этого как? Брыкается же гаденыш мохнатый, мне халат порвал.

Это он обо мне, думаю. Меня гаденышем назвал. Я, значит, брыкаюсь.

Чувствую, сейчас меня переклинит, опять наломаю дров. Но медбрат на меня ноль внимания, устраивается в кабине и чем-то там щелкает на панели, бурча под нос:

— Тебе ничего, а мне теперь борт вести. А я в этом деле, как ты в анестезии. Что тут еще врубить нужно, чтоб радар видеть?

— Долбозавр дятлоголовый, — говорю ему я. От ненависти меня таращит не по-детски. — Не умеешь — не берись. Таких как ты, ламеров, к машине близко подпускать нельзя.

— Мохнатым слова не давали, — отозвался санитар и — шарах! — кулаком в решетку. Я отшатнулся, но больше от неожиданности. Попало не мне, а его приятелю, аж голова дернулась, только тому это было глубоко по фидеру, потому как все равно без чувств. «И я вот так же мог валяться, если б не кончился заряд в парализаторе», — подумалось мне, и тут я додумался наконец, что пора бы попробовать выбраться из машины. Бросился к дверям, задергал ручку.

— Да, обезьянка мохноголовая, попрыгай там, можешь даже побиться своим безмозглым кокосом об двери, — злорадно бросил через плечо чистокожий.

— Выпустите меня! — кричу. — Яйцеголовые твари! Вы не имеете права! По конституции…

— О! — слышу в ответ. — Ты понял, Нил, какие эта мартышка слова знает? Конституция!

Меня как холодным душем окатило. По тону понятно, чихать они хотели на мои права. Я бросил ручку двери и кинулся к решетке. И тут же услышал, как заныл двигатель. Электрокар дернулся, меня бросило на пол. Ползать на четвереньках стремно, но мне уже было все равно, как я выгляжу. Куда они меня везут? Зачем?

— Что вы хотите со мной сделать? — спросил я, цепляясь за решетку. Машина шла по узкой дороге, петлявшей между островками чахлой зелени, и резко поворачивала то вправо, то влево.

— Не мы хотим! — фыркнул водитель. — Ты сам мечтаешь о срочной чип-модификации.

Я глянул на него, как на сумасшедшего. Сбоку было видно — глаза закрыты, только головой покачивает. Налево наклонит — машину бросит влево, вправо кивнет — мне приходится цепляться за решетку, чтобы не повалиться на пол.

— Я мечтаю, чтобы вы остановили машину! — сказал я ему твердо.

— Серьезно? — переспросил он.

— Серьезно.

— Вот оно как, — протянул он и повернул ко мне голову.

Я еле на ногах устоял.

— М-мать! — выругался чипанутый водитель. — Из-за тебя чуть в столб не вмазал! Не мешай, а то привезу три трупа, а трупы не чипуют. И мечта не исполнится.

— Какая мечта?

— Да твоя же, которая в договоре, черным по белому.

— Не подписывал я никакой договор, — сказал я не очень уверенно, потому что кое-что уже понял. От понимания у меня затряслись поджилки и пересохло во рту.

— Ну, как же не подписывал? У нас с этим четко. Если сомневаешься, можешь после операции посмотреть протокол твоей беседы с промоутером.

— Я ее мозг видал! Вашей промоу… шлюхи оранжевой! — обозлился я, припомнив, как она меня обмишулила.

— Это она тебя видала. Прямо в… ха-ха! В твой глупый мозг, — хохотнул водитель и даже башкой закрутил от удовольствия. На этот раз я не устоял на коленях. Когда этот горе-водитель выровнял машину, он попросил:

— Заткни оральное отверстие. В тоннель въезжаем.

И тут же спереди надвинулась тьма, она слизнула зеленую пену кустов и стволы деревьев, мелькавшие по обе стороны дороги. Синеватое сияние Нижнего Города померкло. Некоторое время я не видел вообще ничего. Ехать в кромешной темноте — удовольствие ниже среднего, если знаешь, что машину ведет нуб, который и радар-то включить с первой попытки не может. Я судорожно цеплялся за решетку, ожидая, что следующий поворот окажется последним. Мало-помалу глаза привыкли к темноте. Приборная панель едва светилась, во мраке проступили контуры головы того санитара, который принял на себя заряд парализатора. Вскоре я смог различить даже косицу антенны, по-прежнему торчащую в грузовой отсек. Не знаю, что на меня опять нашло, но я стал выкручивать ее из фидера. И выкрутил. С полминуты ощупывал упругую колбаску, потом меня передернуло — мерзость какая! — и я бросил антенну на пол. Ничего не случилось. Нулевой результат. Парализованный санитар валялся бревно бревном и только головой пошевеливал на поворотах.

Я глянул на водителя. Тот откинулся в кресле и тоже упер затылок в решетку. «Чего у них сидушки без подголовников?» — спросил я себя. И сам себе ответил: «Это чтобы антенна не мешала». Косица водителя торчала между прутьями, как хобот слона. Клянусь, я начал ее отвинчивать без всякой цели, никакого плана у меня не было. Просто хотелось учинить какую-нибудь пакость, и этим выразить протест. Когда антенна оказалась у меня в руках, я подумал: неплохо бы позлить чипанутого, чтобы заставить его остановить машину и открыть двери, но мысль была мимолетной, лавина событий смела ее в один момент.

— Я ничего не… — растерянно проговорил водитель и пригнул голову, как будто пытался рассмотреть что-то на приборной панели. «Фа-а! Фа-а! Фа-а!» — отозвалась панель и замигала красной лампочкой. Меня потащило влево; пришлось снова вцепиться в решетку, я вгляделся во тьму, и в ту же секунду она нанесла удар.

Меня бросило на решетку, выворачивая пальцы, ударило, хлестнуло по лицу мелким стеклянным крошевом, потом оторвало от прутьев, но миг спустя снова швырнуло на них спиной. Дыхание отшибло; разевая рот, как выброшенная на берег рыба, я попытался нащупать, за что схватиться, но меня бросило плашмя на жесткое и я потерял сознание.

Первое, что увидел, придя в себя, — заднюю дверь электрокара, висящую криво, на одной петле. Странно она выглядела, я даже сначала не понял, в чем дело, но, ощупав жесткое и холодное под собой, сообразил, что машина лежит на боку. Второй двери просто не было, в проеме — что-то серое, освещенное рассеянным светом. Обнаружив, что меня больше не швыряет как попало, я стал на четвереньки и выполз наружу. Уже поднимаясь на ноги (правая болела в колене), заметил, что в ушах звенит и поэтому ничего не слышно. Я выпрямился и помотал головой, чтобы вытрясти звон, но все вокруг поплыло и перекосилось. Думаю, на этот раз я не упал, но то, как очутился по другую сторону от искореженной машины, вывалилось из памяти напрочь.

Помню смятую в морщинистый блин автомобильную морду метрах в десяти, припоминаю, как сидел, опираясь на кулаки и бессмысленно пялился на проносящиеся мимо электрокары, ни дать ни взять — лузер, стративший на первом круге «Death Car». Потом появился звук. Что-то гнусно завывало в недрах разбитого фургона. Когда очередная машина выпрыгивала из тьмы, в лицо било воздухом, и на мгновение рев и свист шин перекрывал остальные звуки. Разбитые в кровь костяшки пальцев болели, я сел ровнее и попытался понять, что за неудобная штука зажата в моей левой руке. Это была антенна. Так и не выпустил ее, пока меня болтало как шарик в погремушке.

Я вскочил на ноги, собираясь броситься к машине, но когда увидел еще раз задранный кверху мятый металл в том месте, где раньше было лобовое стекло, понял — там два трупа.

Стыдно вспоминать, что со мной случилось дальше. Будь на то моя воля, и сам бы забыл, и вам не стал бы рассказывать, но раз уж решил — начистоту, нечего пальцы в ботинках поджимать. Два трупа, понимаете?! И виноват в этом я, как ни изворачивайся. В моих руках дурацкая антенна.

Правда, когда я оглядел свои руки еще раз, антенны у меня уже не было, выбросил, должно быть. Так она и осталась валяться на бетонке; потом, наверное, аварийщики подобрали, когда разгребали это дерьмо. Я слышал за спиной их сирену, выбираясь из тоннеля. Шел, хромая на правую ногу, и бормотал всякую чушь:

— «Death Car», капсула смерти. Два трупа, а обещали привезти три. Обезьянка потерялась. Антенну сперла…

Это показалось мне смешным, сами понимаете, был не в себе. Послушал я свой сиплый хохот и вот тогда-то глянул на руку еще раз. Нет антенны. Я оглянулся. Какие-то огни, и воет сирена.

— Сперла и потеряла, — сообщил я огням. — И сама потерялась. Была, и нету.

Сделав это ценное заявление, я снова посмеялся и ускорил шаг, почти побежал, подволакивая ногу. Свет впереди становился все ярче, больше не нужно было придерживаться за слизкую стену, я обтер пальцы об штаны и провел по мокрому лицу рукой. И удивился безмерно — ладонь стала красной и липкой, а по лбу и щеке тирануло, словно бы не рука у меня, а железная щетка.

— Мордой в битое стекло, — сказал я громко. — Всех, кто не знает слова «конституция», мордой в битое стекло. Сами виноваты. Ловить в сортире!.. Сиськи… Всем скручу антенны!

Тоннель неожиданно кончился, я ненадолго ослеп от яркого света, некоторое время еще брел, ощупывая шершавое ограждение левой рукой, и нес вслух несусветную герцовню, но вскоре в синем ровном сиянии проступили контуры домов, и я увидел выползшее из-под земли шоссе и шарики древесных крон над живой изгородью. Ну что необычного может быть в городском квартале, рассеченном скоростным шоссе? Не сразу я понял, почему он был похож на декорацию. Колонны. Кто не видел — не поймет. Низкое небо города поддерживали ряды колонн; стрела шоссе не вонзалась в горизонт, а растворялась в мутной сиреневой дымке. Я сам был рыбой, а колонны — якорными канатами гигантского плота, слишком неповоротливого, чтобы качаться на волнах.

Встречные шарахались от меня с рыбьим проворством, очень скоро я понял, в чем дело. Они не были чип-модифицированы. Обычные граждане, спешащие по своим делам с открытыми глазами, не чистокожие причем. Понятно, вид мой не вызывал доверия: физиономия в крови, руки и рубашка тоже, штаны разодраны на коленях, да и поведение мое к общению не располагало. После десятка тысяч лысых голов обычные человеческие хаера представлялись мне диковинными, и я пристально рассматривал головы встречных. Если прибавить к этому приобретенную после аварии манеру громко разговаривать вслух с самим собой, получится картина под названием «Маньяк на утренней прогулке». Потому они и пугались, особенно девушки. Я терпеть не могу, когда кто-нибудь начинает рассказывать, что он там думает, хочешь ты его слушать или нет. Папик мой такой фигней всегда страдал, особенно за рулем. Песни пел, рассуждал, даже придумывал на ходу дурацкие стишки. Вот не думал, что эта блажь ко мне пристанет тоже. Оказалось, заразное это дело. Скоро до меня дошло: если не хочу, чтобы кто-нибудь из особо нервных вызвал полицию, нужно свернуть туда, где не так людно, держаться ближе к витринам и не торговать таблом направо и налево. Боковой проезд подвернулся тут же. Я свернул туда, прошел под растяжкой с вездесущим слоганом «Oil Over The World» и оказался на малолюдной торговой улочке, похожей на разрез в многослойном торте. Держаться ближе к витринам получилось само собой, тротуары там были шириной в полшага. И, хоть кое-кто из редких прохожих, заприметив случайно мою образину, спешил перейти на другую сторону, дело пошло лучше.

— Е-бар «Лукоморье», — громко читал я надпись на витрине. — А посмотришь, так лучше б назвали мухоморьем. В е-баре нашем мухоморы, каких не сыщешь под забором. Самые забористые мухоморы в Нижнем Городе.

— Агентство по трудоустройству «Панель», — прочел я, пройдя еще несколько шагов. — Это интересно. Чего? Требуются рабочие строительных специальностей. Нет, мы только ломать умеем, строить — это не к нам.

— Ресторан «Пир духа», — написано было на следующей броской вывеске красными светящимися буквами по серой стене, но заходить я не стал, потому что объявление на двери предупреждало: «Обслуживаются только чип-модифицированные граждане».

Я миновал японский ресторан «Палочки», салон красоты «Гея», ателье афрокожи «Нефертитьки», закрытый на реконструкцию магазин детских игрушек «Лошарик», облупленная вывеска которого призывала «играть в реале», и салон программного обеспечения «Е-бизнес Нью». Молодой человек, нанесенный на стекло нанодиодным способом, совал прохожим огромную коробку с дистрибутивом и подмигивал. У рта его парило небольшое облачко с короткой надписью «На!». «Е-бизнес, — было сказано в пояснении, — реальные деньги в виртуальном мире».

Не знаю, куда и зачем я шел. По правде говоря, больше всего мне была нужна частная клиника, где бы обслужили в кредит по пальпатору, но на двери единственного в этом роде заведения под названием «I-bolit» висело объявление, что кастрация питомцев производится только по предварительной записи, а чип-модификация и вовсе временно приостановлена. Я не рискнул туда войти.

От рекламы рябило в глазах, хромал я все сильнее, но что-то гнало меня вперед, подальше от того места, где осталась разбитая машина.

— Юридическая консультация, — читал я уже не вслух, а едва шевеля губами. — Защита от хака. Обновление прошивки в соответствии с последней редакцией Закона о защите информации. Прокачай чип…

— Эй, псих! — окликнули меня сзади. Я почему-то сразу понял, что позвали именно меня, и обернулся. Какой-то заморыш в джинсовом костюме, рассевшийся на единственной ступени у двери юридической конторы, рассматривал меня с неопределенной улыбкой. Проходя, я не заметил его, потому что смотрел вверх, на вывеску.

— Не треб… — начал он, поднимаясь.

«Он знает мою фамилию!» — алярмом зазвенело у меня в голове, я резко развернулся и кинулся прочь, припадая на правую ногу. «Уже объявили в розыск?» — спрашивал я себя.

— Стой! — кричали сзади.

«Догонит», — подумал я обреченно.

— Да стой же ты, ненормальный! — услышал я совсем близко. — Я только хотел спросить, не требуется ли тебе помощь!

— Фу-у-уф! — передохнул я, останавливаясь. Что-что, а помощь мне определенно требовалась.